Разнообразие

Поддержка превыше всего, да? Алиса соглашается с этими словами. Она ловко целует слегка зазевавшегося Никиту, словно доказывая: поддержка — поддержкой, парень. Но что же ты отвечаешь так рьяно, будто что-то понять пытаешься? Так слушай, раны не лечатся, знаешь ли, лишь забываются на несколько секунд, таких, как сейчас, тебе не кажется? Целуют лишь по любви, да? Никита не обращает внимания на эти убеждения. Он рвано дышит и прижимает Доценко к стене, забираясь руками под футболку — робко, слегка стыдливо, но забираясь. Алисе же не стыдно, она лиса по своей сути, она знает: не он ее целует, а она ему позволяет, не он ловит губами её стоны, а она дарит ему возможность слышать это. Они же никто друг другу, правильно? Орлов лишь отмахивается от мыслей по поводу их «отношений», все эти прелюдии повторяются слишком часто, хоть никогда и не заходят дальше дозволенного. Раны у Никиты ещё свежие, не заросли, чуть не так тронешь — снова заболят, заставляя пальцы безумно заламывать и осознавать, к несчастью, что любовь — самая фиговая штука на Земле, если к неправильному человеку вдруг её почувствовал. Алиса думает точно так же, поэтому почти никогда не улыбается Орлову искренне, он мальчик впечатлительный, она это знает — вдруг что почувствует? Чужую психику калечить не стоит, тем более если от психики этой остались лишь одни ошметки, чуть подуешь — всё разлетится к чертовой матери, как у самой девушки. Ради дочери держаться стоит, конечно же, но почему на душе хреново с каждым днём, и это ведь не лечится — пыталась. Разбитую чашку не склеишь, а душу тем более — одно неточное движение, и человек совсем другой, и это пугает. Хотя её же ничего не волнует, да? Никите кажется, да что там «кажется», он просто уверен — Доценко не из тех, кто переживает и, уж тем более, размышляет о причинах своих бед. Орлов сам просто не из тех, кто в людях разбирается. Одно лишь радует, с Алисой он не прогадал в выборе, девушка умеет (а умеет ли?) поддерживать, врываясь языком в чужой рот и шепча прямо в губы: — У меня ещё сегодня дела, Никит, встретимся попозже, хорошо? И Никите ведь ничего не остаётся, кроме как согласно кивнуть и уйти к себе в номер слушать расспросы Савченко и оставляя Алису наедине с собой: девушке ведь никуда не надо на самом деле, просто решать что-то необходимо. Поддержка превыше всего, да? Алисе уже плевать на эти слова. Она последний раз позволяет Никите целовать себя, даже сама углубляет поцелуй, но тут же отстраняется, чтобы не захотеть большего, а ведь сначала так хотелось узнать, как Никита будет действовать, позволь она сделать что-то ещё, позволь она притянуть ближе, обнять крепче, раздеть и (уже себе) стонать громче, наблюдая, как в мальчике что-то слишком быстро рушится/меняется — и с каждым новым толчком Алисе бы это все больше нравилось, она уверена. Поэтому и отстраняется, собственно, ловя удивлённый взгляд холодных, почти неживых глаз. Уходить первой с намерением не вернуться — непревычно, немного больно и в какой-то мере весело. Не твой конёк эта поддержка, Алис. Поэтому же первой уходить приходится слишком часто? В привычку уже входит, наверное?