Исповедь красивой женщины

Женская ненависть, собственно, та же любовь, только переменившая направление. Г.Гейне. 1978 год. Над Лютным переулком собирались тучи. Они серым тяжёлым сгустком зависли прямо над лавками, торгующими тёмными артефактами и ингредиентами, где любой волшебник, особо не афишируя своего пребывания здесь, мог купить самый разный магический товар. Я после окончания Хогвартса устроилась работать в одну из таких лавчонок, где хозяином был Люк Балле, старый романтик, слегка двинутый на известной ведьме Геспер Старки, в которую был безумно влюблён и очень страдал, когда она умерла. Всё пространство малюсенького магазинчика было увешано её портретами, с которых она, приподняв изящно изогнутую бровь, смотрела на моего работодателя, а потом посылала еле заметный воздушный поцелуй. Он не мог спокойно смотреть на её изображения, всегда плакал, поджав тонкие губы, поэтому мне приходилось одновременно и заниматься делами лавки, и приводить в чувства слишком впечатлительного старикана, который насмотревшись вдоволь на свою несостоявшуюся любовь, уходил к себе в комнату, ссылаясь на боли в сердце. И так продолжалось изо дня в день. В конце концов, мне это порядком надоело. Я заставила товаром все полки и стеллажи, развесила на стенах медальоны и рога магических животных. В каждый угол запихала по кадке с ядовитым магическим растением, которые очень неплохо скрывали колдографии этой ведьмы. Мне самой от таких нововведений стало намного спокойнее, а у Люка больше не было повода сачковать, хотя, он всё равно не переставал рассказывать мне о своих случайных встречах с нею, о том, как она смотрела на него, и как он был счастлив, даже просто постояв с Геспер рядом. Бедолага, он и не знал, как я его понимала. В моей жизни тоже была такая любовь. Я влюбилась в него сразу же, как только увидела в Большом зале его величественную фигуру. Меня, разумеется, Шляпа распределила на Слизерин. Он сидел за столом нашего факультета – такой красивый, высокий, с ехидной надменной улыбкой – и разглядывал первокурсников, как это делает пастух с перепуганным кем-то стадом овец в попытке быстро сосчитать всё поголовье. Единственным первокурсником, которому великолепный староста уделил хоть какое-то внимание, был зашуганный высокий тощий носатик с длинными грязными волосами по фамилии Снейп. Белокурый красавец похлопал его по спине, как младшего брата или старого приятеля, и усадил рядом с собой. После этого прекрасный, как олимпийский бог, старшекурсник совершенно потерял интерес к малышне, разочарованно отвернулся и переключил своё внимание на светловолосую красавицу, сидевшую неподалёку от него за слизеринским столом. Он тут же забыл о нашем существовании, но я уже не могла оторвать от него глаз. Восхитительнее парня я не видела. Он был старше меня, умнее, ярче и, как я предполагала, намного искушеннее по жизни. От него так и веяло силой, красотой, беззаботностью, уверенностью. Он завладел моим сердцем сразу же, и до окончания школы я не желала даже думать ни о ком другом. Моё чувство к нему было настолько сильным, и как мне тогда казалось, настолько незыблемым, что любые, даже самые настойчивые попытки ухаживания за мной со стороны других парней пресекались мгновенно. Если не он, то и никто другой. Когда я подросла и начала лучше разбираться в жизни, мне стало ясно, что самый лучший парень в мире – такой шикарный, такой бесконечно желанный – никогда не будет моим. У него была невеста из очень знатного, славного и состоятельного рода. А кто я?.. Нет, конечно, мои предки были сильными волшебниками, и принадлежала я к роду не менее древнему, чем у его невесты, только наша бедность и смерть отца, приключившаяся при довольно таинственных, можно сказать, подозрительных обстоятельствах, сделали свое дело. Наша семья превратилась в изгоев и вынуждена была влачить жалкое существование на жалкие остатки былой роскоши, которой когда-то славилась наша фамилия. Сегодня, в день летнего солнцестояния, перед самым ливнем, который вот-вот должен хлынуть на раскалённую землю и, наконец, напоить её, насытить, разбудить, дать очнуться от этого ужасного невыносимого пекла, сегодня я вновь увидела его. Он зашёл к нам в лавку вместе со своим приятелем и моим однокурсником Северусом Снейпом. С каких пор они стали друзьями, я не знала. Между ними было шесть лет разницы. Мне всегда казалось, что Северус был слишком скрытным и любил только одиночество. Одно время я думала, что он питал какие-то чувства к грязнокровке Эванс с Гриффиндора. С первого по четвертый курс Северус не отлипал от нее, всюду таскался за ней, но после одного очень неприятного происшествия в конце пятого курса у них вышла ссора, и после этого я ни разу не видела их вместе. Эванс сумела оболванить самого большого гриффиндорского выпендрежника – Джеймса Поттера, и Снейп остался не у дел. Легкий вздох подытожил мои грустные мечты и бесплодные надежды. Я хоть и происходила из древнего магического семейства, но от этого, если уж говорить начистоту, мне было мало пользы. Мой род по отцу вёл свою родословную от самого Кадма Певерелла, а мать переехала в Англию вместе с родителями из Испании, где её родословная была не менее громкой и известной. От мамы мне достался чёрный цвет волос, белая кожа, которой славились истинные кастильские доньи, и низкий голос, а от папы – светлые большие глаза и высокий рост. Род отца обнищал, почти так же, как и Мраксы, но всё же он до последнего своего дня пытался удерживать на плаву фамильный мэнор и не допускал даже мысли о том, чтобы начать распродавать фамильные драгоценности, которые хранились в нашей ячейке в Гринготтсе. К сожалению, после его смерти мама вынуждена была опустошить сейф, иначе мы с ней просто умерли бы с голоду. Когда в лавку зашёл Снейп, я даже обрадовалась: ужасно вдруг захотелось пообщаться хоть с кем-нибудь из однокурсников, просто поговорить, вспомнить учебу в Хогвартсе, походы в Хогсмид. Мне до смерти надоело выслушивать заунывные истории неудавшегося ловеласа Балле, которые я уже успела выучить наизусть. Я встрепенулась и улыбнулась, заприметив знаменитые на весь Хогвартс сальные патлы, но тут же изменилась в лице, когда следом за ним, чуть пошатываясь, с невозможно милейшей ухмылкой на губах в магазинчик ввалился поддатый Малфой. Он явно был в приподнятом настроении и всё время пытался сказать что-то Снейпу на ухо, но, то и дело, заваливался на бок, и Северусу приходилось держать Люциуса под локоть, чтобы тот невзначай не грохнулся и не растянулся на пыльном полу лавки Балле. Я почувствовала, как к лицу прилила кровь, и мои щёки вспыхнули, словно их обожгло Адское пламя. Руки затряслись, в животе что-то булькнуло, и я, стараясь справиться с волнением, вдохнула приличную порцию воздуха. Снейп, наконец, поднял на меня взгляд и, чуть прищурив чёрные глаза, кивнул мне. – Далила, вот уж не думал тебя здесь встретить, – он подхватил удобнее пьяного дружка за плечи, – Люциус, будь добр, не шатайся так. – Это он от радости, или неприятность какая вышла?.. – как можно равнодушнее спросила я и отвернулась, чтобы взять хоть что-нибудь в руки. Две бутылочки с паучьими лапками оказались у меня в ладонях. Я принялась их медленно катать, нервно водя пальцами по граненому стеклу, и меня это, как ни странно, немного успокоило. – От радости. У него родители во Францию уехали, он один в доме на две недели остался, вот и надрался, празднуя свободу. – Понятно… – я пожала плечами и улыбнулась. – Значит, вы просто так зашли сюда? – Старик Балле отменно варит Антипохмельное зелье. Ты бы дала нам пару пузырьков, а то завтра у этого горе-выпивохи… – он кивнул в сторону невменяемого Люциуса, – …голова будет трещать, как яичная скорлупа. Мне некогда возиться с такой ерундой и переводить на его глупую башку драгоценные ингредиенты. – Разумеется… Я быстрым шагом прошла к двери и скрылась в комнатке, где под Консервирующими чарами у Люка хранились различные зелья. У меня, казалось, тряслось всё тело: ноги, руки, грудь, губы. Зубы стучали. В животе что-то неприятно переворачивалось и тянуло. Я не могла унять себя и сильно из-за этого злилась. Кожа около пальцев вдруг словно высохла и принялась зудеть со всё возрастающей силой. Я скребла её ногтями, проводила языком по расчесам, но всё было тщетно. Руки чесались все сильнее, и на тыльной стороне кисти за несколько секунд уже всё было покрыто красными полосами. «Надо взять себя в руки, Мерлин, он же пьян, он тебя даже не заметил. Дура, дура, дура…». Встряхнув руками, я провела над ними палочкой, убрала ужасные отметины от собственных ногтей, после чего тягуче выдохнула из лёгких почти весь воздух, схватила склянки и подошла к двери. – Нет, она просто прелесть, Северус, ну, не будь занудой… – услышала я невнятную речь Люциуса. – Малфой, оставь её в покое, тебе мало твоих шлюх из заведения мадам Клодт? – Снейп, но она же настоящая красотка, – при этих словах он громко икнул и приобнял друга, а тот спокойно, в своей манере, то есть, не изменившись в лице, откинул его ладони со своей талии и сделал шаг в сторону. Люциуса опять понесло в сторону. – И что ты собираешься с нею делать, если даже на ногах не можешь стоять? – Уж поверь, я найду что делать? И тебя, дурака, научу уму-разуму. Ну, как? – Без меня… Снейп подошёл к двери, резко открыл её и вышел из лавки. Люциус вытянул руку перед захлопнувшейся дверью, над которой весело звякнул подвешенный колокольчик, скривил губы и опустил совершенно мутный взгляд в пол, после чего, едва волоча ноги, приковылял к прилавку, согнувшись пополам. – Осталось две… – я застыла на полпути, делая вид, что очень удивлена исчезновением Снейпа. – А где Северус? – Ушёл… Люциус отвечал мне, стоя на полусогнутых ногах, не поднимая головы, а его белёсая макушка торчала из-под высокого прилавка, словно дразня меня. – Куда ушёл? – я поставила пузырьки на деревянную поверхность. – Не знаю… – он опять икнул и потянулся рукою к вороту своей мантии, чтобы расстегнуть его, но пальцы явно не слушались своего хозяина. «Спасибо Моргана, наконец, у меня появился реальный шанс. Я нужна сейчас Люциусу, ему плохо, и он обязательно оценит это, он не сможет забыть меня. Другого такого случая точно не подвернётся». Пока я пыталась в своей голове со скоростью света провернуть обстановку и расставить по местам лихорадочно метавшиеся мысли, разрешить ситуацию, на обдумывание которой у других девушек уходит не меньше полугода, сверху по скрипучим ступеням спустился Люк. Увидав молодого Малфоя, он вдруг подскочил на своих больных, кривеньких ножках и вмиг оказался подле весьма выгодного потенциального клиента. – О, лорд Малфой, как я рад видеть вас здесь. Далила, – обратился он ко мне, – почему ты не предложила присесть мистеру Малфою? – Не надо, я пой… пой… ду… Люк поманил меня пальцем, и я перегнулась через прилавок, подставив своё ухо к беззубому рту. – Попробуй заставить его купить у нас что-нибудь подороже, а потом помоги добраться ему до дома и сдай с рук на руки Абраксасу. С того я сам спрошу потом за такую услугу. Ты меня поняла? Я кивнула. Люк, тем временем, усадил Люциуса в старое потертое кресло, стоявшее в углу лавки, у окна, в котором я, когда не было посетителей, могла спокойно почитать книгу или вздремнуть. Старикашка, такой всегда тихий, спокойный и грустный, преобразился до неузнаваемости прямо на глазах. Он улыбался, потирал руки, похихикивал и, чуть ли не пританцовывая, прошёл ко мне за прилавок. – С чего это вдруг вы так развеселились? – шёпотом спросила я, удивлённо уставившись на него. – Хе, Абраксас, старый плут, только и твердил всегда о том, что в его роду никогда не было пьяниц. Это он мне моего сына в упрёк ставил, который свалился в реку и утонул. Тьери работал конюхом у Малфоев. Пил он у меня страшно, мог по две бутылки Огневиски в один присест вылакать. Да… – старик вздохнул, но тут же опять повеселел, – а теперь я – вот уж развеселье – представлю ему его драгоценного сыночка в неприглядном виде. Ты заставь этого хлыща, пока он невменяем, купить что-нибудь… Я пошёл. Люк, похихикивая, скрылся за дверью, а я перевела взгляд на Люциуса. Понятное дело, что про его отбывших во Францию родителей я Балле ничего говорить не стала. Утонувший давным-давно сын Люка меня тоже мало волновал. Я хотела только одного – оказаться рядом с Люциусом один на один, и чтобы вокруг не было никого, кто смог бы нам помешать. Я же собственными ушами слышала, как он говорил Снейпу о том, что я настоящая красавица. Значит, у меня есть все шансы понравиться ему, и, возможно, я сумею потеснить его невесту, стать его избранницей. Да, недаром сегодня такой волшебный день, да еще и… эта надвигающаяся гроза… Сама природа на моей стороне, все высшие силы! Я подняла глаза на Малфоя. Он сидел на стуле, развалившись, вытянув длинные ноги до самого прилавка, и смотрел на меня с явным интересом. Глаза уже не были так затуманены хмелем, как пятнадцать минут назад, да и весь его вид говорил о том, что, кажется, он немного протрезвел и сделался в уме. – Я тут немного у в-вас, – всё же язык его ещё сильно заплетался, – вроде бы… чего-то… – он потерял свою мысль и, чтобы уж не выглядеть совсем глупо, эмоционально взмахнул рукою, перебирая пальцами в воздухе, словно играл на невидимой скрипке, – в общем, я ведь зачем-то пришёл с-сюда? – Вы хотели купить Антипохмельное зелье и ещё пару зачарованных медальонов. – Я? Медальонов? Не помню… – он уперся руками в подлокотники кресла и, привстав на секунду, снова плюхнулся на старую потёртую обивку. – Вам завернуть? С вас двадцать галеонов… Он кивнул и полез за кошельком, а я, не отрываясь, смотрела на его руки и представила себе, что эти прекрасные пальцы дотрагиваются до моего лица, шеи, груди. У меня от этих мыслей перехватило дыхание, и пульс участился раза в три. Щеки опять зарделись, и чтобы Люциус, хотя он, кажется, и был сейчас не в состоянии хоть что-то детально и скрупулезно рассмотреть, не засек моего слишком очевидного волнения, я опустила голову вниз. Длинные чёрные волосы спасли меня от возможных неприятных расспросов, непременно бы последовавших в том случае, если б Малфой всё же заметил мой румянец, заливший мне лицо до самой шеи. Когда, наконец, я подняла голову, то чуть не упала в обморок. Люциус, зажав в руке деньги, сидел в кресле в странной, какой-то нереально изящной для пьяного человека позе, и смотрел на меня в упор. Язык мой прилип к нёбу, а в горле сильно запершило. Малфой продолжал меня рассматривать, словно в этом вероломном, упрямом напряжении таилась тайна особой сладости и наслаждения, в которой человек, просто забавляясь, находил особую прелесть и удовольствие безоговорочного владения ситуацией. Эти переглядки продолжались не меньше минуты, пока на его лице вдруг не возникла гримаса внезапного вселенского страдания: уголки губ опустились, а веки прикрыли глаза. – Вам плохо? – я прекрасно знала, что он ответит. – Да, мне кажется, что я сейчас сдохну, голова болит… – он потёр виски и откинул голову назад. Шейный платок, заколотый прелестной брошью, сбился набок, и мощная шея Люциуса с аккуратным, сильно выпирающим кадыком предстала перед моими глазами. – Ты не поможешь мне добраться до дома? Я не в состоянии сейчас аппарировать… – Но ведь и я не могу к вам аппарировать… Ваш замок – под вашими фамильными чарами. – А ты примерно, около… – он еле поднял голову, наклонился, снова икнул и поморщился, – а там уж я сам… мне очень плохо, помоги… Я стояла, не шевелясь. Люциус здорово озадачил меня; во мне боролись два противоположных желания. Мне безумно хотелось прижаться к нему и оказаться в его доме, где не было никого, и, в то же время, я не могла позволить себе зайти слишком далеко, как простые грязнокровки, которые из-за постоянных контактов с развратным миром магглов совсем забыли, что значит блюсти себя и свою честь. Повернувшись в сторону двери, я увидела Люка. Он стоял возле косяка и одобрительно, довольно ухмыляясь, махал мне рукой, давая понять, чтобы я не смела даже думать об отказе и не вздумала не уважить незатейливую просьбу лорда Малфоя. – Ну, хорошо, я готова вам помочь… – Ты просто прелесть, ты – моя спасительница. Люциус постарался выпрямиться, пошатываясь из стороны в сторону, оперся на прилавок, который угрожал треснуть под его весом, потом кивнул и притянул меня к себе за талию, когда я вплотную подошла к нему. Я думала, у меня сердце зайдётся от этой близости, но, видать, оно совсем впало в ступор, так как я не почувствовала ни учащённого пульса, ни ещё недавно снедавшего меня волнения. – Мисс… – Голдсмит… – я опустила одну ладонь на его плечо и развернулась к Люциусу лицом. Другой рукой достала из кармана белоснежного передника волшебную палочку. – Да, конечно, Голдсмит, как я мог забыть… – от него ужасно разило Огневиски. – Извини, я с перепою позабыл твоё имя… – Далила… – Ну, конечно, Далила… Вот что, крошка, перенеси-ка нас ближе к парку Малфой-мэнора. Ты же ведь знаешь, где он находится? – Конечно, я видела колдографии в «Ведьмополитене»… – Чудесно… «Можно подумать, он знал мою фамилию и имя, но это – просто мелочи, ведь он такой… такой… Самый красивый мужчина из всех, кого я знала», – восторженно подумала я, закрывая глаза и стараясь как можно обстоятельнее припомнить прекрасные сады Малфой-мэнора, запечатленные на страницах журнала. – Аппарейд! – раздался хлопок, резкий вихрь затянул нас в себя, и вот уже мои глаза созерцают не гнетущую полутьму лавчонки Балле, а яркое солнце, едва проглядывающее из-за темных низких туч, и высокую кованую решетку. Благодаря своим очень неплохим способностям в этом деле, я сумела доставить наследника древнего рода в целости и сохранности прямо к роскошной ограде замка.