Психолог

Гуляя по центру города, мне хотелось ударить каждого человека, который встречался мне на пути. Не знаю, по какой причине, но во мне бушевала дикая злость. Злость на себя, на всех людей вокруг, на Фрэнка. Кстати, о последнем. Я произношу это имя у себя в голове, и мне становится больно, но эта боль… я бы не сказал, что она мне нравится, просто я хотел её чувствовать. Я не мазохист, но эта боль порождает во мне новые приливы ярости, и мне вдруг становится легче, просто легче жить. Прогуливаясь по маленьким улочкам, сидя в тихих двориках, выкуривая сигарету за сигаретой, да, видимо, я снова окончательно начал курить, а не просто «на один раз», я и не заметил, как близился вечер. Я гулял целый день и порядком устал. Достаточно быстро доехав до дома, я понял, что ни разу со вчерашнего дня не брал в руки телефон. Как только зашёл в квартиру, сразу же направился на поиски мобильника. Я нашёл его на полу, где уснул ночью. На экране было показано много пропущенных. Даже очень. 53 звонка от Уайта! И, я даже не удивлён, 4 от Фрэнка. Что ж, как сказал мне мой личный психолог, то есть я сам, нужно разобраться с работой. — Мистер Уайт, здравствуйте, — я попытался сделать достаточно бодрый голос. — Джи… Фрэнк… — его голос был печальный, полный тревоги, что совсем не похоже на него обычного. — Что? Что случилось? — я еле шевелил губами, перебирая в голове все самые плохие варианты развития событий. — Наркотики… Он в больнице. С ним всё хорошо. Ну, я имею в виду, он живой. Пока что… — В какой? — в моей груди всё сжалось от страха. Мой Фрэнки, мой милый маленький Фрэнки, какой же ты дурак… Может, и не мой, но всё равно дурак. И мне хочется сейчас послать всё к черту, постараться забыть об этой новости, но тем не менее я быстро записываю адрес больницы, продиктованный мне Уайтом, и пулей выбегаю из дома. Меня колотит от страха за него. Зачем, ну зачем он это сделал?! Я говорил ему, предупреждал… Тупица! Ненавижу его! Он испортил мне уже все нервы, а сейчас убивает их последние частички. Дорога до больницы показалась мне слишком долгой, хоть я и ехал всего полчаса с непозволительной скоростью. На глаза наворачивались слёзы, дорогу размывало, и я сам чудом остался живой. Ворвавшись в отделение, я подбежал к регистратуре, узнал, где лежит Фрэнк. Его перевели из реанимации в палату. Он без сознания. Я ринулся на 4 этаж, перешагивая через три, а то и через четыре ступеньки. Сердце бешено колотится, но не из-за того, что я бежал, а из-за страха, страха за его жизнь. Уайт сидел рядом с палатой Фрэнка. Я подбежал к нему. — Джи, как хорошо, что ты здесь, — он вскочил на ноги и крепко меня обнял. — Что с ним? К нему можно? Как это получилось? Где его нашли? — Тише, тише, с ним всё будет хорошо. Главное — не нервничать. Он пока без сознания. Врачи не знают, когда он придёт в себя, но он будет жить. Ты присядь, успокойся, — он надавил мне на плечи, заставляя сесть. — Пока что к нему нельзя. Скоро приедут его родители, я должен их дождаться. Сейчас я тебе всё расскажу, — я сидел, внимательно слушал директора, но не мог выдавить из себя ни слова. К горлу снова подкатил ком, а в глазах снова начали скапливаться слёзы. — В общем, это произошло вчера вечером. В клубе. Кажется, он называется «Life», — я кивнул. — Линдси Баллато, которая как раз приходила к тебе на приём, позвонила мне вся в слезах, сказала, что не знает, кому ещё позвонить, попросила срочно приехать в клуб, потому что Фрэнку плохо. По дороге я вызвал скорую, приехал в клуб, Фрэнк был без сознания. К счастью, уроки безопасности жизнедеятельности я в школе любил, поэтому знал, как в таких случаях оказывается первая медицинская помощь. Линдси сказала, что Фрэнк принимал очень много всего, и она не знает, что именно. Когда приехала скорая, Айеро был уже в очень плохом состоянии, практически при смерти. Его сразу же повезли в реанимацию. У Линдси случился нервный срыв, она тоже в этой больнице, на втором этаже. Тебе стоит зайти к ней. В общем, с того времени, как Фрэнка отвезли в реанимацию, я его не видел. Сижу здесь уже сутки. Но нужно дождаться Линду и Фрэнка-старшего, — повисла долгая пауза. Очень долгая. Я всё не мог ничего сказать, мне хотелось выть от боли внутри. Я, честно, даже не могу описать эти чувства. Это нужно пережить. Вроде бы только днём я переживал из-за того, что этот человек предал меня, а уже сейчас я переживаю за его жизнь и здоровье. — Ты можешь поехать домой, я сам дождусь его родителей, — я наконец-то проглотил ком в горле и нарушил тишину. — Ты уверен, что тебе не нужен кто-то, с кем ты можешь поговорить? — он положил руку мне на плечо, а я снова лишь кивнул. И он ушёл. Я остался один, смотря в одну точку и не замечая врачей и пациентов, проходящих мимо меня по коридору. *** Я так и уснул на этой неудобной скамейке возле палаты Фрэнка. Меня никто не выгнал из больницы, что было очень странно, но, видимо, никто не выгоняет из отделения «после реанимации». 9 утра. Снова туда-сюда начинают ходить врачи и медицинский персонал. Спустя 20 минут один из врачей подходит к палате Фрэнка и открывает дверь. Я сосредоточился на двери в ожидании его скорейшего возвращения. И как только он вышел… — Извините, извините! — я подбежал к нему, не давая возможность пойти к другому пациенту. — Чем могу помочь? — он оказался очень любезным. — Вы только что вышли от Фрэнка Айеро. Что с ним? Он очнулся? — К сожалению, пока что мне нечем Вас порадовать. Его состояние стабильно, он всё ещё без сознания. — А когда можно будет к нему зайти? — Кем Вы ему приходитесь? — Я его… парень, — формально мы ещё не расстались, поэтому я имею право так говорить. Врач нисколько не смутился, лишь попросил меня надеть бахилы и разрешил пройти в палату. Я снова спустился на первый этаж, купил у милой старушки, принимающей одежду в гардеробе, бахилы и вернулся к палате. Я стоял у двери несколько минут, не решаясь зайти. Мне казалось, что я не готов увидеть Фрэнка в таком состоянии, я не хотел этого. Мне вновь стало страшно. Пересилив себя, я дёрнул ручку и зашёл внутрь. Каждые движения отдавались болью во всём теле, в сердце. Страх накрывал меня с головой. А когда я поднял взгляд и посмотрел на человека, лежащего на койке, я… я не узнал его. Это не был тот Фрэнк, которого я знаю. Бледное лицо, закрытые глаза, на губах кислородная маска. Задержавшись на пороге, я вновь пытался справиться с подступающими слезами. Я не давал волю своим эмоциям, не хотел их показывать, даже с учётом того, что их никто не видит. И снова боль в каждом шаге. Я очень медленно подхожу к кровати и сажусь на стул рядом с ней. Тишину нарушает лишь аппарат, который показывает медленное и размеренное биение сердца Фрэнки. Я смотрю на него. Смотрю, не отрываясь. А что ещё мне здесь делать? Я беру его руку. Она такая холодная. В голову ударяют воспоминания о том вечере, когда я нашёл его в клубе, когда он был под наркотиками. Его рука была такая же холодная. Но он был хотя бы в сознании. Хотя, на самом деле это очень спорно. По факту наркотики отключают мозг, так что, можно сказать, в тот момент он был точно таким же, как сейчас. Все обиды на него рассеялись. Нет, я не обижался больше. Я хотел быть с ним рядом каждую минуту, хотя бы сейчас, когда ему очень сложно. Я всё думаю, почему я ничего не сделал, когда узнал о его зависимости? Ведь обратиться к врачу — это же логично. Но я доверился Фрэнку. Он сказал, что это больше не повторится, и я поверил ему. Поверил, а он снова растоптал моё доверие. Я сидел рядом с Фрэнком долбаных два часа. И мне не хотелось уходить, но пришли его родители и попросили оставить их наедине с сыном. Они принесли мне кофе. Говорил же, что они очень милые. Я оставил их одних, пообещав рассказать все подробности через некоторое время. Итак, я снова оказался на своей скамеечке напротив палаты Фрэнка.