С личной жизнью не везет, так еще и друзья — идиоты. Неля, «Вы все меня бесите» Не пьют только на небеси, а на Руси — кому ни поднеси! Легион, «Монах и бес»
Да-да, продолжаем алкогольную тематику. Почему? Потому что авторка очень устала и хочет погулять на травку (((И еще — не знаю, кто ты, то существо, которое по 10 раз на дню смотрело содержание этого фика — прода вышла быстрее, чем могла, благодаря тебе. Ты слишком действовало мне на нервы. Отдельную благодарность хотелось бы выразить Jorian_Grayd, который любезно проконсультировал меня о Великой Отечественной. Спасибо: 3 Не бечено Маша стояла на коленках около "Алдана" и размашистыми движениями терла тряпкой пол около него. Из-за постоянного контакта со стульями и обувью линолеум был основательно потерт, и впитавшаяся грязь отходила с трудом. — Не по нормативу, значит, — пыхтела она, яростно выжимая ни в чем неповинную тряпку. — В следующий раз, не знаю как, но полы будут отмывать сами. Языком! С каждым движением мысли Маши становились все более выразительными. Она думала о проверяющих, мытье полов и о том, куда им следует засунуть свои запреты на использование нежити в уборке. Не далее как четыре дня назад товарищ Дохненко обнаружил, что домовые и гномы используются для уборки «сверх норматива», и поэтому сотрудники института были вынуждены переквалифицироваться в техничек в свободное от основных занятий время. Ведь, как поддержал его товарищ Голованов, «Труд облагораживает человека!». Мнение сотрудников по этому поводу было несколько иным, но выражать его вслух чревато строгим выговором за нецензурную брань на рабочем месте. — Маша, можно пройти? — спросил Саша, зависнув на пороге. Он «облагородился» накануне, подавая пример как заведующий ВЦ. — Да, по краю, а потом на стул, — махнула рукой Маша. — Бесполезно, я вчера часа три тер тот участок, эта грязь не отмываема, — покачал он головой, кое-как пролевитировав до стула. — Когда же это закончится? — простонала Маша, бросив тряпку в ведро, и села, раскинув ноги. — Они над нами издеваются? — Кадавр их разберет, — вздохнул Саша. — Новый год на носу, а они какую-то чехарду устроили. Особенно этот Дохненко. Вроде бы им уже не раз намекнули, что никуда лезть не надо. — И толку? — резонно отметила Маша, одним движением руки переместив воду за окно. В последнее время у нее стала хорошо получаться левитация. Машу не меньше Привалова удивляло бесстрашие товарища Дохненко, а так же его бешеная работоспособность и преданность своему делу. В то время как его товарищи по несчастью были либо запуганы, как невыразительные молодые люди, либо замучены Камноедовым, как товарищ Голованов, он проявлял чудеса трудолюбия, бегая по институту с утра до ночи. Особенно его стал интересовать вычислительный — то якобы бумаги перерасход, то краски для печатания, то транзисторов сверх нормы им выделяют. — Может, попросить Витьку, чтобы проклятие какое навел на Дохненко? — с тоской предложил Маша. В целом она была доброй и отзывчивой девушкой, просто очень уж ей Дохненко надоел. — Не получится, — так же грустно отозвался Саша. — Он сейчас за Жиакомо бдит как Цербер, чтобы проверяющий к любимому учителю лишний раз не наведывался. Не до нас ему. «Может, Кристобаля попросить что-нибудь сделать с Дохненко?» — подумала Маша, и тут же смутилась своих мыслей. Было очень непривычно думать о нем по имени, без использования отчества, не говоря уже о том, чтобы так называть. Пару раз, забывшись, она назвала его Кристобаль Хозевич, чем заработала пристальный, чуть нахмуренный взгляд, отозвавшийся мурашками по коже. — Маша! Ты меня слышишь? — Саша стоял совсем рядом и махал руками перед ее лицом. — У тебя все в порядке? — Да-да, конечно, — спохватилась Маша. — Все нормально. — Я говорил, что тебя зачем-то Даша из Техотдела попросила зайти, — все еще с подозрением посматривая на девушку, произнес Саша. — Можешь идти сейчас, я как раз закончу расчеты для Эдика, он очень просил. Твоя помощь мне пока не нужна. — Хорошо, — кивнула Маша, и как можно быстрее покинула вычислительный, провожаемая подозрительным взглядом Привалова. Дашка обнаружилась в мастерской. Она стояла около кучи тряпья, служащей тайным хранилищем продуктов, и критическим взглядом осматривала на свет непочатую бутылку армянского коньяка. — Я пить не буду, — быстро сказала Маша, завидев бутылку. — Тебе и не наливают, — хмыкнула Дашка, пряча бутылку в тряпки. — По крайней мере, пока. Ты сегодня ночью что делаешь? — Спать собиралась, — настороженно ответила Маша. — А тебе зачем? — Да так, хотела тебя на эксперимент пригласить, — сказала Дашка. — Выясним, что более всего подходит в качестве аналогов для «Телепортатора», заодно и с девочками познакомишься. — Ну уж нет, больше я с тобой пить не буду! — Маша нахмурилась и скрестила руки на груди. — Мне хватило прошлого раза! — Ты сама полезла в хранилище, причем здесь я? — заржала Дашка. — Соглашайся, на этот раз все будет прилично! Обещаю, что доставлю тебя домой в целости и сохранности, и не буду спрашивать о том, откуда у тебя в ушах бриллиантовые серьги с камнями из сокровищницы царицы Савской, стоимостью в годовую зарплату бакалавра в нашем институте. Я не любопытна. Маша почувствовала, как заполыхало ее лицо. Скромные «гвоздики» были подарены Кристобалем накануне, так как старая пара сережек развалилась после неудачного опыта с трансгрессией. — Откуда ты знаешь? — отчаянно борясь со смущением, спросила Маша. — Я изучала артефакты из сокровищницы, они все имеют характерную, еле заметную ауру, — пояснила Дашка. — Да ты не бойся, никто кроме меня не заметит. Разве что корифеи, но им оно не интересно. — Ладно, я приду, — сдалась Маша, переводя тему в более спокойное русло. Тем более, ей и самой хотелось развеяться от бесконечной зубрежки. — Во сколько быть? — А вот это другой разговор! — Дашка в упоении потерла руки. — Значит так! Стартуем в двенадцать часов — надо успеть все варианты перепробовать, и по общаге разойтись до пробуждения коменды. — А как попасть в институт? Камноедов бдит! — напомнила Маша. — Я с Васькой Одинцовым уже договорилась, — махнула рукой Дашка. — У него сегодня жену из роддома выписывают, и он свалит домой. Вместо себя попросит Привалова остаться, так что проблем возникнуть не должно. — Мне бы твою уверенность, — покачала головой Маша. Она нутром чувствовала, что сегодня что-то будет.***
События, разворачивающиеся далее, перекликаются с вбоквелом https://ficbook.net/readfic/5482872 Около двенадцати часов, настороженно озираясь по сторонам, Маша шла по коридору, ведущему в Техотдел. Заклинанием локального освещения она пользоваться не рискнула, так как получалось оно пока не очень, поэтому пришлось ограничиться парафиновой свечкой. Хоть Маша уже и бывала в институте ночью, все равно было немного страшно. Она нервно усмехнулась, представив, как жутко выглядит со стороны. Неожиданно ее внимание привлек странный звук, раздавшийся совсем рядом. Как будто чей-то безумно знакомый, удивленный голос… «Показалось», — подумала Маша, на секунду остановившись посреди коридора, после чего пошла дальше. А в Техотделе все уже было подготовлено для предстоящего «эксперимента». Дашка умудрилась расчистить захламленную подсобку, оставив в центре один небольшой видавший виды стол. На нем стояли бутылки с разноцветными жидкостями, граненые стаканы из столовой и несколько тарелок с пирожками и колбасой. — Падай вон туда, — махнула рукой Дашка на свободное место рядом со Стеллочкой. — Еле от Выбегалло вырвалась, совсем замучил со своей статьей, — тихо пожаловалась Стеллочка Маше, когда та кое-как устроилась на кривоногой табуретке. — Думала, ни за что не сбегу. Повезло, что к нему Мерлин пришел, и не до меня стало. — Я сама кое-как выбралась, — вздохнула Маша, ненавязчиво рассматривая еще двух девушек, сидящих напротив. — Еще и платок где-то умудрилась оставить. — Товарищи девушки, — сурово начала Дашка, прервав разговор. — Я собрала вас сегодня по очень важному поводу. Но перед тем как обсудить возникшую проблему, попрошу познакомиться с новыми членами нашего Женсовета — Стелла и Маша. Стелла является лаборанткой у Выбегалло, а Маша расчетчицей в вычислительном. Стелла, Маша — это Оля и Брунгильда, для друзей Бруня. Прошу любить и жаловать. — Я переводчица со звериных языков, — сказала Оля, брюнетка с огромными голубыми глазами. Маша невольно забеспокоилась, глядя на нее — девушка выглядела так, будто не спала полгода. — Не слушайте эту засранку, она вас плохому научит. Как и меня. — Ну, тебя же все устраивает, — хихикнула Дашка, нахально подмигнув Оле. Та лишь страдальчески вздохнула. — Я из Отдела Социальной Метеорологии, — сказала Бруня, невероятно худая девушка с короткой стрижкой. Волосы у нее были весьма примечательные: пепельно-русые в основной массе, в которых то тут, то там проглядывали красно-оранжевые пряди. — А что… — Машу очень заинтересовал столь экзотичный окрас девушки. И как еще Демин с Камноедовым до нее не докопались? — На меня случайно пролили реагент, — развела руками Бруня. — Лаборант новенький, косорукий, Васениным зовут, от Бальзамо забегал, результаты опытов принес, — пустилась объяснять Дашка. — Случайно снес пару пробирок. Мы ему потом вместе то ведро из-под технического спирта на тазовую кость натянули. — Мне уже настучали, что Бальзамо его час снять не мог, — рассмеялась Бруня. — Так что я полностью отомщена. Пока девчонки смеялись над незадачливым лаборантом, Маша мысленно сочувствовала бедняге. Редкостной невезучести человек! — Итак, продолжим, — отсмеявшись, произнесла Даша. — Как вы знаете, с недавнего времени я исчерпала запасы иностранной газировки и шотландского виски, соответственно, «Телепортатор» нам не сделать. Отсюда возникает проблема — чем мы будем угощаться на грядущий день рождения Бруни? — Пить надо меньше, — тихо хихикнула Оля. — Жрать «голую» водку — не комильфо, белый вермут не достать. По алкогольной части замена нашлась довольно быстро — Эдик Амперян подогнал целый ящик хорошего армянского коньяка. Возникает вопрос, как поступить с газировкой? — продолжила Дашка, не расслышав подколки в свою сторону. — И ты собрала нас затем, чтобы мы выбрали замену кока-коле? — скептически изогнула бровь Стеллочка. — Именно! — с горящими глазами кивнула Дашка. Ее неуемная натура жаждала экспериментов, и не важно, что это было — техника или алкогольная продукция. — Я посчитала, что подобное решение должно приниматься коллективно. Что скажете! — Повезло, что сегодня суббота, — вздохнула Оля. — И из чего мы должны выбирать? — Из этого! — Дашка широким жестом указала на бутылки. — «Дюшес», «Тархун», «Барбарис», «Крем-сода», «Буратино», «Ситро», сироп вишневый, варенья клубничное и смородиновое, разведенные в воде, и даже, — она замолчала, торжествующе глядя на подруг, — настойка Блаженства! — Где ты ее достала? — вытаращились они. — Отняла у гнома-уборщика, — отмахнулась Дашка. — Он спер ее для своих нужд. С чего начнем? — Думаю, настойку Блаженства стоит оставить на потом, — задумчиво протянула Стеллочка. Маше стало не по себе. Кристобаль еще давно, во время очередного урока по алхимии как-то упомянул эту настойку. Он говорил, что рядовому магу можно пить не более чем полглотка, иначе скрутит на весь день и забьет чакры. И тем более не стоит ее ни с чем смешивать. Настойка Блаженства — это скорее лечебное зелье, чем просто питье. — Мне говорили… — Маша запнулась, подумав, что стоит перефразировать мысль, иначе потом вовек не отобьется от расспросов. — Я слышала, что ее вообще не стоит ни с чем мешать. И пить ее тоже много нельзя. Унесет. — Чушь! — Дашка была с ней в корне не согласна. — Корифеи вон пьют регулярно, и с вином мешают, и не только с вином, и ничего! — Ну, так это корифеи, — неуверенно возразила Маша. — Предлагаю начать с «Буратино», — разрешила спор Оля. — А там посмотрим. На том и решили. Первый стакан пошел на удивление хорошо, поэтому, обсудив все вкусовые ощущения, девушки нарисовали в специальном блокнотике твердую четверку. Не смотря на весьма непринужденную атмосферу, Маша никак не могла отделаться от чувства, что за ними кто-то наблюдает. Она кожей чувствовала чей-то взгляд, но никак не могла понять, чей он, и насколько враждебен по отношению к ней или девчонкам. После третьего стакана их потянуло на душевные разговоры, а после четвертого девушки затянули песню «Вот кто-то с горочки спустился…». Маша уже давно не чувствовала себя так хорошо. Потом пела Дашка, потом они опять что-то пили, произнося тосты… Маша почувствовала, что постепенно теряет нить разговора. — А знаете, девочки, — вырвал ее из забытья голос Оли, — я никогда в жизни не каталась на лошадях. — Что, сильно хочется? — хихикнула Бруня, и едва не сползла под стол. — Очень, — мотнула головой Оля. — Я так люблю лошадей! — Решено, — Дашка сурово хлопнула ладонью по столу, отчего бутылки подпрыгнули. — Сейчас продегустируем настойку Блаженства, и пойдем кататься на лошадях! — Где ты их возьмешь? — пробормотала Маша, держась за стол. — А Конек-Горбунок на что? — хихикнула Дашка. Все присутствующие переглянулись и согласно чокнулись. Маша не помнила, кто именно сунул ей в руку тяжелый стакан. Настойка пахла лесными травами, болотом и земляникой. Секунду поколебавшись, она осушила ее до дна. Жидкость огнем обожгла гортань, расплавленным металлом дойдя до желудка, после чего начала подниматься обратно. Маша, почувствовав, что не в силах сдержатся, распахнула рот и выдохнула густой сиреневый дым. В тот же миг силы покинули ее, как будто уйдя из тела вместе с дымом, и она медленно сползла под табуретку. — Хорошо-о-о, — протянула Дашка, и Маша была с ней полностью согласна. По телу разлилась необыкновенная легкость, разум прояснился и наполнился светом. — Девчат, айда кататься! Девушки прогудели что-то в знак согласия и медленно поползли к выходу. Маша смогла встать, держась за стул, и добралась до двери быстрее всех, покачиваясь, как гимнастка на канате. Мысли ее были кристально ясны, и игриво подталкивали сбежать от подружек на седьмой этаж — Кристобаль наверняка завис с ежегодным отчетом в своем кабинете. Намерениям ее не суждено было сбыться — хохоча и распевая непристойные частушки, подруги потащили ее в виварий. — А как же Альфред? — Маша смутно осознавала, что он может нажаловаться кому-нибудь, и это наверняка дойдет до Кристобаля… Выйдет очень неловко. — Ты недооцениваешь его мощь. Пациент скорее мертв, чем жив, — хихикнула Дашка, войдя в виварий, и пнув кончиком туфли Альфреда, лежащего за ящиками с сухим кормом. Клетка с Коньком нашлась довольно быстро. Маше места не хватило — она была достаточно узкая, не рассчитанная на толпу взбалмошных девиц — поэтому ей пришлось остаться в проходе. Легкий сквозняк прошелестел по Машиному лицу, заставив ее вздрогнуть и поежиться. Она осмотрелась — он раздавался из приоткрытой железной двери, ведущей в ангар. Ноги сами понесли ее в ту сторону прежде, чем она почувствовала желание туда попасть. В ангаре царил полумрак, не позволяющий сразу разглядеть обстановку, кроме огромной кучи камней, лежащей в центре. Наверное, именно поэтому Маша прошла внутрь до того, как вспомнила, кого именно держат в ангаре. «Это дракон», — холодея от ужаса, подумала Маша, не в силах сдвинуться с места. Куча шевельнулась и распахнула огромный янтарный глаз. Внимательно оглядев им застывшую девушку, дракон распахнул второй глаз и приподнял сначала одну голову, а потом и две оставшиеся. «Три головы, — отрешенно подумала Маша, пока дракон приближался к ней. — Ладно хоть желудок один. Или их все-таки несколько? Если столько же, сколько голов, то тогда меня на всех не хватит». Мысленно попрощавшись со всеми, кто был ей дорог, Маша посмотрела на дракона. Он глядел на нее бесконечно мудрым взглядом, какой бывает только у существ, проживших не один век. Дракон остановился совсем рядом — настолько близко, что она могла видеть свое отражение в изумрудной с разводами чешуе, ощущала жар, исходивший от него, и накатывающие волны первобытной магии. Дракон вытянул среднюю голову, приоткрыл пасть и выпустил струйку дыма меж огромных, светящихся в темноте клыков. «Сейчас сожрет, — с тоской подумала Маша. — Хрум — и нет меня. А почему именно средняя голова? Она что, главный дегустатор?» Как будто подсмотрев ее мысли, дракон фыркнул и лизнул Машу горячим шершавым языком, что стало для нее еще неожиданностью, сопоставимой с признанием Хунты в любви. Боковые головы последовали примеру средней, и через полминуты Маша оказалась вылизана с ног до головы. — Ой, ну зачем так, что о нас люди подумают? — захихикала Маша, погладив дракона по чешуйчатому носу. Он втянул носом воздух и ткнул ее головой в бок, отчего она не удержала равновесия и плюхнулась на пол. — Ты у нас совсем не злой, правда? — Маша почесала за загривком правую голову. Дракон довольно заурчал и обнял ее крыльями. Чешуя его под рукой была удивительно гладкой и теплой на ощупь. — М-маша, ты че творишь?! — заикаясь больше Федора Симеоновича, прошипела Дашка, стоящая у входа в ангар. — Все в порядке, он совсем не страшный! — Маша помахала ей рукой. — Иди сюда! — Ты рехнулась, — выдохнула Дашка, но послушалась и подошла ближе. Дракон приподнялся и зарычал. — Тихо-тихо, — Маша успокаивающе погладила его по крылу. — Она не причинит тебе вреда, не бойся. — Я в шоке, — прошептала Дашка, широко распахнутыми глазами глядя на Машу и дракона. — Ярок так не слушается даже Альфреда с помощниками. — Ярок? Это твое имя? — Маша обняла дракона за шею, отчего он фыркнул и едва не обжег ее паром из пасти. — Удивительные создания эти драконы, — хмыкнула Дашка, прислонившись к стенке. — Если бы я так не любила технику, то точно стала бы изучать драконов. Ты знала о том, что мы — единственный магический институт в мире, содержащий драконов не на специальных полигонах, а в самом здании? — Правда? — удивилась Маша, поглаживая дракона по чешуйчатому носу. — Да, — кивнула Дашка. — Думаешь, зачем к нам шотландцы гоняли? Все пытались выведать секрет содержания. Хотя какой там секрет? Люби, корми и не обижай. — Похоже, ему нравится эта формула, — хихикнула Маша, когда дракон вновь лизнул ее. — Ты ему тоже нравишься, — подмигнула Дашка. — Интересно только, почему? Обычно они людей не любят. Вон, пифии наши пытались недавно к нему подкатить с тем, чтобы помог им пророчество расшифровать, так он их чуть не слопал вместе с тапочками. — Пророчество? — Маша удивленно посмотрела на нее. — Какое такое пророчество? — Да есть там одно, — Дашка пожала плечами. — Это было незадолго до того, как ты к нам перевелась. В подшефном колхозе, во время копки грядок под морковь, нашли каменную плиту. Я видела ее издалека — вся побитая, истертая, но большая часть написанного уцелела. На ней были выбиты славянские руны, не простые, а какие-то с вывертом. Я в этом не разбираюсь, но пифии чуть с ума не сошли, расшифровывая эту дребедень. Точную формулировку не помню, вроде что-то такое: «Белый дракон, рожденный на исходе последнего года перед великой войной, в которой земля захлебнулась от крови людской, встанет на крыло, сведя воедино три осколка Орудия СтрастнОго, и пронзит сердце, тьму носящее». — Бред какой-то, — хмыкнула Маша. Она и раньше не особо верила во всякие пророчества и гадания, а после знакомства с Мерлином и вовсе перестала. — Я тоже так считаю, — кивнула Дашка. — Пифии всю валерьянку в медпункте сожрали, под конец даже корифеи подключились. И то не смогли ничего толкового выяснить! — В каком плане? — спросила Маша. — Ну, смотри, — Дашка принялась загибать пальцы. — Они узнали, что плита и письмена на ней соответствуют необходимому временному периоду. Да, руны немного не такие, как должны быть, но это не то ошибки камнереза, не то какой-то местный диалект. Дальше начинается вздор! Во-первых, Орудие СтрастнОе — это из христианства, по легенде оно причастно к мученичеству Христа. Во-вторых, белые драконы — они вымерли как вид еще в те времена, когда Хунта пешком под стол ходил. Маша представила, как Кристобаль ползет под стол на четвереньках, и расхохоталась, упав на бок. — У-у, тебе уже хватит, — присвистнула Дашка и привела хихикающую Машу в вертикальное положение. — Говори «До свидания!» дяде-дракону и пошли к девчонкам. Они там замучили бедного Конька. Не в силах протестовать, Маша лишь помахала дракону на прощание. Он ответствовал ей громким ревом и хлопаньем крыльев. А между тем в виварии творилось светопреставление. Конек-Горбунок умудрился вырваться из лап пьяных девушек, и теперь с жутким ржачем наматывал круги по всему помещению. — Бруня, Оля, Стелла, загоняйте его на меня! — крикнула Дашка и, уронив Машу куда-то в угол, покачивающимся шагом направилась изображать из себя тореадора. Держась из последних сил, Маша наблюдала за происходящим. Отвлекшись на Дашкин крик, Бруня растянулась во весь рост на полу и отдыхала на соломе. Извернувшись, Конек лягнул Стеллочку, и теперь она стояла посреди вивария, тряся головой. «Сейчас бы в кроватку и спать», — мечтательно подумала Маша, как вдруг почувствовала чье-то легкое дыхание у своего уха. Встрепенувшись, Маша прислушалась. «Нет, показалось», — подумала она, как вдруг в ее голове появилась настойчивая мысль, что им пора уходить, и что кататься на Колесе Фортуны куда веселее и безопаснее. — Девочки, а пошли на Колесе Фортуны кататься? — громко спросила она у подружек, пытаясь встать с помощью стены. — Ну его, этого Конька, он нас всех не выдержит. — А пошли, — кивнула вся компания, после чего медленно пошла прочь, держась друг за друга. В машинном зале силы окончательно покинули Машу. Мутным взглядом оглядев помещение, она нашла уютный закуток за трансформатором, и без сил опустилась на пол. «Как же я их всех люблю!» — с нежностью подумала Маша о подружках, засыпая под успокаивающее гудение прибора.***
Кристобаль пребывал в отвратительном расположении духа. Вечер получился на редкость неудачным — сначала какие-то самоубийцы вторглись в его кабинет и не дали закончить отчет, потом шальным заклятием был испорчен ценный прибор, и вот, когда негодяй найден, Жиан и Теодор грудью встали на защиту мерзавца! — С такими друзьями и врагов не надо, — фыркнул Кристобаль, проверяя защитные заклинания кабинета перед тем, как уйти. Он бросил взгляд на кресло — в нем лежал белый пуховый платок. Вздохнув, он взял его в руки — Мария так спешила сегодня закончить урок, что совершенно забыла про платок. «Теплый… Как странно», — подумал Кристобаль, сжимая вещь в руках. — «Что она делает в институте в столь поздний час? Надо ее найти, пока не успела вляпаться во что-нибудь». Нашел он ее довольно быстро. В этом ему помог платок как маяк и стайка весьма нетрезвых девиц, выкатившихся из машинного зала. Среди них Кристобаль не без удивления отметил лаборантку Выбегалло Стеллу, переводчицу со звериных языков Ольгу и лаборантку из Отдела Социальной Метеорологии Брунгильду. Замыкала шествие Дарья из Техотдела. Судя по ее воинственному виду, именно она руководила всем шабашем. Девушки были настолько пьяны, что даже не заметили Кристобаля, стоящего в паре метров от них. «Мне давно следовало поговорить с Одином о поведении его сотрудников», — поджал губы Кристобаль, посмотрев Дарье вслед, и вошел в зал. Мария обнаружилась спящей за трансформатором. Кристобаль усмехнулся и провел кончиками пальцев по ее щеке. «Она так смешно сопит», — подумал он, привалившись спиной к трансформатору, но вместо этого произнес: — Ну и что же мне с вами делать, Мария Владимировна? Словно услышав его голос, Мария поежилась и забилась в угол еще сильнее. Кристобаль подавил в себе желание зевнуть — ему ужасно хотелось спать, вся эта пустая беготня вымотала не хуже марш-броска. Телепортировать ее в общежитие вряд ли получится… Решение пришло в голову в тот же миг. Улыбнувшись, Кристобаль осторожно поднял девушку на руки. Завтра воскресенье, и вряд ли кто в общежитии заметит ее отсутствие… Проходя через парадный холл, Кристобаль бросил мимолетный взгляд на портрет Выбегалло. Помнится, они с Марией так и не пошли на открытие, им было… не до того. При воспоминании о той ночи лицо Кристобаля осветила загадочная улыбка. «Я проявил преступную невнимательность к триумфу своего коллеги. Необходимо это исправить!» — подумал он, останавливаясь напротив портрета. — Что ж, лаборант Теодора сильно постарался, это видно… Добавим же портрету реалистичности! — хихикнул Кристобаль. Портрет пошел волнами, неуловимо изменившись, а рядом с ним возник темный предмет. Торжествующе оглядев дело рук своих, Кристобаль удалился прочь с чувством глубоко морального удовлетворения. Прибежавший ранним утром на работу Василий Одинцов получил возможность первым оценить «корректировку» портрета: на носу у Выбегалло появился гнойный прыщ, не сходивший с реального прототипа уже более полугода, привычная пшенная каша в бороде и бисеринки пота, скатывающиеся по слипшейся челке. На полу же, прямо под портретом, находилась низкая ободранная табуретка, видавшая, кажется, еще царя Гороха. На ней стоял граненый стакан со щербинкой, на дне которого плескалась жидкость, по виду напоминающая воду, а сверху стакан венчала корка черствого черного хлеба. Завершала натюрморт траурная лента, пересекавшая портрет наискосок по нижней части рамы. «Лично мне так даже больше нравится», — подумал Василий и ушел будить Сашу Привалова.***
Солнечный луч проник сквозь неплотно прикрытые занавески и игриво пощекотал Маше веки. Улыбнувшись, она сладко потянулась, и поглубже зарылась в подушки. Вставать, впрочем, как и открывать глаза, не хотелось. Маше было очень хорошо — как будто ее нежно качает, как когда-то у мамы на руках, одеяло уютно давит на плечи, и пахнет приятно — свежим мужским одеколоном с древесными нотками и пряностями. Стоп. Какой мужской одеколон в ее общажной комнате? Маша резко распахнула глаза, после чего так же резко их закрыла. Потерев веки и удостоверившись, что это не сон, она огляделась. — Где я? — изумленно вырвалось у Маши. Такого с ней еще не случалось — напиваться до состояния «тело», чтобы не помнить наутро, как оказалась в месте пробуждения. Кровать радикально отличалась от той, на которой Маша привыкла спать — дубовая, классической формы с четырьмя столбиками и белоснежным балдахином она была крайне необычно заправлена — вместо того, чтобы свисать свободно, края одеяла крепко заложены за бортики (1). Маша поерзала, ощутив острое сходство с письмом в конверте. Окна завешаны тяжелыми ночными шторами, из-под которых проглядывали несколько слоев тюля. Рядом с кроватью, как в заграничных фильмах, стояли аккуратные тумбочки, а наискосок виднелся тяжелый платяной шкаф. — Кто я? Какой год на дворе? — ехидно раздалось из противоположного угла комнаты. Услышав голос, Маша содрогнулась. Напротив, в большим мягком кресле, закинув ногу на ногу сидел Кристобаль Хунта. Он был одет в пижаму, теплый халат и домашние туфли. — Как я оказалась у тебя дома? — нервно поинтересовалась Маша, испытывая жгучее желание спрятаться под одеялом с головой. Опустив взгляд вниз, она сглотнула — вместо вчерашней блузки на ней была одета клетчатая пижама. — Чудеса дедукции, браво! — тон Кристобаля был официален, а в глазах плясали смешинки. — Вы действительно находитесь у меня дома, Мария Владимировна. — Ты меня переодел, — Маша почувствовала, как краска заливает ее лицо. Пусть она и любила этого человека, ей было сложно свыкнуться с мыслью, что он видел ее голой. — Я всего лишь трансфигурировал твою старую одежду в нечто более приемлемое для сна, — усмехнулся Кристобаль. — Ты несколько переборщила с дегустацией алкогольной продукции имени Техотдела, вследствие чего заснула в машинном зале за трансформатором. Твои более крепкие подруги ушли на своих ногах, а я забрал тебя к себе. Это был единственный вариант, потому как в общежитие мне не попасть. Маша почувствовала, что сейчас провалится вместе с кроватью от стыда. Это же надо было так опозориться! Ну, Дашка, ну, погоди! — В тот момент, когда я уже почти уложил тебя, ты проснулась и полезла ко мне целоваться, — как ни в чем не бывало продолжил Кристобаль. Маша с тихим стоном натянула одеяло на голову. — Не то чтобы я был против, скорее даже за, но все же мне гораздо приятнее, когда ты во вменяемом состоянии. Одину давно следует поговорить со своей ученицей. Хотя это вряд ли возымеет эффект… Пока он говорил, в голове у Маши, фрагмент за фрагментом, всплывали подробности прошедшей ночи. — Мне очень стыдно, — глухо раздалось из-под одеяла. — Не скажу, что это было достойное поведение, — Кристобаль с трудом сдерживался, чтобы не заржать в голос. — Ты сама все прекрасно поняла, и больше не станешь напиваться до невменяемого состояния. И, пожалуйста, предупреждай меня, если вдруг решишь удариться в очередной внеплановый загул с подругами. — Я постараюсь, — прошелестела Маша из-под одеяла. — Ладно, посмеялись и забыли, — произнес Кристобаль, присаживаясь на кровать и осторожно вынимая Машу из-под одеяла на свет. — Мне ужас как стыдно, — тихо сказала Маша, утыкаясь лицом ему в грудь. — Идем, я покажу тебе квартиру, — сказал Кристобаль, обнимая ее за плечи. Встав с его помощью, Маша бросила случайный взгляд в зеркало над тумбочкой и в ужасе отпрянула. Она догадывалась, что вид после пробуждения у нее будет не очень, но не до такой же степени! Глаза опухли, волосы дыбом — страшилище! — Мне срочно нужно в ванную, — пискнула Маша, пытаясь пригладить косу. — Пожалуйста, — с трудом сдерживая смех, Кристобаль указал на дверь. — Прямо и направо. Зайдя в комнату, Маша ахнула. Ее поразили даже не размеры ванной, которая больше походила на маленький бассейн. Самым большим впечатлением стали угловые полки над ней, сплошь забитые непонятными банками, флакончиками и пузырьками. — Вот полотенце, — Кристобаль положил его не небольшую тумбу. — И внеочередное задание — чистка одежды магическим способом. Формулировка по Пропперу, бета-вектор на восток, ориентироваться по созвездию Водолея. — А если у меня не выйдет? — Маша испытующе посмотрела на него. — Выйдешь к завтраку в одном полотенце, только и всего, — вкрадчиво произнес Кристобаль. Маша пожалела, что задала этот вопрос. — А чем мыть голову? — она поспешила перевести разговор в менее смущающее русло. — Ту все надписи иностранные на флаконах… — К сожалению, советская парфюмерная промышленность не может удовлетворить моих запросов, приходится закупаться на стороне, — пожал плечами Кристобаль. — Вот мыло, вот мочалка, вон та сиреневая бутылка — шампунь, а та серая — бальзам для волос, его наносят после шампуня и потом смывают. — Зачем он нужен? — Маша с искренним интересом посмотрела на банки. — При его использовании волосы меньше путаются, — охотно пояснил Кристобаль. — Вон тот голубой пузырек — маска для укрепления волос, если хочешь, можешь использовать и ее. Подержи минут десять перед шампунем, затем смой. Впрочем, можешь пользоваться всем, что находится в этой комнате. За исключением, пожалуй, вон того зеленого пузырька. — А что там? — спросила Маша. — Крем от тысячелетних морщин, — повел плечами Кристобаль, но, увидев вытянувшуюся Машину физиономию, поспешил развеять ее сомнения. — Это была шутка, уже можно смеяться. Если серьезно, то это одеколон. Выписал недавно из Мадрида. — И что же в нем такого страшного? — Маша с трудом поборола в себе желание открыть пузырек прямо сейчас. — Запах, — поморщился Кристобаль. — Который не выдерживает ни один нюх. Не прошлой неделе Жиана едва откачал после того, как использовал пару капель перед работой. Он только вылечил насморк, бедняга. Как оказалось, напрасно.***
Маша стояла перед зеркалом уже десять минут, и все никак не могла уложить волосы. Она случайно переборщила с шампунем, и от этого прическа приобрела невероятный объем. Казалось, вместо волос у нее на голове одуванчик. — Укладывайтесь, сволочи! — едва не плача, вскрикнула Маша, отчаянно вытягивая прядь расческой. Словно в отместку, она взлетела в воздух еще выше. Задание с очисткой белья она выполнила на удивление легко. Проблемы начались чуть позже — Маша нашла на полке заграничный фен для сушки волос, и решила использовать удивительный механизм. Никто не предупредил ее о том, что волосы могут неадекватно среагировать на постороннее вмешательство в процесс высыхания. — Мария, у тебя все в порядке? — Кристобаль осторожно постучал в дверь. — Завтрак готов. — Да, конечно, уже выхожу, — тяжко вздохнув, Маша оставила бесплодные попытки придать волосам достойный вид, и вышла из ванной. — А я думал, ты будешь в полотенце, — усмехнулся Кристобаль, окончательно смутив Машу. — И еще ты явно переборщила с шампунем, судя по побочной реакции. — Я не знала, — чуть не разревелась Маша, вцепившись в волосы руками. — Чувство меры, Мария, чувство меры, — назидательно произнес Кристобаль, сделав пару пассов над Машиной головой. Волосы тут же легли, как надо. — Вот, теперь все в порядке. Ничего страшного не произошло. Садись, завтрак стынет. Кухня оказалась просторной, но какой-то неуютной — чувствовалось, что хозяин бывает здесь нечасто. На небольшом столе у стены был накрыт завтрак на две персоны: яичница с докторской колбасой, кружки с кофейником, хлеб и большая ваза со свежими апельсинами. — По правде сказать, я редко утруждаю себя готовкой, разве что по выходным, — улыбнулся Кристобаль, помогая Маше сесть за стол. — Мне хватает обеда в нашей столовой. — Сегодня — особый случай? — лукаво улыбнулась Маша, примериваясь взглядом к апельсинам. — Пожалуй, — согласился Кристобаль, садясь напротив. — Я уже очень давно не завтракал с кем-то. После завтрака он предложил Маше осмотреть квартиру. Помимо спальни, ванной, туалета и кухни в ней были гостиная и кабинет, практически брат-близнец того, что находился в институте. Он отличался разве что чуть большим беспорядком и наличием множества личных вещей. — Кто это? — Машин взгляд случайно упал на потемневший от времени портрет женщины. Он был настолько стар, что было сложно разглядеть черты ее лица. — Это портрет моей матери, — сказал Кристобаль, подходя ближе. — Ее звали София. «И правда, это она!» — подумала Маша, вглядываясь в изображение. — «Как же они все-таки похожи!» Тут же в ее голове всплыли воспоминания о походе за границу жизни, маленький разнос после и признание. Маша улыбнулась своим мыслям. — Что смешного? — прищурился Кристобаль, глядя на нее. — Да так, — Маша хитро улыбнулась. — Все думаю, зачем ты постоянно меня спасал? Не мог просто куда-нибудь пригласить? — Строго говоря, спасал я не тебя, а Алехандро Ивановича от проблем, связанных с тобой, — поджал губы Кристобаль. — Видишь ли, над ним установлен негласный контроль как над весьма перспективным сотрудником. Так что изначально все было куда более прозаично, личные мотивы появились позже. — Вы определенно не романтик, Кристобаль Хозевич, — надулась Маша. — А что ты ожидала услышать? — вскинул бровь Кристобаль. — Что я достану тебе с неба звезду? Хотя, в общем-то, это реально. Мне как раз доставили на изучение обломок метеорита. Если хочешь, я могу подарить его тебе. — Спасибо, не надо, — Маша обиженно отвернулась к полке с книгами. Ее внимание привлекли корешки — это были не древние инкунабулы и не институтские учебники. На полке стояла шикарная подборка научной фантастики на разных языках. Маша ехидно посмотрела на Кристобаля. — А что это за книги у тебя стоят? — Это… абсолютно ничего! — встрепенулся Кристобаль, сделав неуловимое движение рукой. Полку тут же накрыла плотная завеса. Весь вид его выражал невозмутимость — лишь только красные пятна на щеках выдавали смущение. — Ты же такое не читаешь, разве нет? — Маша едва сдерживалась, чтобы не захихикать — очень уж забавно он среагировал. Не далее как неделю назад она случайно услышала разговор Кристобаля с Бальзамо, где он презрительно отзывался о «сайнс фикшн». — Научная фантастика создает «неправильный образ ученых в головах у читателей» и вообще «пишется людьми, далекими от реальной науки, которые совершают глупейшие фактологические ошибки!», разве нет? — Теодор подсадил, чтоб его, — сдался Кристобаль, прикрыв глаза и страшно скрипнув зубами. — Кто же знал, что это чтиво столь увлекательно? — Один-один, — рассмеялась Маша. Вдруг она почувствовала, как чужие руки крепко сжимают ее в объятиях, а горячее дыхание возбуждающе щекочет шею. — Один-один? Ты хочешь сыграть со мной? — сухие губы Кристобаля коснулись Машиной скулы. — Я… что это? — очнувшись от сладкой истомы, пробежавшей по телу от его прикосновений, спросила Маша, увидев фотографию, которую не заметила ранее. Она стояла на полке у противоположной стены, в самом темном углу. — Что именно? — без энтузиазма поинтересовался Кристобаль, в то время как Маша выскользнула из его рук и подошла к полке. — Эта фотография, — Машина рука непроизвольно сжалась на черной рамке, а сердце пропустило удар. — Папа. Молча подойдя, Кристобаль коснулся Машиного плеча. — Почему ты не сказал, что вы вместе служили? — с дрожью в голосе спросила она, поворачиваясь в его сторону. Кристобаль отвел взгляд. — Я не хотел бередить тебе душу своими рассказами, — наконец тихо сказал он. Маша молчала, неотрывно глядя на фото. На небольшой с заломами черно-белой карточке была изображена группа мужчин, стоявших в три рядя на фоне голых деревьев. Кое-где у некоторых проглядывали бинты. В самом углу, в третьем ряду чуть в стороне от всех, стояли Владимир Воробышкин, Кристобаль Хунта, Жиан Жиакомо и Федор Киврин. Отца Маша узнала сразу — он улыбался той самой своей «гагаринской» улыбкой, так искренне, что у нее щемило сердце. Кристобаля она тоже признала достаточно быстро. Он был похож на того себя, к которому привыкли в институте, разве что стрижка короче и лицо худее. С Жиакомо и Кивриным пришлось труднее. Федор Симеонович был без бороды и своей обычной улыбки — разве что глаза так же лучились какой-то особенной теплотой, оставшейся и поныне. Жиана Жеромовича Маша признала с трудом — пол лица у него занимал чудовищный ожог. — Конец сентября сорок третьего года, — произнес Кристобаль, не отрываясь глядя на фотографию. — В то время на фронте царило затишье, и мы приехали забирать своих ребят из госпиталя, начальником которого был Теодор. Эти люди — двадцать третья гвардейская отдельная разведрота двадцать седьмой гвардейской стрелковой дивизии (2). Мы с твоим отцом были посланы на этот участок фронта от Девятого отдела НКВД для того, чтобы наладить согласование и шифрование между соединениями перед грядущим наступлением, а ребята-разведчики должны были обеспечить прикрытие. Жиана прислали вместе с нами как добровольца спецгруппы ставки ВГК. — Откуда у него шрам? — Маша осторожно коснулась фотографии. — Его же не было… — Если его не видно, это не значит, что его нет, — горько усмехнулся Кристобаль. — До того, как попасть к нам на фронт, Жиан возглавлял один из отрядов Французского Сопротивления, вследствие чего побывал в плену у гестаповцев. На память об этом событии у него остался шрам. — А этот человек? — Маша ткнула пальцем в молодого парня, которого не заметила с первого раза. — Я знаю его! — Откуда? — насторожился Кристобаль, цепким взглядом глядя на нее. — Он мне снился, — едва не заикаясь, сказала Маша. Это был тот самый парень из ее сна, протягивающий ей непонятную железяку. В памяти всплыли его жуткие мольбы о том, чтобы она ее спрятала. — Расскажи, сейчас же, — резко сказал Кристобаль, сжимая ее плечо. — Он протягивал мне что-то железное, и просил спрятать эту вещь, — Маша испуганно посмотрела на Кристобаля. Ей стало по-настоящему страшно — вспомнилось нападение маньяка с ножом и странные сны. Не выдержав, она всхлипнула и прижалась к нему. — Не бойся, я с тобой, — тихонько сказал Кристобаль, гладя ее по голове. — Почему именно я? Еще тот псих, который напал на меня с ножом, — Маша почувствовала, как предательский ком подкатил к горлу. — Я не знаю, — сказал Кристобаль, прижимая ее к себе. — Но я знаю то, что для меня теперь дело чести — найти и наказать этого подонка. — Ты так и не сказал, как звали этого парня, — Маша посмотрела на фотографию. Человек на фото имел мало общего с тем, кто приходил к ней во снах — он улыбался, и, похоже, был даже счастлив. — Андрей Невструев, сын Януса Полуэктовича, — сказал Кристобаль. — Он прибыл вместе со мной и Владимиром, но практически сразу же получил новое назначение, а через два месяца после съемок погиб при исполнении. В голове у Маши зашевелились мутные подозрения. Все эти странные сны, малопонятные предупреждения Софии и бабушек, нападение психопата как будто начали выстраиваться в один ряд. Она нутром чуяла связь между этими событиями, но никак не могла выразить свои сомнения вслух. Как будто почувствовав ее мысли, Кристобаль взял Машу за руки, пристально посмотрел в глаза и твердо произнес: — Мария, обещай мне, что бы ни случилось — ты не будешь в это лезть. Обещаешь? — Обещаю, — быстро сказал Маша, несколько испугавшись его напряженного, пронзительного взгляда. — Хорошо, — Кристобаль расслабился, но взгляд все еще оставался странным. — Оставим это. Пошли пить чай. — Мне пора идти. Стелла наверняка уже заждалась… — еле слышно сказала Маша, отворачиваясь. Он смотрел на нее с непроницаемым лицом, не отрывая глаз, лишь только губы были сжаты так сильно, что казались росчерком на побледневшем лице. Уже стоя в коридоре, когда Кристобаль помогал Маше надеть пальто, она на мгновение застыла. — Знаешь, — вырвалось у Маши, когда она почувствовала, как его руки сжимают ее плечи, — я все хотела у тебя спросить: почему ты, такой упрямый, и Витька, тоже, в общем-то, не слабак, уступили, едва подумав о том, что я откажу? — Есть три незыблемых закона, — раздалось над самым ее ухом. У Маши закружилась голова от жара, исходившего от Кристобаля. — Нельзя создать пищу из ничего, нельзя воскресить человека из мертвых и нельзя заставить кого-то полюбить. Маша молчала. Ей было не по себе от собственного вопроса, от того, как неожиданно он вырвался и как все внутри переворачивается и сжимается. Не в силах выдержать из ниоткуда взявшуюся волну желания, Маша накрыла его руки своими. Резко выдохнув, Кристобаль развернул ее лицом к себе и прижал к стене, целуя. Пальто соскользнуло с нее тяжелой волной. Пожалуй, она все же задержится на чай.***
Сидя в вычислительном, Маша размышляла над теми странностями, что творились вокруг нее весь прошедший год. И чем дольше она думала, тем меньше понимала возникшую ситуацию. Несколько лет назад, когда она только начинала постигать азы матанализа, ее преподаватель по прозвищу Пи пополам — такого маленького роста он был — сказал следующую фразу: «Если у тебя что-то не получается, вернись в начало». Вопрос только в одном — где оно, это самое начало? Откинувшись на стуле, Маша задумчиво почесала подбородок. Если разобраться, то происходящие события имеют два направления — те, что касаются смерти ее отца и непонятного предмета, который Кристобаль за каким-то кадавром приволок в институт, и те, что происходят непосредственно сейчас. Маша в нерешительности покрутила карандаш в пальцах, и, выудив из стопы обратки наименее загаженный лист, принялась чертить схему. Начать она решила с тех событий, что происходили в этом году. По крайней мере, она точно знает отправную точку — донос на Эдика. Маша не знала, почему взяла именно это событие за старт, но чувствовала, что движется в верном направлении. У нее нарисовалась следующая цепочка событий — донос на Эдика, ночное нападение маньяка-извращенца, странные предостережения бабушек и Софии, непонятный сон с малознакомым покойником. Подумав, Маша зачеркнула «малознакомого покойника» и написала вместо этого «Андреем Невструевым». Если она ничего не упустила, то вылезают следующие вопросы: «Кто написал донос на Эдика?» «Кто напал на меня ночью?» «Зачем меня предупреждают об опасности?» «Что хочет защитить Андрей Невструев?» Немного поглядев на вопросы, Маша принялась чертить вторую схему. Ее отличие от первой заключалось в том, она не знала начала, но точно могла сказать, чем все закончилось. Итак, если предположить, что финалом стало то, что Кристобаль спрятал некий предмет в институте, а за предполагаемую точку отсчета взять смерть ее отца, то получается такая картина: перед смертью отец передал Кристобалю какую-то вещь. Вероятнее всего, мощный артефакт, потому как в последствии на его основе была выполнена защита НИИ ЧАВО и Соловца (вспомнив этот факт, Маша сделала ответвление от первой схемы — «Периметр», и написала новый вопрос: «В чем сущность системы „Периметр“?»). За вещью гнался некто, кого убил Кристобаль — судя по всему, этот преследователь и убийца отца был одним человеком. После этого артефакт был перемещен в Соловец, а бабушки, узнав о смерти Машиного отца, решили защитить внучку, и привязали к ней Романа. Тяжко вздохнув, Маша встала и прошлась по кабинету. Больше всего ее беспокоило то, что Кристобаль явно знает гораздо больше, чем говорит. Она была уверена — Киврин и Жиакомо тоже в курсе, как и Один, который руководил созданием системы защиты. Вот только никто ничего не скажет даже под угрозой расстрела. Вернувшись на место, Маша принялась расписывать вопросы: «Почему Кристобаль принес артефакт в институт, а не в другое место?» «Кто убил отца?» И самый главный вопрос, объединяющий все вместе, «Что это за артефакт?» Машины размышления прервала трель телефона. Взяв трубку, она услышала Романа. — Маша, ты на месте? — спросил он, даже не поздоровавшись. — Да, а что? — насторожилась Маша. — Я сейчас к тебе зайду, есть дело, никуда не уходи, — и бросил трубку. С недоумением посмотрев на телефон, Маша трубку на место. Роман не паникер и не дурак, зря беспокоиться не станет. Что же он хочет ей сказать? Роман появился через полчаса после звонка. Сашу нещадно эксплуатировал Витька, заставляя отлаживать диван до идеальной точности. Некоторое время помявшись в дверях, Роман зашел, заперев дверь на самое сильное из возможных заклинание против подслушивания. Такое поведение, совершенно ему не свойственное, насторожило Машу. — Что случилось? — обеспокоенно спросила Маша. — У тебя какие-то проблемы? — Не у меня, — покачал головой Роман. Поймав ее непонимающий взгляд, он пояснил. — На тебя анонимный донос Демину написали. Я чудом успел перехватить. — Как? — похолодела Маша. — За что? — Не только на тебя, но и на Хунту, — Роман устало откинулся на стуле и закурил. — За моральный облик, порочащий образ советского ученого. Маша потрясенно молчала. Кто мог это сделать? — Маша, — осторожно начал Роман, — не подумай, я ни в коем случае тебя не осуждаю. Это не мое дело, с кем и какие у тебя отношения. Я лишь хочу сказать о том, что назрела серьезная проблема — какая-то крыса копает под наших сотрудников. Это тот же человек, кто написал донос на Амперяна, я просканировал. Все очень странно — сначала Эдик, потом ты… — И что ты предлагаешь сделать? — наконец нашла в себе силы заговорить Маша. — Пока не знаю, — Роман скрестил руки на груди. — Меня уже долгое время не покидает мысль о том, что что-то происходит, а я понять не могу, где и что. И это раздражает. Как комар летней ночью — знаешь, что жужжит, а где именно — нет. — Вот, — сказала Маша, протягивая ему листок. — Что это? — удивился Роман. — Ты ничего не хочешь мне рассказать? — Хочу, — кивнула Маша и объяснила всю цепочку событий и умозаключений, с ними связанных. По мере ее рассказа лицо у Романа приобретало странное выражение, а кончики ушей мелко задрожали — это был хороший признак. — И вот, собственно, мы имеем то, что имеем, — Маша развела руками. — Что со всем этим делать, и кто виноват — непонятно. — Все это верно, — медленно начал Роман, неотрывно глядя на листок. — Но ты задаешь не те вопросы. Исходя из вышеизложенного, я могу заключить, что этот артефакт — лишь фрагмент какой-то более мощной вещи. Настолько мощной, что даже в посмертии она не дает сыну Януса, твоей родне и матери Хунты покоя. И именно поэтому Хунта принес ее сюда, так как знал, что здесь фрагмент смогут защитить. Что, собственно, и было сделано — Один выполнил «Периметр» на его базе, что еще раз подтверждает гипотезу. Второй момент — кто убил твоего отца. Прости, но это уже не так важно, как-то, были ли у этого человека сообщники. — Что ты имеешь в виду? — поинтересовалась Маша. — То, что такие дела в одиночку не делаются, — покачала головой Роман. — И если я прав, а я очень не хочу быть правым, то этот сообщник имелся. И в данный момент он начал действовать — доносы на Эдика и на тебя, ночное нападение. И это, я уверен, не предел. Так, детская присыпка по сравнению с тем, что будет потом. Маша замолчала, шокированная его словами. — Если ты прав, то почему он действует так нерешительно? — проговорила она. — Как-то слишком мелко. — Потому что боится, — пояснил Роман. — Могу предположить, что он один. Или несколько, но в любом случае меньше, чем тех, кто мог бы им противостоять. Говоришь, Хунта, Жиакомо, Киврин и Один были замешаны в делах с этим артефактом? Если так, то вот тебе и ответ, почему преступник действует нерешительно. Он от одного Хунты сбежал во время нападения. Представь, как он может огрести от них всех разом? — Ты прав, — признала Маша. — Я как-то не задумывалась над этим. — И еще ты забыла немаловажный факт, — Роман ткнул пальцем в листок. — Все происходящее так или иначе сводится к тебе. — А причем здесь я? — пробормотала Маша, осознавая, что Роман попал в самую точку. — Хороший вопрос, — скривился Роман. — Я бы тоже очень хотел это знать. Смотри сама — убили твоего отца, напали в первую очередь на тебя, донос написали на тебя, и даже предупреждения все идут к тебе, а не к тому же Хунте, к примеру, как вероятному владельцу артефакта. Очень странно, ты не находишь? Они помолчали. — Будем посвящать ребят в сложившуюся ситуацию? — наконец спросил Роман, пристально глядя на Машу. — Нет, — поколебавшись, ответила она. — Пока нет. Я слишком много не готова объяснить. Под «слишком много» она подразумевала не только свою связь с завотделом Смысла Жизни, но и собственную роль в сложившейся обстановке. — Значит, пока молчим и наблюдаем, — Роман ободряюще улыбнулся Маше и похлопал ее по спине. — В любом случае, постарайся пока никуда не лезть. И знай, если что — мы всегда придем на помощь. — Я знаю, — слабо улыбнулась Маша. — Спасибо***
Ему хотелось рвать и метать. Грязная русская шлюха и цыганский выблядок знают слишком много. О, как он жалел о том, что не имеет тех возможностей, что были двадцать лет назад. Но ничего, на случай провала у него есть пара тузов в рукаве. Печально, что унтерменшей так много, а газовых камер так мало… И этот чертов баск. Он сделает все, чтобы ходячий анахронизм мертвой Инквизиции захлебнулся в крови своей потаскухи. Ему будет доставлять удовольствие смотреть на их мучения. А перед смертью неплохо бы трахнуть эту девку. Жаль, что инквизитор успел залезть ей под юбку, будет не так интересно… Забавно же относятся к целибату последователи испанского католичества, славящегося особой жесткостью, пусть даже и бывшие. Но это потом. Сейчас надо хорошенько все продумать. Они заплатят за все сполна…