О внезапных желаниях

Ричард, вглядываясь в происходящее, ощущал всю силу нежелания Диамни быть здесь. Художник, держался, исправно делал то, что ему было положено, но… Стражники, стоящие по обе стороны от осужденного, развернули его лицом к жаждущей крови толпе, впереди которой стоял облаченный в корону Раканов Эридани, оскорбленная сторона — супруги Борраска, поникший головой Эрнани и куда не посчастливилось попасть Диамни. Ринальди пристально и тяжело смотрел в лица братьев, задержал взгляд на дрожащим от гнева старике Борраска, не глянул на стоящую рядом с полководцем жену, скользнул взглядом по сгоравшему от стыда художнику… Ричард, поймав взгляд зеленых глаз, понял, что эпиарх не сдался, но предстоящее его пугает, Дику отчаянно захотелось поддержать Ракана, заверить его, что тот не останется в одиночестве. Но разве он мог? — В свой последний час, прежде чем ты останешься наедине со своими преступлениями, покайся перед оскорбленными тобой, упади перед ними на колени и моли о прощении! — прогремел над собравшейся толпой голос. Губы Ринальди, тонкие и красивые, так похожие на губы Алвы, тронула усмешка: — Мне не в чем каяться. Я невиновен, но не могу этого доказать. Вы мне не верите, что ж, ваше право. Прощайте! Вы свободны от меня, а я от вас. Четверо стражей шагнули к осужденному. Ричард, из лихорадочно мечущихся мыслей художника, узнал о том, что по правилам стражники должны были сорвать с приговоренного одежды и кинуть его в зияющий кромешной темнотой зев Лабиринта, после чего, витые решетки, именуемые «Капканом судьбы», должны были закрыться, обрекая Ринальди на верную и ужасную смерть. Стражники не успели подойти к Ракану, тот обжег их таким взглядом, что никто из четверых не решился коснуться эпиарха. Дикон затаив дыхание, глазами страдающего художника, который ненавидя себя, любовался совершенным и прекрасным телом, смотрел на то, как Ринальди изящным быстрым движением скинул с себя траурный плащ, скрывавший его наготу и твердым шагом, с гордо поднятой головой шагнул в черноту Лабиринта. Они пришли к проклятой решетке поздней ночью, когда луна уже скрылась за горизонтом и кроме лилового свечения заговоренных прутьев, другого света вокруг не было. Гальтары спали. Именно на это Диамни и рассчитывал. Ричард с содроганием разглядывал проклятое людьми, на многие поколения вперед, место. Тут было страшно. И дело вовсе не в кромешной тьме и безлюдности, нет, от входа в Лабиринт веяло животным ужасом. Его испытывал и художник, но… страх мастера Коро притупляло другое сильнейшее и горячее чувство — его вела любовь. — Мой эпиарх, ты здесь? — позвал в темноту Диамни. Позвал и замер в тяжелом ожидании. Поверил ли ему Ринальди? Не сгинул ли еще? — Ты пришел? — голос эпиарха был пронизан неподдельным удивлением. — Как я мог не прийти? — возмутился художник, подходя на самое возможное расстояние к страшной решетке. Дикон уже знал, что одного лишь касания этого звенящего магией металла достаточно, чтобы превратить все живое в камень. — Так же как все остальные, — голос Ракана был полон горькой иронии. — Я искал себе приятелей среди воинов и эориев, у меня было три брата, десятки любовниц и сотни друзей до гроба, а на проверку не оказалось никого. Хотя, Анэсти мне бы поверил… Но Анэсти мертв, а Эридани ошалел от собственной справедливости. Ричард слушал это и содрогался. Вот оно значит, как бывает… Не каждый смог бы признать подобное, Ракан мог. Стоя перед лицом смертельной опасности и вглядываясь в подсвеченное лиловым сиянием решетки лицо художника — единственного во всем мире человека, который не отвернулся, увидел истину, поддержал, не оглядываясь на мнение большинства, не отмахиваясь от своих чувств, не разменивая совесть. — Вот воровской кинжал, в ручку его вставлена отмычка, — Диамни в этот момент думал почти тоже самое что и Дик. Смущенно и тревожно одновременно. — Мой эпиарх сможет открыть замки? — Попробую, — Ринальди осторожно ухватил просунутый между прутьями кинжал. — Я подожду. Время шло, а замки никак не поддавались. Дикон, волновался и нервничал наравне с влюбленным в своего натурщика художником. Ну же, Рино, так до рассвета можно провозиться! Вещи, которые могли помочь осужденному избежать страшной участи, собрал и сложил, в висящую теперь на плече сумку Диамни, несравненный мастер Сольега. И кошкин кинжал тоже… — Готово! — с различимым облегчением в голосе отозвался Ринальди. — Никогда не думал, что вором быть так трудно… — Для таких как эпиарх, — улыбнувшись заметил Диамни. — Мастер Коро! У меня нет никого, кроме тебя и твоего учителя. Зови меня братом. Если, конечно, тебе не претит брататься с насильником, — вдруг совершенно серьезно сказал эпиарх. Дикон вглядывался в зеленые глаза и насмешки в них не заметил. Диамни вздрогнул, слова Ринальди пробрали его едва ли не до слез: — Я — счастливый человек, я не знаю своих родителей, но Абвении сначала послали мне великого отца, а потом благороднейшего из братьев. А мастер Лэнтиро… Он сказал, что у тебя золотое сердце и стальная воля. Ты вернешься, и вы с ним встретитесь. — Передай мою благодарность великому Сольеге. Если сумеешь найти слова… — тихо отозвался из-за лилового свечения Ракан. — Мастер все поймет… — уверил его художник. Что с ним творилось в этот момент! Дикон подумал, что не имеет никакого права, вот так касаться чужих, непредназначенных для посторонних чувств. Да, так вышло случайно, да, он не в силах этого изменить, но все равно, он ощущал себя последним подлецом, вторгшимся в запретное и… Дик почувствовал нечто похожее на зависть — он в жизни ничего подобного не испытывал. Вот значит какая она — истинная любовь. Хотел бы он тоже когда-нибудь полюбить вот так же, ярко, горячо, не боясь осуждения и чужого мнения. И все же, какое счастье, что мастер Коро не догадывается о его, Ричарда, присутствии. — Держи! Сначала меч. — Коро, медленно просунул клинок за решетку. — Осторожно! — Я осторожен как кот на кухне, — Ринальди усмехнулся, подхватывая оружие со своей стороны. — Никогда не хотел превратиться в статую, а теперь подавно. Дикон вздрогнул вместе с художником. Перспектива превратиться в камень не радовала ни одного из них. — Ножны… Лучина. Сандалии. Еще лучина. В кольце яд… мало ли что. Надеюсь не понадобится. Дротики. Второй кинжал. Пояс, но боюсь, он заденет решетку… — все это так же осторожно перекочевало на сторону Ракана. Ричард, вглядывался чужими глазами в холодную темень за спиной Ринальди. Жуть не отпускала его, и думать о том, какого эпиарху будет там одному, Дику было почти больно. — Обойдусь без пояса, я уже приспособил цепи, — Дикон услышал, как звякнул металл, а Ринальди жестко и уверенно добавил: — Яд тоже забери, мне он не понадобится. — Ты прав… — Согласился Коро, внутренне улыбаясь. На кольце с ядом настоял мастер Сольега, а Диамни даже думать не хотел, о том, что эпиарх может попасть в ситуацию, когда яд будет лучшим выходом из положения. Нет! Они обязаны надеяться на лучшее. — Фляга. Вторая. Масло, если им натереться будет не так холодно. Все перечисленное успешно переместилось в Лабиринт. А вот это — самое важное, — Диамни протянул Ринальди свиток. — Мастер Лэнтиро два дня вспоминал все, что известно о катакомбах и подземных реках. Здесь приметы, которые укажут тебе дорогу, учитель уверен — стоит найти ручей и все будет хорошо. — Значит, найду. — Сказал Ракан, а потом его голос изменился. — Диамни, я пока тебя ждал пытался думать. Похоже первый раз в жизни. Я был дураком и бездельником, но по большому счету никому не сделал зла, клянусь тебе. Даже женщинам. Я с ними спал, но не обманывал, ничего не обещал им. Диамни, то что со мной сделали это не месть. Ричард, вслушивался в этот быстрый шепот и удивлялся словам Ринальди. Уж кто-кто, но он-то точно дураком не выглядел. Но выходило, что кто-то смог его обмануть, и не только его, но и всех вокруг… Дик слушал и верил тому что слышит, каждому слову. Целили не в меня, а в брата, — продолжал шептать зеленоглазый Ракан, — Эридани сначала анакс, а потом уже все остальное. Удар был направлен против него. Я не трогал эту девку, не представляю, что могло произойти на холме Абвениев, но уверен, что без магии тут не обошлось. Диамни, если я не вернусь, постарайся помочь моим братьям, особенно Эрнани, теперь наследник — он. — Обещаю. И я все расскажу мастеру. Он решит эту загадку, но ты выберешься. И не смей думать по-другому! С завтрашнего дня я жду тебе у водопада. — Горячо заверил Ринальди художник, но Ричард чувствовал, что внутри Коро все дрожит. Диамни боялся, едва ли не больше, чем сам приговоренный. — Дай руку! — сказал вдруг Ринальди. — Ты с ума сошел! — Прошипел в ответ Коро. — Решетка! — Ничего… У тебя тонкие пальцы. У меня тоже. Диамни не мешкая больше не секунды, коснулся горячих и сухих пальцев своего названного брата, которого он любил совершенно не по-братски. И это короткое, едва ощутимее прикосновение обожгло его до самых глубин. Будь у Ричарда сейчас щеки, они залились бы закатным румянцем. Он снова остро ощутил всю неуместность своего присутствия и неловкость от того, что происходящее в душе художник его трогает куда больше, чем должно бы. — Я пошел, — Ринальди нехотя отпустил пальцы Диамни и вымучено улыбнулся. — Ринальди, будь осторожен, не торопись, рассмотри свиток как следует, — на последок, едва не плача предупредил его художник, отчаянно жалея, что не может больше ничего сделать. — Конечно, рассмотрю. Я жить хочу! — буркнул Ракан из темноты. — Если в мире есть справедливость — ты выберешься, — забыв про осторожность, крикнул в гулкость Лабиринта Диамни. Дик, глядя в темноту, отчаянно пытался вспомнить, чем закончилась та легенда, которую он читал. Удалось ли Рино выбраться? Кажется нет… Там было написано, что в Лабиринте преступника разорвали на куски Закатные твари. Но с другой стороны, книга лгала, считая среднего Ракана чудовищем, которым он не был. Кто знает… Диамни верил в возможность счастливого исхода, значит и Дикон должен верить, несмотря на то, о чем ведала дурацкая лживая легенда. «Выбирайся, пожалуйста, Рино!», — мог бы крикнуть уходящему Ринальди Дикон если бы у него был голос, Ричард сейчас хотел подобного исхода больше всего на свете. Так же сильно, как сотрясаемый дрожью художник, который, наконец, позволил своему волнению просочиться наружу. — Если справедливости нет, я все равно вернусь. — долетело до них из темноты. — Всем назло!