Я — хуже, чем ты говоришь. Но есть молчаливая тайна: Ты пламенем синим горишь, Когда меня видишь случайно © 1977
12 апреля 1963 года
— Можно, я зайду к вам завтра с утра? Янус Полуэктович покачал головой и ответил с некоторым злорадством: — Нет. Это никак не возможно. Завтра с утра вас, Александр Иванович, вызовет Китежградский завод, и мне придётся дать вам командировку. Привалов непонимающим взглядом смотрел на директора. — Плохо читать хорошую книгу с конца, не правда ли? — сказал Янус Полуэктович, откровенно наблюдавший за смятением Саши. — А что касается ваших вопросов, Александр Иванович, то… Постарайтесь понять, Александр Иванович, что не существует единственного для всех будущего. Их много, и каждый ваш поступок творит какое-нибудь из них… Вы это поймёте, — сказал он убедительно. — Вы это обязательно поймёте. Саша шел, не разбирая дороги. Его обуревали самые противоречивые чувства — с одной стороны, ему безумно хотелось попасть в легендарный Китежград — туда он рвался уже месяца этак три. С другой… Плохо быть обреченным на что-то. Пусть даже это что-то — путешествие в Китежград. — Но Янус сказал, что я все же могу изменить будущее, — на мгновение Саша остановился и задумался. Действительно, быть может, не все так плохо? Тем более, Невструев всегда знает, что говорит. Ноги сами принесли его в столовую, встретившую аппетитными запахами жареных котлет с солеными огурцами и привычными лозунгами типа «Товарищи! Активнее щелкайте челюстями!». Там же уже сидели за одним столом Эдик Амперян, Роман Ойра-Ойра и Витька Корнеев, вкушая куриные котлеты с пюре и консервированным горошком и мирно беседуя. — Ну что, — почавкал Витька, — спросил что хотел? — Ну, как сказать, — протянул Саша, принимаясь за свою порцию. — Меня завтра посылают в Китежград. — О, так это же просто прекрасно! — хлопнул его по плечу Эдик. — А какие там девушки работают… — мечтательно цокнул языком Роман. Саша вспомнил свое сбивчивое признание, любящий взгляд Стеллы, ее тихие сладкие стоны ему на ухо. Помотав головой, отгоняя чудесное видение, он решительно произнес: — Нет, я туда работать еду. Еще говорят, там достопримечательности всякие есть, надо осмотреть. — Правильно говорят. Главная достопримечательность Китежграда и НУИНУ — его молоденькие практикантки, — заржал Корнеев. — Не люблю я этот НУИНУ, — пробормотал Эдик, размазывая по тарелке остатки пюре. — А что это за НУИНУ? — спросил Саша, не забывая активно работать вилкой. — Ну ты, Сашенция, даешь, — усмехнулся Витька, примериваясь взглядом к недоеденной котлете Амперяна. — Уже сколько работаешь, а так называемого «начальства» не знаешь. — НУИНУ — это Научный Универсальный Институт Необыкновенных Услуг, — пустился объяснять Роман, помахивая в воздухе вилкой. — Видишь ли, так получилось, что наш институт — не единственный в своем роде. Есть еще НИИ КАВО, например, и еще парочка других. Все мы формально подчиняемся головному институту, находящемуся в Китежграде — НУИНУ. Основная его специализация — это разработка магических устройств и приборов. Именно поэтому там находится завод маготехники, куда, я подозреваю, тебя и отправят. — Правильно подозреваешь, — согласился Саша, наблюдая, как лапища Корнеева вытягивается и выгибается под непередаваемым углом и через спину Эдика тянется к его котлете. — А почему вы его не любите? — Потому что в силу того, что мы «подчиняемся» этому НУИНУ, некоторые его сотрудники считают себя выше других магов, — ответил Эдик, пресекая попытку воровства своей еды несильным шлепком по Витькиной ладони. — Что-то типа того, как некоторые москвичи обзывают приезжих «лимитой», — ничуть не обидевшись на удар, ответил Корнеев, возвращая руку в привычное состояние. — Я так думаю, что одного тебя не отправят, так как ты еще новичок в нашем деле. — А кого тогда со мной отправят? Кого-нибудь из вас? — Это вряд ли, — с сомнением покачал головой Ойра-Ойра. — Я слышал, кто-то из корифеев собирался в Китежград. Хотя кто знает. Я бы сгонял туда. — Я слышал, вроде бы Жиакомо собирался туда, — Эдик повернулся к Витьке. — Не знаю, при мне он ничего такого не упоминал, — покачал головой тот и хихикнул. — А прикинь, если с ним Хунту отправят? Развлечешься, Сашенция, по полной программе! Сашу передернуло от радужных перспектив общения с бывшим Великим инквизитором. Не то чтобы Хунта ему не нравился. Он его уважал как ученого и человека, но вот чего ожидать от великого мага, Саша не знал. — Не упоминай его имя всуе, — назидательно произнес Роман и кинул в Витьку горошиной. — Ничего страшного не произойдет, если Сашка не будет делать резких движений и не станет будить Кристобаля Хозевича раньше восьми утра. Я уже ездил с ним в командировку, это действительно весело, — он усмехнулся, словно вспомнив что-то смешное. — Особенно забавно было наблюдать, как он ругается с местными магами, а те чуть ли не гопак перед ним пляшут. В общем, ничего страшного не произойдет, я уверен! Саша хотел бы с ним согласиться, но не мог. Он копчиком чувствовал, что эта поездка будет стоить ему пары прядей седых волос на голове.***
— Ну и что это б-было, г-голубчик? — Федор Симеонович испытующе смотрел на Кристобаля Хозевича через стол, на котором стояла бутылка с настойкой Блаженства и тарелка со свежими огурцами. — Не знаю, Теодор. Я не знаю, — вздохнул Кристобаль Хозевич и покрутил в пальцах пустую рюмку. — У меня странное предчувствие, и оно мне не нравится. Бывшего Великого инквизитора съедала хандра. Такое в последние годы случалось с ним все чаще — возможно, влияние климата, а возможно, что и старость. Про последнее ему думать не хотелось, однако факты говорили сами за себя — последние лет десять он не мог спать без носков и теплого халата, ибо холодно. — Что-то п-плохое? — Федор Симеонович склонился к другу поближе. Он привык доверять чутью товарища, тем более что оно никогда его не подводило. — В том-то и дело, что я не понимаю, — огрызнулся Кристобаль Хозевич, самостоятельно наполняя рюмку. — Это… нечто странное. Непонятное. И меня это неимоверно раздражает! Вдобавок, приходится уже в четвертый раз откладывать очень важный эксперимент. У меня образцы скоро издохнут в банке, а ловить новые только в ближайшее полнолуние! Сачком! У меня с прошлого раза мозоли еще не прошли! — Да л-ладно тебе, К-кристо, м-может, н-не все так п-плохо? Ну, ты г-глянь, в-весна на д-дворе, каждый п-пенек р-расцветает, а ты? Хунта скривился, залпом выпил рюмку и яростно захрустел огурцом. — Тео, я что, похож на пень, чтобы расцветать?! Киврин неопределенно хмыкнул и еще раз наполнил рюмки. Ему хотелось сказать, что благодаря своему ворчанию Хунта становится похож именно на трухлявый пень, но он промолчал. Тем более что на самом деле Кристо был бодрее и свежее подавляющего большинства магистров их института и легко мог дать фору нынешней молодежи. — О-ля-ля, какая сцена! Водку пьянствуем, друзья мои? — в кабинет зашел Жиан Жиакомо, сверкая улыбкой и распространяя вокруг себя запах дорого парфюма. — Не водку, а на-настойку Блаженства, — с улыбкой произнес Федор Симеонович, доставая еще одну рюмку. — И не пьянствуем, а дегустируем, — с достоинством добавил Кристобаль Хозевич, творя для великого престидижитатора стул. — Так я вам и поверил, — хохотнул Жиакомо, выпил предложенную настойку, занюхал огурцом и с нескрываемым наслаждением откинулся на спинку стула. — Признавайся, Кристо, это ты молодого Привалова так загрузил? Мы столкнулись с ним в коридоре, и он даже не заметил этого! — Да? Удивительно, — вскинул брови Хунта, выбирая себе огурец. — Когда мы с ним расставались, Алехандро выглядел вполне довольным жизнью. Да и чему ему было огорчаться? Мы выполнили два изящнейших преобразования, после чего приступили к другой задаче. Она пошла не столь гладко, из-за чего мы совместно пришли к мнению, что мне надлежит пустить себя на удобрения, а ему стать учеником младшего черпальщика в ассенизационном обозе при холерных бараках. На этом моменте нас неосторожно прервал Теодор, и после общение наше прекратилось. Отсмеявшись, корифеи еще раз наполнили рюмки. В кабинете заметно потеплело, и Кристобаль Хозевич расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. — А ты какими судьбами здесь, Жиан? — он повернулся к другу, который в это время нахваливал настойку Федора Симеоновича. Тот довольно улыбался и кивал. — А, Выбегалло каким-то образом умудрился затопить мои лаборатории. К нему пошел разговаривать Виктор Павлович, а я ушел оттуда. От греха подальше. Мало ли, вдруг в свидетели запишут… — махнул рукой Жиан Жеромович, после чего все собравшиеся церемонно подняли рюмки и выпили за Амвросия Амбруазовича. Не чокаясь. — И-интересно, ч-что же все-таки п-привело Сашу в та-такое со-состояние? — задумчиво произнес Киврин, материализуя новую тарелку с огурцами. — Тебе не все равно, Теодор? Ты слишком миндальничаешь с молодняком, — фыркнул Кристобаль Хозевич. — Но-но, изволь! — погрозил пальцем Федор Симеонович. — Это ве-весьма д-достойный м-молодой че-человек, и он вп-полне мо-может в будущем стать п-приличным м-магом! — Именно поэтому, Кристобаль Хозевич, вы завтра поедете вместе с ним в Китежград, — произнес знакомый голос около двери. Корифеи подпрыгнули на месте и синхронно повернулись — в дверях стоял У-Янус и улыбался своей фирменной рассеянной улыбкой. — В Китежград? — переспросил Хунта, скептически выгибая бровь. — Но у меня планируется очень важный эксперимент с крестокрылами, который нельзя откладывать! — Я вижу, — усмехнулся Янус, и присутствующие великие магистры несколько устыдились своих пустых стопок. — Поверьте мне, Кристобаль Хозевич, результаты этой поездки могут оказать на вас куда как большее влияние, чем ваш, хе-хе… эксперимент. Вам действительно надо быть в Китежграде завтра, — с этими словами он развернулся и вышел. — П-предчувствие, К-кристо, ты говорил? — Федор Симеонович выразительно посмотрел на друга. — Мне ка-кажется, это оно и было.***
13 апреля 1963 года
Саша стоял ранним утром во дворе института, зевая и почесываясь. В силу не зависящих от него причин (читай — командировки), пришлось оторваться от нежных объятий Стеллочки, и теперь ему было грустно. Предстоящая поездка уже не радовала его так сильно, как могла бы еще, скажем, неделю назад. Вдруг из ниоткуда перед ним появилась изящная фигура, зябко кутающаяся в норковую шубу. В левой руке человек держал аккуратный дорожный саквояж. — Вuenos dias (1), Алехандро Иванович, — поздоровался Кристобаль Хунта, подойдя к Привалову. — Доброе утро, Кристобаль Хозевич, — ответил ему Саша, и по примеру магистра поплотнее застегнул куртку. На дворе была ранняя весна, но, учитывая суровый климат Соловца, проявлялась она лишь в щебетании птиц, оре котов и модницах, вырядившихся в нейлоновые чулки. Судя по лицу корифея, настроение у него было не самым радужным — впрочем, ничего удивительного. «Хоть бы все прошло удачно», — взмолился про себя Саша. — Вероятно, вы теряетесь в догадках, почему мы собрались этим утром здесь, а не где-нибудь на вокзале? — спросил Хунта, внимательно разглядывая сосредоточенное лицо своего компаньона. — Вы правы, Кристобаль Хозевич, — поспешил согласиться он, стараясь не думать о том, что в общежитии осталась Стелла и теплая постель. — Нам не выдали ни командировочных, ни билетов… А ведь, насколько я понимаю, путь нам предстоит неблизкий. — Потому как путешествовать мы будем иным способом. Поезда — это прошлый век, — с этими словами Кристобаль Хозевич протянул Привалову правую руку. Тот покосился на нее со смесью удивления и страха. — Ну же, Алехандро Иванович, не заставляйте меня ждать, — с нажимом произнес великий маг и требовательно махнул рукой. Вздохнув, Саша протянул руку и сжал протянутую ладонь Хунты. В этот же миг невидимый крюк цапнул Сашу в районе живота и со скоростью света понес в неизвестность. Было темно, ураганный ветер трепал одежду, и периодически парню казалось, что его протаскивают через игольное ушко. Через мгновение все кончилось. Их выкинуло на небольшой пустой полустанок: Саша стоял на четвереньках и прилагал все усилия, чтобы не проблеваться прямо на месте, а растрепанный испанец, устоявший на ногах, озирался в поисках встречающих. — Ну и где, maldito sea, обещанный достойный прием? — гневно прорычал Хунта, стискивая пальцами ручку саквояжа. — Алехандро, хватит рефлексировать, идемте! «Началось в колхозе утро», — с грустью подумал Саша, вставая, отряхиваясь и хромая следом за великим магом.***
Китежград мало чем отличался от Соловца, разве что большими размерами — по крайней мере, так показалось Саше, который едва поспевал за черным от злости Хунтой. Тот несся как ураган, не обращая внимания на окружающую действительность. Сначала они прошли по утоптанной неширокой дороге через лес — судя по характерным бороздам на снегу, здесь нередко ездили тяжело нагруженные грузовики. Потом, пройдя через железнодорожные пути, они оказались на самой окраине Китежграда. Там проступили несколько невысоких кирпичных зданий со ржавыми железными дверьми, потом потянулись бетонные заборы с кусками оборванной колючей проволоки. Еще несколькими минутами позже то тут, то там стали попадаться крепкие срубы и резные наличники домов частного сектора. Чем ближе маги были к месту назначения, тем чище становилась улица, меньше промышленных строений и частных домов. Потянулись трехэтажные кирпичные дома с большими вытянутыми окнами, аккуратные дворики с кривыми оплывшими снеговиками, кое-где попадались все еще наряженные елки. Наконец мужчины вывернули на одну из центральных улиц. Кристобаль Хозевич остановился, крутанулся на месте, словно бы уточняя маршрут, и резко свернул за угол одного из домов. Он петлял дворами, не снижая темпа ходьбы, при этом успевая подгонять уже изрядно запыхавшегося Сашу: — Быстрее, Алехандро, ну что же вы так медленно идете?! Время не ждет никого, а вас — тем более! В ответ Саша пыхтел что-то неразборчивое, мысленно радуясь тому, что добрая Стеллочка зачаровала ему небольшое портмоне, которое сейчас покоилось за пазухой, куда он скидал все необходимые вещи — спасибо пятому измерению. Кристобаль Хозевич остановился так же неожиданно, как сорвался с места до этого — они вышли на небольшую площадь, окруженную с двух сторон невысокими постройками из белого кирпича, с огромными стеклянными окнами и такими же дверьми. Но основное внимание привлекло здание, стоявшее в начале площади — невероятно высокое, не меньше двадцати этажей, узкое, как мачта, с покатой крышей и развеселым коньком на ней же. Выглядело оно просто фантастически — как если бы на современную многоэтажку взгромоздили крышу старинной русской избы. В глубине души у парня зашевелились подозрения, что где-то ниже уровня земли у дома имеются куриные ноги. — Именно поэтому я не люблю эклектику, — скривился Кристобаль Хозевич, проследив за взглядом Саши. — Добро пожаловать, Алехандро Иванович, в НУИНУ — Научный Универсальный Институт Необыкновенных Услуг. На содействие с их стороны рассчитывать не рекомендую — у нас с ними весьма… непростые отношения. — Да я догадываюсь, — тихо ответил Саша. Хунта несколько сбавил шаг и сделал знак следовать за ним. — Как вы могли заметить, перед входом в город мы увидели промзону. Это и есть Китежградский завод маготехники, где вам и предстоит быть большую часть своего времени в течение тех двух дней, что мы будем здесь командировать, — не торопясь проговорил Кристобаль Хозевич с видом, не предвещавшим ничего хорошего. — Что конкретно нужно им от меня, я не знаю — такими сложными вопросами, как поиск смысла жизни, у них никто не занимается, а консультировать их по иным поводам я не вижу смысла, ибо в большинстве своем маги НУИНУ являются прикладниками, которые не в состоянии адекватно оценить дельные советы. Вдобавок, нас должны были встречать! — он страшно скрипнул зубами и дернул на себя тяжелую стальную дверь на негнущихся пружинах. Всю ярость Кристобаля Хозевича Саша оценил лишь тогда, когда задумался о том, какое надо усилие было приложить к тому, чтобы раскрыть эту дверь — самого парня в буквальном смысле слова отпружинило внутрь здания, что он едва не снес взвинченного ученого. — Мaldito sea, это и есть тот самый роскошный прием, что нам обещал Янус?! — резким, полным ярости возгласом высказался Хунта. Саша не понял, чему именно тот возмущается — по его мнению, учитывая, что именно он слышал об отношениях НУИНУ и НИИ ЧАВО, не заперли в такой холод дверь — и ладно. — Да ладно вам, Кристобаль Хозевич, не все так плохо. Сами найдем, куда идти, — примирительно произнес Саша, пытаясь хоть как-то утихомирить уже и так заведенного чародея. Они стояли в широком холле, выложенном серым мрамором с прожилками. Прямо напротив них на стене вопрошала надпись: «А что ты сделал для науки?» По правую руку уходили ярко освещенный коридор, по левую — крутая лестница, ведущая наверх. В паре метров от магов стояла небольшая стойка регистрации, за которой никого не было. Из нее можно было разглядеть лишь брошенный на столе исписанный клочок бумаги и латунный звоночек для посетителей. — Извольте, Алехандро, я не для того бросил очень важный эксперимент и прилетел сюда, чтобы самому искать вход и выход! Может быть, мне и обслужить самого себя?! — возмутился Кристобаль Хозевич, уперев руки в бока. «Да ты уже лет триста на „самообслуживании“», — съехидничал бы на это Жиан Жеромович, но великого престидижитатора не было рядом, и, соответственно, разрядить обстановку было некому. «Дело принимает серьезный оборот», — мелькнуло в голове у Саши, пока он лихорадочно размышлял, как потушить вот-вот взорвущегося от ярости великого мага. Причем в отнюдь не фигуральном смысле. — А так вот звоночек на столе, Кристобаль Хозевич, давайте в него позвоним, может, кто подойдет, — с надеждой произнес Саша, указывая на звонок. Хунта возмущенно фыркнул, совсем по-мальчишески вдернув подбородок, но все же сумел взять себя в руки (хотя далось ему это с большим трудом): — Хорошо, только говорить будете вы, Алехандро Иванович, так как если общаться буду я, то точно пошлю в… almech, — величественно ответил он и облокотился на стойку, став нервно барабанить пальцами по столешнице. — Только прошу вас, будьте, пожалуйста, повежливее, вдруг это будет дама? — искренне попросил Саша, протягивая руку к звонку. В этот же момент из-за небольшой дверцы, расположенной в стене за стойкой, вышла молоденькая девушка, почти девочка, лет двадцати-двадцати двух, смешно жмурившаяся на яркое солнце, бившее из окон. Внешность ее была мало примечательна — в целом симпатичная, как и большинство девушек ее возраста, с очень длинной светло-русой косой. На взгляд программиста, она была бы милой, если бы не красные глаза и распухший от слез нос. Вдобавок на фоне Стеллочки она показалась ему чуть полноватой — возможно, из-за взбухших от трения щек, а возможно и от большеватой груди, чувствовавшейся даже за мешковатой блузкой. «Нет, моя Стелла все равно лучше», — окончательно решил для себя парень. Вежливо улыбнувшись дежурной улыбкой, девушка обратилась к Саше: — Здравствуйте, приветствую вас в НУИНУ. — Добрый день, мы из НИИ ЧАВО, — Саша постарался улыбнуться как можно приветливее. Судя по всему, у девчонки день с утра не задался, и он решил ее немного приободрить. — Приехали, так сказать, с деловым визитом. Вам должны были сообщить. Посмотрите, пожалуйста, возможно, у вас записано где-то: Кристобаль Хозевич Хунта и Александр Привалов. — И побыстрее, — вставил от себя реплику Хунта. — Кристобаль Хозевич, я же просил вас быть повежливее, — совсем тихо, чтобы не услышала девушка, проговорил Саша, пока та задумчиво шуршала какими-то бумажками. — Хорошо, хорошо, быстрее, por favor, — закатив глаза, добавил Кристобаль Хозевич. — А мы вас ждали вчера, — наконец ответила она. Чувствовалось, что ей стоит некоторых усилий не обращать внимания на хамство Кристобаля Хозевича. — Как вчера, если приехали мы сегодня? — завелся он. В воздухе заметно запахло озоном. «Дело дрянь», — мелькнула грустная мысль в голове у Саши. — Мы вам тут вчера и банкет накрыли, и дорожку ковровую приготовили, и меня в одной блузке на сквозняке держали, а вас нет и нет, — девушка повернулась к Кристобалю Хозевичу с нехорошим прищуром в глазах. Саша почувствовал, что характер у нее ничуть не лучше, чем у бывшего Великого инквизитора. — И да, мне тут бумажку дали, велели вам зачитать, — она взяла какой-то измятый листок и, прокашлявшись, с выражением зачитала: — Се пуэде андар, шу аюда я, но е нехесарио, ля проксима вез ке нуэстра тамбьен респонда, а уно солихитюд дʼассистенсия. Тодо ля мехор. Эль думбас мас гранде эн эль мундо. По мере того как она читала текст, Привалов с тихим ужасом осознавал, что сейчас начнется светопреставление. Судя по всему, девчонка ничего не смыслила в иностранных языках, иначе бы она не решилась зачитывать посетителю такое. Кристобаль Хозевич ее чтение тоже оценил — он заметно позеленел, у него начал дергаться глаз, а челюсти он сжал так сильно, что проступившими скулами его можно было резать бумагу. — Алехандро Иванович, вам не кажется, что сия la brujo несколько потеряла страх говорить мне такое? — размеренно произнес Хунта, отчаянно борясь с нервным тиком. — А что не так? — искренне удивилась девушка, вытаращившись на посетителей. В ее головку, видимо, и мысли не прокралось, что она зачитала что-то оскорбительное, что подтверждало догадку Саши о незнании иностранных языков. — Что не так? Что не так?! Да вы бы себя слышали, Damisela! — прошипел Кристобаль Хозевич, стискивая кулаки до треска перчаток. Саша почувствовал, что ему не хватает воздуха. — Ну, я так понимаю, тут написано «всего хорошего», а дальше, как я поняла, ваше звание, это ведь вы «Эль думбас мас гранде эн эль мундо»? — невозмутимо ответила девушка, глядя Хунте прямо в глаза. — Что? — только и смог вымолвить тот. Еще бы, он не привык, чтобы к нему так обращались! — Или это вы? — она указала пальцем на Сашу. — Точно не я, — нервно хихикнул тот. — Да как ты смеешь, la brujo! — заорал Кристобаль Хозевич, стуча кулаком по стойке. — Чего вы обзываетесь?! — возмутилась в ответ девушка, злобно фыркнув. «Вот это нервы», — невольно восхитился парень ее мужеством. Даже Витька бы не решился разговаривать в таком тоне с завотделом Смысла Жизни. А тут всего лишь молоденькая девочка «на тумбочке». — Таких как вы я в свое время отправлял на костер! — гневно произнес Кристобаль Хозевич. Они с девушкой не отрываясь глядели друг другу в глаза. — Тише, вы, ученик Торквемады, тут вам не лихие четырехсотые, — спокойно ответила ему она. — Ученик Торквемады?! Да это он мой ученик! — прошипел Кристобаль Хозевич. Он вскинул руки, намереваясь сотворить заклинание. «Первая стойка, сейчас он от нее и мокрого места не оставит», — только и успел подумать Саша, кидаясь оттаскивать от беззащитной девушки доведенного до белого каления мага. — Нашел чем гордиться! — ровно отвечала она. Чувствовалось, что девчонка ни грамма не боится разъяренного мага, напротив — она скорее в ярости. — Привалов, быстро сюда мне «железную деву»! Я научу эту нахалку, как нужно разговаривать с посетителями! — не без успеха отмахивался от пытавшегося его удержать парня Кристобаль Хозевич. — А что, с нормальной-то уже не получается, только с железной? — прищурив глаза, тихо сказала девушка. Саша почувствовал, что если не Хунта ее заколдует, то она-то точно его придушит, причем голыми руками, и потому удвоил усилие в оттаскивании чародея от стойки. — Ах так… — выдохнул Кристобаль Хозевич, стряхивая с себя Сашу. Тот отлетел в сторону, как пушинка, в полете осознав, что ему надо сильнее налегать на Стеллочкины пельмени. — Привалов, — бросил Кристобаль Хозевич, рывком одергивая шубу, — быстро к начальству. А ты… — он указал пальцем на девушку, которая полным злости взором, не мигая, смотрела на него. — Узнаю о том, кто ты, и сделаю все, чтобы посадить тебя на кол.***
Обещание свое Хунта сдержал тут же — пошел к начальству и скандалил там целый час, требуя, чтобы ему дали право сжигать и четвертовать нерадивых сотрудников НУИНУ, особенно всяких наглых ведьм. Как и предсказывал Ойра-Ойра, было весело — Сатанеев, оставшийся за главного, и весь Ученый совет чуть ли не вприсядку скакали перед бывшим Великим инквизитором, слезно прося прощения за столь некрасивую ситуацию. Саша, сидящий все это время в углу на стульчике, не знал, как относиться ко всему этому — с одной стороны, НУИНУ был неправ в том, что не встретил их, с другой — поведение самого Кристобаля Хозевича оставляло желать лучшего. Одно парень знал точно — крайней сделают девушку со стойки, и поэтому ему ее было очень жаль. В общем-то, так и получилось — когда «дорогих гостей» из НИИ ЧАВО увели в гостиницу, Машу вызвали «на ковер» к Сатанееву и разносили около получаса. Аполлон Митрофанович лично высказывал ей о том, что «такие как вы, товарищ Воробышкина, портят, значит, мнение иностранных специалистов о советской науке! Вы антиобщественный элемент, товарищ Воробышкина!». Самой же девушке оставалось только молчать, скрипеть зубами и мысленно наматывать кишки гадкого испанца на козлы, что стояли в Мастерской Коврова и Брыля. После разноса девушке в весьма унизительной форме напомнили о том, что ей необходимо знать свое место, и снова отправили на стойку. На все ее возмущения по поводу того, что профессор из подчиненного НИИ сам далеко не сахар, Маше намекнули о том, что он — заведующий отделом в крупном научно-исследовательском институте, а она — всего лишь практикантка, главная обязанность которой — записывать посетителей. Сами понимаете, настроение в тот день у Маши было ниже плинтуса. Сидя на своем рабочем месте, она на листочке тщательно вырисовывала виселицу, на которой мысленно казнила Хунту. За этим занятием ее застали Ковров и Брыль. — Это кто тебя так довел? — спросил Фома, внимательно разглядывая то, как тщательно Маша вырисовывает узор на веревке. — Да приходил тут один… товарищ из подшефного НИИ, — Маша скрипнула зубами так страшно, что магистры поежились. — Что за товарищ? — спросил Виктор, по примеру Фомы разглядывая то, как она закончила рисовать виселицу и приступила к сборочному чертежу переносной гильотины. — Хунтой зовут, профессор из НИИ ЧАВО, — буркнула Маша. — Он уже приезжал к нам несколько лет назад, — задумчиво протянул Ковров. — Шуму наделал — мама родная! Вместе с молодым магистром из того же НИИ. Помнится, скакали перед этим Хунтой всем Ученым советом, как собеседника он только Киру принимал, ну и Киврина. Ни до, ни после такого не было! А ты чего кашляешь, простыл, что ли? — он повернулся к Брылю. — Да так, вспомнил кое-что, — задумчиво произнес тот. — Вспомнил кое-что. Был я знаком с одним Хунтой в свое время, едва от него ноги унес. — Почему? — заинтересовалась Маша. — Ну, он в некотором роде философствующим инквизитором оказался, — ответил Фома. — Ладно, пойдем мы, Маша, а то вдруг и к нам нагрянет это стихийное бедствие. Не переживай, постараемся тебя отсюда вытащить. Авось дадут добро на перевод к нам, в Мастерскую, а там и видно будет!***
Немного устав от общества Кристобаля Хозевича и его сухих гневных вскриков по поводу того, что «в НУИНУ работают самые дурно воспитанные ведьмы!», Саша, едва расположившись в номере, попросил отвезти его на завод. Что делал в это время Хунта, он не знал. «И слава Жиакомо!» — ответил бы на это Корнеев, если бы был рядом. Завод маготехники, несмотря на свое громкое название, мало чем отличался от обычного машиностроительного завода — те же эмульсия, мазут, ритмичный грохот станков — если бы не снующие то тут, то там люди в ярко-синих халатах с толстыми книгами подмышкой. Они подходили к готовым изделиям или узлам, щупали, проводили какие-то манипуляции, трясли приборами, смахивающими на счетчик Гейгера, и орали: «М-поле семнадцатой степени, нужно увеличить подачу!» Сашу провели прямо в вычислительный центр завода, который, как родной брат, походил на тот, что он оставил в Соловце, даже Алдан такой же. — А их предметно закупали, скопом, на все институты, — пояснил его сопровождающий, высокий маг с грушеобразным лицом и ярко-рыжим галстуком. — И у вас такой стоит, и у нас, и в НУИНУ, в местном ВЦ тоже такой стоит. Чувствуйте себя как дома! Вот все расчеты, что мы уже провели, а вот то, что никак не сходится… Собственно, Сашу и вызвали для того, чтобы он выяснил ошибку и помог выполнить необходимые расчеты для запуска в потоковое производство специального фильтра для трансляторов, аналогичных Витькиному. Использование этого фильтра позволило бы увеличить мощность транслятора и убрать посторонние поля, мешающие эксперименту. Также он мог бы настраиваться на определенные частоты, что позволило бы выбирать те поля, которые нужно было отфильтровать. — Никак не можем довести до ума этот фильтр, будь он трижды проклят! Все в опытном производстве его держим, никак на поток не поставим. У готовых моделей мощность скачет, как октябренок на батуте! И непонятно, главное, почему так, — посетовал сопровождающий маг. — Была при вычислительном центре НУИНУ девчонка толковая, практикантка, пересчитала кое-что, так получше стало. Пропала потом куда-то, говорят, что уволили, вот и сидим мы теперь, как свиньи в бисере… Саша внимательно посмотрел все имеющиеся расчеты — выполнены они были действительно толково, он мог бы даже сказать, основательно. «Нам бы такого математика, — с грустью подумал он, внимательно рассматривая расчет коэффициента для фильтрации гала-поля. — Женя в декрет уходит с последующим переводом в Техотдел. И так людей нет, а теперь что делать — ума не приложу…» Взгляд его все время что-то цепляло, и он не мог понять, что именно. Цифры правильные, коэффициенты укладываются в необходимые значения, диапазоны частот вроде бы все в наличии. «Что же не так? — думал он, шаря взглядом по листку. — Вроде все в порядке…» Его внимание привлекла фамилия исполнителя. «Выполнил: Воробышкина М.В., математик-программист, — прочитал про себя Саша. — Знакомая фамилия. Точно! Это же та самая девушка, которая с Хунтой языками сцепилась на входе!» — А как, говорите, звали ту сотрудницу, что уволили? Марина Витальевна Воробышкина? — как бы невзначай уточнил он, пытаясь поймать какую-то очень дельную мысль по поводу этих расчетов и девушки. — Нет, Воробышкина Мария Владимировна, — пояснил сопровождающий, копаясь в стопке бумаг. — Ну, ее даже не то чтобы уволили… Вроде как испытательный срок не прошла, завалила что-то. У нас с этим строго: не можешь колдовать — пошел вон, в другие отрасли народного хозяйства! А у вас как? — Ну, у нас в институте тоже с этим строго, но все же несколько проще, — не стал вдаваться в подробности Саша. Очень интересно. Абсолютно ничейный математик-программист, да еще и неплохо понимающий основные методы вычисления полей. Над этой ситуацией стоило хорошенько подумать.***
Около часа дня, частично разобравшись с бумагами, Саша жизнерадостно спешил в столовую. Он понял, что именно не так было с расчетами, и теперь был преисполнен решимости поскорее разобраться со всеми делами, чтобы как можно быстрее вернуться в уже ставший родным Соловец. Окрыленный мечтами о том, что он скоро вернется к родному «Алдану», Стеллочке и друзьям, он влетел в ту же дверь, что ранее утром, и понял, что не знает, куда идти. Спросить было не у кого — холл был пуст, как и стойка. — Всегда она у них пустая, что ли? — пробормотал Саша, перегибаясь через столешницу в надежде найти под ней спрятавшуюся секретаршу. Надежды его не оправдались — под столом тоже никто не сидел. — Людиии! Ауу! — позвал он. Никто не отозвался. Вдруг из-за маленькой двери, что неприметно маячила позади стойки, раздался какой-то глухой звук. — А вот это уже интересно, — Саша обошел стойку и направился к дверце. Присущий любому магу дух авантюризма манил его заглянуть за дверь. Прямо за ней, в крохотной темной каморке, сидела на перевернутом оцинкованном ведре та самая ершистая вахтерша и, тихо плача, билась головой о толстенную инкунабулу. Приставленные к стене швабра и старая метла тихо вибрировали от ее завываний, а сломанный совок, валяющийся в углу в другом ведре, подпрыгивал им в такт. Программист растерялся — он абсолютно не умел успокаивать плачущих женщин. — Сколько, на твой взгляд, нужно биться лбом об эту книгу, чтобы пробить в ней дыру? — неожиданно для самого себя спросил он, привалившись к косяку. Девчонка замерла, шмыгнула носом, что-то прикинула в уме и ответила: — Ну, не меньше пяти лет придется долбиться. А тебе-то что? — насупилась она, узнав в нем одного из утренних гостей. — Правильно, — усмехнулся парень, не обращая внимания на ее недовольный взгляд. — А при наличии М-поля четырнадцатой степени? — Ну, — призадумалась она, почесав затылок, — зависит от дивергенции. — Не всегда, — покачал головой Саша. — Ладно, предположим, семь процентов. — Тогда… — она снова задумалась примерно на минуту, потеребила косу, поковыряла переплет и выдала ответ: — Что-то около трех лет, плюс-минус два месяца. Чтобы точнее рассчитать, нужно знать положение Юпитера на момент начала опыта. — Молодец! — восхитился Саша, немного поаплодировав смущенной девушке. — Будем знакомы еще раз — Александр Привалов, можно просто Саша. Работаю в Вычислительном центре НИИ ЧАВО, в Соловце. Ты уж извини, что так все получилось некрасиво, просто Хунта какой-то нынче дерганый, обычно он себя так не ведет. Будем жить дружно? — широко улыбнувшись, он протянул ей ладонь для рукопожатия. Немного помявшись, девушка улыбнулась и пожала протянутую руку. — Маша, Маша Воробышкина, практикантка, — представилась она. — Работала в Вычислительном центре НУИНУ математиком-программистом, после была переведена на вахту. — А почему, если не секрет? — поинтересовался Саша. Глаза Маши тут же снова наполнились слезами, губы задрожали, а пальцы стиснули злополучную книгу. — Так, спокойно! — он поднял руки вверх, потом развернулся в угол и, взяв ведро, вытряхнул из него совок, перевернул вверх дном и сел рядом с практиканткой. — Рассказывай! — Что рассказывать? — всхлипнула она, утирая слезы косой. — Не пачкай волосы, — Саша сунул ей в руки носовой платок. — Все рассказывай, с самого начала! Ну, она и рассказала, изложила, что называется, по полной форме. Про то, как родилась в сороковом году в Ленинграде, как отец увез их с матерью в гости к своей матери, на Средний Урал, в деревеньку Белая, что под Свердловском. Почти тут же началась война, отец ушел на фронт, да там и остался навсегда — только похоронка помятая вернулась. В итоге после войны мать Маши, Алена, решила остаться вместе со свекровью и ее матерью — прабабушкой Маши, побоявшись новой волны голода в недавно освобожденном Ленинграде. В первый класс девочка пошла там же, в Белой. Мать ее устроилась учительницей русского в местную школу. После школы, по наущению матери и учительницы математики, Маша поступила в технический институт в Свердловск. Она не хотела уезжать — бабушка и прабабушка к тому моменту уже умерли, девушка боялась за маму, но та настояла. Опасения ее были не напрасны — когда Воробышкина была на четвертом курсе, ее мать скоропостижно скончалась. На нервной почве у девушки начались конфликты с преподавателями, поэтому приличное рабочее место, уже подысканное ей в Ленинграде, уплыло из-под носа, вынудив Машу приехать на работу в НУИНУ. Потом она рассказала про то, что всех молодых сотрудников начальство решило учить колдовству, что ей отказал ее любимый парень и что с магией у нее ничего не складывается вообще, от слова совсем. — Поэтому Сатанеев сослал меня сюда, — с самым мрачным видом закончила Маша, забросив том, лежащий до этого у нее на коленях, в угол каморки. — И нахожусь я по уши в навозной куче, без перспективы выбраться. — А чего они так на тебя взъелись? — спросил слегка ошалевший от такого мощного потока информации Саша, вспомнив Саню Дрозда — киномеханика из их института. Он занимался в институте всем, кроме магии, и при этом его спокойно держали на рабочем месте. За что, правда, непонятно, но это уже другой вопрос. — А я знаю? — устало вздохнула Маша, поставив локти на колени и подперев кулачками голову. — Толпа заносчивых буржуев, вот кто они! А Сатанеев — самый главный. А ты здесь какими судьбами, кстати? И этот твой… профессор-недоделок. — Это ты зря так про Кристобаля Хозевича, — покачал пальцем Саша. — Ты уж извини, что он так на тебя наехал. Его от важного эксперимента отвлекли, а он это жутко не любит. — И что он из себя представляет, этот ваш Кристобаль Хозевич? — фыркнула девушка. Она все еще не могла простить профессору его «la brujo!» в ее адрес. — О, он у нас является завотделом Смысла Жизни, — начал Саша. — Если честно, человек он хороший, но совершенно бессердечный. По ранней молодости был Великим инквизитором, что, со всеми вытекающими, наложило нехилый такой отпечаток на его личность. Постоянно проводит какие-то непонятные эксперименты то над собой, то над своими лаборантами. Профсоюз на это дело возмущается, но без толку. Результаты получает соответствующие — никто, кроме него, их особенно не понимает. Ну, может, только еще корифеи и пара-тройка магистров. А еще ходят слухи, что у него в кабинете стоит великолепное чучело штандартенфюрера СС в полной парадной форме, с моноклем, кортиком, железным крестом, дубовыми листьями и прочими причиндалами. Хунта у нас великолепный таксидермист. Штандартенфюрер, по словам Кристобаля Хозевича, — тоже. Но Кристобаль Хозевич успел раньше, — тоном завзятого сплетника закончил он. — Что, прямо-таки с кортиком? — широко распахнув глаза, шепотом спросила Маша. — С кортиком, — с уверенным видом кивнул Саша. — Ну дает дедушка, — присвистнула Маша. — Вроде на вид не скажешь, что ему столько лет, я думала, он моложе. — А, у нас все корифеи такие, — махнул рукой Саша. — Я так понял, в какой-то момент они престали стареть, и вот по сей день ходят в таком виде. И знаешь, у меня язык не поворачивается его стариком назвать. Хотя бы потому, что он регулярно выводит из строя мой «Алдан» своими нерешаемыми задачками! — Это как? — хихикнула Маша. — А вот так! — разгорячился Саша — видимо, эта тема была его «больной мозолью». — То на ночь к нему подсоединится, после чего машина на шестидесятеричную систему счисления переходит, то перенастроит случайно, да так, что «Алдан» на санскрите начинает комментировать правильность расчетов, то сожжет все предохранители к черту, что я три дня вместе с инженерами из Техотдела по уши в масле сижу! — Весело там у вас, — рассмеялась Маша, совсем забыв о своих проблемах. — Это еще что! — воодушевился Саша, увидев, что с ее лица исчезли слезы. — Знала бы ты, какие там у нас талантливые маги в качестве завотделами! А какие у нас славные ребята работают!.. Он так вдохновенно рассказывал про своих коллег и друзей, что девушка невольно позавидовала белой завистью. Ей не довелось поработать в таком дружном коллективе. — Здорово там у вас, — вздохнула Маша. Как бы ей хотелось хоть ненадолго окунуться в такую же атмосферу коллективизма и товарищества! — Знаешь, — вдруг остановился Саша и хитро улыбнулся. — Мне как раз нужен математик-программист — одна из девушек, проверявших программы, уходит в декрет. Только не каждый подойдет, — тут задумался, как будто вспомнив что-то. До нее не сразу дошел смысл его слов. — Ты, — неуверенно начала она, — намекаешь на то, что я вам подхожу? — Ну, я видел твои расчеты, — Саша достал из кармана пару листков бумаги и пробежался по ним взглядом. — Грубовато, но качественно и надежно. Нам как раз таких, как ты, не хватает. Тем более, я так понимаю, тебя здесь ничто не держит. — Не держит, — кивнула Маша. Она никак не могла поверить в то, что кто-то может предложить ей работу. — Но я же это… В магии ни черта не смыслю, даже дубль простенький не получается. — Ну, зато другие таланты с избытком имеются, — он с улыбкой помахал листками, в которых она признала свои расчеты для завода маготехники. — Ладно, ты пока думай, мне серьезно нужен толковый математик. И еще… — Что? — Маша вскинула голову. — Проводишь меня до столовой, а? Жуть как кушать хочется!***
— Кто так строит? Ну, кто так строит? — бормотал себе под нос Саша, идя следом за новой знакомой как поляки за Сусаниным, в столовую. Чувствовал он себя, кстати, примерно так же — по-видимому, маги НУИНУ не удосужились упорядочить переходы внутри института, вдоволь наигравшись с пятым измерением. Маша вела его какими-то непонятными коридорами с резкими поворотами, тупиками и невразумительными указателями, абсолютно свободно ориентируясь в этом выкидыше архитектуры. Саша с содроганием думал, как бы он шел до столовой сам, без проводника. Вероятнее всего, он бы заблудился, и нашли бы его только в конце века. Сделав еще один резкий поворот, они вышли к широким двустворчатым дверям, гостеприимно распахнутым настежь. Из дверного проема неслись самые аппетитные запахи. Парень принюхался и приложил руку к недовольно заурчавшему животу. — Не переживай, недолго осталось, — засмеялась Маша, жестом приглашая его пройти вперед. — Кормят у нас замечательно — хоть какой-то небольшой плюс во всем этом имеется. Идем вон за тот угол, там есть что-то вроде ниши, в ней столик, где никто, кроме меня, сидеть не любит. Там и обоснуемся! Они прошли мимо других столиков, обогнули фикус в большой деревянной кадке и нырнули в небольшой закуток, отделенный от основной части столовой перегородкой. Неожиданно Саша, шедший чуть впереди, остановился как вкопанный, отчего практикантка, шедшая сзади, налетела на его спину и больно ушибла нос. Чертыхнувшись, она вышла вперед, и возмущенно выдохнула, увидев причину замешательства своего нового знакомого. Оказывается, этот столик понравился не только ей.***
Несмотря на столь сумбурно начавшееся утро, к обеду Кристобаль Хозевич имел вполне благодушное настроение, что с ним в последнее время бывало нечасто. Аполлон Митрофанович извинился перед завотделом Смысла жизни за неподобающее поведение младших сотрудников НУИНУ, после чего устроил его в лучший номер местной гостиницы, после чего Хунта имел долгий предметный разговор с Иваном Симеоновичем Кивриным касательно контроля демонов шестого уровня. «Хоть кто-то в этом институте может понять важность хорошо продуманного эксперимента», — не без удовольствия думал Кристобаль Хозевич, обсуждая с корифеем НУИНУ возможности применения огненных оков и смирительных чар. После долгой беседы маги расстались, довольные друг другом, и Хунта от нечего делать решил наведаться в местную столовую. Есть ему особо не хотелось — надо было просто убить время до вечера, когда Иван Симеонович пригласил его прочитать небольшую лекцию о смысле жизни местным магам. Особого смысла он в этом не видел, но старому знакомому отказывать не стал. Войдя в столовую, Хунта недовольно поджал губы — мнения он был о магах НУИНУ невысокого и потому сидеть за одним столом ни с кем из них не хотел, но, как назло, полностью свободных столов в зале не было. Порыскав взглядом по помещению, Кристобаль Хозевич увидел небольшой закуток. Подойдя ближе, он обнаружил в нем несколько обшарпанный стол и пару стульев. «Ну, раз ничего более приличного мне в данный момент не светит, останусь здесь, — подумал он, опускаясь на один из стульев, параллельно творя дубля и отправляя его за едой. — Мнят себя достойным институтом, а мебель поприличнее так и не удосужились закупить!» В тот момент, когда Кристобаль Хозевич закончил с основными блюдами и теперь вкушал вишневый компот с баранками, кто-то запнулся о стоящий чуть в стороне стул. Следом раздался испуганный чих, глухой звук удара тела о тело и тихая ругань. Подняв голову, корифей увидел Привалова, потирающего ушибленное колено. Рядом с программистом стояла утренняя девица с самым неприветливым выражением лица. «Гадкая ведьма», — со злостью подумал Хунта, вспомнив утреннее происшествие. Скривившись, он сложил руки на груди и, повернувшись в сторону девушки, с долей ехидства произнес: — Занято! — после чего, кивнув Саше, сказал: — А вас, Алехандро Иванович, я попрошу остаться. — Странно, я думала, мы в столовой, а не в общественной уборной, — с видом самым удивленным похлопала ресничками Маша. Бедный программист ощутил дежавю — он снова стоял между двумя людьми, как меж двух огней — ощущения, прямо скажем, не самые приятные; бедолага в очередной раз за день лихорадочно размышлял, как бы скорее купировать создавшуюся ситуацию. Машу же в это время охватила плохо управляемая ярость. Это было ее любимое место — кривой старенький столик у окна в «аппендиксе» зала столовой, где никто, кроме нее, не сидел. Глупость, конечно, но именно сейчас ей было очень обидно. Она действительно любила этот стол — обшарпанный, с вечно надломанной ножкой, качающийся при каждом касании. И, главное, непонятно, почему — может, потому что когда девушка сидела за ним, ее никто не видел, а может и потому, что он был таким же несуразным и бесполезным, как она сама в этом институте. И вот теперь у нее мало того что отняли любимую работу, мало того что опустили в самых лучших чувствах, так теперь еще и какой-то хамоватый профессор из чужого НИИ решил посягнуть на ее любимый столовский стол! «Ах ты дряхлая развалина, — со злостью думала Маша, глядя на мужчину. — Лучше бы ты убрался отсюда!» — Вот уж не знаю, где привыкли обедать вы, это ваше право. А я не уйду отсюда до тех пор, пока не закончу трапезу. И у меня к вам большая просьба не мешать мне в этом, — даже глядя на свою оппонентку снизу вверх, Кристобаль Хозевич умудрялся выглядеть высокомерно и заносчиво, что могло оскорбить почище перчаток, брошенных в лицо. — Ах так, — произнесла Маша, нехорошо прищурив глаза. Привалов понял, что сейчас будет что-то страшное — он вообще не был сторонником споров с женщинами, ибо себе дороже, а тут еще и Хунту как бешеная оса в филейную часть укусила, отчего он вел себя еще более задиристо, чем обычно. Не успел Саша брякнуть что-нибудь типа «давайте жить дружно!», как девушка шумно выдохнула и резко опустила ногу на неприметную половицу, слегка выступающую над полом. Никто не успел ничего понять или предотвратить — столик, повинуясь цепной реакции от половицы, резко поднявшейся над полом, подпрыгнул на полметра вверх, вываливая все свое содержимое прямо на заведующего Отделом Смысла Жизни. Через мгновение все было кончено. На звон разбитых тарелок обернулись все, кто в этот момент еще находился в столовой. А посмотреть, между нами говоря, было на что… Кристобаль Хозевич, сидящий с широко распахнутыми глазами, весь в остатках супа, сливочного соуса и сладкого компота, с вишенкой на… кхм… причинном месте; Саша Привалов, весь белый от осознания масштабов катастрофы и последствий, что вот-вот настигнут молоденькую практикантку за ее выходку; сама Маша, слегка шокированная своим неординарным поступком. В общем, картина маслом. Точнее, соусом. Саша соображал быстро. То, что девчонку не испепелили прямо на месте, просто фантастическое везение и следствие шокового состояния корифея. Но сейчас он очнется, и что станет с ней, остается только гадать. — Беги! — заорал Саша, выталкивая Машу из закутка. В этот же миг Кристобаль Хозевич выпал из оцепенения, грязно выругался по-испански, и с кончиков его пальцев сорвалась алая молния. Направлена она была прямо Маше в лоб, но из-за того, что ее вытолкнули из-под линии огня, она угодила в ухо Саше. Бедный программист съежился, и через пару секунд вместо него на полу сидел тощенький сурок самого интеллигентного вида. Хунта ринулся было за Машей, но поскользнулся на супе и растянулся рядом с сурком. Девушка, естественно, успела удрать.***
— Держи, пригодится. Маша непонимающим взглядом смотрела на улыбающегося Сашу, протягивающего ей небольшой клочок бумаги. Его все еще немного потряхивало, на виске почти исчез клок бурой шерсти, и периодически дергался левый глаз — остаточные явления от стихийного колдовства Кристобаля Хозевича. — Что это? — настороженно спросила она, беря записку. Она все еще не могла поверить в то, что осталась жива после происшествия в столовой. На этот раз Хунта не пошел никуда скандалить, нет — он решил разобраться с ней лично, один на один, и оставшееся время от его командировки она предавалась увлекательному занятию под названием «бегство от Великого инквизитора в условиях магического производства». Надпись на бумажке гласила: «Тридевятый переулок, НИИ ЧАВО, на входе три раза постучать левой рукой и плюнуть по разу на стороны света. Вычислительный центр, спросить Александра Привалова». Дальше шел телефон, краткая схема проезда и название основных поездов и автобусов, которые могли доехать до Соловца. — А это на случай, если ты вдруг все же надумаешь к нам перевестись, — он смущенно почесал затылок и сунул за пазуху небольшое портмоне. — Я знаю, что не умею уговаривать. Но, с другой стороны, что тебя здесь ждет? Должность вахтерши без перспективы выбраться, и все. А у нас… — Хунта, — мрачно перебила его Маша. — Ну, не так Хунта страшен, как его малюют, — широко улыбнулся Саша и застегнул куртку. — С другом моим, Витькой Корнеевым, они регулярно ругаются, так ничего, жив пока. И с Выбегалло тоже, а тот куда как больше ему досаждает, чем ты. Кстати, если ты все-таки согласишься, то, возможно, мы сможем тебе помочь с твоими проблемами по магической части. — Ладно, я подумаю, — сдалась Маша и потянула его за рукав. — Пойдем, проведу тебя до выхода, а то опять заблудишься. Саша уже знал, что она ответит, и потому с легким сердцем пошел следом. Через двадцать минут они отчаливали из НУИНУ, но мысленно он уже бежал к любимому «Алдану» и теплому общежитию. — А он точно меня ни в кого не превратит? — с опаской спросила Маша, когда они подошли к главной лестнице, ведущей в холл. — Да мне кажется, не должен, — Саша ободряюще хлопнул ее по плечу. — Как говорит незабвенный Корнеев: «Не ссы в компот, там повар ноги моет!» Поперхнувшись от столь неожиданного высказывания, Маша улыбнулась и двинулась вниз по лестнице. Стоило им спуститься вниз, к выходу, как перед их глазами предстала восхитительная в своем идиотизме картина — весь Ученый совет стоял строго по росту, вытянувшись, как солдаты на плацу. Небольшой оркестр, жутко фальшивя, наигрывал какой-то бравурный марш, на полу лежала слегка побитая молью красная ковровая дорожка, — в общем, всю эту ситуацию можно было смело озаглавить: «Как жаль, что вы наконец-то уходите!» На общем фоне очень ярко выделялся своей адекватностью Кристобаль Хозевич, смотревший на все, что его окружало, взглядом, полным глухой тоски и неприятия того, что люди могут быть такими идиотами. В данный момент он мечтал оказаться в своем родном кабинете с распахнутым настежь окном, чтобы сквозняк играл тюлем и документами на столе и чтобы не было слышно ничего, кроме мерного тиканья старинных часов и тихого поскрипывания пера о бумагу. Пряча улыбки, молодые люди спустились к собравшимся. Саша немедленно направился к Кристобалю Хозевичу, что-то шепнув ему на ухо. Тот встрепенулся, кивнул и направился к выходу. Вдруг, уже перед самой дверью, мужчина резко обернулся и посмотрел Маше прямо в глаза. Это был совершенно особый взгляд — большие, черные как уголь глаза словно пронизывали ее своим взглядом насквозь, как две рапиры, несколько секунд, после чего он крепко схватил Сашу за руку чуть выше локтя и исчез с негромким хлопком. — Я тоже вас запомнила, Кристобаль Хозевич, — тихо проговорила Маша, сжимая в кармане записку с адресом.***
Кристобаль Хозевич использовал раздельную трансгрессию, и потому по прибытию спутники оказались в разных местах — Привалов на своем непосредственном рабочем месте, а он сам в своем личном кабинете. Едва Хунта почувствовал под ногами до боли родной и знакомый пол, он бросил дорожный саквояж и, сделав несколько шагов, обессиленно рухнул в кресло. Эта поездка далась ему куда тяжелее прежних, в моральном плане, и он был убежден, что еще не скоро решится снова отправиться в командировку. Неожиданно раздался аккуратный стук в дверь. — Заходи, Жиан, для тебя я всегда свободен. В открывшуюся дверь проскользнул завотделом Универсальных Превращений и, пройдя в кабинет, с улыбкой пожал руку своему старому другу. — Как поездка? — вкрадчиво поинтересовался Жиан Жеромович, присаживаясь в кресло напротив Кристобаля Хозевича. — Ужасно, — закатив глаза, произнес тот. — Сатанеев полный дурак. Выбегалло на его фоне просто лауреат Нобелевской премии. — Что, все настолько плохо? — хихикнул Жиакомо. — Очень, — скривился Кристобаль Хозевич. — Встречать нас с Алехандро никто не вышел, зато уж провожали с такой помпой, как, наверное, никого другого — отвратительный оркестр, унылые лица местных магов, и, как апофеоз, красный дырявый ковер. Видимо, Аполлон Митрофанович по-своему воспринял слова о «достойном приеме». — Я думал, они поумнели с твоего прошлого визита, — уже в голос расхохотался Жиан Жеромович. — Да это не они. Я ж говорю, Сатанеев постарался, — поморщился Кристобаль Хозевич и призвал бутылку вина и два фужера. Корифеи налили себе немного вина, выпили, не чокаясь, и на какое-то время замолчали. Каждый думал о своем. — Как ты узнал, что я вернулся? — наконец прервал тишину Кристобаль Хозевич. — Ну, строго говоря, вывалившийся из ниоткуда мне на голову Привалов говорил сам за себя, — пожал плечами Жиан Жеромович, потягивая вино. — Великолепный букет, — немного погодя отметил он, после чего опустил бокал и пристально поглядел другу в глаза. — Кристо, но ведь не это тебя гложет. Неужели опять?.. Хунта молчал, сжав губы в нитку и прожигая взглядом паркетину. Та уже начала дымиться. — Это не женщина, это — беда! — наконец взорвался он, сжав фужер так сильно, что тот лопнул, разлетевшись множеством мелких осколков. — Я так и знал, — мягко улыбнулся Жиакомо. — Кристо, послушай, может быть, не стоит так бурно реагировать на женщин… — Я уже больше тысячи лет Кристо! — проскрежетал Хунта, останавливая кровь одним движением руки. — Столько лет прошло. И не все такие… — Если ты пришел поговорить об этом, то ты выбрал самое неподходящее время, Жиан, — дернулся Кристобаль Хозевич. — Ну, раз так… — ни грамма не обидевшись на грубость друга, великий престидижитатор встал, отряхнулся и с улыбкой произнес: — Как бы то ни было, с возвращением. С этими словами он вышел вон. Кристобаль Хозевич чертыхнулся, универсальным движением брови убрал весь образовавшийся беспорядок и без сил повис в кресле. Он знал, что его давний товарищ был безмерно прав, но ничего не мог с собой поделать. Это дурацкое «но». Вечные проблемы из-за этого «но».***
Май 1963 года
— Вот так, собственно, все и было, — закончила свой рассказ Маша, дожевывая последнюю печеньку. Ее попутчица вид имела слегка пришибленный — точь-в-точь такой же, как и у Саши Привалова в тот момент, когда Маша вывалила на него горестную историю своего детства, юности и становления как личности. Лес за окном совсем прижался к дороге. Водитель сбросил скорость, отчего стал слышен хруст гравия под колесами автобуса. — Солнце уже садится, — невпопад заметила Стелла, очнувшись от оцепенения. — Километров десять осталось, скоро приедем, — после чего она повернулась к Маше и заговорила: — Если хотя бы половина того, что я слышала, правда, то ты действительно бесстрашная личность. Из таких как ты партизан лепить надо. Так поругаться с Хунтой не смог даже Выбегалло, а уж он, поверь, гадил куда как серьезнее. — А что он все-таки сделал? — заинтересовалась она. — Чего он только ни творил, — горестно вздохнула Стелла и утерла набежавшие слезы. — Совсем меня замучил, взять хоть прошлую зиму, что он в Новый год учудил со своими автоклавами… История Стеллы оказалась куда как динамичнее, чем история Маши. Во время рассказа своей спутницы она могла только охать, ахать и качать головой. Оставалось только диву даваться, какие умные и находчивые сотрудники работают в НИИ ЧАВО, что смогли предотвратить, по меньшей мере, Апокалипсис районного масштаба! — Роман Ойра-Ойра, — задумчиво пробормотала Маша, после того как Стелла закончила свою историю. — Где-то я уже слышала эту фамилию, еще до того, как с Приваловым познакомилась. — Может, на симпозиуме каком? Он у нас довольно известен, в узких кругах, разумеется, — предположила Стелла, осматривая себя в карманном зеркальце. — Может и на симпозиуме, — задумчиво согласилась Маша. — О, уже приехали! — Стелла пальчиком указала на показавшиеся за окном лабазы и старые деревянные заборы. — Нас будут встречать. — Кто? — не поняла Маша. — А ты разве не видишь? — лукаво улыбнулась Стелла. И она увидела. Но это уже совсем другая история.