И жизни грудь полна, Не объяснить смятенья. Три вздоха через два. Забыла о спасенье. Закрыв глаза, нырнув в волну. Поймала грусть от пестрой пены. Кивнула сухо: перебьюсь… А сердце пробивало стены. Алена Первушина (1) https://ficbook.net/readfic/5741649
Простите, что затягиваю с главами (вроде лето, а загруженность круче чем в рабочее время. А еще мне очень не хочется расставаться с такими родными и любимыми героями. Повествование подходит к концу, и чем он ближе, тем больнее. Каюсь ((( — Ребята, мне надо с вами поговорить, — тихо сказал Эдик за обедом, когда Маша, Саша, Роман и Витька отдавали должное жареной курице и рису с овощами. — Что-то серьезное? — поинтересовался Роман. — Не знаю, хотелось бы услышать ваше мнение, — уклончиво ответил Эдик. Всю последнюю неделю он ходил задумчивый, с очень странным выражением лица, и постоянно рвался что-то чертить пальцем в воздухе. — Хорошо, встречаемся в песочнице, — пробурчал Витька с набитым ртом. «Песочницей» в институте называли не особенно удачную попытку Отдела Смысла Жизни выяснить причину творческого бесплодия у графоманов. Она чем-то смахивала на пустыню Гоби, и была чрезвычайно популярна у сотрудников, не сумевших выбить отпуск летом. — Ну, рассказывай, зачем ты нас собрал? — спросил Роман, когда они устроились в тени большого бархана на побитом молью ковре из Витькиных запасов. — Даже не знаю, с чего начать… — помялся Эдик. — Помните мой радар для поиска негативных эмоций? — Помним, — кивнули ребята. Эдик работал над ним с переменным успехом вот уже год, и все никак не мог довести до ума. — Месяца три назад, при первых серьезных испытаниях, я нащупал нечто странное, — задумчиво проговорил Эдик. — Некий мощный источник м-поля, находящийся в нашем институте. Сначала я подумал, что это Витин диван, и не обратил внимания. Позже, в начале декабря, когда я повысил чувствительность радара, стало понятно, что диван ни при чем. — Да мало ли у нас таких источников! — фыркнул Витька. — Такой силы — мало, — покачал головой Эдик. — Вы заметили, что в лабораториях, стали глючить приборы? Твой диван, опять же, отказывался держать настройки… — Я заметил, — сказал Роман. — Инженеры из Техотдела похудели каждый килограмма на три, потому что регулярно бегают к кому-нибудь на починку. Такого раньше не было. — Вот и я об этом подумал, — сник Эдик. — И решил опробовать радар. — Ты знаешь, где конкретно находится этот источник? — поинтересовался Саша. — Нет, — покачал головой Эдик. — Радар еще не закончен, говорю же. Знаю только, что его мощность растет с каждым днем. — Почему ты решил, что это м-поле потенциально опасно? — спросила Маша. — Витя прав, у нас в институте их пруд пруди, этих источников. — Потому что любой незарегистрированный источник м-поля может быть потенциально опасен, так как по сути своей любое преобразование действительности — это насилие, с какой бы благой целью оно ни совершалось, — ответил за Эдика Роман. — А может и нет, — пожал плечами Витька. — Пофонит и перестанет. Мало ли стихийных выбросов магии у нас было? Вон, от того же Хунты вся электроника искрит и дымится. И это только он! Есть еще Жиакомо, Киврин, Бальзамо… — Кстати о Киврине, — скрестил руки на груди Саша. — Ты же с ним разговаривал? — Нет, — ответил Эдик. — У него и без моих малообоснованных подозрений хлопот хватает. — Нда, дела, — протянул Витька, рисуя пальцем на песке чертей и висельника, подозрительно напоминающего Редькина. — Я потому к вам и обратился, — сказал Эдик. — Пока не могу все отфильтровать. Запчастей на доводку не хватает, Камноедов отказывается выписывать. — Значит, придется искать вручную, — заключил Роман. — Корифеев пока не трогаем. — Не трогаем, — согласились ребята. — Кстати, я тут кое-что вспомнил, — неожиданно выпалил Витька, выпучив глаза и надув щеки. — И что же? — спросил Роман. — Да тут на днях к Жиакомо Хунта забегал, вроде как яд для эксперимента со слюной Иуды у него закончился, — растягивая слова, начал Витька. — Так Жиан Жеромович интересовался, что Хунта думает о полетевшем ТДХ Бальзамо, и не желает ли он что-нибудь в связи с этим предпринять. — И что Хунта? — спросил Саша. — Да как обычно, — пожал плечами Витька. — Позеленел, подскочил как пружина и вылетел из лаборатории. — Странно все это, — сказал Эдик. — Хочешь сказать, что корифеи об этом знают, но молчат? — Возможно, — побарабанил пальцами Роман. — Или же он просто в очередной раз испортил прибор своими мудреными задачками. — И не говори, — побледнел Саша. — Едва отбил «Алдан», когда он к нам крайний раз заходил. Постепенно разговор отошел от первоначальной темы. Сойдясь на том, что как только Эдик уточнит хотя бы примерное месторасположение источника неизвестного м-поля, магистры отправятся на поиски, ребята стали обсуждать грядущую закупку приборов, и как заставить Камноедова включить в список все запросы, а не только те, которые тот сочтет нужными. Посчитав, что на этом ничего полезного более сказано не будет, Маша тихонько ускользнула в вычислительный. В последнее время ее все больше грызла непонятная тревога. Часто Маша думала о том, что Кристобаль о многом не договаривает, и его недоверие ранило ее. После разговора с Эдиком переживания усилились — Машу очень беспокоил этот странный разговор, услышанный Витькой в лаборатории. Вздохнув, она уселась за «Основы молекулярной магии». Приближался экзамен, и она должна быть готова ко всему. Сосредотачиваться Маше удавалось все сложнее — слишком много дурных предчувствий в последнее время. И, что характерно, все сбываются.***
Модест Матвеевич Камноедов очень редко нервничал. Он злился, когда молодые магистры делали попытки покуситься на вверенное ему казенное имущество, раздражался, когда Ученый совет разбазаривал подотчетные фонды впустую, переживал, когда кредит не сходился с дебетом — но не нервничал. До сегодняшнего дня. Чувствовал он себя донельзя глупо, стоя навытяжку перед Кирой Шемаханской. Она была потрясающей женщиной — это признавал даже Модест Матвеевич, но ее манера держаться выбивала из седла всякого, кто имел несчастье оказаться рядом. — Доброе утро, — ровно поздоровалась она, припечатывая его взглядом, словно могильной плитой. — Доброе, Кира Анатольевна, — невольно сглотнул Модест Матвеевич, чувствуя, как на спине под рубашкой скатились капля пота. Рядом с Шемаханской стоял тепло улыбающийся Иван Симеонович Киврин, младший брат Федора Симеоновоча. Он непринужденно рассматривал парадный холл НИИ ЧАВО, как будто его не трогал холод непосредственной начальницы и общая нервозность принимающей стороны. — День, так сказать, добрый, — напыщенно кивнул Сатанеев Аполлон Митрофанович. — Приветствуем коллег из младшего НИИ! Кристобаль Хунта, стоявший рядом с Модестом Матвеевичем, чуть слышно скрипнул зубами. У него были слишком свежи воспоминания о недавней командировке в Китежград, и о цирке, устроенном Сатанеевым. — К-кристо, — шикнул Федор Симеонович. — Я п-понимаю, м-мы в-все ус-стали, н-но п-потерпи же еще н-немного! Он радостно улыбнулся брату и сделал тайный знак рукой — дескать, мы все утомлены, нервы на пределе и вообще бы закончить церемонии как можно скорее и приступить к делу. — Может быть, пройдем в конференц-зал и обсудим предстоящий экзамен? — правильно истолковав посыл брата, сказал Иван Симеонович. — Да, конечно, — пришел в себя Модест Матвеевич, и принял свой обыкновенный суровый вид, мысленно списав короткий всплеск нервозности на двухмесячную отписку от жалобы Конька-Горбунка. — Пройдемте, товарищи. — Куда делся Янус? — прошипел Кристобаль, слегка отстав от делегации. — Его вызвали в Москву, кому-то из руководства снова приспичило воду в вино превращать, — закатил глаза взявшийся из ниоткуда Жиан Жиакомо. — Нам придется отбиваться самим. — Н-не вп-первой, — подтвердил Киврин, чем заработал от Кристобаля мрачный взгляд. — Из-за чего ты так нервничаешь, mon ami (2)? — тонко улыбнулся Жиан. — Или из-за кого-то? Не надо на меня так злобно смотреть. Оставь эти взгляды для моего ученика. — Д-да л-ладно т-тебе, К-кристо! — примирительно загудел Федор Симеонович. — Он-на с-справится, я у-уве… — Тише, Теодор! — ощетинился Кристобаль. Его несколько напрягали упоминания о Маше со стороны друзей. — Он ревнует, — захихикал Жиан, и, увернувшись от маленькой шаровой молнии, выпущенной Кристобалем прямо ему в глаз, просочился сквозь стену. — Мне нужно отойти, — выпрямился Кристобаль, смахнув с нового бордового пуловера невидимую глазу пылинку, и направился в противоположную сторону. — Скажи, что я появлюсь чуть позже. Федору Симеоновичу ничего не оставалось, кроме как покачать головой и направиться за гостями. Вздохнув, Кристобаль двинулся в сторону вычислительного. Друзья были правы — он переживал за Марию, не смотря на то, что уровень ее подготовки не вызывал никаких сомнений. Прогресс был, как говорится, налицо — в девяноста трех целых и семи десятых процентов случаев материализации она создавала то, что нужно, и в том месте, где нужно. Во всяком случае, гнилая антоновка с потолка сыпаться перестала. Чем ближе он подходил к центру, тем отчетливее становились слышны радостные голоса, один из которых принадлежал Маше, а два других каким-то мужчинам. Кристобаль подозрительно прищурился. Неслышно подойдя ближе, он увидел Машу и двух неизвестных. Первый, низенький темноволосый толстяк, активно жестикулировал, держа в руках поеденную молью лохматую шапку, а второй, высокий худощавый блондин, обнимал Машу за плечи и улыбался. У Кристобаля дернулся глаз. Шумно и резко выдохнув, он вытянулся струной и вышел навстречу компании. Увидев его, Маша засияла и шагнула навстречу. — Фома, Витя, познакомьтесь — Кристобаль Хозевич Хунта, мой… наставник, — ей удалось быстро взять себя в руки, и заминки никто не заметил. — Кристобаль Хозевич — это мои старшие товарищи из НУИНУ, Фома Остапович Брыль и Виктор Петрович Ковров. Кристобаль сухо кивнул. Он знал обоих — это были магистры прикладной магии, специализировались на конструировании новых моделей умклайдетов. Не сказать, чтобы он испытывал к ним неприязнь. Так, легкое раздражение — прикладники, в силу своей ограниченности, никогда не могли понять всех его изысканий, предпочитая просто пользоваться их плодами. Но сейчас Кристобаль чувствовал, как в груди нарастает плохо контролируемая злость. — Здравствуйте, Кристобаль Хозевич, — улыбнулся Ковров, инстинктивно убрав от Маши руку. Волна неприязни, исходившей от Хунты, была почти осязаемой. — А мы как раз рассказывали Маше, что у нас освободилась должность заведующего вычислительным центром. — Мы думаем, что если она хорошо сдаст экзамен, то сможет претендовать на эту должность. Все равно больше некому, — сделал попытку улыбнуться Фома и попятился за спину друга. — Да что вы говорите, — сухо процедил Кристобаль, не реагируя на недоуменное выражение лица Маши. — Я нисколько не сомневаюсь в способностях и талантах Марии Владимировны. Уверен, она с легкостью справится с обязанностями заведующего вашего, с позволения сказать, вычислительного центра. Вопрос в другом — хочет ли она возвращаться, с учетом того, как с ней поступило руководство вашего института? — Простите, — побледнел Ковров и сделал шаг вперед. Фома повис у него на руке, яростно шепча что-то нечленораздельное, но, судя по тону, предостерегающее. — Не прощу, — скривил губы Кристобаль. — У вас нет никаких соображений на этот счет? — Кристобаль Хозевич шутит, — несколько нервно улыбнулась Маша, чувствуя, что вот-вот рванет. — Давайте я вас провожу до конференц-зала, там уже все сидят. — Нет-нет, мы сами, — засуетился Фома, утаскивая бледного Виктора за рукав. — Потом увидимся, поговорим, обсудим все… Едва друзья скрылись за поворотом, Маша налетела на Кристобаля. — Что ты себе позволяешь?! — возмущению ее не было предела. — Они ни в чем не виноваты! Зачем было так хамить? — Я никому не хамил! — завелся в ответ Кристобаль, едва успокоившись. — Всего лишь ненавязчиво поинтересовался, какого кадавра их институт надеется на твою благосклонность после той подставы, что они учинили год назад. Или ты забыла? — Нет, — поникла Маша. — Но Фома с Виктором действительно не при чем. Они наоборот пытались меня защитить, но не успели. Несколько устыдившись своего порыва, Кристобаль осторожно обнял ее и провел ладонью по ее волосам. — Оставь, вдруг увидят, — Маша уперлась ладонью ему в грудь. — Наплевать, — усмехнулся Кристобаль, еще сильнее прижимая ее к себе. — Ты справишься, я знаю. — Ты будешь рядом? — она с надеждой посмотрела ему в глаза. — Нет, — покачал головой Кристобаль. — Как твой наставник, я не имею права приближаться к аудитории для сдачи. Я буду ждать тебя в кабинете. — Я обязательно приду, — сказала Маша, глядя ему в глаза. — Иди, тебе нужно готовиться, — он легонько подтолкнул ее в сторону вычислительного. — Полагаю, что вам банально раздадут билеты с пятью вопросами, на которые нужно будет дать развернутый ответ. Возможно, заставят показать что-нибудь простое на практике. Никакого воображения! Кристобаль оказался прав — уже через два дня с момента разговора Маша стояла под дверью конференц-зала и убеждала себя, что ей совсем не страшно, а то, что коленки дрожат — это кажется. Попыткам самообмана здорово мешал Саня Дрозд, нервно перепроверяющий шпаргалки, рассованные по всем карманам. По случаю экзамена рубашка его была застегнута на все пуговицы, причиняя видимые неудобства брюшку, увеличивающемуся с каждым кварталом. Вызывали их небольшими партиями по три человека. Сдавшие выпадывали из аудитории с таким замученным видом, словно только что победили всех драконов мира. — Ну что, сдала? — Дрозд и еще несколько ребят налетели на Варечку из отдела Универсальных Превращений, едва не ползком вышедшую из зала. — Не знаю, — всхлипнула она, утирая нос рукавом. — Шемаханская злюка, каких поискать, завалила на константе Веббера — можно ли ее использовать при межмолекулярных преобразованиях. А так вроде все ответила. — Ужас, — дружно качали головой окружившие ее ребята, одновременно пытаясь найти ответ на вопрос в своих бесконечных конспектах. Каждый основательно подготовился к сдаче — кто-то, как Дрозд, написали шпаргалки, кто-то бормотал заклинания, увеличивающие память, а кто-то обвешался с ног до головы амулетами, усиливающими общую ауру удачливости. Не сделавшая ни того, ни другого, ни третьего Маша тупо уставилась в конспекты. От бесконечной писанины ее почерк становился похожим на почерк Кристобаля — он диктовал быстро, не возвращаясь к сказанному и не останавливаясь, отчего буквы делались тонкими и угловатыми скачками кардиограммы. — Воробышкина! — высунулась за дверь Томочка, секретарша Шемаханской. Вздрогнув, Маша поднялась со стула и нетвердым шагом направилась к двери. Зайдя в зал, Маша испытала ностальгию по студенческим годам. Комиссия сидела в начале, лицом к столам, расположенным в шахматном порядке. За каждым из них сидели и потели от напряжения сотрудницы и сотрудники НИИ ЧАВО, которым не посчастливилось попасть в список неуспевающих. Подойдя к столу комиссии, Маша поняла, что Дрозду ничего не светит — перед Шемаханской лежала горка самых разных шпаргалок, а у нескольких человек выросли ослиные уши и слоновьи хоботы. Маша припомнила, что они собирались воспользоваться заклинаниями памяти. — Тяните билет, — улыбнулся Иван Симеонович, сидящий по правую руку от Шемаханской. По левую сидел безмятежный У-Янус, рядом с ним — Жиан Жиакомо. Рядом с Иваном Симеоновичем ерзал сурово сдвинувший брови Сатанеев, усиленно делавший вид, будто бы что-то понимает в том, что происходит. Собравшись с силами, Маша вытянула левую руку и взяла билет. — О, используете принцип случайности Босмера, — уважительно протянул Иван Симеонович. — Одобряю. Кстати, не подскажете его формулировку? — Принцип случайности Босмера — фундаментальный закон энергетической анатомии, который гласит, что для всякой изолированной системы энергетических полей, принадлежащей живому существу, характерно концентрирование энергопроводящих сосудов и капилляров по левой стороне тела, — сказала Маша. — Да, все верно, — кивнул Иван Симеонович и сделал какую-то пометку на листе, лежащем перед ним. — Проходите за стол у окна. У вас есть час. Уже развернувшись к своему месту, Маша краем глаза заметила пристальный взгляд, брошенный на нее Шемаханской. Но гадать, что он значил, было некогда — время пошло. Билет представлял собой несколько пожеванный альбомный лист с машинописным текстом из пяти вопросов. В верхнем правом углу была надпись «АН СССР НИИ ЧАВО. Утверждено: Невструев Я.П., Шемаханская К.А.» Далее шел перечень из пяти вопросов; внизу, практически посередине, стояли две размашистые подписи и потекшая печать «ОПЛАЧЕНО». Перечень вопросов — два теоретических и три практических — был следующим: 1)Вычислите степень моральных мук лжесвидетелей и сводников. 2)Дано: интенсивность — сорок нанотопоров. Вектор магистатум в созвездии Змееносца. Высчитать возможность неконтролируемого выброса энергии при эксперименте с эктоплазмой. 3)Опишите и продемонстрируйте основные методы ранней диагностики вампиризма, и способы его лечения. До какой стадии процесс можно обратить? 4)Дано: на рис.1 изображена ладонь правой руки, черного цвета. Под ней расположена надпись на санскрите, переводящаяся как «Мы знаем». Расскажите, кому принадлежит данный символ, когда и где он появляется, каков его смысл и история появления (3). 5)Рассчитайте и воспроизведите акустическое воздействие для создания монопрограммного дубля для работы с дистилляционной аппаратурой. «И как всегда Кристобаль прав — никакого воображения», — улыбнувшись своим мыслям, Маша занесла карандаш над черновиком и принялась писать. Проблем действительно не возникло. До определенного момента, а именно — пока не пришлось демонстрировать дубля. Все было идеально, кроме волос, которые почему-то оказались розового цвета. — Учитывая ваши проблемы в прошлом, это сущий пустяк, — сказал У-Янус, пряча в усах широкую улыбку. Улыбалась вся комиссия, кроме Сатанеева, который бормотал что-то про возмутительное бескультурье, порочащее образ советских дублей. — Весьма оригинально, Мария Владимировна. Свежо, я бы сказал, — с обаятельной улыбкой Жиакомо. — Скажите пожалуйста — вы пишете, что один из способов диагностики вампиризма — это зелье с использованием арники и лунного камня. В каких еще ритуалах используются эти ингредиенты? — В зельях восстановления после энергозатратных ритуалов, в универсальных преобразованиях и приборах для изучения межатомных связей, — с трудом вспомнила Маша. Голова гудела от напряжения, и больше всего на свете ей хотелось сбежать подальше из зала. — Вопросов больше не имею, — ответил Жиан Жеромович и перебросился парой фраз на латыни с У-Янусом. — Спасибо. Вы можете идти, — кивнула Шемаханская, делая какие-то записи. — До свидания, — облегченно выдохнула Маша и на ватных ногах вышла за дверь. Стоило ей только очутиться в коридоре, как силы покинули ее, благо рядом оказался стул, на который Маша и упала. — Ну что, сдала? — на нее накинулась жаждущая подробностей толпа. — Скорее всего, — протянула Маша. Сил говорить не было. — Только дубль почему-то с розовыми волосами вышел. Еще Сатанеев про Темное Братство допытывался — у меня был вопрос по теме, я вроде все уже рассказала, а тут он вклинился — вынь да положь ему технологию ритуала заказа! — Он что, кого-то заказать собрался? — хихикнул Дрозд. — Тот же вопрос ему задал Жиакомо, — слабо улыбнулась Маша. — Еще был вопрос по теории исследований, кое-что из квантовой алхимии и ритуалистики. А ты, Сашка, вытащил бы шпаргалки. Иначе до старости с ослиными ушами будешь ходить. Он не успел ей что-либо возразить — за дверь высунулась Томочка, и назвала его фамилию. Через пару минут после ухода Дрозда к ней подошел дубль Эдика и деревянным голосом потребовал подойти к нему в лабораторию. Уже в пути Машу окликнула Шемаханская, непонятно откуда взявшаяся у нее за спиной. — Мария Владимировна, постойте! — Кира Анатольевна поманила ее рукой. — У меня к вам небольшой разговор. — Да, Кира Анатольевна? — Маша послушно подошла к бывшей начальнице, мысленно недоумевая, зачем она ей сдалась. — Я видела, как вы ответили на экзамене, — начала она, скрестив руки на груди, отчего тонкие браслеты, светящиеся от напитавшей их магии, хрустально звякнули. — А так же я в курсе ваших проблем по магической части, что были в прошлом. Как вам уже сказали, это огромный прогресс, и я хотела бы выразить свое восхищение, а заодно предложить занять вакантную должность исполняющей обязанности вычислительным центром НУИНУ. И, разумеется, после прохождения испытательного срока — полноправной заведующей. — Почему я? — севшим голосом поинтересовалась Маша. — Вы — единственная сотрудница, умеющая работать на электронно-вычислительных машинах, что осталась в распоряжении НУИНУ, остальных надо переучивать, — нехотя сказала Шемаханская. — Вычислительный фактически пуст — заведующий, Алексей Тарелкин, ушел на повышение, а на расчетчиц напала эпидемия декретов. — Кира Анатольевна, я… — запнулась Маша, и сердце ее пропустило удар. Такое предложение делают не каждый день. Тем более ей. — Позвольте, я кое-что добавлю, — властно вскинула руку Шемаханская. — Не спешите отказываться. Я понимаю, что прошел уже почти год вашего пребывания в НИИ ЧАВО, многое вас здесь удерживает. Так же может быть обида из-за вашего перевода. В свое оправдание могу сказать, что это была инициатива Аполлона Митрофановича, за которую он уже получил соответствующий выговор. Подумайте, Мария Владимировна. Хотя бы до вечера, и уже тогда скажете мне свой ответ. — Хорошо, я обязательно подумаю над вашим предложением, — терпеливо кивнула Маша. Спорить с Кирой Анатольевной не было никакого желания и возможности — ее ждал Эдик. Вероятнее всего, он нащупал что-то по тому неизвестному источнику м-поля. В данный момент эта проблема занимала Машу куда больше, чем мифический пост заведующей ВЦ. — Буду ждать, — сухо усмехнувшись, сказала Шемаханская, и растаяла в воздухе.***
В лаборатории Эдика уже собрались Роман, Саша, Витька и сам Эдик. — Наконец-то, — шумно поприветствовал ее Витька. — Сдала? — Сдала, — сказала Маша. — Наверное. Результатов пока нет. — Будем верить в лучшее, — сказал Роман. — А пока приступим к делу. Эдик, ты что-то выяснил? — Помните, когда мы обсуждали это дело в первый раз, еще подумали о том, как бы выпросить у Камноедова заказ на комплектующие? — спросил Эдик. — Еще бы, — вздохнул Саша. — Мне он так и не закупил запасных транзисторов. — А мне удалось выбить необходимое, не без помощи Федора Симеоновича, — продолжил Эдик. — И буквально сегодня утром, во время диагностики, я смог отфильтровать большую часть посторонних сигналов. Похоже, этот источник находится где-то с третьего по девятый этаж! — Ну, это все меняет, — заржал Витька. — Да, все, — сказал Эдик. — Теперь мы хотя бы можем не метаться по всему институту, а сканировать определенные участки пространства. — Эдик прав, — сказал Роман. — Предлагаю не тянуть кота за все подробности, и приступить к делу. Я возьму третий и четвертый этажи, Витя — пятый и шестой, там как раз его лаборатории, Маша — только седьмой, делаем сидку из-за экзамена. К тому же, она на нем лучше всех ориентируется, да и Хунта если что наезжать не будет. За Сашей — восьмой и девятый. Эдик остается следить за радаром, в случае обнаружения какой-либо активности — докладывает нам. Есть возражения? — Нет, — ребята отрицательно помотали головами. — Тогда стартуем! Идея, сначала показавшаяся Маше достаточно здравой, перестала казаться таковой с того момента, как ее нога переступила порог седьмого этажа. Более всего ей хотелось упасть на кровать в кабинете Кристобаля, на которой лежал чудесный финский матрас, и забыться сном без сновидений. Гадкие рамки-поисковики, выданные Эдиком, оттягивали руки и дрожали так, что приходилось прилагать усилия, чтобы они не вырвались. К тому же Маше не давала покоя ноющая головная боль, появившаяся в момент подхода к Отделу Смысла Жизни. Списав дискомфорт на охранные чары, Маша двинулась по коридору. Ей повезло — Отдел был пуст. По-видимому, Кристобаль выполнил свое обещание касательно новых экспериментов, и выгнал своих сотрудников в полном составе на полигон, испытывать новую смесь для усыпления джиннов и последующей облегченной препарации их сознания. — А ведь обещал дождаться, неугомонный, — пробормотала Маша, наблюдая за рамками. Ощутимая дрожь превратилась в невыносимую, и кое-где уже проскользнули первые искры. — Эдик говорил, что это один из признаков, что тот источник, который мы ищем, рядом, — вслух подумала Маша. И, чуть погодя, с грустью добавила. — И почему я не удивлена? Она замерла, размышляя, что пойти сканировать раньше — лабораторию, запасник, или же рискнуть сунуться в кабинет. Решившись, она направилась в кабинет, просто потому, что по площади он был ощутимо меньше запасника и лабораторий. Да и вряд ли Кристобаль даст ей закончить, когда вернется. Стоило Маше зайти в кабинет, как рамки разлетелись на осколки и выпали из ее рук, а сама она едва не упала, успев опереться на косяк. Помотав головой, Маша огляделась. Как будто бы ничего не изменилось с последнего ее визита — все в идеальном порядке, даже обычный ворох исписанных непонятными формулами и символами листков, с каждым днем пополняющийся все больше и больше, лежит аккуратной стопкой на краю стола. Немного придя в себя, Маша постаралась сосредоточиться на своих ощущениях, надеясь, что они подскажут ей больше, чем разбившиеся рамки. В ушах шумело, и все звуки доносились, как через толщу воды. — Наверное, Кристобаль опять намудрил с охранными заклинаниями, и не предупредил меня, — без особой уверенности пробормотала Маша, блуждающим взглядом осматривая помещение. Неожиданно ее внимание привлек маленький темный портрет матери Кристобаля, висящий на стене. Он был один в один как тот, что имелся в его домашнем кабинете. Разница была в том, что этот портрет отсвечивал жутким синеватым сиянием. Не отдавая себе отчета, Маша, словно завороженная, подошла к портрету и коснулась его рукой, после чего с криком отшатнулась от невыносимой боли, пронзившей ее. В одно мгновение на портрете яркой вспышкой загорелась Печать Соломона, после чего дерево распалось на куски и с глухим стуком осело на ковер. Заторможено Маша смотрела то на жуткий ожог, расползающийся по руке, то на металлическую нишу, открывшуюся ее взору. Прижав руку к груди, она подошла ближе к тайнику. В нем не было ничего, кроме какого-то плоского металлического обломка размером со спичечный коробок. Кое-где его уже начинала есть ржавчина. В ушах зашумело еще больше, и Машу затрясло как в ознобе. Она сделала еще шаг, замирая от нахлынувшего страха. Осколок притягивал ее, звал, и этот зов эхом отдавался в ее сознании. Задыхаясь от ужаса, Маша коснулась осколка раненой рукой. Ожог защипало, и сквозь брызнувшие слезы Маша увидела зеленовато-сине искры, заскользившие по ране. — Какого… — не веря своим глазам, Маша поднесла руку к лицу. Ожог исчез, будто его и не было. Словно отозвавшись на ее слова, осколок начал вибрировать, распространяя вокруг себя усиливающиеся волны магии, и гася ими Машино сознание. Комната поплыла перед глазами, и Маша рухнула на колени, закрыв голову руками. Давящие волны накрывали ее с головой, погребая под собой как под лавиной.***
То, что в его тайник в кабинете влез какой-то самоубийца (ибо нормальные люди туда сунуться не рискнут), Кристобаль понял, когда у него прострелило затылок коротким электрическим разрядом, и резко зазвенело в ушах. Пошатнувшись, он едва не сел на землю и мысленно помянул Теодора, который регулярно выговаривал ему за то, что все охранные заклинания Кристобаль замыкает на собственную нервную систему. Убедившись, что никто ничего не заметил — все находящиеся рядом сотрудники его Отдела были слишком увлечены реакциями джинна на введенный препарат, — Кристобаль создал дубля и, бросив пару слов Одихмантьеву, трансгрессировал в институт. Все худшие его подозрения начали оправдываться еще на подходе — над институтом горело характерное зарево, смахивающее на северное сияние, и мелко вибрировали стены. Похолодев, Кристобаль выругался сквозь зубы и в буквальном смысле слова полетел на свой этаж, не дожидаясь лифта, распугивая случайно попавшихся по пути сотрудников института. Увиденное в кабинете совсем не обрадовало Кристобаля — на полу, съежившись, в окружении искрящейся и дымящейся золотисто-красной защитной сферы сидела Маша, тайник был разбит и уже начал плавиться от того чудовищного количества магии, что на него обрушилось. В ярости сжав кулаки, Кристобаль ринулся вперед, на ходу выставляя защитный барьер, но был отброшен назад. Зашипев, он повторил попытку, на этот раз более удачно — ему удалось закрыть Машин барьер, который с трудом выдерживал давление магии, — теперь враждебная сила полностью переключилась на него. Кристобаль понял, что слабеет. Артефакт вытягивал из него все силы — ноги с трудом слушались, и каждое движение отдавалось давящей болью. — Будь проклят день, когда я принес тебя сюда, — проскрежетал Кристобаль, делая шаг вперед. — Моя воля сильнее твоей! Казалось, от этих слов дрогнул воздух. Почувствовав заминку, Кристобаль выкрикнул заклинание на санскрите. Чрезвычайно древнее, настолько же мощное, настолько же высасывающее силы, коих оставалось уже не так много. Кабинет затрясся, и магия, эхом отразившись от стен, прошла сквозь барьер, выставленный Кристобалем. Издав пронзительный звон, Машин купол заискрился, искрами подпалив ковер, кресла и одежду Кристобаля. Мгновением позже резко наступила тишина. Все исчезло, будто ничего и не было. О случившемся напоминали лишь Маша в состоянии анабиоза, запах озона, раскуроченный кабинет да сам дымящийся Кристобаль, едва держащийся на ногах. Словно почуяв, что опасность миновала, защитная сфера Маши рассыпалась со стеклянным звоном, а сама она со стоном упала на ковер. Кристобаль хотел было ринуться к ней на помощь, но не смог. Он понял, что еще шаг — и просто упадет рядом с ней. И если Маша сможет подняться самостоятельно, то его без посторонней помощи из кабинета не вывести. — Что здесь произошло? — откашлявшись, спросила Маша. Она кое-как встала и с непониманием смотрела на зеленоватого Кристобаля. — Это лучше ты мне объясни, — прошелестел он, не мигая глядя на виновницу переполоха, титаническим усилием воли поднимая руку и гася тлеющий огонек на безвозвратно испорченном пуловере. В том, что именно Маша устроила весь этот кавардак, Кристобаль не сомневался ни минуты. — Влезла в мой кабинет, разворотила сейф… — Нет уж, это ты мне объясни! — сказала Маша, уперев руки в бока. Силы возвращались к ней стремительно. — Притащил в институт какой-то непонятный артефакт, который чуть весь институт на тот свет не отправил, и еще мне претензии предъявляешь? Кристобаль до боли в висках сжал челюсти. Мария опять влезла куда не надо и задает слишком много ненужных вопросов. — Я не обязан отчитываться тебе о своих действиях, — отчеканил он. — Ты обещала мне, что не будешь никуда лезть. И, как я вижу, нарушила свое обещание. — Ах не обязан? — возмущению Маши не было предела. — Да ты мог угробить всех нас! Я сама получила ожог второй степени из-за твоих штучек! — Не надо было лезть, куда не просят! — вспылил Кристобаль, чувствуя, как ярость охватывает сознание. — Это специальные охранные чары! Любопытство не порок, сеньорита Воробышкина, но его следует держать в узде! — Да ты… да ты… — казалось, Маше не хватает слов от нахлынувшей обиды. — Да на себя посмотри! Ты абсолютно не считаешься ни с чьим мнением! Ты врал мне! Ты постоянно мне врал! Ты всем врал! Из-за этой жуткой штуки у людей приборы с ума сошли, и институт чуть не взорвался! Я чуть не погибла! Ты совсем не считаешься с другими, когда дело касается науки! Кристобаль медленно зеленел, едва не задыхаясь от волн возмущения, поднимающихся все выше в его душе. — Я тебе не врал, — наконец отчеканил он, с трудом подавив в себе удушливую волну злости. — Те, кто должен был, знали об артефакте. Ты в их число не входишь. Машу пробрало холодом от его тона и взгляда. Каждое слово хлестало ее, словно молния, и она не могла сдержать предательской дрожи. — Я с содроганием вспоминаю день, когда мы встретились, — с каждым звуком голос его наливался металлом. — С меня хватит. Покинь мой кабинет. Стоило Кристобалю посмотреть в ее наполнившиеся слезами глаза, как он начал понимать, что, возможно, переборщил, но эта дохлая мысль была сразу же погребена под тоннами злости. Маша сделала шаг назад. Потом еще и еще один. Щеки от его последних слов горели огнем как от пощечины. — Ты прав, — проговорила она, глядя в его полные ярости глаза. — Будь проклят тот день, когда мы встретились. И, не тратя ни минуты больше, она побежала прочь из кабинета, размазывая по щекам злые слезы. Нет, не так она представляла себе их встречу после экзамена. Неожиданно Маша налетела на кого-то в коридоре. — Мария Владимировна, что с вами? — этим кем-то оказалась Шемаханская, едва устоявшая на ногах. — Все нормально, — всхлипнула Маша, делая над собой усилие, чтобы не зареветь в голос. — Вы в этом уверены? — тон Шемаханской был полон подозрительности. — Да, конечно, — прозаикалась Маша, быстро приглаживая волосы в попытках придать себе более пристойный вид. — А я как раз вас искала! — Слушаю вас, — кивнула Шемаханская. Взгляд ее ярко подведенных глаз скользил по Маше будто рентген. — Я подумала над вашим предложением, и хочу ответить на него согласием, — Маша слышала свой голос будто издалека, словно он не принадлежал ей. Шемаханская тонко улыбнулась. — Я знала, Мария Владимировна. Если вам хватит на сборы трех часов, то вы сможете трансгрессировать с комиссией. Бюрократические проволочки оставьте Томочке, моей помощнице. Вас это устраивает? — Абсолютно, — кивнула Маша. В ее душе наступило жуткое, отрешенное спокойствие.