Подснежники

— В общем, — в трагичной манере начал Дима. — Я хотел с тобой поговорить о… выпускном. Саша остолбенела и подняла одну бровь. Он что, прикалывается? Ради этого она три урока места себе не находила и все мучилась в догадках? Дима прекрасно знал, что она не идет на выпускной. Денег у ее новой семьи не было, да и сама девушка не горела желанием туда идти. Толпа таких знакомых, но одновременно чужих и далеких людей, которые несомненно напьются и будут позорить их класс в глазах учителей и горожан. — Дим. Ты же все прекрасно знаешь. — Знаю, черт возьми, поэтому и пригласил тебя сюда! — Дима достал из кармана сигарету, заставив Сашу поморщиться, и закурил. — До выпускного меньше четырех месяцев, клуб уже заказан, но деньги можно сдавать еще две недели. Шурик, я всегда мечтал, чтобы на этом празднике ты была со мной. Я, считай, ради этого на второй год остался. — И сделал большую глупость. Ты мог построить себе отличное будущее, ты ведь умный. — Умный-умный, но мы сейчас не обо мне говорим. Послушай, ты пойдешь на выпускной! Со мной, в конце концов. — С тобой? — Саша хмыкнула и широко раскрыла глаза. — А как же Крис? — Я ее бросил, — Дима махнул рукой. — Надоела. Так вот, мы идем на выпускной вместе. А после уроков я забираю тебя, и мы идем на гульки. Идет? Дима был так невинен сейчас, в своей черной рубашке, с милой улыбкой и озорными ямочками на щеках, что Саша закатила глаза и пообещала подумать. Что уже, можно сказать, было еще тем прорывом. Дима сделал победный жест, чмокнул сестру в лоб и отправил на выход из курилки (которую представлял старый мужской туалет). Негоже медалистке было там находиться. Саша выходила из туалета в прострации, совершенно не думая о настоящем. Все ее мысли были посвящены предстоящему выпускному, на который она идти хотела и не хотела одновременно. Возможно именно поэтому она не заметила широкой груди в пиджаке и галстуке, которая неожиданно впечаталась ей в лицо. — Александра! Да как ты… — пожилой преподаватель истории, Павел Дмитриевич, возмущенно посмотрел на отличницу, выходящую из курилки. Он, признаться честно, не разделял мнения других учителей по поводу Сашиной успеваемости. После того, как она обставила его внучку на олимпиаде по истории, он ее, мягко говоря, недолюбливал. — Да ты! Гордость школы! Медалистка! А проводишь перемены в курилке со всякими… — он недоговорил, лишь брезгливо посмотрев в сторону туалета. От такой несправедливости хотелось расплакаться, закричать на всю школу. Но неожиданно для самой себя Саша пристально посмотрела в глаза историку. — А сами вы туда зачем идете? Проветрить, небось? Лицо Дмитрича покрылось багряными пятнами, он заиграл желваками, а взгляд его был страшен. Саша сама не поняла — перегнула она палку или нет, но когда на нее обрушился громогласный «К директору!», поняла. Решив не играть с огнем, она потопала по лестнице на первый этаж, в кабинет директора. Она идет туда уже далеко не в первый раз, но раньше она ходила туда исключительно на дружеские беседы. Что скажет Надежда Леонидовна можно только предполагать. Саша неловко постучала в деревянную дверь. — Можно? — Сашенька, заходи, конечно! — приветливая секретарша тетя Катя помахала рукой. — Надежда Леонидовна на месте, там сейчас твой классный руководитель как раз. Что-то случилось? — Спасибо, Кать, — Саша улыбнулась, проигнорировав вопрос, и вошла в кабинет директора. И правда, там, за столом из красного дерева, мерно пили чай директриса и англичанин. Оба недоуменно посмотрели на Сашу, когда она с виноватым видом опустила глаза. — Меня к вам Павел Дмитриевич отправил. Он… В кабинете раздался телефонный звонок. Надежда Леонидовна взяла трубку, из которой даже до Саши доносились гневные крики. Саша еще больше смутилась, а вот в глазах Станислава Ивановича, наоборот, появились веселые чертики. Не ожидал. Директриса положила трубку и с укором посмотрела на Сашу. — Деточка, что же ты так? Курила на большой перемене в мужском туалете, учителя с ног сбила, нахамила. Случилось что? — Да нет, все не так было! — Он вынуждает меня позвонить твоим родителям. Говорит, что уроки проводить из-за тебя не может, терпение кончается. Сашенька, как так? — Надежда Леонидовна, — Саша сделала кошачьи глазки и с мольбой посмотрела на учительницу. — Пожалуйста, не звоните родителям! — Извини, Саш, но тут ничего не поделаешь. Ты же знаешь, что Павел Дмитриевич очень настойчив. Не позвоню я сейчас — потом хуже будет. Ты можешь идти на урок, и вы, Станислав, тоже. Спасибо за приятное времяпрепровождение. Англичанин встал со стула и раскрыл дверь перед Сашей, пропуская ее вперед. Девушка бросила последний взгляд на неумолимую директрису и вышла из кабинета, сдерживая слезы. Из прострации ее вывел смех учителя, перезвонами разливающийся по пустому коридору. — Ну, ты даешь, Зайцева! Как ты умудрилась Дмитричу нахамить? Саша пожала плечами. — Он меня обвинил несправедливо, а я только констатировала факт. А теперь буду из-за этого дома получать. — Получать? Тебя бьют? — учитель напрягся. — Никто меня не бьет. Хотя, лучше бы били. Их вечный игнор, когда я не похожа на примерную девочку, выводит из себя. Саша сильнее присмотрелась к Станиславу Ивановичу, не понимая, что с ней происходит. В последние дни она проводит с ним слишком много времени. И каждый раз его широкая улыбка все сильнее заставляет сердце сжиматься. Она замечала и ловила множество его черт и жестов. Когда англичанин рассеян или волнуется, он запускает руку в волосы, а когда веселится — треплет волосы другим. Его волнение сразу показывается в его действиях: глаза цвета меди становятся металлическими, отчего по спине пробегают мурашки. — Понимаю, — хмыкнул он. — Знаешь, в молодости я нехило чудил. Но, тем не менее, закончил школу золотым медалистом. Кстати, я учился в этой школе. Саша остолбенела и невидящим взглядом уставилась на преподавателя. В голове сразу показались картинки из прошлого: маленькая третьеклашка, восхищенно смотрящая на светловолосого выпускника, которому вручали медаль. Он был единственным медалистом за два года до этого и за четыре после. Их школа выпускала не много медалистов, возможно, из-за того, что большинство населения их школы из одного, не самого приятного района. Но преподавательский состав был неплох, поэтому Саша и не меняла школу. Тогда, в третьем классе, она влюбленными глазами наблюдала за парнем, который хвастал родителям той монеткой. Тогда она поставила себе цель — достичь такого же успеха. Она искренне хотела, чтобы родители, наконец, посмотрели на нее гордыми глазами и признали, что она — их дочь. Саша не знала, почему эта мысль никогда не покидала ее голову. Не хватало ли ей любви родителей? Возможно, но она так привыкла к этому, что считала нормой. Отец с ее самого раннего детства, возвращался домой уже когда Саша спала, а мать время от времени уезжала в недельные командировки. В такие дни Саша оставалась у соседей, а когда и в детсаду. Став постарше, она оставалась дома одна, сама готовя себе и отцу ужин, собираясь в школу, делая уроки. Может, это и к лучшему, теперь она может хотя бы чайник на плиту поставить. Но сейчас все ее мысли и цели разбились одним предложением. Время от времени, Станислав Иванович рассказывал им, как чудил в старших классах, делал, что хочет сам и никого не слушал. Семь лет она строила в голове образ ботаника, погруженного в книги, а теперь не знала, что и думать. Он мог не зарываться головой в учебу, посвящая себя жизни. Только теперь Саша поняла, что и она может, но было слишком поздно. До выпуска оставалось полгода, меняться сейчас не имеет смысла. — Что случилось, Зайцева? Призрака увидела? До Саши дошел смысл сказанных слов лишь через несколько секунд, и она ошарашено оступилась, облокотившись на плечо учителя. Руку пронзило жаром, а к лицу прилила краска. — Да… то есть, нет, но… Ну… Я пойду, мне на урок надо! Саша развернулась и убежала по лестнице, оставив удивленного учителя одного. Почему-то мыслей о родителях и возможном наказании не было. В голове роились тараканы совсем другого биологического вида. И звали этот блондинистый вид Станислав Иванович.