«Пришла любовь — каникулы у разума» Дмитрий Емец
В тот день, после визита милиции, всех отпустили с работы пораньше, и Маша решила прогуляться по парку. Выпить газированной воды с сиропом, съесть сладкую вату, погреться на солнышке — в общем, достойно проводить последние теплые деньки. Перебросившись парой слов с девчонками из других отделов, Маша узнала, что не она одна «покаялась» в активном и не очень сожительстве с Эдиком Амперяном — это сделали практически все девушки их института. Те, кто не сделали, говорили, что он регулярно предпринимал попытки их соблазнить. Парни же рвали рубашки на груди и волосы на голове, били себя пяткой в грудь, упорно доказывая, что-де товарищ Амперян коварно увел у них любимых девушек и жен. Дальше всех пошел Моисей Трифисик — он минут сорок доказывал следователям, что коварный армянин нежно перелюбил всю его родню женского пола вплоть до двоюродной племянницы его внучатой бабушки. Бедолаги не знали, куда себя деть с такими показаниями. На растерянный вопрос лейтенанта Криволобава «Что делать будем, товарищ капитан?» Дубинин, ни секунды не сомневаясь, со вздохом ответил: «Что делать, что делать? Завидовать будем! Нет, ну я знал, что армяне — женолюбивая нация, но чтобы до такой степени…» Маша перестала об этом думать ровно в тот момент, когда в ее рот попал первый клок сладкой ваты, что была куплена у улыбчивой продавщицы с чепчиком на голове. Для девушки был сам собой разумеющимся тот факт, что она прикрыла своего друга. Подумаешь, в районном отделе теперь только и делают, что обсуждают бурную личную жизнь научных сотрудников института. И не такое бывало, в конце концов. От сладкого Маше захотелось пить. Нащупав в кармане единственный оставшийся пятак, она подошла к автомату и взяла себе газированной воды с сиропом. Забрав ссыпавшуюся сдачу в две копейки, Маша выпила воду и повернулась к солнышку. — Эх, хорошо-то как, — счастливо улыбаясь, сказала она, сунув руку в карман и нащупав в нем две копейки и пятак. Пятак?! В растерянности Маша извлекла деньги на свет. Так и есть — две копейки от сдачи и пять копеек одной монетой. Но откуда? У нее же не было больше денег! Воровато оглянувшись по сторонам, Маша на полусогнутых подкралась к автомату и заказала себе еще воды с сиропом. Да, она рисковала оконфузиться от недержания, но эксперимент провести было необходимо. Ибо этот пятак подозрительно напоминал тот самый, из-за которого Сашку Привалова в свое время чуть не загребли в милицию как фальшивомонетчика. Он сам рассказал девушке эту историю в один из тех дней, что Алдан стоял на ремонте. Машу прошиб холодный пот — гадкая монетка оказалась в кармане вновь, и она даже не заметила, как это произошло. Ну да — круглая, пять копеек тысяча девятьсот шестьдесят второго года, со щербинкой на боку и вмятиной около цифры пять. Ну и что ей теперь с этим делать? — Развлекаетесь, Мария Владимировна? — вкрадчиво поинтересовались у Маши над самым ухом. В прыжке обернувшись назад, она обнаружила у себя за спиной Кристобаля Хозевича с самым недовольным выражением лица. «Вот только вас, товарищ Хунта, здесь не хватало для полного счастья», — подумала Маша, в панике пытаясь придумать, как оправдаться. — А, ну, это, не совсем, — промямлила она, роняя сладкую вату и сжимая злополучный пятак. — Разве Алехандро Иванович не рассказывал вам поучительную историю о том, как чуть было не словил, прошу прощения, в пятак за этот неразменный пятак? — сухо и неприятно спросил он у Маши. — Говорил, — пискнула Маша. — В таком случае немедленно отдайте мне монету, — он вытянул руку в требовательном жесте. Вздохнув, Маша отдала ему злосчастный пятак. — Превосходно, — Кристобаль Хозевич смерил ее внимательным взглядом. — Вы выполнили ту задачу, которую я вам дал? — Да, конечно, — торопливо сказала Маша, доставая мятые-перемятые листочки. — Дайте-ка взглянуть, — проворчал Хунта. Они устроились на небольшой лавочке в тенистой части парка. Обстановка, по мнению Маши, была самая нерасполагающая к работе. В такую погоду, по ее мнению, надо было с друзьями гулять, песни под гитару петь и держаться за руку с любимым человеком. — Я удивлен, что все сделано так, как должно, — сказал, наконец, Кристобаль Хозевич. — Оказывается, все не так безнадежно, как мне казалось. Голова у вас работает на удивление неплохо. Маша не знала, что ей на это ответить. «Это он меня сейчас так похвалил?» — подумала она. Хунта сидел совсем рядом с ней, и она не могла однозначно сказать, радует ее такое соседство или огорчает. — Я рада, что смогла решить эту задачу, — неуверенно улыбнулась Маша. Она не заметила, как стала дышать медленнее, стараясь вдохнуть как можно больше запаха его парфюма. — Ваша голова прекрасно функционирует, если ей выпадает такая возможность, — он аккуратно свернул листки и сунул их в карман. — Определенно, это стоит опубликовать. Конечно, предстоит некоторая редакция и не мешало бы внести кое-какие поправки… Он продолжал что-то еще, но Маша его не слышала. Опубликовать? Её решение? Но… Она же полный ноль! Кристобаль Хозевич не раз и не два утверждал это. Да и не только он. В глаза ей этого, конечно, не говорили, но за спиной периодически раздавались смешки. — Но… но ведь я ничего не умею. Все говорят, что я бездарность, — тихо сказала девушка, и глаза ее предательски защипало. — «Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет»(1), — сказал Кристобаль Хозевич и внимательно посмотрел ей в глаза. — Вы только что решили проблему Луллия — небольшую, но чрезвычайно неприятную. Это о многом говорит, как вы находите? Не знаю, что до других, но свои слова о вашей полной безнадежности я беру назад. — П-правда? — не хуже Федора Симеоновича прозаикалась Маша, не веря своим ушам. — Мария Владимировна, — Кристобаль Хозевич улыбнулся и взял ее за руку, отчего сердце Маши дрогнуло. — Поверьте, я тоже не родился с умением трансгрессировать в любую точку мира. Скажу вам по секрету, на заре своих занятий магией я напутал направление вектора магистатум в одном несложном, но очень каверзном заклинании. Из-за этого я чуть не был сожран драконом. Мне феерически повезло — тогда я уже неплохо владел огнеупорными чарами и потому остался жив. «Он так искренне улыбается, — мелькнула мысль в голове Маши, удивленно наблюдавшей за смеющимся Кристобалем. — И вовсе он не мудак, как Генка говорил, а даже наоборот». Честно говоря, она была немного шокирована зрелищем улыбающегося завотделом Смысла Жизни. Она ни разу его таким не видела. «А жаль, — подумала Маша. — Улыбка ему очень к лицу». — Кстати, — Хунта щелкнул пальцами, словно что-то вспомнив. — Мое появление было для вас столь неожиданно, что вы уронили в грязь свое лакомство. С моей стороны было бы крайне невежливо не возместить вам эту утрату, Мария Владимировна. С этими словами в Машиной руке появилась новая сладкая вата, размерами в два раза больше прежней. — Спасибо! — она с восхищением оглядывала сладость. Да, научиться магии стоило хотя бы ради этого! — Не за что, — ответил Кристобаль Хозевич. — Я всего лишь заменил вам испорченное по моей милости угощение. Но, прошу вас, Мария Владимировна, впредь будьте аккуратнее с магическими артефактами. Если бы я не изъял эту монету, у вас могли бы быть серьезные неприятности. Кажется, я догадываюсь, кто вам ее выдал. Мне давно стоило поговорить с Наиной Киевной… — Здравия желаю! — неожиданно раздалось над ними. К ним подошел молоденький парнишка в форме, по погонам — сержант. — Сержант Ковалев, — козырнул он. — Вы Воробышкина Мария Владимировна? — Да, это я, — Маша в замешательстве уставилась на парня. Что она сделала такого, чтобы привлечь внимание родной милиции? Ну, не считая разового эксперимента с неразменным пятаком. — Замечательно, — улыбнулся он. — Не могли бы вы расписаться за протокол? — Какой протокол? — не поняла Маша. — Ну, за тот самый, который сегодня составляли, — объяснил парнишка. — Где указано, что… — он полистал кучу бумажек в своей планшетке и нашел нужную, — вы сожительствовали с Эдуардом Давидовичем Амперяном с такого-то по такое-то число. — Да, конечно! — с радостью откликнулась Маша, расписываясь там, где указал сержант. — Вы не единственная такая, сегодня много кто расписаться забыл, — пояснил он. — Мне еще человек пятнадцать обойти надо. Спасибо большое за содействие! Маша повернулась к Хунте. — Извините, Кристобаль Хозевич, отвлекли. Вы не расскажете, откуда вообще взялась эта монета? Никто ей не ответил — то место, где он сидел секунду назад, было пустым. Лишь в воздухе висел тонкий аромат одеколона и сигар. «Исчез, — с грустью подумала Маша. — А ведь так хорошо общались…»***
На следующий день институт работал в штатном режиме, как будто и не было внезапного визита любимой милиции. Однако все же он тихо гудел, но по другой причине — среди работников просочился слух, что грядет некая проверка. Кого и каким образом собрались проверять, было непонятно. — Что за проверка? — спросила Маша у Романа, который зашел в ВЦ в обеденный перерыв. — Мне уже начинать беспокоиться? — И ты туда же, — поморщился он. — Ну подумаешь, проверка, испугали ежа голой задницей! Да это проверяющим надо нас бояться. Ладно Янус, Бальзамо или Федор Симеонович — они ничего им не сделают, а вот Хунта и Жиакомо… Кристобаль Хозевич хронически не переносит людей, пытающихся сунуть нос в его дела. А если кто-то попытается покопаться в его бумагах или кабинете, то будет прибит за этот же нос к воротам института. Жиан Жеромович сам заморачиваться не будет, у него есть Витька, который с потрохами сожрет того, кто попытается хоть что-то вякнуть в сторону его любимого учителя. В обоих случаях все вокруг подтвердят, что так оно и было! На столе внезапно зазвонил телефон. — Маняша, Ромка с тобой? — странно-осипшим, совсем нехарактерным для него голосом спросил Витька. — Да, а что? — спросила Маша. — Живо ко мне в лабораторию, тут… дело есть. Положив трубку, она передала все услышанное Роману. — Странно, — сказал он. — Неужели опять что-то стряслось? Витька у нас не паникер. — Пошли, узнаем, — предложила Маша. В лаборатории уже были Витька, сидящий верхом на стуле с сосредоточенным выражением лица, и словно оглушенный Привалов, полулежащий на диване-трансляторе со стаканом в руках. В воздухе отчетливо пахло спиртом. — Что случилось? — вполголоса спросил Роман. — Эдик, — коротко сказал Витка, потирая виски, словно бы его грызла мигрень. — Что Эдик? — спросила Маша. — Эдик с ума сошел. Маша и Роман заинтригованно переглянулись. — Эдик меня облапал, — с дивана внезапно подал голос Саша. — Вот это поворот, — только и смог выдавить Роман. — Мда, дела, — сказал Витька, почесывая затылок. — Вот и думай теперь, что есть правда, а что есть бред. — Как так получилось? — услышанное никак не могло уложиться у Маши в голове. — Я и сам не знаю, — икнул Саша. Жидкость в стакане покачнулась, и спиртом запахло еще отчетливее. — Иду я, значит, никого не трогаю, а навстречу Эдик. Идет, задом своим вертит, во взгляде мечтательность какая-то… Я уж думал, это он так радуется избавлению от обвинений. Он меня как увидел, разулыбался весь, «Сашенька, здравствуй!» сказал. Я тогда еще удивился, но значения не придал. «Здравствуй», говорю. «Как дела?» спрашивает, а сам на меня наступает. «Я так по тебе соскучился», говорит, и к стенке меня подпирает. А потом… как полезет целоваться! Я даже испугаться не успел — с размаху в нос ему зарядил и дал деру. Саша всхлипнул и еще немного отхлебнул из кружки. — Ты зачем ему водки налил? — накинулся на Витьку Роман. — А как еще ты предлагал его успокоить? — зашипел тот в ответ. — Да хоть как-нибудь, но не так! Саша допил остатки жидкости и снова икнул. Взгляд его расфокусировался и теперь блуждал по стенам и потолку Витькиной лаборатории. — Где Эдик сейчас находится? — спросила Маша. — Если б знал, тут бы не сидел! — Витька начал раскачиваться на стуле. — Однако все это очень странно, — пробормотал Роман. — С ровного места — и такой финт ушами… Он же не гомик! — Это мы так думаем, — лениво возразил Витька. — А вдруг вчерашние обвинения небезосновательны? В противном случае нам срочно потребуется психиатр. Потому что я уже ни черта не понимаю! — Ты уже требовал психиатра, когда мы про Фотона думали, — сказал Роман. — А объяснение совсем простое оказалось. Нет, тут что-то нечисто! Может, заклятие какое неудачно ударило? Над чем Эдька работал в последнее время? — Это тебе лучше спросить у него самого, — севшим голосом произнесла Маша, указывая пальцем в сторону двери. На пороге Витькиной лаборатории стоял Эдик. Вид его был страшен — волосы растрепаны, на губах блуждала безумная улыбка, на щеках алел румянец, а рубашка была расстегнута до пупка, обнажая тощую цыплячью грудь с тремя волосинками и впалый живот. — Еперный театр, явился, животное, — присвистнул Витька, вставая со стула и засучивая рукава. — Сашуля! — нежно пропел Эдик, заприметив Привалова, и, активно вихляя бедрами, направился к нему. Сфокусировав взгляд и разглядев надвигающегося на него Амперяна, несчастный программист взвыл дурным голосом и в прыжке свалился за диван. — Ты чего, лапуля, — обиженно надул губки Эдик. — Я ведь к тебе с добром пришел! — Спасите меня от него! — орал Саша из-за дивана. Витька с Романом переглянулись и достали умклайдеты. Эдик обиженно фыркнул, и в его руке так же тускло сверкнул умклайдет. Маша в это время лихорадочно соображала, что же делать. Она понимала — рукоприкладства не избежать. А учитывая, что все трое были магами высокого уровня, последствия могли быть весьма и весьма болезненными. Идея пришла ей в голову абсолютно неожиданно, как и большинство хороших идей. Бочком пройдя у стенки, Маша зашла за спину Эдику и на цыпочках прокралась к одной из пивных канистр, одиноко стоящих в углу. — Эдик, не делай глупостей, прошу тебя, — просил его Роман, внимательно следя за Машиными маневрами. — Вы не встанете на пути у нашего счастья! — патетично вскрикнул Эдик. В этот же момент красная от натуги Маша опустила ему на голову сорокалитровый железный бидон. По помещению разнесся глубокий ровный звук, как от удара двух пустых кастрюль. Эдуард покачнулся, чихнул и рухнул на пол. — Убит, — констатировал Витька, попинав Эдика ботинком. — Да вроде дышит, — Роман склонился над Эдиком и пощупал проступающую шишку в его волосах. — Я бы его связал, а то мало ли… Когда Амперян был связан и усажен в угол, а Саша благополучно извлечен из-за дивана, вся честная компания уселась вокруг стола и стала думать два извечных русских вопроса — кто виноват и что делать. — Я Эдьку с утра сегодня видел, — сказал Витька. — Он таким не был. В том плане, что был как Эдик, а не как педик. Сидел себе, в своем Дистилляторе ковырялся. — Саша, ты когда с Эдиком столкнулся? — Роман повернулся к Привалову. — Да где-то за час до обеда, — пустился припоминать тот. — Причем столкнулись мы недалеко от лифта, на твоем этаже. — Получается, если сопоставить факты, — Маша принялась загибать пальцы, — то шарики за ролики у него заехали в период между девятью-десятью часами утра и двенадцатью дня? Если учесть, что с утра он был нормальным. — Получается, так, — Роман потер подбородок. — Я тоже видел его с утра, он был полностью адекватен. По-моему, не обошлось без вмешательства извне. — Да тут и без сканирования понятно, что его заколдовали, — Витька подпер подбородок рукавом. — Вопрос: кто и зачем? И если второй вопрос еще более-менее, то первый вообще на одни нехорошие мысли наталкивает. — В каком смысле? — не поняла Маша. — Ну, мы же не просто так магистрами зовемся, — пояснил Роман. — Сильнее нас в институте только Янус, Жиакомо, Киврин, Хунта и Бальзамо. Витька имеет в виду то, что раз с утра он был нормальный, а днем ему резко поплохело — значит, это кто-то из своих, потому что чужой сюда не проскочит. Причем подозрение падает сразу на все вышеперечисленные фамилии, что уже само по себе нонсенс. — Все это очень странно, — Саша встал с места и начал мерить шагами лабораторию. — Вы заметили, что в последние два дня вокруг Эдика как-то слишком много шумихи? И милиция по его душу приходила, теперь вот это. — Саша прав, все это очень странно, — сказала Маша. — Но я не согласна по поводу того, что это мог быть кто-то из корифеев. А вдруг ему сделали подклад, а он и не заметил? — В том-то и дело, что чужих в институт последнюю неделю точно не попадало, — покачал головой Роман. — Да и сделать подклад так, чтобы Эдик не понял… Хотя мысль интересная. Кто-то реально мог нахимичить с вещами Эдика. Но, с другой стороны, в Линейном Счастье такое сильное светлое поле, что там все проклятия на корню дохнут! — Это-то меня и беспокоит, — скривился Витька. — Данный факт еще раз указывает на то, что сработал очень сильный маг. И велика вероятность того, что нагадил кто-то свой. Ребята замолчали, каждый из них размышлял об услышанном. Маше было жутко от того, что бедного Эдика проклял кто-то из числа сотрудников института. Особенно если учесть, что это мог быть кто-то из корифеев. — Но за что? — жалобно спросила Маша. Она не могла себе представить, чтобы добрый Федор Симеонович или обаятельный Жиан Жеромович могли сделать такое с Эдиком. — Он же ничего никому не сделал! — Это нам так кажется, — возразил Витька. — Может и сделал, да сам этого не понял. Вон у Хунты абсолютники только так отгребали в свое время — повадились просачиваться через его лабораторию. Четверых до сих пор ищут. — Так, — Роман хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимание, — предлагаю следующий вариант действий: мы с Машей идем в лабораторию и осматриваем ее на предмет постороннего воздействия — там все равно сейчас никого нет, да и я давно обещал потренировать ее в сканировании пространства. Витька с Саней остаются сторожить Эдика, чтобы он случайно к кому-нибудь еще целоваться не полез. Корнеев, не протестуй — ты в лаборатории главный, Сашку не выпустить — от него по твоей милости за версту перегаром несет, Амперяна тем более! В лаборатории Линейного Счастья действительно не было ни души. Оглядевшись, Роман жестом подозвал к себе Машу. — Сканирование делается относительно просто — формулировка по Лютеру и вплоть до тетануса, вектор созвездий сама посчитаешь. Будешь смотреть здесь, если кто войдет, скажешь, что искала Эдика. Задача ясна? — Да, — кивнула Маша. — Отлично, приступай. Приду — проверю, — с этими словами Роман ушел вглубь лаборатории. На самом деле Маша и близко не представляла, что ей нужно делать. Ну, просканирует она, а дальше что? Сами же сказали, что сработал сильный маг, а такие априори дураками не бывают — наверняка все следы за собой подтер. Хотя, если поковыряться в темновом М-поле… Не успела она примериться, с какого предмета ей начать, как в коридоре послышался неясный шум. Недолго мучаясь, Маша уступила своему любопытству и выглянула за дверь. В коридоре стоял У-Янус с какой-то непонятной полупрозрачной коробочкой в руках, которой он водил в воздухе. «Странная коробочка, — подумала Маша. — Кажется, Саша упоминал о чем-то таком, тогда еще Алдан на три дня накрылся». Янус придерживался какой-то особой траектории, не особо понятной девушке, но заметной. Периодически он сверялся с показаниями на непонятном плоском экране, который держал в кармане. — Мария Владимировна, добрый день, — сказал Янус, продолжая свои странные телодвижения. — Чудесная погода, не правда ли? — Здравствуйте, Янус Полуэктович, — сказала Маша, а про себя подумала: «Ну, если только считать двухдневный штормовой ливень чудесной погодой…» Закончив свои манипуляции, он повернулся к Маше и улыбнулся ей своей фирменной, чуть рассеянной улыбкой, от которой ей отчего-то становилось легче на душе. Наверное, так улыбаются любящие дедушки своим внукам. — Знаете, Мария Владимировна, — неожиданно сказал Янус, — если кинуть в прошлое камнем, оно может выстрелить в вас из пушки. — Что? — Маша вылупилась на него так же, как Витька на переориентированного Эдика. Нет, она знала, что Невструев является контрамотом и все дела, но к ней раньше ни разу не обращался. — На вашем месте я бы был предельно осторожен — ответил он и, кивнув ей, исчез. — От меня сливаются уже третий раз, — пробурчала Маша, обиженно уперев руки в бока. — Напустят туману, натворят дел, а тебе разбираться. Бесят! Еще немного побурчав в адрес директора, Романа, Эдика и зачем-то Хунты, Маша собралась было вернуться в лабораторию, как услышала отзвуки какой-то ругани чуть дальше по коридору. Любопытство в очередной раз пересилило здравый смысл и чувство самосохранения, и поэтому девушка решительно зашагала в сторону перебранки. Та, в свою очередь, доносилась из-за неплотно прикрытой двери кабинета Федора Симеоновича Киврина. Спрятавшись за углом, девушка прислушалась. До нее долетало не все, лишь небольшие обрывки фраз, и то еле-еле. Но даже этого хватало, чтобы понять… — Хунта?! — удивленно выдохнула Маша. Неожиданно. Она постаралась прислушаться. Меж тем до нее урывками доносился весьма и весьма любопытный разговор…***
— Итак, я надеюсь, все понимают, зачем мы здесь собрались? Один обвел взглядом всех присутствующих в кабинете Киврина. Среди них можно было узнать самого Федора Киврина, Жиана Жакомо и Кристобаля Хунту. Последний сидел между коллегами и чувствовал свербление в пояснице — верный признак надвигающихся неприятностей. — Не совсем, — сказал Кристобаль Хозевич. В общем-то, он догадывался, зачем их собрали, но предпочел услышать это из первых уст. — Ну, раз не все присутствующие знают о причине данного собрания, то придется пояснить, — Саваоф Баалович сложил руки в замок и внимательно посмотрел на Кристобаля Хозевича. — Не далее как сегодня утром на одного из лаборантов Федора Симеоновича была наложена негативная программа, именуемая проклятием. Данное проклятие было выполнено с высочайшей степенью профессионализма, магом не ниже первого ранга — об этом говорит тот факт, что индивидуальные следы исполнителя были стерты даже на темновых частотах… Федор Симеонович молчал с нехарактерным ему суровым выражением лица. Он очень любил своих лаборантов, они были ему как родные дети, и потому происшествие с Эдиком он воспринял очень близко к сердцу. Особенно если учесть, кто сделал данную пакость. У него был только один вопрос — зачем? Жиан Жеромович же слушал Одина с невозмутимым лицом, внутренне содрогаясь от воспоминаний, как Эдуард абсолютно развратно подмигнул ему утром. Так великому престидижитатору не подмигивали с тех пор, как он по ранней молодости забредал в Амстердаме в квартал красных фонарей. — Приняв во внимание тот факт, что данная разновидность проклятий имеет мгновенное действие, и что защита института не нарушалась, и демоны Входа и Выхода были замкнуты на Модеста Матвеевича Камноедова — соответственно, никто чужой не мог проникнуть в институт — мы можем сделать вывод о том, что Эдуарда Амперяна проклял некто из числа сотрудников института. Некто, имеющий обширный опыт и глубокие познания в области всех видов магии и обладающий для этого достаточными силами, — продолжил Один. — Да, некрасивая ситуация вырисовывается, — тихо сказал Жиан Жеромович, борясь с распирающим его смехом. «Некто» сидел рядом с ним с самым честным лицом, делая вид, что абсолютно не понимает, в чем дело. — Уж-жасно! — доброго Федора Симеоновича распирало чувство обиды, отчего он заикался больше обычного. — Омерзительно, — согласился Кристобаль Хозевич. — Исходя из выше озвученных фактов, я собрал здесь всех тех, кто имел возможность наложить данное проклятие, — Один еще раз обвел взглядом всех присутствующих великих магистров. — Точное время наложения — десять пятнадцать по местному времени. Остается всего два вопроса: кто это сделал и зачем? Кристобаль Хозевич сидел с выражением холодной отстраненности. Они ничего не смогут доказать — он тщательнейшим образом подтер все следы, какие только могли быть. Даже память этому лаборанту подретушировал — никто не подкопается. — В это время мы с Саваофом Бааловичем были в кабинете Невструева, обсуждали грядущую проверку, — Жиан Жеромович откинулся на стуле и положил ногу на ногу. — Янус Полуэктович может подтвердить. — Я б-был с лаб-борантами, об-бъяснял принцип ра-работы н-нового ге-генератора, — мрачно сказал Федор Симеонович. Он откровенно утомился от этого глупого спектакля. Все и так знают, кто это сделал. И сейчас все тянут резину просто потому, что этот «кто-то» чертовски упрям! Взгляды всех присутствующих корифеев медленно сошлись на Кристобале Хозевиче, отчего тот почувствовал себя крайне неуютно, но виду не подал. — Вы намекаете на то, что это сделал я? — холодно осведомился Хунта. — Вы ошибаетесь. — И как вы можете подтвердить свое алиби, Кристобаль Хозевич? — с улыбкой спросил Один. — Я… я был занят чрезвычайно важным экспериментом! — не сразу нашелся Кристобаль Хозевич. — Кристо, не отпирайся, — Жиан Жеромович с трудом сдерживал себя, чтобы не засмеяться в голос, настолько его забавляла вся эта ситуация. — Мы знаем, что это ты. Зачем ты это сделал? И правда, зачем? Кристобаль и сам не знал. Все произошло как в тумане. Он повел себя словно глупый мальчишка, сбежав от Марии, после того как узнал, что она жила с этим армянином. Кристобаль непроизвольно скрипнул зубами от злости и сжал кулаки. Чертова ведьма, он из-за нее ночь не спал! — Повторяю еще раз — я ничего не делал, — со сталью в голосе произнес Кристобаль Хозевич. С упорством, достойным лучшего применения, он продолжал утверждать, что абсолютно непричастен. Он не понимал, зачем это делает. Сама ситуация была глубоко противна Кристобалю. Ему хотелось закричать, чтобы все услышали — да, это он выловил этого el bastardo (2) у лифта. Да, это он его проклял! Все говорят, что Амперян мужеложец? Ха, да будет так и никак иначе! Так ему хотелось сказать, но он не мог. Язык не поворачивался. Зачем он вообще вляпался в эту ситуацию? Какое ему дело, как проводит время молодая, красивая и незамужняя девушка? Неужели он… ревновал? — Д-да вы, м-мой д-дорогой д-друг, трепло! — вскричал Федор Симеонович в адрес побелевшего, как полотно, Кристобаля Хозевича. — За-зачем вы з-заколдовали Эд-дуарда? — Извольте отвечать за свои слова, — ощетинился Кристобаль Хозевич, сжимая кулаки. — Прости, Кристо, ты не оставляешь нам выбора, — притворно вдохнул Жиакмо, щелкая пальцами. В то же мгновение ковер под их ногами исчез, и ровно под стулом Кристобаля Хозевича оказался идеально ровный сияющий круг. — Зеркало Тантала, — пояснил Один. — Одна из лучших разработок Техотедла. Отражает на мага последнее сильное заклятие, которое тот совершил. Так вы все еще будете продолжать упорствовать, Кристобаль Хозевич? Кристобаль замер, не в силах сдвинуться с места. Он же мог просчитать, что все вот так обернется! Один наверняка самостоятельно просканировал пространство! Глупец! — Хорошо, признаю, это сделал я, — холодно и равнодушно произнес Кристобаль Хозевич. Взгляд его был страшен — в широко распахнутых черных глазах плескалось пламя, готовое испепелить любого. — Делайте что хотите, но снимать проклятие я не намерен. — Кристо, может ты хоть объяснишь, зачем это сделал? — Жиан Жеромович устало потер виски. Сначала все было довольно забавно, но теперь этот упрямый осел испанского происхождения и вовсе отказывается сотрудничать. Чем же несчастный лаборант не угодил бывшему Великому инквизитору? Кристобаль сжал челюсти, всем своим видом показывая, что отвечать он не намерен. — Эт-то в-выходит з-за ра-рамки! — Федор Симеонович подошел вплотную к парализованному другу. — К-кристо, н-ну что т-тебе с-делал эт-тот не-несчастный ма-мальчик? Жиан Жеромович вздохнул и сделал знак подойти к нему. — Это на него совсем не похоже, — сказал он, когда Один и Киврин вплотную подошли к нему. — Федя, ты точно уверен, что Эдуард не сделал ничего криминального? Ты не хуже меня знаешь, что Кристо карает исключительно по делу и соразмерно совершенному проступку. — Я з-знаю, — с грустью согласился Федор Симеонович. — Это-то ме-меня и п-пугает. — У вас есть предложения, Жиан Жеромович? — Один испытующе поглядел на Жиакомо. — Если бы я не знал Кристо так давно, то я бы сказал «сherchez la femme»(3), — отозвался тот. — Но я его знаю без малого двести лет, так что… Я считаю, что нам нет смысла его здесь держать. Вы не хуже меня знаете, насколько он упрям. — А к-как же Эд-дуард?! — спросил Федор Симеонович. — Согласен с Жианом Жеромовичем, — Один задумчиво потер подбородок. — У меня странное предчувствие. Нам стоит его отпустить. Если бы любимый учитель Витьки Корнеева знал, насколько он был близок к истине…***
Взбешенный Хунта ураганом вылетел из кабинета Киврина, до побеления пальцев сжимая трость. Он не мог определиться, на кого злится больше всего — на себя, на ведьму, на друзей, устроивших такую подставу с Одином и его мудреными агрегатами, или на чёртова лаборанта. Погруженный в свою злость, он выбежал за угол и чуть не снес молоденькую практикантку из вычислительного центра, из-за которой, собственно, и разгорелся весь сыр-бор. — Мария Владимировна, что вы здесь делаете? — Кристобаль остановился в замешательстве, придерживая девушку за плечи. — Эдика Амперяна кто-то заколдовал, мы пытаемся выяснить, кто это сделал, — слегка дрожащим голосом ответила она. «Опять этот el bastardo, надо было проткнуть его шпагой!» — подумал Кристобаль, чувствуя, как у него дернулся левый глаз. — Вы уже выяснили, кто это сделал? — сохранять спокойствие ему становилось все труднее. — Нет, — Мария отвела взгляд и грустно вздохнула. — Думали спасти его с девчонками, а он и правда таким стал, точнее, ему кто-то помог… — Спасти? — пробормотал Кристобаль. Он окончательно перестал понимать, что вообще происходит. — Ну да, — она посмотрела ему прямо в глаза. — Выдумали, что якобы мы все с Эдиком спали, хотя на самом деле нет. Он же наш друг и столько хорошего для нас сделал! А теперь вот это. Может, это тот человек, который на него анонимку написал, успокоиться не может? — Уверен, что нет, — усилием воли он отпустил Марию из рук и одернул пиджак. — Вам не стоит беспокоиться, с вашим другом все будет в полном порядке. Идите к нему, ваше участие для него сейчас очень важно. Кивнув ей на прощание, Кристобаль быстрым шагом направился в сторону своего кабинета. Однако он не просто дурак — он крайне недальновидный ревнивый дурак. Но об этом Марии знать необязательно.***
Как и предсказывал Кристобаль Хозевич, по приходу Маши и Романа в Витькину лабораторию Эдик наконец-то пришел в себя во всех смыслах — он чинно восседал на диване, пил водку из большой кружки, как до него Привалов, и решительно ничего не помнил о своем неадекватном поведении в течение этого дня. Единственное, что магистры совместными усилиями смогли добиться от него, это то, что некто поймал его около лифта. Маша не стала ничего рассказывать про подслушанный разговор — слышала она мало, лишь обрывки фраз, а предположительное участие Хунты в этом темном деле давало дополнительный стимул к молчанию. Все это было слишком странно и эфемерно, чтобы строить хоть какие-то предположения. По итогу, так ничего толком и не выяснив, Эдика отправили домой отсыпаться, а остальные вернулись к своим обычным делам, коих накопилось неожиданно много. Настолько много, что около одиннадцати вечера Саша отпустил Машу домой, оставшись в одиночестве доделывать расчеты для подшефного рыбзавода. Выйдя на улицу, Маша полной грудью вдохнула ночной воздух, который на фоне душного вычислительного был особенно свеж. «Домой… А казалось, не доживу!» — подумала она и с блаженной улыбкой двинулась в сторону общежития по неосвещенным улицам Соловца. На улице все еще была ненастная погода — остатки от того штормового ливня, что шел последние дня два. Водяная пыль висела в воздухе, пропитывая собой все вокруг, но даже это не могло испортить настроение Маши — идти было недалеко, всего пару кварталов, так что промокнуть она все равно бы не успела. В сумке весело позвякивали куриные яйца, купленные еще утром — они со Стеллочкой собирались завтра печь блины. Быстрым шагом пройдя мимо домов, Маша свернула в темный парк, попутно размышляя, где бы достать меда для блинов. Внезапно до ее слуха донесся шелест кустов. «Показалось», — мысленно отмахнулась Маша, думая о том, что варенье будет достать гораздо проще. Шум резко перенесся вперед, и из кустов на девушку вышел человек. Она не могла разглядеть его лица и каких-то деталей, но по силуэту было понятно, что это мужчина. Он молчал, но Маша нутром чувствовала исходившую от него угрозу. — Вам чего? — строго спросила она, старательно пряча страх в своем голосе. Мужчина не отвечал. Почему-то Маше казалось, что он внимательно изучает ее. Мужчина махнул рукой, и из рукава его куртки выскользнул странный кинжал, а глаза его загорелись алым огоньком. Не говоря ни слова, человек не торопясь двинулся на нее. От ужаса у Маши перехватило горло. Она стала медленно пятиться назад, мысленно просчитывая варианты отхода. Внезапно ей пришла в голову неожиданная идея — резко сунув руку в сумку, Маша вытащила пару яиц и кинула их в нападающего. Одно из них попало в цель, после чего мужчина с воем кинулся на нее. Истошно заорав, девушка пулей кинулась прочь, надеясь успеть добежать до института. Неожиданно над ее ухом просвистел кинжал, и от испуга Маша запнулась о камень и растянулась по дороге. «Ну все, хана мне, полная хана», — обреченно подумала она, быстро отползая от нападающего. Тот вскинул руку, кинжал снова прилетел к нему, после чего мужчина направился к Маше. Девушка вскочила и сжала руки в кулаки. Ну уж нет, без боя она не сдастся! Пусть не побьет, но точно покусает этого урода, чтоб он потом всю жизнь на одни таблетки от бешенства работал! Внезапно налетел ветер, и из-за Машиной спины прямо в нападающего ударил столб огня. Обернувшись, девушка увидела крайне разозленного Кристобаля Хозевича с дымящимися руками. Нападавший взвыл от боли и, крутанувшись на месте, исчез, словно его и не было. — Э-это что вообще было? — пробормотала Маша, указывая на то место, где секунда назад стоял неизвестный. — А вот это, Мария Владимировна, хороший вопрос, — Хунта подошел и внимательно осмотрел ее. — Вы не ранены? — Нет, он не успел ничего сделать, — сказала Маша, отряхиваясь. — С вашей стороны было крайне неразумно идти в столь поздний час в одиночестве по неосвещенным улицам, — негромко сказал Кристобаль Хозевич. — Так получилось. Вы спасаете меня уже второй раз, спасибо вам, — искренне улыбнулась ему Маша. — Я полагаю, что должен проводить вас до дома во избежание вашего спасения в третий раз, — с усмешкой ответил ей Кристобаль Хозевич, раскрывая над их головами непонятно откуда взявшийся большой зонт. — Тогда… — Маша в нерешительности замерла перед ним. — Я бы хотела вас отблагодарить. Может быть, вы зайдете на чай? — Уже поздно, и вы очень устали, — помедлив, сказал Кристобаль Хозевич. — Но с вашей стороны, Мария Владимировна, было бы очень любезно пообедать со мной, скажем, завтра. Как вы находите? На мгновение растерявшись от удивления, Маша рассмеялась и ответила ему в шутливо-вежливом тоне: — Я нахожу, что вы абсолютно правы, Кристобаль Хозевич, и я принимаю ваше предложение! «Мерзкий унтерменш, — подумал человек, напавший на Машу, наблюдая за удаляющейся парой с крыши соседнего дома. — Радуйся, пока можешь», — после чего, сплюнув себе под ноги, исчез в ночи.