Бери меня в плен свой

      Она вышла из палаты поникшей. Руки то и дело хватались за полы пиджака, и поджатые губы уж точно не скрывали её состояния. Взглянув на неё, Федор так и не смог отвести глаз. Она напомнила ему самого себя. Казалось, она была так же подавлена, как и он в момент, когда за ней закрылась дверь палаты.       — Всё хорошо, — зачем-то сказала она, полностью подтвердив его догадки.       Путь до её дома выдался молчаливым. Марина думала, смотрела в боковое стекло автомобиля и, казалось, была не здесь. А Федор то и дело переводил взгляд с дороги на неё. Обычно в его правила не входил допрос, да и вообще какие-либо вопросы, касающиеся личных дел. У них будто была негласная договоренность о том, что всё личное должно оставаться личным. Но сейчас Федор чувствовал острую необходимость задать кучу глупых и бессмысленных вопросов.       Ему было жалко Марину. Та ситуация, в которой она находилась, — он видел, — заставляла её страдать. Костя всегда был сложным и трудным на характер. Сначала она вытащила его из тюрьмы, а потом он вовлек её в свою неясную игру в героя-любовника. А потом появилась Надежда. С ней его не связывало ничего. И, кажется, в этом он и нуждался. Она не требовала объяснений и, позволяя ухаживания и принимая внимание, давала надежду. Какой каламбур.       «С ней ему легко», — подумал Федор, вновь переводя взгляд на Марину.       — Поехали ко мне, — на выдохе изрёк Федор, резко выворачивая руль на повороте. Благо, почти пустая ночная дорога это позволяла.       — Что? — только и смогла вымолвить Марина, выдернутая из своих мыслей и опешившая от такой, ранее не проявлявшейся наглости Фёдора.       — Если я отвезу тебя домой, ты выставишь меня за дверь, как только я в неё войду. И это в лучшем случае, — он скептически взглянул на Марину, которая с интересом его слушала. — А так — я дома, ты — тоже. У меня, в смысле. К тому же, когда ты ещё найдёшь повод заехать в гости? — он обворожительно улыбнулся и весь оставшийся путь следил исключительно за дорогой.       Он думал, что будет этой ночью. Их ждал разговор, но какой — зависело от него. Мысль о том, что он ревнует её к Андрееву, настигла Фёдора давно. А ещё раньше он осознал, что ревность — пагубное чувство. Марина не его собственность, да и, с другой стороны, они находятся не в тех отношениях, чтобы он мог в лоб спросить её о чувствах к Косте. Точнее, мог бы, конечно, но не в контексте: «мне интересно, потому что я влюбился. И нет, не в Андреева».       Квартира встретила их холодом и свежестью. Привычка Фёдора не закрывать окна сыграла с ним злую шутку, так как в квартире оказалось прохладнее, нежели на улице. Следущие десять минут они провели в тишине. Радовало, что она не давила. Федор провел Марину на кухню, поставил чайник и ушёл закрывать окна. Задержавшись, он вернулся через несколько минут, держа в руках мягкий плед.       — Голодная?       — Нет.       Разлив чай по кружкам, он подал одну Марине, сидевшей за столом и укутаной в плед, а сам остался стоять у кухонного островка.       — Как Константин Михайлович? — задавая этот вопрос, он пристально следил за мимикой Марины, но её данный вопрос, кажется, ничуть не обеспокоил. — Говорил что-нибудь о нашем деле?       — Нет, — коротко отозвалась Марина, — ничего не говорил.       Фёдор досадно вздохнул. Разговор об Андрееве не вышел, так сказать, из-за отчужденности одной из сторон.       Марина медленно обходила комнату, рассматривая фотографии и различные фигурки, пока Фёдор, видимо, очень прилежно, потому что долго, намывал две кружки. Дело близилось к рассвету, но спать как раз-таки не хотелось.       — Почему ты не хочешь говорить о нём? — ему удалось застать её врасплох, ибо она вновь погрузилась в раздумья.       — А почему ты так хочешь говорить о нём? — нашлась Марина, поворачиваясь к Федору лицом.       — Я хочу знать, есть ли у меня шанс, — он сделал шаг навстречу, машинально протягивая к ней руки, но тут же замирая.       — Есть, — в тон ему ответила Марина, коснувшись ладонью руки Федора.       Он подошёл ещё ближе и так же положил ладони на её руки у локтей. Марина повторила его движения второй рукой, отчего плед упал к её ногам. Они не отрывали друг от друга взглядов. Фёдор долго смотрел ей в глаза, а затем опустился к её губам, машинально облизывая свои.       — Можно?       — Да.       Он склонил голову и подошел вплотную, расцепляя руки и перекладывая ладони на её спину. Едва коснувшись её губ, он выдержал секунду, прежде чем отдаться жаркому поцелую. Он жадно целовал её, а она сминала его губы в ответ, играя с его языком, прикусывая зубами. Этот момент казался волшебным, будто время остановилось. А в окно уже прорывались первые лучи предрассветного солнца.