***
— Мэри снова прогуливается с Конде, — Франсис отшатнулся от окна, чтобы не видеть больше премилую картинку, которая заставляла его кровь буквально вскипать в жилах. — Боюсь, что Конде в этом замке едва ли не единственный, кто проявляет понимание и сочувствие к юной королеве, — слова Баша прозвучали чересчур дерзко, и Франсис невольно вспыхнул: — И ты, брат? И ты на его стороне? Он словно змей-искуситель окрутил Мэри, он жаждет моего трона, он плетет заговоры прямо здесь, пользуясь моим гостеприимством, а ты призываешь меня оценить по достоинству его умение сочувствовать?!. — Твоя супруга пережила настоящий кошмар, Франсис, — напомнил Баш терпеливо. — Ты говорил с нею об этом? — О той ночи, о нападении? — раздраженно потер лицо король. — Она сухо заявила, что все обошлось, и коль напавший на нее мерзавец мертв, то и говорить не о чем. — Мэри кажется до крайности уязвимой с тех пор… Ты видел, чтобы она улыбалась с той ночи? — О, да, брат. Выгляни в окно, она прямо сейчас улыбается тому, кто жаждет занять мое место! Быть может, они уже сговорились и о том, что сама Мэри перейдет к нему вместе с троном! — Ты несправедлив, — неодобрительно покачал головой Себастьян. — Гнев, ревность и подозрения ослепили тебя. Разве не клялся ты доверять этой женщине свою жизнь? — Она так же давала клятвы, Баш. Но отчего же ее верность кажется мне сейчас лишь призрачным отголоском прошлого? — Франсис, я бы хотел напомнить тебе о колыбели, которую ты каждый вечер отправляешься раскачивать, — теперь голос бастарда звучал вкрадчиво, именно таким голос мог бы быть у совести. — Вопросы верности при дворе весьма условны, тебе ли не знать. — Мэри примирилась с этим, Себастьян, — негодующе блеснул глазами Франсис. — Это ее собственные слова! — Заполучив корону, ты решил, что женщины перестанут тебе лгать? Особенно Мэри, которая слишком дорожит тобою, чтобы уязвить тебя собственными страданиями, которые ты будешь не в силах облегчить. — Не будь ты моим братом, я бы лично вырезал тебе язык! — Я знаю это, — с напускной беспечностью отозвался Баш. — Но поскольку опала мне не грозит, то прислушайся к совету того, у кого болит сердце и за тебя, и за Мэри. Побеседуй с нею, она жаждет твоего участия и общества, а Конде — Конде лишь пустышка, жалкая замена того, кто озаряет ее жизнь истинным светом. — Этими медовыми речами ты способен заговорить самого дьявола, брат, — проворчал Франсис, не желая так просто сдаваться, но все же крепко задумался о том, что сказал ему Баш.***
Мэри Стюарт вновь ощущала себя чужой в стране, чью корону носила. Одиночество смыкалось вокруг нее, подобно холодным и мрачным водам — и она захлебывалась, буквально захлебывалась от собственной беспомощности и беззащитности. Холодность Франсиса и его упрямое нежелание идти ей навстречу даже в мелочах, угнетали юную королеву лишь сильнее. Луи Конде и его ненавязчивое общество, его тихий голос, его внимательность и доброжелательность были вовсе не так нужны ей, как о том судачили придворные сплетницы — их безжалостные языки уже давным-давно бросили Мэри в объятия принца, тогда как сама Мэри мечтала лишь о том, чтобы ее оставили в покое. Конфликт Шотландии с Англией набирал обороты, Антуан де Бурбон плел изысканную сеть из интриг, а Франсис, вместо того, чтобы поддержать и утешить свою супругу, проводил вечера в компании леди Лолы и младенца. Сколько бы Мэри не твердила себе, что Лола не предавала ее, сколько бы не убеждала себя, что Франсис ее любит, но она была всего лишь юной особой, которая лишь училась руководствоваться разумом, а не чувствами. Еще и нападение — кошмар наяву, когда в ее спальню вторгся чужак, когда никто не пришел ей на помощь вовремя… Франсис не проявил сочувствия, лишь высказал подозрения, что ее честь оказалась запятнанной — и Мэри страшило, что это была не просто внезапная реакция, а проявление истинных опасений. Франсис так изменился, так отдалился, и вслед за ним отдалялась и сама Мэри, не умея сгладить углы и проявить должной мудрости и покорности. Недопонимание рождало все новые и новые конфликты, и Мэри боялась того, что разлад между нею и Франсисом необратим… Впрочем, Баш считал иначе. — Вам следует поговорить, Мэри, — у Себастьяна был особенный дар подкарауливать юную королеву в коридорах замка, а его мягкий тон неизменно располагал выслушать любые предложения. — Франсис упрям, и все мои надежды на тебя. — Я рада уступить, но подступаются не те, — с горечью отозвалась Мэри. — Едва ли моему супругу нужны беседы с той, чья честь под вопросом. — Быть может, стоит узнать это у него самого, а не строить догадки? Ваше обоюдное безумие угрожает перерасти в истинный хаос. — Я должна сейчас думать о Шотландии, а не о своих обидах, Баш. — И то, и другое обсудить стоит с королем, не так ли? Что ж, Баш зрил в корень — Мэри не могла ему возразить.***
Мэри нервно комкала в пальцах кружевной платочек, пока Франсис вчитывался в очередной предложенное ею соглашение. — Вы многого просите, Мэри, — наконец, произнес Валуа. — Как и всегда. Я не могу рисковать Францией ради вашего спокойствия столь явно. — Рискните хотя бы половиной того, о чем я прошу, ведь кроме вас у меня нет никого, — у Мэри плохо получалось изображать кротость, но отчаяние, прозвучавшее в ее голосе, было неподдельным. — Я бы поспорил, — мрачно отозвался Франсис, встретив блестящий взгляд своей избранницы. — Я бы поспорил, Мэри, и вам это известно. Я не намерен оскорблять вас, бросая вам в лицо имя, но это имя… — Луи Конде ничто для меня, Франсис, — горячо произнесла Мэри. — Вы думаете, я предаю вас? Думаете, я ищу общества того, кто даже косвенно может вам угрожать? — Я то и дело вижу вас вместе, Мэри. И быть может я стал излишне мнителен, но… — Тогда мы оба страдаем от излишней мнительности, и она нас погубит, — обронила Мэри и смолкла, чувствуя себя вновь уязвленной этим нежеланием Франсиса быть к ней хоть чуточку добрей. — Вы считаете, я позабыл о вас? — Франсис молчал так долго, что Мэри уж собралась было покинуть комнаты и уединиться, чтобы дать волю разочарование через слезы, но король внезапно оттаял. Его голос смягчился, и она даже подступил ближе. — А вы не забыли? — с вызовом спросила Мэри, вскидывая подбородок. Ах, Башу легко говорить, с Франсисом каждый разговор обращается в битву характеров! — Ох, Мэри, я люблю вас, неужели вы позабыли мои клятвы? — с досадой отозвался Франсис. — Никакие обстоятельства не изменят моих чувств, я всего лишь… — Считаете меня грязной после того, как ко мне в покои вторгся тот мерзавец? — переборов свой стыд, Мэри заговорила о том, что терзало ее так сильно. — Грязной? — казалось, Фрасиса искренне ужаснули ее слова. — Мэри, ну что за демоны обитают в вашей прелестной голове? Вы дали мне четкую отповедь, в которую я поверил, а сами заперли от меня двери своих покоев и убедили себя, что это я вас отверг! Молчание разлилось в воздухе на долгую минуту, а затем Франсис обнял свою королеву и ласково смахнул слезинку с ее щеки. — Вы невыносимы, Мэри. Я люблю вас, слышите? Не сомневайтесь в этом. — Вы невыносимы, Франсис, — не осталась в долгу и королева. — И я люблю вас в ответ. — Если вы сейчас вновь заговорите о Шотландии… — Именно о ней я и хочу говорить. — Сперва поцелуйте меня, а затем мы обсудим детали спасения вашей страны и выдворения Конде в Наварру самым изящным и унизительным способом. Они договорились — спустя много поцелуев и один долгий, горячий спор о приоритетах, но они договорились. Себастьян де Пуатье мог по праву гордиться собою — он был прирожденным миротворцем. -