Исповедь красивой женщины

Алессандро Забини, не говоря ни слова, смотрел на свою кормилицу, торжествующе сверлившую меня глазами, и опровергать ее слова не собирался. Сердце мое пропустило несколько ударов, прежде чем я решилась прекратить этот бессмысленный спектакль. – Долго мне еще, мистер Забини, находиться в вашем присутствии в столь неподобающем виде? – мои глаза беспомощно опустились вниз, оглядывая скомканную шелковую белую простыню, неуклюже, наспех, обернутую на груди и изящными складками спадающую вниз по фигуре. Пальцы мои уже затекли, удерживая струящуюся ткань, готовую просочиться сквозь них в любую минуту. – Прошу вас, верните мне мою одежду. – И что вы будете делать, когда ее получите? – смешинки в черном взоре смуглокожего красавца потухли, а голос зазвучал куда суровее, нежели несколько секунд назад. – Мистер, похоже, вы страдаете потерей памяти!.. – возмутилась я, отступая назад. – Я же говорила вам несколько раз, что это мои проблемы! Забини усмехнулся. Я умоляюще взглянула на синьору Бениту, но та только вздернула напудренный подбородок и еще плотнее сжала губы. Видимо, эти двое успели решить за меня многие очень важные вещи. Я вздрогнула. Мои и без того натянутые, как струна, нервы, готовы были зазвенеть. Откуда ни возьмись, та самая интуиция, что неустанно нашептывала мне об опасности в Малфой-мэноре, грянула изнутри внезапно, неумолимо, точно фатум, опалив каждый фибр души холодком пополам с дергающей болью. «Не случайно же все вышло именно так, – настырно принялся нашептывать мне внутренний голос, пробудившийся под влиянием этих странных, непонятных и волнующих фантасмагорий. – Почему ты оказалась в этом месте?.. Ты же никогда здесь раньше не была и не знала про него. Вы – ты и Забини – часть пока еще неясного тебе, но очень хитроумного плана судьбы-лиходейки. Не противься ему, вспомни о предсказании волшебного зеркала в Малфой-мэноре. Ты должна стать богатой и могущественной, чтобы отомстить за себя. Кто знает, вдруг у тебя получится стать счастливой? Может, рано еще тебе хоронить свою красоту и молодость, и малюсенький шанс на лучшую долю все-таки остался?» Я подняла глаза на Забини и почтенную синьору Алонзо. Они вопросительно и серьезно смотрели на меня, ожидая вразумительного ответа на отказ. Я понимала, что должна отказать: мне нечего было предложить Алессандро взамен спасенной чести, защиты и благополучия. Сама мысль о возможной близости с мужчиной отвергалась напрочь, а на самой глубине моей изгаженной, протухшей, словно у старухи, души, гнилыми пузырями принимались вспучиваться воспоминания о том, что случилось в Малфой-мэноре… Склизкие, противные, дурно пахнущие… Они лопались с отвратительным звуком, окатывая все новыми волнами отвращения и гадливости. Я вновь, как наяву, ощутила, звериный запах Люциуса, вонь перегара, мерзкое белое тело, увидела вблизи его лицо, искаженное сладострастным оскалом. Все эти чувственные иглы настолько явственно и больно прошили мой мозг, что я, с трудом подавив рвоту, пошатнулась и, чуть было, не упала на пол. – Вам плохо? – Забини с озабоченным лицом сделал шаг навстречу. – Нукки! – он прищелкнул пальцами, и рядом с ним возник домовик, завернутый в нечто, отдаленно напоминающее розовое полотенце. Яркое пятно на ткани заставило меня нервно дернуться. – Воды, – коротко приказал Алессандро, и эльф тотчас исчез. – Что это? – хрипло спросила я. – Вы о чем? – обеспокоенно поинтересовался Алессандро. В эту самую секунду домовик вновь явился перед хозяином, держа в лапках хрустальный стакан, наполненный водой. Забини передал его мне, и я, лихорадочно схватив полную холодной воды, сверкающую гранями на солнце емкость, в изнеможении припала к кромке, поглощая спасительную влагу жадными глотками. Зубы мои стучали о хрусталь, а глаза не отрывались от нехитрого облачения домовика. – Вам лучше? – поинтересовался Забини. Я кивнула. Бедный домовичок не знал, куда деваться. Он виновато скорчился под моим пронзительным взглядом и тихонько попискивал. – Ни за что не поверю, чтобы чистокровная волшебница не знала о существовании домовых эльфов, – усмехнулся Алессандро, забирая у меня стакан из трясущихся рук. Его пальцы нечаянно соприкоснулись с моими, и, как ни странно, это теплое касание как будто подбодрило меня, придало сил, не вызвав в ту секунду ни ужаса, ни омерзения. Я с удивлением отметила этот факт, списав реакцию собственного тела на волнение и растерянность. – Синьор Алессандро, – пролепетала я, стараясь сдержать дрожь в голосе, – что это за картинка у вашего эльфа на тряпице, в которую он завернут? – Ах, вон оно что!.. – он переглянулся с синьорой Бенитой. – Нукки, подойди поближе к синьорине… Эльф почтительно и, вместе с тем, боязливо приблизился к нам, и я сумела убедиться, что первый мимолетный взгляд не обманул меня: на мятой ткани цвета увядшей розы, точно капля крови, алела птица, подобная той, что была изображена на тележке, запряженной фестралом, шесть долгих лет служившая мне талисманом во время учебы в Хогвартсе. – Откуда у вашего эльфа эта пташка? – Это герб нашего рода. Чем-то напоминает павлина, не правда ли? – Герб? – я была потрясена. – Откуда он? И почему павлин? – Это, не павлин, синьорина Голдсмит. Так называть символ нашего рода было бы неправильно. Русские окрестили это существо жар-птицей. – Русские? – Да. Именно благодаря им в наш род постепенно начала вливаться магия. Дело в том, что мой предок Франческо – маркиз ди Масса-Ломбарда, сын Лукреции Борджиа – получил такую вот волшебную птицу в подарок от русского князя Курбского. Его звали Андреа. Мы же называем этого нашего предка Курбе. Случилось все в тысяча пятьсот семидесятом году. Этот аристократ из Московии был приближенным царя Джованни – редкостного тирана. Андреа сумел сбежать от этого бесноватого государя благодаря волшебству. Он был колдуном. В те времена волшебникам везде жилось непросто. Андреа долгое время мыкался на чужбине, но веру московитов ни за что не хотел менять на католическую. Впоследствии он женился на одной польской княжне, затем развелся с ней и вступил в брак с простой небогатой и незнатной девушкой. Она тоже была волшебницей. Правда, до встречи с Франческо д`Эсте Курбе женат не был. К тому времени Франческо ослеп, и Курбе сумел исцелить его, преподнеся эту самую жар-птицу в дар. Ее пение вернуло зрение маркизу, и Франческо торжественно поклялся, что непременно сделает своих внуков – потомков Борджиа – магами и дал слово князю Курбе, что если у того когда-нибудь родится дочь-волшебница, то она станет женой его единственного сына Иполлито. Так все и вышло. Юная Марина Курбская родилась почти через два года после смерти своего свекра и действительно вышла замуж за Иполлито д`Эсте, который был старше ее на пятнадцать лет. С нею в наш род пришла магия. – А птица? – прошептала я, завороженная его удивительным рассказом. – Птица и стала гербом нашей ветви рода д`Эсте. Это символ огня. Я люблю огонь, синьорина Голдсмит, часами могу на него любоваться. Скажу вам по секрету, эта птица из рода фениксов. Она осенью умирает, а весной оживает. Она до сих пор является нашим талисманом. Перья же, что выпадают из ее хвоста, обладают удивительными свойствами. Одно такое перышко может осветить огромный танцевальный зал в моем дворце. Со временем перья теряют свои свойства и становятся просто золотыми. Благодаря этой птице наш род сохраняет могущество и богатство. – А я могу ее увидеть? – сердце мое гулко стучало. Казалось, его биение раздавалось в каждом уголке роскошных апартаментов, которые любезно предоставил мне Алессандро. Такого волнения и восторга я не испытывала никогда. – Увы, синьорина Голдсмит. Лицезреть это чудо, дарующее силу нашей фамилии, может лишь истинная синьора Забини. А, впрочем, все в ваших руках… – Ну и дурак ты, Сандро! – подала голос синьора Бенита, помалкивавшая до этого времени в сторонке. – Для чего ты выболтал все семейные легенды этой дурехе? – Может быть, потому, Бебе, что верю – она согласится стать моей женой. – Ну, конечно… – горько усмехнулась пожилая дама, затем обратилась ко мне: – Знай одно, nena, одна ты ни за что не справишься с этими ужасными людьми. Малфои – это коварные и злобные негодяи, и, связавшись с ними, ты подписала себе приговор, если только не найдется тот, кто знает, чего можно от них ожидать, и сумеет защитить тебя. – Да что, на мне свет клином сошелся, что ли?! – я в отчаянии чуть было не заломила руки, к счастью вовремя вспомнила, что простыня спадет с меня, и я останусь почти голой, в одной тонюсенькой сорочке. – Я не могу выйти за вас замуж, вы же понимаете это! Разве вы, католик, согласитесь взять в жены испорченную девицу?! – по моим щекам против воли вновь побежали горючие слезы. – Если бы я был закоренелым религиозным фанатиком, может быть, и задумался над этим, но я не столь щепетилен. К тому же мне известна истинная цена невинности и целомудрия. Не всегда та или иная вещь такова, какой кажется на первый взгляд. Да и матушка моя, принадлежа к одному из древнейших африканских родов, огнепоклонникам, клану колдунов Вуду, верила, что девственница – это тьма неизвестности, в которой мужчину подстерегают тысячи ловушек и опасностей. В их племени бытовал обычай, согласно которому любую девочку, становившуюся девушкой, опытные жрицы торжественно лишали непорочности в присутствии всей женской половины рода. Так что Адаез Забини была бы совершенно счастлива, узнав о том, что её сына не поглотит никакая неведомая сила, скрытая в глубинах нераскрытой и потому пугающей женской сущности. – Ужас какой… – всхлипнула я. – Ну, так уж и ужас? – Забини улыбнулся. – Традиции и обычаи, бытующие в народе моей матери древнее, чем история Рима. Если они дошли до наших времен, значит, рациональное зерно во всем этом имеется, не так ли? – Мистер Забини, – я исчерпала все аргументы, понимая, что мне почти нечего противопоставить его странному напору, – я же уже говорила вам, что не смогу быть вашей женой. Я не смогу лечь в постель ни с одним мужчиной и вновь пережить весь тот ужас… А если еще это… – я запнулась и покраснела, не зная, какое более-менее приличное выражение подобрать, – …это все называют супружеским долгом… Нет, для меня такое неприемлемо, просто невыносимо. Я не хочу. Не могу. Простите… Он молчал, пристально глядя мне в глаза, не отрываясь ни на секунду. Синьора дель Алонзо, похоже, была совершенно раздосадована поведением своего воспитанника, объяснения которому не находила. Повисла неловкая тишина: в комнате явственно различались лишь тяжелые сдавленные вздохи пожилой испанки. Мы с Забини, пронзая друг друга взглядами, казалось, забыли, как дышать. Наконец, Алессандро решился прервать паузу: – Знаете, синьорина Голдсмит, я бы мог просто пожать плечами и послать вас к дьяволу, – уголки упрямых полных мужских губ чуть заметно дернулись: старая кормилица, едва заслышав одно из имен нечистого, помянутого так буднично и без страха божьего, торопливо осенила себя крестным знамением. – Только я не буду этого делать. Я тоже говорил, что вы взволновали меня. Я не флюгер и не собираюсь крутиться в зависимости от того, в какую сторону ветер дует. Мне не свойственно бросаться словами и чувствами. Вы – та женщина, которую я хотел бы видеть рядом с собой. Это мое окончательное решение, и я торжественно клянусь вам: я не буду предъявлять права на вас, как супруг, и не притронусь к вам даже пальцем до тех пор, пока вы сами не попросите меня об этом. Я верю, нет, я знаю, что рано или поздно это случится. – С чего вы взяли? – спросила я, немного ошарашенная таким странным раскладом. – Вы молоды и красивы. Вы созданы для любви и для того, чтобы любящий мужчина мог любоваться вами, беречь, как самую большую ценность. Вы непременно справитесь с недугом, поселившимся в душе, а ваше тело, созданное для истинного наслаждения, поможет вам в этом, я уверен. И тот день, когда вы станете моей, я буду считать самым счастливым для себя. Разумеется, если вы согласитесь на мои условия. Я помалкивала. Что тут можно было сказать? Опять ловушка? Только Забини-то зачем расставлять её для меня? Неужели он видит во мне столь легкую добычу? Мерлин, как же быть? Что делать? Не думает же этот итальянец, что любой мужчина может распоряжаться мною как угодно, если я так глупо и наивно попалась в сети Люциуса Малфоя? С другой стороны, что меня ждало? Какая перспектива? Тюрьма, которой мне и моей матери угрожал Абраксас? Или монастырь? Я уже твердо решила для себя, что ни за что, ни за какие блага не опущусь до стези девок мадам Клодт. Страх и тревога одолевали меня. Вопросов у меня накопилось достаточно, а вот ответов не было – ни единого. В тот момент я даже допустить не могла, что этот уверенный в себе, богатый, умный, очень красивый мужчина мог просто влюбиться в меня в первого взгляда. Таких глупостей люди, подобные Забини, не совершают. Я вздохнула, пытаясь прислушаться к своему внутреннему голосу, но и он молчал, не подавая признаков жизни. – Что вы решили, Далила? – его обращение ко мне по имени прозвучало так… нежно, не то по-дружески, не то с намеком на первый шаг к интимному общению. Я закрыла лицо руками. – Я не знаю… Не знаю… – Если хотите, я в присутствии моей кормилицы, этой почтенной синьоры, дам вам Непреложный Обет в том, о чем только что говорил. Я не прикоснусь к вам с супружескими намерениями до тех пор, пока вы сами не захотите этого и не попросите меня о любви. – А если этого никогда не случится? – Не думаю, что вы – настолько железная и холодная, какой хотите казаться. Горячая иберская кровь возьмет свое, а мои внимание, ласка и забота помогут вам забыть все ужасы и страдания, причиненные далеко не лучшим представителем мужской половины человечества. Мы будем счастливы, рано или поздно, вот увидите. И когда ваша честь будет отомщена, а Люциус Малфой понесет наказание за все, что сотворил с вами, Вы подарите мне сына, – его голос срывался от волнения, точно у мальчишки, впервые объяснявшегося в любви. Серебристые нотки его успокаивали меня, усыпляли… Я мотнула головой, пытаясь стряхнуть с себя этот морок, неодолимо забиравший меня в плен. – Мне сложно вновь поверить мужчине… Мало кто из них заслуживает доверия, – почти сдаваясь, произнесла я тихо. Хранительница-интуиция, одолевавшая меня неотступно с самого появления в Малфой-мэноре, молчала, и я, набравшись храбрости, выдохнула, решив для себя в ту секунду собственную судьбу окончательно: – Вам я хочу верить, синьор Забини, правда. Может быть, потому, что вы старше, умнее, рассудительнее и понимаете, что грех – обижать глупую девчонку, уже и без того наказанную за свою доверчивость. – Слава Пресвятой Деве! Неужели сподобилась? – произнесла почти забытая нами синьора Бенита, чинно стоявшая в стороне. – Сколько можно было ерепениться? Неужели думала, что тебе повезет больше? – Бебе, не пугай мою невесту, – сдержанно произнес Алессандро, но в его интонации проскользнули нотки радости и облегчения. – Если так, то мы должны незамедлительно начать приготовления к свадьбе. Кормилица Забини самодовольно улыбнулась и слегка наклонила голову. – Какие будут указания, Сандро? – Бебе, немедленно распорядись, чтобы эльфы приготовили мою золотую гербовую карету и, кроме этого, как следует, накормили и напоили моих крылатых золотистых красавцев. Мы летим в Италию! В Венецию! Там мы обвенчаемся в соборе Святого Марка, а затем совершим магический обряд по всем правилам, согласно традициям, принятым в нашем роду. Я хочу, чтобы все волшебники Италии видели, как прекрасна моя невеста! – он сиял, и его лицо, слишком привлекательное для сорока четырех лет, осветилось обаятельнейшей улыбкой. – Да, будь добра, накажи домовикам раздобыть самые красивые и роскошные наряды для будущей синьоры. Я стояла, сжимая затекшими пальцами простыню на груди, и отказывалась верить в происходящее. С ума сойти, я – невеста человека, за которым охотятся мамаши всех юных красавиц магической Британии! Даю гарантию, попроси сейчас Забини у старика Блэка руки Нарциссы, Друэлла и Сигнус вежливо, но без шуток попросили бы Малфоев ретироваться. Слишком уж богат и известен был такой жених. А тут обыкновенной, ничем не примечательной девчонке улыбается такая удача! Еще вчера я ощущала к самой себе лишь презрение и испытывала нешуточное желание распрощаться с жизнью. Да что там вчера!.. Утром я готова была сделать тот самый роковой шаг в бездну, лишь бы ничего не видеть, не слышать, не чувствовать. Я была совершенно одна: беспомощна, беззащитна, разве что не сломлена до конца, а моя собственная мать не поверила мне. Её заботила лишь мысль о том, как бы повыгоднее выдать меня замуж, и сокрушалась она не о том, что её дочь подверглась издевательствам, а о потере моей девственности, как факте. Гораздо больше ее беспокоили упущенные возможности, которые моя невинность могла ей дать. Тем не менее, она оставалась моей матерью, и я должна была позаботиться о ее будущем, но не более того. Отныне в моей жизни и в моем сердце не будет места для нее, предавшей единственную дочь в угоду собственным амбициям. Бебе, тем временем, скептически оглядела меня и вышла из комнаты. Алессандро уже готов был вызвать эльфов для подготовки к торжественному событию, как я остановила его порыв. – Синьор Забини… – Алессандро. – Что? – я немного опешила. – Меня зовут Алессандро. Вы – моя невеста, Далила, завтра утром станете моей женой, и на этих правах можете называть меня по имени. Мне было бы приятно слышать его из ваших уст. – Это пока слишком для меня… – я перевела дыхание, окончательно ошеломленная всем, что на меня свалилось. – Простите. – Вы что-то хотели сказать? – Да… Я очень боюсь показаться наглой, но мне не хотелось бы оставлять мою мать одну перед лицом этого ужасного Абраксаса Малфоя. Он сегодня рано утром бесцеремонно вторгся в нашу квартиру на Косой аллее и угрожал долговой тюрьмой… А еще грозился поведать всему свету о моем позоре, если… – я замолчала, прикрыв глаза. Слишком уж явственно передо мной пронеслись все события сегодняшнего утра: и холодное, сочащееся самодовольством, всесильностью и презрением пополам с брезгливостью лицо Абраксаса, и его слова, брошенные резким, отточенным, как бритва, голосом, и роскошная мантия этого сноба, резко контрастировавшая с убогостью нашей неказистой квартиренки. Нет, я не имела морального права оставлять мать одну. Посмотрим сейчас, какие счета начнет выставлять мне Алессандро Забини за эту мою просьбу. В конце концов, никакой клятвы в верности я ему не давала и не скрепляла обещание выйти за него замуж Непреложным обетом. Единственное, что меня напрягало – отсутствие моей волшебной палочки. Мне просто необходимо было ее вернуть, но видимо, Забини, памятуя о моей принадлежности к Бильбилисам, просто так не спешил ее отдавать. – Что – если? – на лицо моего новоявленного жениха набежала тень. – Если я не расскажу, кто из его домовых эльфов помог мне сбежать из мэнора, – выдохнула я. – Вы так и не рассказали? – он приподнял бровь. – Нет. И никому никогда не расскажу. Даже вам. Извините. – Браво. Я в вас не ошибся! Твердость – редкое в женщинах качество. Вы хотели о чем-то попросить меня? – Да… только это может показаться вам… – Вы хотели попросить меня помочь вашей матушке? Защитить ее от Малфоя? – В точку, – я виновато улыбнулась, со страхом ожидая условий с его стороны. – Никаких проблем. Разумеется, она должна знать о том, что с вами, и где вы. Да и родительское благословение в марьяжных делах – главная вещь. – Мне не нужно ее благословение, – упавшим голосом произнесла я, внутренне коря себя за то, что придется посвятить этого почти незнакомого человека в мои отношения с матерью. – Как же так? Почему? – Давайте об этом потом, синьор Забини… – я мялась, не зная, как перейти к делу. – Не бойтесь, Далила, просите меня о чем угодно. – Словом… – я решилась-таки и выпалила, – нужно выкупить закладные на наше поместье, которые нынче принадлежат Гринготтсу, а это – ни много, ни мало – что-то около десяти тысяч галлеонов. «Мерлин, неужели я сумела озвучить эту сумму! Она же просто огромна! Так нельзя, я не могу наглеть до такой степени еще до свадьбы». Ответом мне послужила лукавая усмешка Алессандро. Он сложил руки на груди и наклонил голову. – И все? – Да, – я была откровенно потрясена такой его реакцией, – мне бы хотелось, чтобы мама вернулась в фамильное гнездышко Голдсмитов и не знала ни в чем нужды. – Вы такая прелесть, Далила, – его черные глаза смеялись. – Почему? – Потому что только невинный ребенок способен произнести эти слова – «десять тысяч галлеонов» – с таким священным трепетом в голосе. – Конечно, – я обиженно поджала губы. – Это же огромная сумма. – Поверьте, Далила, я не хочу похваляться, но для меня десять тысяч галлеонов – сумма настолько пустячная, что я даже не почувствую этой траты. Более того, даже о потере ста тысяч галлеонов я вряд бы догадался. У меня перехватило дух. Впрочем, если судить по комнате, в которой мы находились до сих пор, богатство этого человека было беспредельным. Точно так же, как его доброта и щедрость. «С чего бы он вдруг столь великодушен ко мне? – пронеслась у меня в голове очередная гадливая и, вместе с тем, здравая мыслишка. – Купить хочет?» – Поверьте, Далила, я не хочу вас покупать, – Забини словно разобрал эту самую мою мысль по складам, прочитал, как открытую книгу. – Во-первых, вы бесценны, и никаких галлеонов в этом мире не хватит, чтобы присвоить, как собственность, ваше сердце. А во-вторых, не буду скрывать, я и в самом деле очень богат. И я знаю, что… – он замолк. – Что? – Давайте, об этом мы с вами поговорим в карете, на пути в Венецию. А сейчас позвольте мне связаться со своим адвокатом. Да, кстати, назовите полное имя вашей матушки. – Исабель Цецилия Голдсмит, урожденная Бильбилис. Да зачем вам оно? – Увидите. Нукки! – он ловко и изящно щелкнул пальцами, и перед ним вновь материализовался тот самый домовичок, изображение жар-птицы на наряде которого так поразило меня меньше часа назад. – Слушаю вас, хозяин, – поклонился эльф, нервно теребя край розоватого полотенца, обернутого вокруг худого бледного тельца. – Передай донье Бените, что она должна немедленно отправить сову моему английскому адвокату – синьору Буллингеру, кажется. Она в курсе моих дел. И пусть немедленно свяжется с самым дорогим ателье. Я сам прибуду через час за нарядами для синьорины Далилы. И вот еще: она – Алессандро кивнул головой в мою сторону, – ваша будущая хозяйка. Я требую, чтобы вы слушались синьорину во всем и исполняли любое её желание. – Чего изволит прекрасная синьорина? – потупив глазки, спросил домовик, чуть шаркнув ножкой. – Я бы хотела, наконец-то, одеться. Мне нужно мое платье. И волшебная палочка, – добавила я, твердо взглянув в глаза Забини. – Выполняй приказание синьорины. Надеюсь, что вы успели привести её одежду в идеальный порядок, – величавым тоном ответствовал домовику мой жених, затем прибавил: – Знайте, Далила, я вам доверяю. Что ж, взаимное доверие не помешает. Тем более, сбегать мне было некуда. Только замуж за этого странного, немного пугающего своим чересчур зашкаливающим энтузиазмом мужчину. В конце концов, замужество в моей ситуации было не самым худшим выходом, и меня радовало, что мне не придется лгать Забини. Он, слава Мерлину, знал обо мне всё, по крайней мере, то, что должен знать будущий муж о юной невесте. ________________________________ Такими я вижу Далилу и Алессандро. - http://s58.radikal.ru/i161/1304/ce/b35906bb8972.jpg