Медвежьи тропы

      С каждым новым шагом рискуя споткнуться о какую-нибудь таящуюся под хрустким настом корягу и украдкой растирая вывихнутую кисть, Тормунд размышлял о том, что, возможно, это была не лучшая идея. Да чего уж там, испытывать терпение женщины — всегда ужасная идея. И чем тяжелее у неё рука, тем болезненней, в прямом смысле, последствия. Но думал ли о них Тормунд, когда пышущая жаром, казалось, даже через железо лат, спина Бриенны уперлась в его грудь; когда он привлёк её к себе ближе, так, что можно было уловить тонкие запахи мыла и морозного ветра, запутавшиеся в неровно обрезанных золотых прядях... Конечно же, он не думал. Все его мысли были не столь высоки и находились где-то в районе напрягшегося паха в тот момент, когда праведное негодование девы-рыцаря пало на одичалого справедливым возмездием. Для начала Бриенна отвела душу на его до сих пор ноющем запястье, а затем и весь целиком Великанья Смерть оказался принудительно вышвырнутым из седла и обруганным последними бранными словами. Но даже теперь, зная наперёд, чем обернётся тот сиюминутный порыв, Тормунд, не сомневаясь, пережил бы его заново. Ведь травмированная кисть — совсем невысокая цена за прикосновение к такому желанному и пока запретному телу. К тому же было в грубости Бриенны нечто страстное. И интерес одичалого, взбудораженный свежей порцией волнующих ощущений, заиграл новыми гранями, обещая недолгое, но незабываемое продолжение их похода.       — Смеркается. Далеко ещё до того ручья? — подала голос сохранявшая до этого молчание Бриенна. Рука девы-рыцаря демонстративно сжимала богато украшенную рукоять меча, а сурово насупленный профиль словно говорил, что если бы не нужда, то она и вовсе откромсала бы одному небезызвестному одичалому все касавшиеся её конечности и спокойно продолжала бы путь в гордом одиночестве.       Тормунд лишь неопределённо прочистил горло, оставив вопрос неотвеченным. Небо в редких просветах верхушек деревьев действительно потемнело, усилившийся северный ветер сулил холодную ночь, да и конь требовал отдыха. Необходимость привала с каждой минутой нарастала. Ещё после стычки с падальщиками Великанья Смерть понял, что изначальным планам достичь источника до темноты было не суждено сбыться: слишком медленно они продвигались сквозь чащу. Однако к чему омрачать и так неблагодушно настроенную деву плохими новостями? Разве что ради того, чтобы услышать её неподражаемое сопение.       — Тормунд, — строго переспросила Бриенна, шумно раздувая крылья носа и вызывая тем самым невольную улыбку одичалого. — Ты язык проглотил?       — Думаю, то место отлично подойдёт для привала, — уклончиво ответил он, указывая правее тропы, где расстилалась неприметная низина, словно бы образовавшаяся вокруг высокого поваленного дерева. Снег в том месте был неглубоким, а исполинские валуны с пушистыми шапками сугробов, растущие из промерзшей земли неровным полукругом, служили надёжной защитой от ветра. — Лошадь уже еле-еле перебирает копытами, устав тащить лишний груз твоего бесполезного железа. К тому же я зверски голоден.       Конь фыркнул, видимо обидевшись на презрительное «лошадь»; фыркнула и Бриенна, спешившись и взяв скакуна под уздцы. Кажется, она примирилась с непреодолимыми обстоятельствами похода и сейчас лишь мысленно ставила напротив имени одичалого очередную пометку «толку, как от мозоли на заднице», аккуратно прощупывая затёкшими ногами почву и спускаясь в низину.       — Я соберу хворост, — бросила она через плечо идущему по пятам Тормунду. — Мои седельные сумки остались в лапах тех тварей. Поищи какую-нибудь снедь в своих.       Не веря своим ушам, Великанья Смерть оскорблённо округлил глаза. Может у южан и принято жевать отдающие плесенью сухари, но он, Тормунд Громовой Кулак, раздобудет им на ужин сочное, пропитанное ароматами костра мясо. И никак иначе!       Тем временем Бриенна, поглощенная выбором более или менее сухих веток, не видела этого кровожадного огонька, вспыхнувшего в тёмных глазах одичалого. Не заметила она и того, как Тормунд, свирепо сдвинув на переносице брови и позабыв о боли в кисти, сжимавшей древко секиры, напролом отправился в самую чащу. По правде, Тартская дева вообще не желала видеть его. Радуясь передышке от жадных выразительных взглядов она заняла руки работой, выбросив из головы все посторонние мысли. К счастью, приготовления к ночёвке за Стеной не отличались от знакомых ей по ту сторону привалов. Ветка за веткой, сложить из камней поменьше обруч костра, искрой поджечь предусмотрительно прихваченный пук соломы, снять поклажу и широкое седло со спины коня.       О Тормунде она вспомнила, только когда полезла в седельные сумки за котелком, чтобы натопить воды, но вместо положенных ею самолично припасов обнаружила там...       — Проклятый пьянчуга, — сквозь зубы выругалась Бриенна, откупоривая одну из найденных фляг. В нос её тут же ударил кислый запах перебродившего молока. Кроме нескольких ёмкостей с этой странной выпивкой да требуемого котелка в сумках обнаружился разве что добротный стёганный плащ. Ни сухарей, ни вина, ни яблок, ни головки сыра — ничего из того дорожного набора провизии, который она собрала ещё в Черном замке, и которого требовал сердито ворчащий желудок.       Хрустнула ветка. Различив подозрительный шум за треском разгоревшегося костра, Бриенна обнажила меч, готовая обороняться от неведомых нападавших.       — Вижу, с костром ты справилась, — не торопясь, ступил в освещенный пламенем круг Тормунд.       — Когда ты успел сожрать все припасы?       — Эй, тише. Спокойно, — отступая, выставил вперёд руки одичалый, уклоняясь от пробного выпада злой и голодной Бриенны. — Я выкинул весь тот мусор и взял то, что посчитал нужным.       — А сыр?       — Сыр? — рассеянно почесал густую бороду Великанья Смерть, словно бы надеясь отыскать в ней требуемое лакомство. — Да на что он тебе? Всё равно, что солёный снег жевать. Нет, мы будем есть настоящую пищу воинов.       Только теперь Бриенна обратила внимание на приличных размеров рогатую тушу, растянувшуюся у отступа одного из валунов. Снег под ней чернел, расползаясь неровным тёмным пятном, а промеж рогов отчётливо значилось древко секиры Тормунда. Приглядевшись повнимательнее сквозь густую темень и с горечью убедившись в том, что никакого сыра не предвидится, дева-рыцарь поджала губы.       — Мёртвый лось, — без энтузиазма констатировала она, предвкушая на зубах жилистый вкус обуглившегося снаружи и сырого внутри мяса. — Делай, что хочешь, я обойдусь без ужина.       Под обескураженным взглядом Тормунда дева-рыцарь присела на поваленный у костра ствол и принялась за чистку и без того безупречно отполированного клинка. Но на этот раз работа не отвлекала от грустных мыслей. А ведь когда-то ей приходилось выживать без еды и дольше пары дней. В те времена Джейме Ланнистер казался ей самым ужасным в мире спутником. И было это в ином месте, в иное время, с иными людьми... Только клятва осталась прежней, а раз так — она единственное, чего действительно стоит держаться.       — Подумаешь, сыр. Я этими желтоватыми комками и скот кормить бы не стал, — ворчал себе под нос Тормунд, принявшись за разделывание туши.       Чувствовать, как о твои благие намерения вытирают ноги, было неприятно. Весь день одичалый только и делал, что пытался приноровиться к враждебной отчуждённости девы-рыцаря, и это пренебрежение виделось Великаньей Смерти если не оскорбительным, то по меньшей мере незаслуженным. Подумать только, он, Тормунд Громовой Кулак, вооружившись лишь секирой да ярым желанием поразить свою женщину, отправляется среди ночи в самую опасную, непроходимую ледяную чащу под покровом кромешной темноты, буквально учуивает добычу по эфемерным следам, а затем, применив всю свою охотничью сноровку, одним ударом заваливает крупных размеров взрослое животное. Конечно, по меркам остальных походов Тормунда, подвиг довольно скромный. Однако брезгливое недоверие в глазах Бриенны стирало их все в ничто, словно бы не могучий воин стоял сейчас пред ней, а невзрачный плешивый слуга.       Покончив с приготовлениями, Тормунд обтёр руки об одежду и, мрачно нахмурившись, потянулся к седельным сумкам. Раздражение, клокотавшее в нём, вторило звукам шкварчащего в котелке мяса и требовало немедленного выхода или хотя бы доброй кружки обжигающего глотку и дурманящего голову пойла, предусмотрительно прихваченного им с собой.       — Ешь, — спустя некоторое время и две фляжки скисшего козьего молока, пробасил Тормунд, плюхая у ног Бриенны котелок.       Несколько капель мясной подливки, расплескавшись, запачкали Тартской деве сапоги, но, несмотря на варварскую подачу, содержимое посуды на удивление выглядело аппетитно. А пряный запах древесной коры, которую, как она краем глаза отметила, одичалый добавил в еду, смешавшись с умопомрачительными ароматами томлёного на огне мяса, аппетитным паром поднимался вверх, заставляя рот наполняться вязкой слюной. Желудок Бриенны требовательно булькнул.       — Я не голодна, — мысленно сражаясь с потребностями собственного тела, отрицательно замотала головой дева-рыцарь.       После того, как Тормунд выбросил из сумок всю заготовленную ей еду, это уже было делом принципа.       — Это не для голода, а для сил. Завтра они тебе понадобятся.       Не желая пускаться в затяжные споры, Великанья Смерть просто поддел самый жирный кусок лосятины охотничьим ножом и настойчиво всучил истекающее мясными соками угощение своей женщине. И та просто не смогла устоять...       — Вкусно, благодарю, — наспех дожевав порцию и потянувшись за добавкой, отдала должную похвалу повару Бриенна. От сытной еды по всему телу растекалось приятное ощущение тепла, да и мясо действительно было приготовлено великолепно, так, что, позабыв о недавней обиде, Тартская дева позволила себе на некоторое время расслабиться. — Возможно, мне стоит извиниться, но и ты перед тем, как в следующий раз решишь хозяйничать в сумках, сперва посоветуйся со мной.       В ответ Тормунд лишь пьяно улыбнулся. От выпитой на пустой желудок браги кружилась голова; хмель успел порядком ударить ему в голову. А валявшаяся рядом с Великаньей Смертью на снегу третья опустошённая фляга говорила о том, что одичалый явно не собирается этим вечером ограничиваться на уже принятом на грудь спиртном.       — Будешь? — предложил поделиться он, поймав заинтересованный взгляд Бриенны. — Хоть согреешься по-человечески.       Ледяной ветер действительно пробирал Бриенну до костей, а в промокших ногах поселилось неприятное чувство сырости. Однако она боялась, как бы от неведомой браги не стало ещё хуже. Недоверчиво нахмурившись, дева-рыцарь все же приняла ополовиненную флягу из рук одичалого и, поморщившись, сделала глоток.       — Гадость, — закашлявшись, выдавила она, с трудом проглотив обжигающую вязкую жидкость.       — По сравнению с той кислятиной, которую вы называете вином, это просто напиток богов.       Покончив с трапезой и передав заметно опустевший котелок одичалому, Бриенна принялась расшнуровывать завязки лат. Выходило скверно. Кислое пойло неведомой крепости сыграло с ней злую шутку, туманя разум и путая движения, отчего процесс распускания ремешков превратился в затяжную утомительную пытку.       — Этак ты до утра провозишься со своими железками, — заметил Тормунд, с аппетитом вгрызаясь в оленятину.       — Обычно мне помогает Подрик, мой оруженосец, — стягивая с себя второй наплечник, пропыхтела Бриенна, — но я и сама отлично справлюсь.       — Конечно справляешься, — одобрительно кивнул Великанья Смерть. — Так, значит, в придачу к этой жестянке ещё и мальчик полагается?       — Ты не понимаешь, — принимаясь за боковые ремни нагрудника, сказала дева-рыцарь. — Он служит мне, чтобы потом стать рыцарем. У нас так принято.       Тормунд задумчиво оправил бороду, размышляя о южанах и их странных обычаях, а потом сказал:       — Я плохо разбираюсь в металлах, но эти явно не деревенский кузнец ковал. Ты забрала свой доспех в бою?       — Это подарок, — освободившись от всех составляющих брони и закутываясь потеплее в плащ, протянула она и, чуть помявшись, добавила: — От друга.       Представив этого «друга», одичалый помрачнел, невольно сжимая кулаки. Уже второй раз за этот вечер ему хотелось выпустить кому-нибудь кишки, но, встреть он сейчас неведомого «друга», делающего такие кричащие богатством подарки чужим женщинам, лёгкой смертью соперник не отделался бы... О, нет, Тормунд заставил бы того визжать, как резанного поросёнка, когда он голыми руками будет ломать милому «другу» кость за костью, а затем, оставив нетронутыми лишь ноги, Великанья Смерть нарядил бы его в тот злосчастный доспех и отправил бы без штанов в лес на потеху белым ходокам.       К счастью для «друга», он был в недосягаемой дали от ревнивого одичалого. Да и сам Великанья Смерть, порядком опьянённый интимной атмосферой костра, вскоре подрастерял весь боевой настрой, любуясь тем, как Бриенна соблазнительно потягивается, разминая затёкшие от грузных лат руки, плечи, шею...       — Это сделал зверь? — спросил он, заприметив на мгновение мелькнувший под воротом девы-рыцаря яркий грубый шрам.       — Медведь, — невольно дотронулась она через одежду до следа от когтей. — Не хочу говорить об этом. Расскажи лучше ты что-нибудь.       — Ну, не знаю, как твой медведь, но вот была у меня одна история с медведицей... — взахлёб начал повествование Тормунд, позабыв о всех наставлениях Джона.       К тому времени ночь уже окончательно взяла свои права, накрыв чёрным куполом гревшихся у огня воинов. Сгорая, тихо потрескивали ветки, таинственно молчал древний лес, и только низина полнилась заливистым хохотом девы-рыцаря, утирающей невольно выступившие слёзы.       — Большего бреда я в жизни не слышала,— сгибаясь пополам от смеха, выдавила из себя Бриенна.       — Да чтоб мне провалиться, всё так и было! — размашисто жестикулируя, воскликнул Тормунд. — Подожди, вот, расскажу тебе про то, как я провёл зиму в объятьях великанши...       Лишь сейчас, травя свои самые избитые байки и впервые увидев улыбку Бриенны, он подумал, что Север, возможно, не такой уж и потерянный край, раз здесь ещё можно жить, пить брагу и коротать ночи напролёт в компании самой великолепной в мире женщины. В тот момент Тормунд был действительно счастлив, не зная, какие злосчастья готовит им следующий день.