«Край кольца: Тонкая грань»

(тема Анны - Ennio Morricone - Le vent, le cri) 29 мар­та 1942 г. Ле­нин­град Вос­кре­сенье на­ча­лось с ве­сё­ло­го, яр­ко­го сол­нца и гром­ко­го чи­ри­канья улич­ных во­робь­ёв. По слу­чаю вы­ход­но­го дня они ре­ши­ли се­бя по­ба­ло­вать и на зав­трак сва­ри­ли ка­шу из ос­тат­ков нес­коль­ких круп, а пос­ле ут­рен­не­го со­об­ще­ния по ра­дио, где при­во­ди­лась свод­ка с фрон­та за про­шед­шие сут­ки, Ан­на за­ня­лась хо­зяй­ством. От­пра­вив Са­шу с тётей Ва­рей в гос­пи­таль к Со­не, она дос­та­ла таз и вёдра и, по­вя­зав ко­сын­ку, от­кры­ла ок­но. В их единс­твен­ной жи­лой ком­на­те, где они все вмес­те зи­мо­ва­ли, ок­но ка­ким-то чу­дом все же сох­ра­ни­лось, бла­го­да­ря нак­ле­ен­ным крест-нак­рест бу­маж­ным по­лос­кам, ко­то­рые тё­тя Ва­ря при­ле­пи­ла еще ле­том прош­ло­го го­да, что­бы сни­зить виб­ра­цию от раз­ры­ва­ющих­ся бомб. Те­перь его сле­до­ва­ло по­мыть и об­но­вить по­лос­ки бу­ма­ги, кро­ме то­го, от­мыть на­до бы­ло и по­до­кон­ник, ко­то­рый за дол­гую, хо­лод­ную зи­му за­сы­па­ло при­гор­шня­ми зем­ли и пы­ли. Пос­та­вив стул к ок­ну, де­вуш­ка при­ня­лась за ра­бо­ту. В дверь пос­ту­ча­ли, ког­да она на­мы­ли­ла стек­ло. — Вхо­ди­те, от­кры­то! — гром­ко крик­ну­ла Ан­на. Нас­тро­ение у нее бы­ло пре­вос­ход­ным от ве­сен­не­го сол­нца, от су­ет­ли­во­го ще­бе­та птиц на вет­ках ста­рой ака­ции, от ви­да гу­ля­ющих лю­дей на ули­це, ко­то­рым на­до­ело за зи­му пря­тать­ся в хо­лод­ных квар­ти­рах и ко­то­рые те­перь выб­ра­лись пог­реть­ся в пер­вых лу­чах при­шед­шей вес­ны. В ко­ри­до­ре хлоп­ну­ла дверь, и Ан­на ог­ля­ну­лась, встре­чая улыб­кой во­шед­ше­го Ми­ха­ила. — Доб­рое ут­ро, — муж­чи­на про­шел в ком­на­ту, — Вот… я сно­ва при­шел. — И я очень ра­да, — гос­теп­ри­им­но от­ве­ти­ла Ан­на и, вы­те­рев мыль­ные ру­ки о фар­тук, поп­ро­бо­ва­ла спус­тить­ся с подоконника на стул. — Да­вай­те-ка луч­ше так, — при­ни­мая её лег­кую фи­гур­ку на ру­ки, улы­бал­ся Ми­ша, опус­кая де­вуш­ку на пол. — Спа­си­бо, — нем­но­го сму­ти­лась она, и тут же сно­ва взгля­ну­ла в свет­лые, ка­рие гла­за, — На­ши к Со­неч­ке пош­ли, она се­год­ня на де­журс­тве, а я квар­ти­ру уби­раю. Хо­ти­те чаю? — Чаю? — уди­вил­ся Ми­ша. — Да нет, ко­неч­но, — ти­хонь­ко рас­сме­ялась Ан­на, — Не нас­то­яще­го чаю, но я на­учи­лась де­лать чай по-ле­нин­град­ски — в ее го­ло­се зве­не­ли нот­ки са­мой нас­то­ящей гор­дос­ти, — Ме­ня Со­ня на­учи­ла, они в гос­пи­та­ле так де­ла­ют. При этом де­вуш­ка дос­та­ла свер­ток га­зе­ты и, раз­вер­нув его, вы­ну­ла ку­соч­ки бересты и другой какой-то коры, — Ока­зы­ва­ет­ся, в ко­ре де­ревь­ев ог­ром­ное ко­ли­чес­тво по­лез­ных ве­ществ, Со­ня го­во­рит, что они та­ким ча­ем ра­не­ных от­па­ива­ют. Рас­ска­зы­вая это, Ан­на заж­гла при­мус, пос­та­ви­ла на не­го чай­ник и, раз­ло­жив сал­фет­ки, при­се­ла нап­ро­тив муж­чи­ны. — От­ку­да ке­ро­син? — нах­му­рил­ся Ми­ша, прок­ли­ная се­бя за за­быв­чи­вость. — Это Со­неч­ка… — улыб­ну­лась Ан­на, — Она те­перь у нас час­то бы­ва­ет. Иног­да ей ста­но­ви­лось не по се­бе под его прис­таль­ным, вни­ма­тель­ным взгля­дом, вот и сей­час, де­вуш­ка ста­ра­лась не за­ме­чать и пус­тя­ко­вым раз­го­во­ром от­влечь­ся от это­го стран­но­го, вол­ну­юще­го, муж­ско­го взгля­да. — Ан­на… — на­чал Ми­ха­ил и за­мол­чал, слов­но со­би­ра­ясь с мыс­ля­ми, — Я дав­но уже хо­тел с ва­ми по­го­во­рить. — Вы о Са­ше? — под­пе­рев ку­лач­ком ще­ку, спро­си­ла она. — Да, — пос­пеш­но от­ве­тил муж­чи­на, — И… нет, — Ми­ха­ил за­мол­чал, за­чем-то про­вел по своим волосам ла­донью и сно­ва за­го­во­рил, — Пой­ми­те, мне это всё то­же не­лег­ко да­ет­ся. Он по­тёр лоб, слов­но со­би­ра­ясь с мыс­ля­ми, и под­нял­ся со сту­ла. — Пой­ми­те, идет вой­на, каж­дая ми­ну­та мо­жет стать для нас пос­лед­ней… Я дол­жен ска­зать. — Не вол­нуй­тесь, Ми­ха­ил Алек­сан­дро­вич, Са­шу я ни­ког­да не ос­тав­лю. Он уже мо­й сы­н, — по­ни­мая от­цов­ское вол­не­ние, поста­ра­лась ус­по­ко­ить его де­вуш­ка. — Да, я знаю, — сог­ла­сил­ся Ми­ха­ил, — Имен­но по­это­му я… хо­чу, что­бы вы у­еха­ли из го­ро­да. Она рез­ко вски­ну­ла го­ло­ву и пос­мот­ре­ла пря­мо в гла­за муж­чи­не, — Нет, это ис­клю­че­но. — По­че­му? Ан­на то­же под­ня­лась и отош­ла к сте­не: — Я… не мо­гу. Я не мо­гу у­ехать. — Ан­на, это без­рас­суд­но! — вос­клик­нул Ми­ха­ил. — Я знаю, но не мо­гу, — уже ти­хо ска­за­ла де­вуш­ка и от­ве­ла гла­за. Мол­ча­ние тя­ну­лось дол­го, по­ка на­ко­нец, Ми­ха­ил не вз­дох­нул и, са­дясь на чудом уце­лев­ший за зи­му стул, сказал, — Ну хо­ро­шо, но вы ведь по­ни­ма­ете, что ста­ли до­ро­ги мо­ему сы­ну… мне, на­ко­нец! — На­вер­ное, — гля­дя в ок­но, кив­ну­ла го­ло­вой Ан­на. — Тог­да вы дол­жны по­ни­мать и то, что у не­го дол­жна быть нор­маль­ная семья… — Ми­ха­ил го­во­рил нег­ром­ко и то­роп­ли­во, — Я мно­го ду­мал об этом, Ан­на. Пой­ми­те, это не си­юми­нут­ное ре­ше­ние, это все не раз мною пе­ре­ду­ма­но и взве­шен­но. Вы ста­ли нам близ­ким, род­ным че­ло­ве­ком. Я… — он сглот­нул и за­мол­чал, ша­ря по гру­ди ру­ка­ми в по­ис­ках па­пи­рос, — Я в этом ужа­се по­те­рял Ли­зу, вы… то­же, на­вер­ное, ко­го-то не сбе­рег­ли. — Не про­дол­жай­те. — Ан­на, вы не по­ни­ма­ете, я хо­чу ска­зать… — Не на­до, — сно­ва ос­та­но­ви­ла его Ан­на и по­дош­ла к сто­лу. Она дот­ро­ну­лась до сво­ей чаш­ки, про­ве­дя то­нень­ки­ми паль­чи­ка­ми по краю фар­фо­ра и вздох­ну­ла, — Нап­рас­но вы ду­ма­ете, что я не по­ня­ла вас. Я са­ма не раз ду­ма­ла, что мы бу­дем де­лать пос­ле вой­ны… ес­ли, ра­зу­ме­ет­ся, вы­жи­вем. Она сно­ва вздох­ну­ла и, поёжившись, об­хва­ти­ла се­бя ру­ка­ми, от­во­дя взгляд. — Хо­ти­те, я рас­ска­жу вам ис­то­рию? — вдруг спросила Ан­на и нес­ме­ло улыб­ну­лась. (тема Владимира - Paul Mauriat "Alouette" «В мире животных») Сен­тябрь 1926 г. Ле­нин­град «Всё на­ча­лось яр­ким сен­тябрь­ским днем, ког­да Аня ве­се­ло ша­га­ла со шко­лы. Нас­тро­ение у нее бы­ло от­лич­ное, се­год­ня учи­тель­ни­ца пох­ва­ли­ла ее при­мер по ариф­ме­ти­ке и ска­за­ла, что ес­ли Аня и впредь бу­дет та­кой при­леж­ной, то год она мо­жет окон­чить пер­вой уче­ни­цей клас­са. Это бы­ло очень лес­тно, и по­это­му Аня, нем­но­жеч­ко гор­дясь со­бой, до­мой шла, раз­ма­хи­вая ран­цем. У ма­га­зи­на иг­ру­шек сто­яла ху­ли­га­нис­тая шай­ка дво­ро­вых маль­чи­шек, ко­то­рую при­лич­ные де­воч­ки, вро­де Ани, об­хо­ди­ли де­ся­той до­ро­гой. Са­мым вред­ным из них, Аня зна­ла, был Серёжка Пи­са­рев, маль­чиш­ка из со­сед­не­го до­ма, но и Во­лодь­ка, с ко­то­рым у Ани, в дру­гих об­сто­ятель­ствах, бы­ли впол­не дру­жес­кие от­но­ше­ния, не от­ли­чал­ся при­мер­ным по­ве­де­ни­ем, за что на не­го ре­гу­ляр­но жа­ло­вал­ся двор­ник, Гри­го­рий Лу­кич. Уви­дев зас­тыв­шую дев­чон­ку, Пи­са­рев ух­мыль­нул­ся и да­же вы­нул па­пи­рос­ку, ко­то­рую де­монс­тра­тив­но мял во рту. — Ба… — про­тя­нул он, — Ко­го я ви­жу?.. Не­уж­то это на­ша Анеч­ка со шко­лы идёт? Свое имя в его из­де­ва­тель­ском про­из­но­ше­нии она всег­да вос­при­ни­ма­ла поч­ти как ос­кор­бле­ние и те­перь ли­хо­ра­доч­но со­об­ра­жа­ла, как ей быть. Аня уже про­ща­лась со сво­ими чис­ты­ми тет­рад­ка­ми, ко­то­рые маль­чиш­ки обя­за­тель­но раз­бро­са­ют по ас­фаль­ту, с бе­лым сво­им фар­туч­ком и чис­ты­ми сан­да­ли­ями, как вдруг на­тол­кну­лась на серь­ёз­ный се­рый взгляд Вла­ди­ми­ра. Ма­ло по­ни­мая что де­ла­ет, Аня шаг­ну­ла к Кор­фу и, до­вер­чи­во заг­ля­нув в гла­за, ти­хо ска­за­ла, — Про­во­ди ме­ня до­мой, по­жа­луй­ста… Она не очень за­пом­ни­ла не­мую сце­ну, ко­то­рая ра­зыг­ры­ва­лась у нее за спи­ной, за­пом­ни­ла толь­ко, как Вла­ди­мир, отор­вав­шись пле­чом от сте­ны, ли­хо за­ки­нул за спи­ну свою кур­тку и, мот­нув го­ло­вой в сто­ро­ну до­ма, от­ве­тил, — Ну, пой­дём. По­том у них бы­ло мно­го встреч и рас­ста­ва­ний, мно­го раз­го­во­ров и раз­ных фан­та­зий. Они вмес­те хо­ди­ли в шко­лу, вмес­те бе­га­ли в цирк, ез­ди­ли за го­род. Они так при­вык­ли друг к дру­гу, что те­перь Ан­на да­же не мог­ла ска­зать, ког­да, ког­да их прос­тая дет­ская друж­ба уш­ла и ос­та­ви­ла пос­ле се­бя ос­трую, ще­мя­щую не­об­хо­ди­мость. Ког­да его от­сутс­твие она ста­ла вос­при­ни­мать, как бо­лезнь, как бе­ду? Ког­да Вла­ди­ми­ра не бы­ло ря­дом, при­хо­ди­ла тос­ка, но­ющая, как раз­бо­лев­ший­ся зуб и бес­прос­вет­ная, как са­мый чёрный мрак. Аня ни­че­го не мог­ла де­лать, все ва­ли­лось из рук, и она на­чи­на­ла толь­ко хо­дить по ком­на­те, с на­деж­дой всмат­ри­ва­ясь в ок­но. А по­том на лес­тни­це слы­ша­лись то­роп­ли­вые ша­ги че­рез три сту­пе­ни сра­зу, в при­хо­жей захлёбывался зво­нок, и в ком­на­ту вры­вал­ся яр­кий вихрь за­па­хов, кра­сок и чувств. (тема Владимира - И. Бурляев - Requiem "Мы из будущего") Май 1932 г. Ле­нин­град — Это мо­жет быть на­дол­го, — он го­во­рил ти­хо, не­ме­ре­но ти­хо, — Я не знаю, сколь­ко вре­ме­ни мо­жет за­нять эта ко­ман­ди­ров­ка. — Но ведь прош­лый раз ты то­же го­во­рил, что пол­го­да, а вер­нул­ся че­рез три ме­ся­ца, — уп­ря­мо ска­за­ла Аня, ста­ра­ясь не пла­кать. — Прош­лый раз у ме­ня бы­ла прос­то прак­ти­ка, — он дер­жал её под­ра­ги­ва­ющие паль­цы в сво­их ла­до­нях и всё вре­мя ждал, ког­да она под­ни­мет гла­за, а она, бо­рясь с под­сту­па­ющи­ми сле­за­ми, всё ни­же и ни­же опус­ка­ла го­ло­ву. — Я на­чи­наю не­на­ви­деть твой ин­сти­тут инос­тран­ных язы­ков, — нах­му­ри­лась Аня, — И по­че­му всё вре­мя ты? У них, что, дру­гих от­лич­ни­ков нет? — По­то­му, что я са­мый луч­ший от­лич­ник, — наигранно зас­ме­ял­ся он, ста­ра­ясь раз­ве­се­лить её, — Са­мый круг­лый из всех, к то­му же, у ме­ня пре­вос­ход­ный не­мец­кий, и по­то­м, мой отец за­му­чил ме­ня в детс­тве Го­ме­ром и Пла­то­ном и еще по­то­му, что… — Ты чем­пи­он об­лас­ти по стрель­бе, — за­кон­чи­ла Аня и стук­ну­ла его ку­лач­ком в грудь, — За­чем ты вы­иг­рал те со­рев­но­ва­ния? — Ну, я же не знал, — пе­рех­ва­ты­вая её ру­ку и при­жи­мая к сво­ему сер­дцу, грус­тно улыб­нул­ся Корф. Он в са­мом де­ле тог­да не знал, что сра­зу пос­ле тех об­лас­тных со­рев­но­ва­ний, ку­да его нап­ра­ви­ли, как луч­ше­го стрел­ка фа­куль­те­та инос­тран­ных язы­ков, его вы­зо­вут в ко­ми­тет ком­со­мо­ла, где его бу­дет уже ждать серь­ез­ный муж­чи­на с на­шив­ка­ми май­ора. „Я ду­маю, вас дол­жно за­ин­те­ре­со­вать мое пред­ло­же­ние, — ска­зал он, гля­дя в во­сем­над­ца­ти­лет­нее кра­си­вое ли­цо Вла­ди­ми­ра, — Цен­траль­ной шко­ле спец­вой­ск НКВД тре­бу­ют­ся ум­ные мо­ло­дые лю­ди. Вы бы­ва­ли ког­да-ни­будь за гра­ни­цей, Вла­ди­мир?“ — Ты опять в Мос­кву? — Аня, на­ко­нец, под­ня­ла го­ло­ву, и Вла­ди­мир чуть не за­дох­нул­ся от бес­край­ней си­не­вы её глаз. — Нет, ка­жет­ся, сей­час нас от­пра­вят ку­да-то в Прибалтику — ту­ман­но от­ве­тил он, все еще не в си­лах сов­ла­дать со сво­им сер­дцем. — Я бу­ду ждать, — за­чем-то ти­хо ска­за­ла она. — Я знаю, — улыб­нул­ся он и за­мол­чал. Ми­ну­ту они так и сто­яли в тем­но­те её ком­на­ты, по­ка Вла­ди­мир не вы­дох­нул и не отор­вал­ся от её рук. — Я хо­чу, что­бы это ос­та­лось у те­бя, — произнёс он, вы­ни­мая из кар­ма­на ма­лень­кое ко­леч­ко с си­ре­не­вым ка­меш­ком. — Что это? — Это ко­леч­ко, прос­то ко­леч­ко, — без­за­бот­но улыб­нул­ся Вла­ди­мир, на­де­вая на то­нень­кий па­лец зо­ло­той обо­док. Это и в са­мом де­ле бы­ло прос­то коль­цо — об­ру­чаль­ное коль­цо его ма­те­ри. — Я хо­чу, что­бы ты по­обе­ща­ла мне, что, во-пер­вых, ты ни­ког­да не по­те­ря­ешь его, во-вто­рых, ты ни­ку­да не де­нешь­ся из это­го до­ма, что­бы я те­бя по­том ниг­де не ра­зыс­ки­вал, — улы­бал­ся Вла­ди­мир, — А в-треть­их, ког­да я вер­нусь, ты… — Я обе­щаю, я бу­ду здесь, — твер­до ска­за­ла Аня, — Я обе­щаю, что сох­ра­ню это коль­цо, и ещё я обе­щаю те­бе, — она пос­мот­ре­ла на не­го дол­гим, вни­ма­тель­ным взгля­дом, — Что, что ­бы ни про­изош­ло, сколь­ко ни пот­ре­бо­ва­лось вре­ме­ни, я всег­да, — слы­шишь? — всег­да бу­ду ждать те­бя.» — А по­том он по­це­ло­вал ме­ня, — Ан­на от­вер­ну­лась от ок­на, в ко­то­рое смот­ре­ла, по­ка рас­ска­зы­ва­ла, — В пер­вый и пос­лед­ний раз. — Но ведь… — Ми­ха­ил внимательно слушал, — Столь­ко лет прош­ло. Его мо­жет уже не… — Я не хо­чу в это ве­рить, — де­вуш­ка рез­ко обер­ну­лась и уп­ря­мо пов­то­ри­ла, — Я обе­ща­ла Вла­ди­ми­ру, что бу­ду ждать. И я бу­ду ждать. 4 ап­ре­ля 1942 г. 18-я не­мец­кая ар­мия груп­пы ар­мий «Се­вер» Се­ве­ро-За­пад­но­го фрон­та Штур­мшар­фю­рер Шул­лер Карл Люд­виг не яв­лял­ся идей­ным бор­цом Треть­его Рей­ха. Ско­рее это был валь­яж­ный авс­трий­ский бюр­гер, во­лею злой судь­бы или опалённой вой­ной фор­ту­ны, по­пав­ший в бес­край­ние прос­то­ры пу­га­ющей его Рос­сии. По­во­евав пол­го­да с бе­зум­ны­ми рус­ски­ми, Шул­лер по­нял од­но — что­бы вы­жить в этой мя­со­руб­ке, ему не­об­хо­ди­мо ста­рать­ся быть бли­же к шта­бу и угож­дать всем без ис­клю­че­ния офи­це­рам. Офи­це­ров бы­ло мно­го, но всех их объ­еди­нял вос­торг от во­инс­твен­ных ло­зун­гов фю­ре­ра и неп­ре­одо­ли­мая тя­га к рус­ской вод­ке. Корф был не та­ков, этот от­ли­чал­ся от всех ка­кой-то не­че­ло­ве­чес­кой вы­дер­жкой и же­лез­ным спо­кой­стви­ем. Он поч­ти ни­ког­да не пил, не впа­дал в ис­ступ­ле­ние от без­дар­ных ко­манд ге­не­ра­лов, не от­кро­вен­ни­чал с дру­ги­ми. По су­ти да­же его лич­ный адъ­ютант знал о нем не боль­ше, чем лю­бой дру­гой ря­до­вой солдат. Это Шул­ле­ра нас­то­ра­жи­ва­ло, а по­то­му у не­го бы­ло два пу­ти: ли­бо вте­реть­ся к Кор­фу в до­ве­рие, ли­бо вте­реть­ся в до­ве­рие к ко­му-то дру­го­му. По­раз­мыс­лив над слож­ной за­да­чей, Карл Шул­лер сде­лал вы­вод — пе­ре­иг­рать бер­лин­ско­го выс­коч­ку ни­ко­му в этой ды­ре пока было не под си­лу, а по­то­му став­ку на­до де­лать имен­но на не­го. Вла­ди­мир ку­рил и де­лал вид, что изу­ча­ет кар­ту мес­тнос­ти. На са­мом де­ле он раз­мыш­лял: «Го­род по­ка дер­жит обо­ро­ну, но что­бы ней­тра­ли­зо­вать сис­те­ма­ти­чес­кие обс­тре­лы го­ро­да, на­до соз­дать из раз­роз­нен­ных пол­ков и групп ар­тил­ле­рий­ский кор­пус. Для ве­де­ния та­кой борь­бы рас­смат­ри­вать и ут­вер­ждать пла­ны дей­ствий по раз­гро­му вра­жес­ких ба­та­рей все­ми дос­туп­ны­ми средс­тва­ми, мои све­де­ния под­твер­ждать а­эро­фо­то­раз­вед­кой и уточ­нять мес­то­рас­по­ло­же­ние ба­та­рей, за­тем от­кры­вать при­цель­ный унич­то­жа­ющий огонь. Та­ким об­ра­зом, ог­не­вое и так­ти­чес­кое пре­вос­ходс­тво мо­жет пе­рей­ти на сто­ро­ну Ле­нин­град­ско­го фрон­та. Это пер­вое. Вто­рое. Не­об­хо­ди­мо соз­дать из сил лен­фрон­та, зам­кну­тых вра­жес­ким коль­цом, удар­ную груп­пи­ров­ку для про­ве­де­ния крупномасштабной опе­ра­ции, что­бы встреч­ны­ми уда­ра­ми двух фрон­тов Ле­нин­град­ско­го и Вол­хов­ско­го раз­гро­мить не­мец­кую груп­пи­ров­ку се­вер­нее по­сел­ка Си­ня­ви­но, прор­вать бло­ка­ду и вос­ста­но­вить же­лез­но­до­рож­ную связь го­ро­да со стра­ной вдоль юж­но­го бе­ре­га Ла­дож­ско­го озе­ра». — Гос­по­дин штур­мбан­нфю­рер, — от­влек его го­лос ры­же­го, не­вы­со­ко­го нем­ца. Корф под­нял удив­лен­ные гла­за, он ма­ло за­ме­чал это­го неп­ри­мет­но­го лей­те­нан­та. — Гос­по­дин ге­не­рал хо­тел вас ви­деть, он про­сил зай­ти к не­му. — Хо­ро­шо, — кив­нул Корф, пы­та­ясь вспом­нить имя это­го нем­ца, — До­ло­жи­те ге­не­ра­лу, что я бу­ду че­рез пять ми­нут. Лейтенант вы­шел, а Корф, поп­ра­вив ре­мень, вдруг вспом­нил: «Шул­лер! Точ­но, Карл Шул­лер… Ба­ум, ка­жет­ся, что-то го­во­рил о нем.» А. Ярославна (Дея) 2016 год.