Давай на минутку забудем, кто мы

Уоррик очень старался. Старался не замечать и отшучиваться. Не замечать ее настойчивой привлекательности и отшучиваться от своего столь же настойчивого возбуждения. Ему казалось, что он успешно с этим справляется, вот только неизвестно когда, но самообладание его дало трещину. В конце концов, это было форменным самоубийством для такого горячего мужчины, как он, гнать собственные инстинкты. Да и сиськи эти, такие большие и мягкие, так и манили, будто просили потрогать, ущипнуть. Они даже снились ему во сне, так что поутру он просыпался, жамкая подушку и разочарованно вздыхая. Поводом для вздохов поутру, правда, было не только это. И вроде привычное-то дело, но когда в доме такая женщина, самоудовлетворяться становится отчего-то до смерти обидно. Будь Арканджело женщиной, он бы, наверное, даже заплакал. Но, благо, женщиной он не был, а потому где-то в туманном и далеком будущем у него был весьма такой неплохой шанс однажды проснуться в этой квартире и в этой постели не в одиночестве. А на вопрос, почему бы ему это самое будущее не приблизить, ответом было то, что… Уоррик очень старался. Старался создать для нее комфортные условия проживания. Не давать ни намека на приставания. Ну, если только чуть-чуть. Он прекрасно понимал, какого это – знать, что от тебя нужно одно-единственное. И это не твой смех, не твоя улыбка, не цвет глаз и не твой характер. Это твое тело, твоя идеальная машина для удовлетворения, которая исполнит любые прихоти за соответствующую плату. Это никогда не доставляло для него особых неудобств, но он и отношения другого, по сути, не знал. А еще он не знал, как добиваться близости, если она заранее не запланирована. И это на самом деле, одновременно и будоражило, и пугало – когда он представлял себе, какая реакция была бы у Али-чан, вот так подойди он к ней, припри ее к стенке и… «Проклятье!» - шипит Уоррик, с тоской взирая на свой утренний стояк. У него уже даже нет никакого желания решать данную проблему – одна лишь усталость и толика раздражения. Придется снова взять дополнительных клиенток, пусть его загоняют как ломовую лошадь, зато по приходу домой он сможет улыбнуться Алекс добродушной улыбкой и пройти мимо без риска затащить ее к себе и изнасиловать. Он считал, что это правильно, что главное – сохранять ее доверие и не травмировать ее все еще хрупкую психику. Однако подсознательно он чувствовал, что делает что-то неестественное и неправильное, будто лев, решивший лечь рядом с ягненком без цели его съесть. Впрочем, есть-то он ее и не собирался, а вот лечь… Самым, пожалуй, сложным для него испытанием стала попытка Али-чан сделать ему минет. Не без влияния психотропных веществ, конечно, но все же. Пока она сидела перед ним на коленях и что-то бессвязно лепетала, расстегивая его ширинку, Уоррик, сжав зубы, из последних сил балансировал на краю пропасти. Когда красивая женщина в мокрой одежде стоит на коленях и просит ее не бить, даже самый неискушенный мужчина мгновенно возбудится, чего уж о нем говорить. За свой благородный поступок в тот день Арканджело уже мысленно вознес себе памятник размером с Эргастулум. И все же, помимо внешности, было в ней еще что-то. Для начала, она совсем не походила на своих товарок – никакой тебе наигранной кокетливости, показного эротизма в попытке набить себе цену. Уоррик даже назвал бы ее… целомудренной. Она так забавно смущалась и краснела, услышав от него очередную похабщину, что незнакомый человек никогда не принял бы ее за бывшую проститутку. Ее спокойный тихий голос скорее подошел бы женщине, хранящей тепло домашнего очага, нежели шлюхе. Не было в ней ни капризов, ни жеманства, к которому он так привык, и это еще больше его удивляло и порой настораживало. И все больше наталкивало на мысль, что ей здесь не место. Не для таких людей этот город, и ей бы поскорей отсюда свалить, пока его яд еще не начал сочиться по ее венам. Вот только чем больше Уоррик об этом думал, тем сильнее нечто внутри него сей мысли противилось. Уоррик начал забывать, когда в последний раз кончал. Он трахал по семь-восемь женщин на дню до полного изнеможения – и их, и своего – но получить желанное удовлетворение отчего-то не мог. Пару раз он по ошибке чуть не назвал постоянную клиентку Алекс, что было совершенно непрофессионально и выходило за все границы его понимания. Все чаще в процессе ему хотелось закрыть глаза и представить перед собой совсем другую девушку, но он не мог себе этого позволить, так как это против правил. Хотя, никто не запрещает делать это, когда клиентка не видит. И почему в последнее время всем так не терпится на него посмотреть? Сделав несколько завершающих глубоких толчков, Уоррик чувствует, как внутри женщины все сокращается. Она выгибается и падает на постель, мгновенно расслабленно обмякнув в его руках. Натянув некое подобие довольной улыбки, мужчина поднимается с кровати, берет с тумбочки свои сигареты, оставленные миловидной брюнеткой деньги, одевается и выходит. Стоит ли говорить, что самому ему до оргазма так же далеко, как до луны, однако в последнее время это у него в порядке вещей. Досадных таких и обидных вещей, потому что раньше никаких проблем у него с этим не было. Закурив, он проходит пару кварталов пешком и возвращается к себе в квартиру, отменив еще один вызов. «Ну, и где она?» - первое, что пришло в голову, едва он отворил дверь и оглядел пустое пространство. Риторический вопрос. Который, тем не менее, требовал совсем не риторического ответа. Свалила с хаты. Свалила из города. Помогает Николасу с доставкой. Пошла к доктору Тео за лекарствами. Или… В скважине шуршит ключ. Уоррик громко сглатывает, ощущая, как внезапно застучало в висках. Так громко, будто замедленная пулеметная очередь. Дверь открывается, и он видит ее. Взгляд цепляется за съехавшую с плеча бретельку, что всегда до безумия его заводит, и задерживается на зажатых в смуглой руке бумажках. «Проклятье!» - захотел заорать мужчина вслух, едва понял, что все его худшие опасения оправдались, однако и виду не подал. А после случилось и вовсе странное – Али, всегда учтивая и вежливая с ним Али, на его беспокойство о ней ответила едва ли не грубостью. «Впрочем, это действительно не мое дело – чем она занимается. И с кем». Взяв со стола сигареты, он направляется к себе в комнату, чтобы вбить это себе в голову, как железное правило, когда все мгновенно меняется, едва он слышит ее тихие извинения. «Что происходит?» У нее какое-то странное выражение лица, а глаза напуганные. «Неужели опять этот подонок Бари является к ней в галлюцинациях?» Едва узнав, что дело не в этом, он выдает первую пришедшую на ум мысль, дабы разрядить обстановку. Он понимает, что подошел слишком близко, но не может ретироваться, не выглядя при этом подозрительно. А Арканджело очень не хочет, чтобы его маленькая тайна стала кому-то известна. Пусть даже и той, с кем она связана. Но, черт возьми, как же велик соблазн! Как она близко, как соблазнительно близко! Не выдержав, Уоррик заключил девушку в крепкие объятия, тут же чуть не выдав себя с потрохами. «Держись. Черт, только держись!» - умолял сам себя мужчина, но, почувствовав нежное прикосновение ее рук к своей спине, неосознанно стиснул ее еще сильнее. Ее запах сводил его с ума. Запах женщины, только что познавшей наслаждение. Он ощущал, как бурно вздымается ее грудь, а взмокшая шея так и манила подарить ей поцелуй. «Я бы мог доставить тебе столько удовольствия…» «О, нет, нет, нет, нет! Да вашу ж мать!..» - едва уткнувшись в шею, источавшую сладкий аромат, и почувствовав, как по ней побежали мурашки, Уоррик не смог более сдерживать свои плотские порывы. Он хотел отстраниться прежде, чем она ощутит его возбуждение, но судя по выражению лица Алекс, она все прочувствовала в полной мере. Бросив невнятные извинения, Арканджело таки ретировался в свою комнату, излишне громко хлопнув дверью, будто в этом обстоятельстве был виноват кто-то, помимо него. «Черт возьми, она меня, наверное, теперь ненавидит».