Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Очередное утро без братьев, родные похищенного русско-прусского дуэта встретили не то чтобы прям с радужным настроением, но заметно приободренные поддержкой друг друга и их друзей. За два дня, что Людвиг провел в гостях у славянок, он не только поборол уныние, но и буквально «приворожил» птичью ватагу. Ранее всегда державшиеся особняком, юные грифончики вились неподалеку от немца, готовые помочь тому по первому зову. Все диву давались — «Как Людвиг смог приручить пернатых хулиганов?», но факт сей был на лицо. На третий же день случился апофеоз. Ранним утром птахи выстроились на зарядку в полном составе, как армейский взвод, и вместе с новоиспеченным тренером стали выполнять комплекс упражнений, а затем и вовсе пустились в пробежку. Они даже умудрялись бежать «в ногу», как заправские вояки. Вот уж воистину изумительное зрелище, особенно для тех, кто знал грифонов как — неуправляемую свору воришек. После такого шоу все дежурившие у славянок рейнджеры — Ра Мон, Алисия, и даже Бустер с Мирой, захотели взять у немца автограф. Великое же дело — усмирить грифонью стаю. И лишь славянки ничуть не удивились, ибо знали — всем мальчишкам нужен отец или заменяющий его уважаемый мужчина. Иначе есть риск, что бедняги вырастут в нечто несуразное и озлобленное. Ну прямо, как эти же птенцы в их первые дни тут, пока Ваня не нашел к ним подход… «Эх, Ваня… Ванечка…» — Вздохнула Оля тоскливо, обозревая их владения с крыльца дома. Птенцы уже закончили зарядку под руководством немца, и вместе с ним завершали постройку бани. Всё-таки удобно ставить крышу, имея крылья для полета… Посмотрев ещё немного на дружных строителей, она спустилась по лесенке и пошла по дорожке, окружённой недавно возведенными клумбами. На свежевскопанной земле не было ни травинки. Лишь воткнутые таблички с изображениями цветов давали понять, что вскоре это место превратится в благоухающий сад. А вон вдалеке зеленеют ещё маленькие, шипастые кустики, аж семь штук. Там даже табличек не надо — розы это. Неплохо Франциск постарался, столько цветов насадил. Даже виноградник разбить тут хотел, но… вызвали на работу, беднягу. Но он обещал вернуться и всё-таки посадить где-нибудь виноград. «Эх, как же хорошо станет тут однажды. И Ванечка оценит, если… Нет!.. — Украинка помотала головой. — «Не — если, а — КОГДА!.. когда Ванечка вернётся к нам!» Оля ускорила шаг. Она и так поздновато вышла из дому, ещё и размышления эти ее застопорили. А автобус пропустить нельзя. Слишком многих надо сегодня посетить на Планете Столице, слишком многое успеть сделать. Например — снова зайти к следователям Нильски и Хофер. С чего-то они вместе стали вести дела Вани и Гилберта. Мол — им так удобнее сопоставлять факты. Да и бог с ними, лишь бы работа шла ладно, да складно. Ещё обязательно надо встретиться с Василием, он же вечно переживает за всех, надо его успокоить. И заглянуть к Кику, а то он по телефону отвечает, что все хорошо, а сам может в одиночестве загибаться с тоски. И не забыть посетить матушку Люсию и ее семью! Помочь со сборами и улететь на Джо Эд вместе. Наконец-то они наобщаются вдоволь! Прогуляются вместе по угодьям, полюбуются на подарок Яо — шикарную большую беседку в китайском стиле, в окружении недавно высаженных персиковых деревьев. Вон она с высоты хорошо виднеется! Красная крыша среди зелени, вымощенная камнем дорожка, и вереница фонарей, освещающих путь тем, кто засиделся в ней допоздна… «Ванечке понравится, когда он вернётся!» — Оля мечтательно улыбнулась, представляя детский восторг младшего братика. Эх, поскорей бы! — «Василий вернёт его. Он обещал! Только бы до той поры у Вани… и у Гилберта тоже… чтобы у них двоих все было хорошо!» Ольга тихонько зашептала молитву за сохранность ребят. Пока они у того душегубца, и молитвы будут не лишними. Не зря она волновалась, ой не зря.

***

Нет, с ее братиком все было хорошо. Он же с малолетства был привыкшим ко всяким деспотам, на голову больным. Научился держаться, как положено, хоть и сложно было ему. Пугаешь всех вокруг, словно монстр какой, а перед главным поклоны бьешь, да служишь у него на побегушках. Обидно, но главное что его не обижали. Это Байльшмидту старшему досталось сегодня «на орехи». Расслабился вчера, вот и настигла его кара. Эх, а так хорошо утро начиналось. Дали Великому непыльную работенку, помогать синеликому и опыт перенимать. А то шпиона вскоре должны были отправить на важное задание, должен же остаться кто-то на замену. Не на планете Z они сейчас находились, где народу полно, а посреди космоса. Тут, на крейсере, каждый работник наперечёт был. Парни шли к очередному подотчетному Даркмэттеру объекту, общались на родном языке Байльшмидта. Прусс же обещал уроки с погружением в языковую среду. Нате вам, уроки, мистер шпион. До полноценных разговоров не дошло, увы. Ворп сразу обломал пруссу малину, сказав что — «Если мы будем ходить и трыдеть на немецком на виду у всех — проблем не оберешься». Кайзер, видите ли, у них мнительный, может решить, что от него шифруются или плетут заговоры. На что Гил предложил учиться неспешно, по одному слову, полушепотом, между инструктажем. И все было нормально, Гил мысленно угарал с потуг Даркмэттера прошептать заковыристое словечко посреди лекции, тот ломал язык, как вдруг… В коридоре возник жучок в сопровождении пары шершней. — Канили… Калинига… Тьфу, ты! — Разозлился жук на труднопроизносимое имя. — Пруссия! Тебе приказано явиться на площадку для испытаний. Немедленно! — Э! С какого перепугу? — Гил аж афигел от наглости насекомыша. Они с этим жидконогим козявкой на брудершафт не пили, чтоб ему вот так тыкали. И тем более смотрели так нагло, с вызовом. — А с такого, что мне наш император приказал! — Жук аж подбоченился от важности. Ещё бы, когда ещё пошпыняешь великанов, вроде этого красноглазого. — Ему что-то не понравилось в твоей вчерашней писанине. Так что пошел за мной, и без выкрутасов! Гил аж афигел от такой наглости. Он глянул на Ворпа, мол — «Ахренеть, у вас тараканы борзые!», на что синеликий лишь качнул головой и сухо произнес: — Иди куда приказали, целее будешь. — Ля ты крыса! — Фыркнул Гил с ехидной ухмылкой, благо на Ванькином языке. Ну не сдержался человек. Хоть и знал от Людвига, что местный кайзер так поднатаскал свою свиту, и каждый тут прикрывает лишь свою задницу, но все равно… противно, блин! Хотя, с другой стороны — чего он ожидал? Сам знал, что тут все прогнило насквозь и адекватны да незашуганы тут лишь Ванька, да сам Великий. Да и что может сделать этот синий, если местному черту захотелось позлобствовать? А с этой неосторожной фразой он рискует потерять единственного «гида». — Говорю — Ваньке ни слова! — Пояснил Гил уже на межгалактическом, со всей той же ухмылкой, будто в первый раз это же самое и сказанул. — Нефиг ему знать, чё я как лошара. Прусс бодро зашагал за наглым жуком, будто не на разнос к начальству, а за пивком направился. Но на самом деле в душе все ходило ходуном. За что же он впал в немилость? Все же идеально было! Потому и не хотел Гил, чтобы Иван узнал о его проблеме. Русский же переживать начнет, соскользнет с него маска сурового РСФСР, и сам угодит в беду. Вот уж чего Гил не хотел. Да уж, «хорош» Великий, первым опростоволосился… Кайзер дожидался штрафника на месте будущего наказания, обозревая оное со злорадным предвкушением потехи. То был большой зал, очень похожий на тренажерный зал рейнджеров на их станции, но поменьше. И площадка наблюдения была сбоку, а не по центру под потолком. А ещё по залу была разбросана куча валунов и громадных металлических обломков. Завидев прусса с конвоем, Зург срочно начал делать вид, что у него тут куча важных дел помимо прусса. К примеру… проверить панели управления, все ли кнопки на месте, все ли лампочки мигают, и не слишком ли много на приборной панели пыли. Важное же дело — следить за своими угодьями, а то дай волю слугам-лентяям, весь крейсер утонет в грязи. Наметаный глаз прусса сразу подметил странную, но увлеченную деятельность хозяина. Будто тот нарочно показывал пришедшим — «Я никого НЕ ЖДАЛ! Вы мне все вообще нафиг не сдались, чтоб кого-то там ждать!». «Твою ж! Как на Англию похоже!» — Гилберту стоило поистине титанических усилий, чтобы удержать невозмутимое выражение лица. Слишком забавно выглядела пародия на Керкленда в лице императора зла. Тот ведь даже заговорил с привычной интонацией Артура, будто делал миру великое одолжение: — А, Пруссия… Быстро ты пришел. Я уже отдал приказ насчёт тебя, но раз ты уже тут, проконтролирую все сам. Ни на кого положиться нельзя. Даже самое простое задание норовят запороть. Гил от афига сходства характеров двух имперцев даже рот открыл, но быстро спохватился и изобразил изумлённое восхищение: — Ваша правда, император. Мой покойный правитель… Фридрих… Он очень мудрый и уважаемый лидер был. А все потому, что во всем у него был порядок. Он никогда не пускал важных дел на самотёк. Сам все проверял. Не то что другие, кто доверял важные дела придворным, а потом не мог разгрести бардак в своем правлении. Таких правителей, как Фридрих, было мало… Увы… «Я так рад, что мне встретился ещё один такой!» — Гил не высказал вслух последнюю фразу, посчитав ее совсем уже наглой лестью. Но сияющие глаза и благоговейное выражение лица изобразил весьма правдоподобно. Всего-то пришлось представить своего любимого правителя вместо рогатого страшилы. — Хмм… Правда?.. — В голосе злодея послышалась заинтересованность. Он даже чуть не ляпнул от любопытства — «А расскажи мне!». Но он вовремя для себя, и весьма не вовремя для прусса, сообразил, что это будет выглядеть странно. Он позвал сюда слугу, чтобы проучить, и сам же даст тому повод думать, что можно будет заговаривать ему зубы и избегать наказаний. Ну уж нет! Император зла — правит твердой и тяжёлой рукой! Но рассказ о том, похожем на него правителе… — «Поставлю шершням минимальную мощность лазеров. Не ранят, но попугают… этому хвастуну полезно будет!» Что ж, Пруссия… Твои истории и предоставленные тобой в отчётах данные довольно интересны, только есть одно но. Ты там написал, что учил Америку, как воевать. — И Зург, заложив руки за спину, принялся расхаживать перед слугой, по памяти цитируя непонравившиеся ему строки отчёта. — Великий Я был крут — учил этого мальчишку драться, а то он ничего не умел! Научил его нормально стрелять, а не постоянно мазать. А еще драться врукопашную. Но мелкому до меня было далеко, я ж дерусь, как сам боженька! — Он остановился и смерил Гилберта скептическим взглядом. — Неужели, ты действительно такой умелый воин, как рассказываешь? Может, тогда докажешь это. — По тону Зурга было ясно, что он не спрашивал, а приказывал. — Тут у нас площадка для испытаний шершней и оружия. Сейчас ты побегаешь тут с полчасика, поотбиваешься от роботов, и мы увидим, какой из тебя на самом деле воин. Оружие… так и быть, разрешаю выбрать парочку. Только живо. Нет у меня столько времени, чтоб каждого ждать! Ясно! — Рявкнул злодей напоследок и, взметнув плащом прямо перед носом слуги, прошествовал к невесть откуда взявшемуся трону и воссел на нем. «Из воздуха он эти троны что ли берет?» — Удивился Гил, но заморачиваться не стал. Только полный придурок перед боем думает о постороннем. Ему ещё надо было выбрать оружие. Зайдя в следующее помещение, Гил огляделся. Небольшой коридор был абсолютно пуст. А, нет, не пуст. Оружие было спрятано в настенном бронированном шкафу-сейфе. Увесистые пушки прусс отмел сразу, выбрав себе небольшой бластер. Он выхватил оружие из кобуры, лихо крутанул его в руке и хотел было пройти в зал, но… заметил в углу меч со странной кнопкой на рукояти. — Ну-ка, ну-ка! — Гилберт всё-таки надел кобуру на пояс, отправил туда бластер и взял в руки меч. Одно нажатие на кнопку, и краешек лезвия стал едва заметно мерцать. Было похоже на мелькание зубьев на циркулярной пиле. И звук похожий, характерный, только намного тише. Тогда Гил отпустил кнопку — жужжание тут же прекратилось. — О! Прикол! И его возьму! — Воодушевленный прусс направился в зал, лелея в руках прикольную находку. Он был более чем уверен, что оппоненты-роботы не причинят ему особого вреда. Всё-таки они с Ванькой нехило постарались, разыгрывая для хозяина — «Связанную намертво пару — страна-область». А ещё только слепой или полный дундук, типа Америки, не заметил бы крайнего интереса императора на слова Гилберта о Фридрихе Втором. «Наверняка заставит рассказывать сразу после боя!» Прусс вышел в зал испытаний, аж подрагивая от мандража перед предстоящим боем. Он с интересом обозрел «стадион», заметив краем глаза, наблюдающего за ним из «ложи» императора, хмыкнул про себя: «Аве Цезарь, мля! Идущий на развлекалово, приветствует тебя! Чтоб ты поутру жракой подавился и к рогатым сородичам отправился!» Бой начался внезапно. Роботы вот так просто взяли и повылазили… «По велению левой пятки и обоих рогов этого страхолюдного!» — Мелькнуло у Гилберта в голове, когда он принялся петлять среди обломков в поисках удобной позиции для отстрела хотя бы части врагов. Он только зашёл сюда, и такая вот подляна! Нет, на реальном поле боя тоже нападали без предупреждения, но… осадочек на пакость императора остался. «Ну погоди, страшила, так и не посетивший Гудвина! Вот выберемся с Ванькой отсюда, стану рейнджером, я тебе такой костью в горле встану!!!» Гил засел между парой громадных обломков, что торчали у самой стены, и принялся палить по особо борзым роботам, пытавшимся добраться до него напропалую, через большой проем. Следивший за ним Зург недовольно хмыкнул. Как он и предполагал, прусс просто засел в укромном местечке. А он-то ожидал чего-то особенного от воина с тысячелетним стажем, и такое разочарование. Даже смотреть скучно. «Сейчас выкурю оттуда этого хвастуна болтливого, пущай шершни его хорошенько проучат!» — Зург быстро-быстро понажимал кучу кнопок, перенастроив оружие роботов на «прожарку», когда сгорает только кожа, не повреждая мышцы и другие ткани организма. Те подвисли на миг и пошли в атаку вместе с новой партией сослуживцев. Слишком большой поток врагов не оставил шанса осажденному, и вскоре роботы проникли в разлом. Зург ухмыльнулся, предвкушая урок хвастунишке, но… роботы вылезли ни с чем. «Как так?! Где Пруссия?!» — Изумлённый злодей во все глаза уставился на увеличенное изображение разлома между двух кусков хлама, но факт был на лицо — прусса там НЕ наблюдалось! «Не испарился же он?!» — Зург быстро проверил видео со всех камер наблюдения — ничего! Как вдруг… С другого края зала началась пальба. Роботы, естественно, кинулись туда, чтобы угодить в ловушку. Гилберт не даром называл себя — Великий. Уж что, а выживать в безвыходных ситуациях он умел отменно. Когда шершни ринулись «на абордаж», он смог пролезть в узкую щелочку у самой стены зала. По пути ему повстречалась так удачно отлетевшая рука-оружие робота. Тут же за мгновенье был придуман гениальный план — подготовить ловушку возле во-он тех валунов, высотой этажа почти в три, откуда сверху так удобно свисает каменюга размером с грузовик. Держится-то она на честном слове и какой-то железной фигне, которую так легко перепилить его мечом. А дальше — дело техники и удачи. Трофейная рука сыграла роль приманки. Дескать, прусс опять засел в очередном разломе и шмаляет по врагам. Безмозглые железки поставили точно по плану — побежали на стрельбу, и тут-то громадная каменюга смела их добрую половину. Зург аж подскочил от неожиданности. Он ещё не знал, что стал свидетелем прусской хитропопости, а потому решил, что Пруссия заперт за валуном. Уцелевшие роботы попробовали выковырять его оттуда по приказу хозяина, но спустя несколько усилий… снова никого не обнаружили! «Да как?! Где он?! Куда он?!» — Зург лихорадочно затарабанил по кнопкам, проверяя записи с камер слежения над тем местом, где случился инцидент с валуном. Но прусса видно не было. Лишь на миг за валуном мелькнула быстрая тень и вот он уже летит на шершней. Так же на паре камер было заметно, как нечто шмыгнуло в другой край зала среди камней и обломков, словно змея проскользнула. Зург не стал сразу отдавать приказ обыскать ту часть зала. Итак осталось мало списанных шершней для «битья», а тратить на развлечение новых и работоспособных император не хотел. Слишком много чести всяким хвастунам. Пускай слуга посидит в засаде, поволнуется, а он пока поищет его по остальным камерам. А вот и искомый субъект! Сидит среди обломков шершней рядом с первоначальным укрытием, и что-то там мудрит со всяким хламом. «Наверняка ищет рабочее оружие, чтобы снова устроить ловушку!» — Решил Зург и злорадно хихикнул. — «Сейчас устрою ему внезапное нападение!» Он отдал приказ половине шершней искать прусса везде, кроме самого убежища среди хлама. Ещё и потребовал больше греметь, чтобы скрыть за какофонией истинный свой маневр. Несколько шершней должны были бесшумно подлететь и сбить белобрысого хвастуна. И все шло по плану. Пятеро шершней тихонько подлетали к месту отсидки прусса, тот сидел на месте, как вдруг… В какой-то момент исчез из поля зрения камеры. А ведь Зург лишь на миг отвёл взгляд от монитора, на который подавалось изображение с камеры! Тут же все пятеро шершней упали, пораженные выстрелами. Остальные машинально ринулись в бой и недосчитались ещё нескольких бойцов. Гилберта едва не разрывало от дикого желания проржаться во всю глотку. Это ж не бой оказался, а сущее развлекалово! Знай себе, носит туда-сюда, и строй тупорылым железкам подлянки. Когда затея с валуном закончилась ошеломительным успехом, Гилберт вернулся в место изначальной дислокации, чтобы с умом использовать обломки поверженных врагов. Само собой он не забыл о безопасности, и разложил четыре обломка так, чтобы получилась система наблюдения за происходящим. Пара обломков лежали прямо перед Гилбертом. Третий был повернут к ближайшей камере наблюдения и в то же время отражал происходящее в первый обломок. Четвертый же отражал во второй обломок все происходящее неподалеку за пределами «убежища». Таким образом Гил мог заняться своими делами, и не сходя с места следить за происходящим. Поэтому, едва заметив поворот камеры в свою сторону, он приготовился к возможной атаке. А благодаря обзору зала, он быстро понял, что там задумал — «рогатый хрыч», и когда опасность была близко, нанес свой удар. Ох, как же он был горд собой! Не только успел завершить задуманное, но и наверняка своим маневром знатно поджёг пердак местному заправиле. О возможном гневе того Гил сейчас не думал. Он тупо наслаждался моментом. Вот все шершни словно взбеленились и летят по ходу движения цели. Да только он уже остановился и метнулся назад. Что за тупые роботы?! Враг же не обязательно драпает только вперёд. Он и вернуться может. Прям как заяц, сделавший петлю и засевший прямо под носом у тупорылых охотников. Вот только рассиживаться Байльшмидт долго не собирался! Всего за несколько секунд он экипировался в итог своих недавних трудов — нагрудник и шлем, сделанные из пластин поверженных шершней, скреплённых между собой проводами. И теперь, когда не было причин волноваться за сохранность внутренних органов и самого главного — прусской гениальной головушки, можно было ринуться в ближний бой. За долю секунды два ближайших робота пали, сраженные атакой опытного рыцаря-мечника. Остальные попытались отстреляться от нападающего, но Байльшмидта было не остановить. Одного за другим, он покромсал остатки врагов, заставив императора зла пялиться в изумлении на опустевшее поле боя. «Ну че, рогатый? Убедился теперь, че Великий не наврал?!» — Гилберту стоило больших усилий скрыть гордость и упоение собой, несравненным и великолепным. Пришлось, увы, ведь если этого ненормального кайзера переклинило от обычной фразы в отчете, на самодовольный вид слуги он вообще взбесится. Посему с поля боя Гил вернулся, усиленно копируя Канаду. Плохонькая вышла копия, однако Зург остался доволен. Даже снизошел до скудного одобрения: — Что ж, вижу, что ты не соврал в отчете. Сражаться ты умеешь. Только, странный у тебя стиль боя. Сам придумал? — Жизнь научила… — скромненько ответил Гил. — Я не обладаю особой силой, как наш придурочный Америка, и до России мне далеко. Вот и пришлось изворачиваться, брать хитростью и увертливостью. — Вижу… — Задумчиво протянул Зург. Ответ прусса ему понравился. Неплохо он приструнил горделивого слугу, вон как тот притих, не лыбится больше раздражающе. — А что ты там говорил про своего начальника? Как его там? Напомни. — Фридрих Второй? — Осторожно осведомился Гил, стараясь не выпасть из роли вечно тихого и учтивого канадца. — Он самый. — Ответил Зург нарочито безразличным тоном. — Чем же он так тебе запомнился среди множества твоих правителей? — Да…а… была пара-тройка причин… — Гил внутренне угорал со всей этой ситуации. Вон как рогатый из кожи вон лезет, лишь бы намекнуть, что ОЧЕНЬ хочет послушать рассказы о Фридрихе, и в то же время сделать вид, что рассказы эти ему нафиг не сдались. — «Керкленд! У тебя появился цундэрешный конкурент, ксе-се-се-се-се!..» Если вы соизволите уделить мне немного своего драгоценного времени и послушать немного, я мог бы поведать вам… — Он покосился на Зурга с робкой надеждой, будто сам сгорает от нетерпения рассказать все новому хозяину. — Ладно, раб… — Зург благосклонно кивнул и встал с места. — Уделю немного времени. Но, сам понимаешь, некогда мне тут сидеть и тебя слушать, поэтому будешь ходить за мной и рассказывать. — Конечно, ваше Злодейское Величие! Рад услужить вам! — Гил учтиво поклонился и поспешил следом за Зургом. Внешне он походил на идеального подхалима, однако же в душе бушевал ураган. Прав был Людвиг, рогатый кайзер — гнилой тип. Подлый и самодовольный. Ну ничего, пронесло Великого сегодня, пронесет и завтра. А пока надо оставаться интересной и покорной игрушкой. — Фридрих родился в Берлине, двадцать четвертого января тысяча семьсот двенадцатого года, при крещении получил имя Карл-Фридрих. Его отец — король Пруссии, Фридрих-Вильгельм Первый, из династии Гогенцоллернов, был буквально одержим армией и войной. Придворные развлечения, мода, галантные празднества были надолго изгнаны из Берлина. Туда им была и дорога. Я тоже не любил подобные глупости, всегда опустошавшие казну, но, увы, и науку Фридрих-Вильгельм не жаловал. Он изгонял из страны учёных с мировым именем! Большая глупость, mein Kaiser, согласитесь же? Вот у вас другое дело, ученые сидят и пашут на благо империи. А при Фридрихе Первом все тупые были, просто жуть. Ведь и во время войны надо уметь думать и использовать новейшие научные знания во имя победы. Поэтому более талантливый Фридрих Второй, который был не только умелым воином, но и очень умным человеком, еще при жизни удостоился титула — Великий. За годы его правления мои территории увеличились вдвое. Первое и самое главное завоевание он сделал уже на первом году своего царствования. О, эта война за Австрийское наследство… — Гил мечтательно вздохнул. — Помню, помню… Император Карл Шестой не оставил потомков мужского пола, а Фридрих отказался признать новую императрицу, женщину, и началась заварушка. В декабре тысяча семьсот сорокового года мы вторглись в Силезию и оккупировали её всю. Практически все города сдались без боя. К концу января почти вся Силезия находилась в руках Фридриха. Затем, весной следующего года была битва при Мольвице. Эти победы показали Европе всю слабость австрийской армии. А ведь подумать только, что Австрия — мой брат! Слабак и слюнтяй. Хилый, трусливый. Он не то что воевать, дома сделать что-нибудь полезное не мог. Сразу уставал, ручки опускались… позорище! Он же, чтобы отвоевать хоть что-то назад, позвал на помощь Венгрию. Бабищу позвал на помощь! Спрятался за женской юбкой! Да Венгрия была более похожа на мужчину, чем этот хиляк! Дала бой моим войскам в богемском местечке Шотузиц, там-то и произошла одна из кровопролитнейших битв в истории войны за Австрийское наследство. Но мы с Фридрихом победили. После очередного поражения австрийской армии начались вынужденные мирные переговоры в Бреславле. Условия мира были следующие — Австрия уступал мне Верхнюю и Нижнюю Силезию, и графство Глац, за исключением Троппау. Только после этого мои войска ушли из Богемии… — Гилберт хотел продолжить рассказ, что Фридрих основал в потсдамском дворце Сан-Суси, резиденцию прусских королей. И что Фридрих лично руководил работой Академии наук, приглашал в Пруссию артистов, философов, музыкантов… Но императору вдруг захотелось послушать про кровавые бои подробнее. Увы, как говорил Ванька — «Хозяин — барин». Пришлось пруссу вспоминать не особо приятные моменты прошлого. Никуда не денешься, раз таков приказ.

***

Ольга Черненко глядела в окно парящего такси, созерцая разнообразные пейзажи планеты Столицы. Странно, но сильной урбанизации тут не наблюдалось. Лишь главный город был застроен, но и в нем хватало зеленых насаждений. Какое же быстрое средство передвижения — парящее авто. Только что была у следователей, в одной части планеты, а уже пересекла несколько часовых поясов. Отличная экономия людского времени. Хотя и встреча со следователями была не долгой. Итак ведь было ясно, что незачем мучить девушку расспросами, она давно все рассказала без утайки. Но посетить их и отметиться она была обязана по правилам. Вот и отметилась, рассказала, что все у них хорошо, и дальше пошла навещать остальных. Лайтер назначил встречу в сквере близ института истории человеческой расы, где работал археолог Керкленд. Место было выбрано не случайно. Ведь сегодня он как и вчера патрулировал на планете Столице, в компании с учеником. А зная отношение Джонса к славянам… Он может и постесняется выказывать тут свою ревность, но лучше перестраховаться. Разрешить ему заскочить к старшему брату, поглазеть на новые экспонаты, помочь чем-нибудь. Что Лайтер и сделал под предлогом — «Ты такой молодчина сегодня! Заслужил небольшое поощрение!» Счастливый янки тут же усвистал к брату, даже забыв набить брюхо. Интересно же — что там нашел этот старый ворчун и его коллеги, пока младшенький трудился у рейнджеров в поте лица? Находка оказалась довольно ценной — куча древних носителей информации из частной коллекции какого-то меломана. Арти в тот день мучался жутким похмельем после безудержного заливания совести крепким алкоголем Торгового Мира. Но и он вмиг протрезвел, когда к нему явился франтоватого вида паренёк, весь расфуфыренный, в дорогом белоснежном костюме-тройке, заявивший, что — «Готов передать во временное пользование коллекцию его достопочтенного рода, хранившуюся в их семье долгие и долгие годы!» Коллекцией оказалось множество виниловых пластинок, тщательно оберегаемых от внешнего воздействия окружающей среды с помощью абсолютно вакуумных коробов из прозрачного материала. — Они хранились в нашей семье поколениями. Увы, для их сохранности их пришлось навеки запечатать в вакууме. Да и устройства для их воспроизведения у нас нет, и технологией его производства мы не обладаем. Посему услышать их звучание не представляется возможным, к моему величайшему прискорбию. Возможно, вы сможете решить сию проблему. Я даже готов позволить вам скопировать их путем лазерного сканирования, лишь бы удостоиться возможности услышать их звучание. Сказать, что у Артура отвисла челюсть — ничего не сказать. Коллекция же пестрела уникальными экземплярами. От парочки у англичанина аж дух перехватило от счастья. Его родимая — «Ливерпульская четверка»! Да этот мир просто обязан услышать их песни! Альфред пришел как раз к моменту, когда старший брат умолял по видеофону одного китайца — сделать для музея хотя бы один проигрыватель для виниловых пластинок! А то сэр Талер уже вовсю занят производством первой копии пластинки, но ее не на чем будет послушать. Янки не стал мешать старым ворчунам говорит о делах. Экспонаты же интересней! Особенно родимые для Америки группы и исполнители, коих в списке коллекции собралось не мало. Жаль их не послушать прямо сейчас. Можно только пялиться на прозрачные короба. Скучно! И живот урчит… Точно! Герой же не поел на радостях! Непорядок! Надо исправить! В сквере рядом с институтом был фуд-корт. Можно купить несколько бургеров и стрескать, пока Арти пререкается с китайцем. Но закупиться Альфреду не удалось. По пути он заметил, что препод сидит на лавочке в компании… сестры чертового комми! «Я так и знал! Базз не просто так такой добренький! Обманщик!» — Альф сжал зубы от возмущения. Выскакивать и истерить он не стал, всё-таки с Баззом сейчас не Россия. Но осадочек в душе парня остался. Препод просто отослал его прочь, чтобы не мешался. Но о чём могли говорить эти двое? Гадать Альф не стал, решив подслушать. Надо только подобраться поближе. Как хорошо, что в скверах полно пышных ухоженных кустов. Прячься, не хочу. Альф засел за ближайшим к лавочке и навострил ушки. И услышанное ему ой как не понравилось! Речь была как раз о России и его прусском подпевале. И что эта плаксивая никак не уймется. Явно же снова напрашивается на утешения. И Базз рад стараться, тратит время на нее, а не на ученика! Успокаивает. Говорит, что… Скоро вернут парней назад?! Альф надеялся, что ему послышалось, или Базз просто продолжает утешать эту плаксу. Но нет. Лайтер на страшной для Джонса фразе не остановился, начал рассказывать, что у них свои способы слежения за императором зла, и как только представится возможность, он лично отправится на миссию спасения ребят. Дальше Альфред слушать не стал. Слишком страшные вещи говорил его препод насчет — «Вернем их, они нам все расскажут. А что не вспомнят, то Мира поможет вспомнить. И будете жить, как раньше!» Ага, будут. Зато бедняжке Джонсу обломится жить, как раньше. Сразу — прощай мечта. И если не упекут в тюрягу, то погонят отовсюду. Хоть самому к тому рогатому идти… Американца всего передернуло от ужаса. Нет, такой судьбы ему не охота! Он сломя голову понесся к брату, напрочь забыв про голод и прочие мелочи жизни. Арти уже закончил переговоры и сидел в своем кабинете, в гордом одиночестве, изучая список всех раритетов, имеющихся у того сноба в коллекции. А коллекция была шикарнейшая. Почти все экземпляры в отличном качестве, да и разнообразие было весьма велико. То-то и настроение археолога витало выше облаков, но, увы, один очкастый тип вынудил его упасть до дна Марианской впадины. — Арти, все пропало! Мне конец! — Горестно взвыл он, подскакивая к брату. — Что?! Что случилось?! — Артур похолодел от паники. Неужели этот идиот ходячий сам выдал их тайну?! — Россию скоро вернут! — Продолжил ныть янки, благо перешёл на родной язык, и никого в кабинете больше не было. — Я только что слышал Базза! Он сказал, что скоро отправится спасать Россию! А он не врёт никогда, когда дело касается службы! Что делать, Арти-и-и?!.. — Что, что… Раньше надо было думать головой! — Арти и сам был готов выть от бессилия. Он только вчера хоть немного утихомирил боль в душе, и вот опять. Да уж, втянул его братец в кабалу, из которой не вылезть. — Но, Арти-и-и… что нам сейчас делать? — Заканючил несносный мальчишка. — Надо же что-то сделать! Что-нибудь! — Он огляделся зашептал Артуру почти на ухо. — Ты говорил, что проклял того ехидного, чтоб его не нашли. Положил его камушек на пиктограмму. Может можно сделать подобное с Россией? Положить чт… — Магия и проклятья — это тебе не шутки! — Артур едва сдержался, чтобы не отвесить оплеуху своему охламону, но взял себя в руки и зашептал: — Как минимум, нужно с умом подойти к выбору вещи для ритуала. — А разве она не должна просто быть сделана или обработана проклинаемым?.. — Удивился Альф. — Только этого мало. Надо, чтобы вещь не… Увы, не дали черномагу договорить. В кабинет постучались. — Да, да, входите! — Ответил Артур, с радостью прерывая неприятный разговор. — Сэр Керкленд! — В кабинет вошёл Джеймс. — Мы просканировали несколько экспонатов нашим новым лазером. Вы говорили позвать вас, когда мы закончим… — Да! Надо же мне проверить… — Артур подорвался с места, явно не желая продолжать неприятный разговор с ходячим несчастьем. Обиженный таким отношением Альф не стал задерживаться там, где — «его не ценят и не уделяют внимание!». Он связался с Баззом, оповестил его о смене планов и пошел прочь из владений вредного старшего брата. Базз уже был один. Видимо украинка не захотела попадаться на глаза неприятелю ее брата. «Ну и правильно! Нечего отнимать у меня его внимание. Один уже доотнимался!» — Альф надменно фыркнул. Но подойдя к его единоличному преподу, тут же нацепил маску паиньки, не знавшего о недавней тайной встрече. — Арти сказал, что пока для меня заданий нет. Они только получили ценные образцы и работают с ними без меня. Мне только смотреть оставалось, а это скучно. Поэтому я вернулся и готов работать!.. — Его прервало громкое урчание живота и Альф виновато добавил. — Только поесть бы для начала. Я же так торопился помогать, что забыл про обед. — Да, пойдем. Я тоже ещё не ел. — Кивнул Базз. Он чувствовал вину за то, что пришлось изворачиваться и отсылать парня прочь, для встречи с сестрой Ивана. И пусть он поступил так во благо, но все равно же обманул парня. Потому дал ему хотя бы выбор места обеда и их меню. — Куда пойдем есть? Выбирай! — Правда?! — Обрадовался Альф и заозирался по сторонам в поисках подходящего местечка. Его выбор пал на тот самый «быстропит», в котором он хотел накупить бургеров и прочих вкусняшек. — Туда! Он было рванул за едой, но вспомнил, что — надо же играть паиньку ученика! — и, подождав одобрительного кивка старшего, пошел к кафешке спокойно. Надо хорошо отыгрывать свою роль. Вдруг удастся уломать Базза ещё на поощрения. Вот уж что точно никогда не будет лишним. Да уж, Лайтер думал, что это он воспитывал Джонса, но на самом деле хитропопый янки сам вил из него веревки. Засранец. И пофиг, что из-за него мучались два хороших человека, лишь бы его никто не разоблачил.

***

Наталья с раннего утра была вся в заботах. Проснулась даже раньше обычного, и чтоб не грустить, нагрузилась кучей дел. Всё-таки угодья у них не маленькие, много за день надо успеть. Особенно без Ванечки и его неугомонного пруссака. Не то чтобы от последнего было так много толка в сельхоз работах, но все же… сено перекидывать он точно бы смог. Тут же просто невозможно накосячить. Это же не прополка, где надо уметь отличать всходы. Белоруске вспомнился случай, как однажды Ванька поручил пруссаку повыдергать слишком густо взошедший на грядках самосевный укроп. Так этот блаженный вместе с укропом и морковку повыдергал. Наташа прыснула от смеха и взялась за вилы. Она могла бы попросить помощи у мужиков, но не стала. Людвиг был занят с птенцами, обучал их правильному проведению силовой тренировки. Ну и правильно. Пусть общаются. Грифончикам полезно будет поучиться дисциплине. А она потихоньку перекидает все сама. Сена же совсем чуть-чуть! А под песню работа пролетит совсем незаметно. — Соловейко, пташечка мала ты. Где же будешь зиму зимовать ты? — Заструился мелодичный голос работящей девушки. — Где же будешь зиму зимовать ты? Где же будешь гнездышко свивать ты? Не лети ты за синее море, чтоб в пути не встретить беду-горе… — пела Наталья от всей души, представляя почему-то своих пернатых подопечных, и оттого песня ее излучала сестринскую заботу о младших непутевых братишках. — Зимой будешь петь в нашей светлице! Есть в ней хлебец и чиста водица. Будет дом наш с песней соловьиной. И зимой нас лето не покинет… За одной песней пошла другая, потом ещё одна и ещё, пока… она не услышала чьи-то шаги. Можно спросить — и что такого в простых шагах? Наверняка ж кто-нибудь из своих шел. И тут-то ошибётесь. Наталья Арловская = не просто девушка, и даже не просто воплощение, а мастер партизанской войны. Ниндзя славянского разлива — как окрестил ее один белобрысый язва, вовремя увернувшийся тогда от берёзового полена. Но он был прав. Так безошибочно распознать, что рядом не просто кто-то идёт, а крадётся. А раз крадётся, значит — намерения у него не добрые. А если бы и были бы добрые, крался бы он по другому. Просто осторожно крался бы, волнуясь, а не так… как крадётся к жертве хищник! И не затих бы вместе с ее песней, будто его тут совсем нет. Так хищники и делают, когда их цель тревожно оглядывается по сторонам. Анализ ситуации занят у партизанки не более секунды. План действий вообще возник мгновенно. Наталья нарочито шумно вытерла себе пот со лба, не забыв попричитать про жару, и снова запела, возобновив работу: — Пускай стоит погодушка, пусть спорится работушка. Погодушка меняется, работушка кончается. — Шаги возобновились, едва слышные за ее собственным пением и шуршанием сена. — Косцы шумят голодные: — Хотя б медку холодного. Не ждет, не ждет работушка, пока стоит погодушка. Потом ждет вас межа, там сладкого медку дежа. Потом ждет вас межа, там сладкого медку… Дежа!!! — На последнем слове Наталья резко развернулась. Миг!.. и вилы из ее рук полетели в непрошенного гостя, а следом и вторые, запасные побольше. Ванечкины личные… — Явился, фашист космический! — Наташа даже не удивилась при виде ТОГО САМОГО синего шпиона, попортившего бывшим воплощениям жизнь. Убивать она его не собиралась — много чести подобным руки марать! А вот захватить его и, кто знает, выпытать — где же ее братик? — вполне можно. Причем, в прямом смысле — выпытать. Чего уж мелочиться. Все равно амбар для сена на отшибе и никого поблизости. Меткие броски вил надёжно зафиксировали обе руки шпиона Зурга, пригвоздив их к стене — никуда не денется! Вон как побледнел! На два тона стал светлее! Ворп действительно побледнел и не знал куда деваться. Если бы не вилы — он бы убежал прочь тот час же — виданное ли дело такая хрупкая на вид девушка, пусть и с суровым лицом, и так быстро его обнаружила и обезвредила! Он было дернулся, чтобы попытаться освободиться, но понял что этот номер не пройдет — девушка подошла так быстро, что он и опомниться не успел. «И судя по всему — шутить она не намерена. Ох, Брагинский, ну и сестры у тебя. С дитями играются и разговоры всё о женском? Она так и вовсе… чокнутая!» — Сглотнув, Ворп всё же ответил: — И вам добрый день, мисс Арловская. С письмом я к вам от вашего брата, Ивана Брагинского. Извините если напугал и заставил вас понервничать, привычка у меня так ходить, сами понимаете. — Тут он отвел глаза и вновь посмотрел на неё, помахав здоровой рукой, в которой был конверт: — Письмо-то возьмете из рук? Или с трупа? Если второе, то давно пора, значит мне действительно стоит… Только вот что скажу — Зург злиться будет. Может я у него слуга никудышный уже, своё отпахал, можно и на убой, а только наверняка ваш брат за меня будет служить. Если не этот белоголовый. Хозяин у нас справедлив слишком, не любит когда кто-то его слуг убивает, это он сам желает сделать. Поэтому предупреждаю, не попадёте и вы под гнев нашего Отвратительнейшего, как ваш брат? — Нужен ты мне больно, руки об тебя марать! — Взгляд Натальи был полон брезгливого презрения. Так она даже на гавно не смотрела, ибо и от него есть польза. А вот на крыс и жуков-колорадов за милую душу и глядела как на мусор, и давила без жалости. Но за убийство этих тварей срок не светил и грех на душу не брался. Не то что за этого типа. Все ж — разумное существо, хоть и гнилое, как фитофторный овощ. Письмо она взяла-таки, самыми кончиками пальцев, подчёркивая всем своим поведением брезгливость даже немного коснуться этого типа. Конверт был тут же аккуратно вскрыт невесть откуда взявшимся складным ножом, незаметно вынутым дивчиной из-запазухи с ловкостью заправского иллюзиониста. Этот же нож Наталья направила на шпиона, пока читала письмо, держа его второй рукой. То что Ванька писал его под строгой редакцией его пленителя, было бы и «младшему очкастому капиталюге» ясно, а не только мудрым на его фоне ежам. Но суть девушка уловила — брату там вполне терпимо, хоть и пугает «жукообразных Латвий». Не тоскует, благодаря его области. А вот кормят плоховато, ибо в своей шифровке он упомянул не барский дошик, и даже не пролетарский роллтон, а какие-то безымянные бичпакеты. — Ясно… — Задумчиво пробормотала она, пряча письмо в карман платья, и глянула на горе-шпиона со все тем же презрением. — Ответ писать надо? — Я… — начал было Ворп, но вспомнил что его чудо-рука всё еще лежит в мастерской и никаких подвижек того, что Ворпу её дадут обратно — нет, и качнул головой: — Пишите, если охота. Но я могу и на словах передать. — На словах… — Наталья фыркнула. — Знаем мы таких гонцов. На словах — добавите отсебятины, недорого возьмёте. К тому же, мне передать охота кое-чего. Но опять же, не факт, что такой вот… — снова сморщила носик, — не сожрёт все по дороге. Или дождется, пока я хотя бы письмо чиркну. Хотя-а… — Осмотрела стык металлической руки шпиона с его плотью и, решив что-то, достала телефончик и вызвала кого-то. — Привет, умница пернатый. Не занят? Грамоту с Елисеем изучаете? Похвально. Но мне помощь нужна. Ага, срочная. Подлети-ка свет наш, Свэллоу, к дальнему амбару, да захвати с собой тетрадь, ручку, и вчерашних закруток штук пять. О!.. — встрепенулась, что-то вспомнив. — И молока крынку, да то перо раритетное, которое для чернил. Ага! Жду! Она спрятала телефончик назад в карман и пристально уставилась на пленника, явно придумывая что-то, а потом… Шпион даже пикнуть не успел, как лишился металлической руки. Девушка-то сразу разглядела, на чем держится искусственная конечность, ну и… — Подержу ее в качестве заложника. Пока пишу ответ братику. Авось не сбежишь без нее. Сам говорил, хозяин твой суров. Неуж-то за отсутствие конечности не накажет? Вот то-то же! — Снова фыркнула она при виде афигевающего шпиона. Ворп вновь лишь округлил глаза и отвел взгляд — лишаться железной руки даже без всяких примочек ему не хотелось. Всё же хоть какой-то протез, без него опять как инвалид. — Хорошо… я подожду, — буркнул он. — Тем более что… приковали вы меня хоть куда этими вилами. Вообще-то я могу убежать… — быстрый взгляд на девушку, — «не убегу я, поняла?» — и шпион лишь вздохнул, уж слишком крепко его прижали вилы, на удивление девушка точно рассчитала силу удара чтобы прижать его руки, — но как же ваш ответ? Вы правильно сказали, мисс, отсебятину ваш брат сразу поймёт. А хозяин — ещё и добавит за самоуправство. Подожду сколько нужно. — Вот и жди. — Казалось, взглядом Беларуси можно было заморозить все живое. Но холод сменился лаской, едва в амбар, пред ее очи, влетел светленький грифоний птенчик с сумкой в руках. Тот при виде хозяйкиного посетителя разинул клюв. Ещё бы. Про этого синего даже среди грифонов легенды ходили, а тут он — пойманный вилами за руку, а вторая — стальная! — в руках атаманши! — Свэлли, свет мой, никому ни слова про… — голос с ласкового стал холодно-презрительным, — этого вот. Он сейчас дождется письмецо, и отнесет к своему хозяину. Ну-ка… — снова заговорила с лаской, — дай-ка мне тетрадку с ручкой, а сам пока… — и она шепнула что-то птенцу. Тот закивал и выпорхнул прочь с крынкой молока. Наташа же подумала немного, грызя кончик ручки, и наконец приступила к написанию письма на одной половине разворота тетради: — «Уважаемый старший брат. Мы с Ольгой не удивлены, что вы с вашим анклавом нашли должность у самого Императора Зла. Спешу заверить, что у ваших мягкотелых непутевых сестер и без вас все в хозяйстве спорится. Угодья обрастают новыми строениями и посевами. Все по графику, без сбоев. Посему прошу не отвлекаться на нас и служить верно злодеятелю, избавившему вас от пустого теряния времени в казенном доме. Как заповедовал дедушка Ленин в своих мемуарах из мякишной чернильницы написанных. Чтобы сам млечный путь пылал от вашего старания…» — Она перечитала написанное ещё раз и продолжила писать на второй половине листа, теперь уже императору: — «Глубокоуважаемый Владыка Зла, мы, сестры Ивана Брагинского, весьма польщены вашим интересом к нашему брату. Позвольте выразить наше признание через скромные дары двух недостойных тружениц. Все очень свежее и вкусное, вчера, нашими хрупкими руками приготовленное. За качество не извольте волноваться. Но ежели считаете, что мы, недостойные, могли попытаться вам навредить или передать вам низкосортную гадость, позвольте снять пробу нашему брату. Он сможет доказать, что дары наши высокого качества. Ещё раз выражаем наше почтение и надеемся, что вы позволите выразить его дарами ещё раз». Наташа перечитала письмо ещё раз и, судя по улыбке, осталась довольна. Глянув на понурого пленника, она вышла за порог, и вот там-то смогла написать братику настоящее письмо. Писала не просто ручкой — чернильным пером, заправленным молоком. Пусть братик будет в курсе всего важного и не волнуется. А уж он-то догадается, что надо сделать. Не глупенький! Закончив с письмецом, она вернулась в амбар, заныкала послание в сумку, и вновь обратилась к шпиону холодным от презрения голосом: — Вот тебе посылка. И чтоб не сожрал по дороге! В письме указано, что дары новому хозяину брата. Если он не поверит, что все съедобно и вкусно, может приказать Ивана все продегустировать. Я не глупая, понимаю, как все у тиранов устроено. — Оу… — Ворп с некоторой надеждой уставился на девушку. — Значит меня всё-таки отпустят обратно? Благодарен вам, мисс, передам всё в точности, я такие жесты не забываю… хоть и бандит конечно. Да и посылку я не трону, как можно! Если это для Императора… хм… и всё съедобное… пусть проверяют кому надо, я не прикоснусь без приказа Зурга. А на словах? Не скажете ничего брату? Ну дело ваше… — Хмм… — Наташа задумалась. Хоть она и намекнула Ване про тайное послание в духе Ильича, но захотелось вдруг подстраховаться. Братик же любил играть с нею в детстве в шарады, так почему бы не поиграть сейчас. — Ладно… Скажи ему, что младшая загадку загадала — «Где млечный путь с ярким солнышком встречается, там и найдешь сокровище на берестяной грамоте». Запомнил? — Где Млечный путь… с ярким солнышком… Запомнил, — кивнул Ворп. И уточнил: — И моему Господину можно сказать? Наташа даже бровью не повела, хотя посчитала это завуалированной попыткой надавить на нее. Знала же с детства, что никому нельзя доверять сразу, особенно всяким мутным типам с бандитской поступью. — Ну-у… — она сделала вид, будто Если этот ваш хозяин любит в детские игры играть, можешь. Однако… — резко нацепила на себя маску братолюбивой маньяки. Даже вытащила из-за пазухи куколку братика на плетеном шнурке и поднесла ее к губам. — Это наше с братиком личное. Мне же с детства мужики казались мразотными, похотливыми, грязными тварями. Кроме братика. Он — идеал! Не то что… — в который раз обдала шпиона холодным презрением, — всякие. Только братик достоин моей любви! Тугодумам объясняю, солнышко — мой Ванечка. Мой ненаглядный касатик. Мое золотко… — жарко поцеловала куколку в то место, где было лицо. — Млечный путь — мои длинные локоны. Увы, он брат мне и целовал лишь щёчку да волосы на макушке… Но моя любовь к нему вечна. Она и выжжена на сердце моем и подкреплена кровью его врагов, убиенных мною во имя моей вечной любви! — Завершив пылкую, страстную речь, снова спрятала куколку брата ближе к сердцу, и заговорила с прежней холодностью. — Короче, ответ — я буду ждать его вечно. Такова непреложная истина! Если вашему императору есть интерес лезть в чужую личную жизнь, валяй, рассказывай. Меня это ваще не колышет… — Сказав это, она одним рывком выдернула вилы и швырнула освобожденному пленнику протез. — Хорошо, мисс… — невольно охнув, и держа протез одной рукой, Ворп опять с опаской стал поглядывать на белоруску, уж очень она не в своем уме — любить брата!.. Но в конце-концов — это не его дело, и не стоит забивать этим голову. — Я вас понял. — Подошел к сумке, положил протез в траву, поднял посылку здоровой рукой, покачал головой на стеклянный стук — банки оказались тяжеловаты — и медленно перекинул черед плечо ремень, вновь странно посмотрел на девушку. В его глазах мелькнуло что-то вроде с сожаления с осознанием — он вспомнил какая трудная была у этих бывших детей-воплощений судьба. Но он тут же отвел глаза, нагнулся, будто за протезом: колени прямые спина согнута, но всё же под конец немного присел. И дотянувшись до своей железной руки и осторожно спросил: — Посылку доставлю, слова — передам. Я… могу идти, мисс? Наташа скользнула по тому безразличным взглядом, мысленно подметив, что маневр синего больно похож на поклон, да и сам он какой-то забитый. Не то чтобы ей было дело до всяких… — Хм… Ты мне щас напомнил кошака в семейке алкашей. Хозяева сами страшные от перепоев, а животина вообще никакая. — Поспешила она объяснить свой пристальный взгляд. Но как-то слишком крепковато получилось даже для нее. Типчик-то сразу поник, видать больное зацепила. Людвиг же рассказывал ей о сходстве синего шпиона с котом. «Ладно, отдам ему молоко, не обеднею!» — Решила она и крикнула ждавшему ее у входа птенцу. — Свэлли, крынка тут? Почти полная? Отдай энтому, горемычному, а то ж не доставит посылку. Окочурится дорогой! — И пояснила остолбеневшему шпиону. — Брат всегда говорил, что негоже гонца голодным в путь отправлять. Неровен час, окочурится по дороге, или заедет в корчму, да налакается, и прощай послание. Да ты пей! — Усмехнулась она. — Зачем мне травить тебя? Мне гонец живой нужен. Пей, и проваливай! — То есть? — ошарашился Ворп, девушка и впрямь тонко пометила его настроение. Он даже подумал «Неужели настолько похоже? Старею… Жалость вызывать — не моё, это ведь всего лишь маска». Да и больно надо, он слишком гордый. А тут… — Почему молоко… мне? Зачем? — он покачал головой и тут же спохватился что рассердит девушку: — Простите, мисс, не понимаю. Почему пожалели? — Он смотрел на птенца топтавшегося рядом и его смущало и нервировало всё — это непонятное молоко, то, что горшок явно полный и одной рукой его не обхватить, а значит надо отставлять сумку, надевать протез, а для этого нужно снять доспех… Не при девушке же? То что молоко явно не отравлено — он это понял сразу, но… всё же не мог поверить и принять что вот так запросто его угощают. Почему? — Свэллоу, соловейко, закрой крынку и положи ему в сумку. Чай, одной рукой неудобно крынку брать. Разольет ещё, переведет продукт. — Улыбнулась она птаху, а шпиону пояснила недовольно, как полному тормозу. — Я ж сказала — любимый мой братик научил, что негоже гонцов голодными гонять. Так что ему скажи спасибо. И проваливай скорее. Мое терпение не безгранично. Мне — работать надо! Птенец молча кивнул, нацепил на глиняную посудину крышечку и сунул ее в сумку. — Понял, простите. Для меня это слишком странно. Не принято так с врагами… — но увидев недовольство Наташи, вновь чуть улыбнулся: — Всё-всё мисс, ухожу. Спасибо за молоко, за то что не убили и за ответное письмо с посылкой. Удачи вам, мисс! И тебе спасибо, птичка! Поняв что не стоит испытывать терпение хозяйки, её помощника и судьбу в целом, он, забрав сумку, развернулся и как можно быстрее пошел прочь к своему звездолету, который посадил где-то в полях. А в голове бились мысли: «Ох уж уж эта девушка. странная, чокнутая… но добрая. Видимо брат научил, а она, чтобы быть к нему поближе, делает как он считает нужным. Зургу этого знать определенно не стоит, не-ет! Да и про её влюблённость — пусть сам Брагинский объясняет, его сестра, он пусть и рассказывает! Это ж надо же в защитнике-брате искать любовь, а! Чокнутая девка! Но силища у неё… Ох, непростая она…» Зато Наталью, повидавшую на свете много дерь… всякого нехорошего… нежданное вторжение нисколько не выбило из колеи. Она дала птенцу отбой, но попросила помалкивать до поры, и продолжила перекидывать сено, размышляя — «А стоит ли рассказать об этом визите Оле?». Все-таки старшая славянка была слишком впечатлительной. Не то что младшая — «Льдышка до мозга костей». «Ладно, подожду ее. Вот вернется Оля домой, там посмотрим. Наверняка она уже закончила все дела…» Сестринское сердце не обмануло Наташу. Оля действительно управилась со всем быстро. Особенно с последним, хоть и сама того не ожидала. Украинка же думала, что ватага детей матушки Люсии будет собираться долго, и придется помогать хотя бы самым маленьким. Но они были готовы к поездке ещё со вчерашнего вечера. Как узнали о приглашении славянок, сразу и собрались, дисциплинированно и сообща. Так что Ольгина поездка по делам оказалась короче запланированной часа на два-три короче. Да только ее приезд на планету Столицу не прошел даром. Глупенький единоличник, горделивый, ревнивый… Джонс так перепугался возможного возвращения России с его прусским подхалимом, что весь извелся от мысли — «Где же достать вещицу чертова комми, чтоб обезопасить себя любимого? И как подложить вещицу на алтарь, о котором рассказал Артур?». Оба вопроса казались американцу почти неразрешимыми. Он же, бедненький, все ещё под рейнджерским надзором. И где ему искать вещицу России, если он вынужден торчать либо в общаге, либо у Базза в гостях? В принципе, можно было попробовать поискать что-нибудь в музее, но… по рассказам Артура, Брагинский там своими руками пока ничего не делал. Только проверял и редактировал какие-то старые данные. Это у Китая, проныры старого, наверняка была уйма всего, сделанного Россией. Но тащиться к нему у Джонса не было никакого желания. Все равно же все вещи будут лежать под замком, фиг сопрешь. Погруженный в свою проблему Альфред, не заметил, как пролетел рабочий день. Ночевать он остался у Лайтера. Все равно завтра снова вместе работать будут. Одно плохо — Лайтер слишком рано, по мнению Джонса, ложился спать. Разумеется, рейнджер и вставал рано, без будильника, даже на выходных. Привык человек, что поделаешь. Пришлось янки смириться с мыслью, что — «Опять его уложат в детское время!», и покорно застилать спальное место на диванчике. За новым постельным Лайтер спровадил подопечного в свою комнату на втором этаже. Мол — там в комоде найдешь. Сам не пошел, ибо был занят разогревом ужина. Альф покорно исполнил наказ препода, поднялся наверх и… нашел-таки столь желанную вещицу России. На комоде, у самой стены, обнаружилась — матрёшка! В том, что это сделал именно Брагинский — сомнений не было никаких. На донышке матрёшки подчерком русского было написано — «Василию от Ивана». «Вот он — ШАНС!» — Джонс без лишних размышлений стал вскрывать матрешек до самой последней, малюсенькой. Вряд ли Базз будет в ближайшее время возиться с этой игрушкой. «А вдруг будет?» — Альф застыл в нерешительности, глядя на зажатую в руке матрешку-малышку. Воровать именно ее казалось палевным. Вдруг все-таки Базз разберет куколок и последнюю, неразбираемую, не найдет. А она наверняка должна быть! Поразмыслив немного, янки взял матрешку чуть побольше, засунул ее в карман, поспешно сложил оставшихся матрешек, и поставил, как было. Потом он взял из комода комплект постельного и рванул заправлять спальное место на диванчике. Лайтер не заметил долгого отсутствия подопечного, все еще будучи занятым готовкой на кухне. А жаль… Выходка с матрешкой обещала принести много бед и не только Ивану.

***

Император Зла просто афигевал от результата поездки своего шпиона к сестрам России. Он же просто приказал отправить девушкам письмо от своего слуги. Да, под его высочайшей злейской редакцией… но не суть. И ожидал злодей простого ответа, возможно даже такого же письмеца, но нет. Эти странные барышни превзошли все ожидания. Вернее — не ожидания. Ибо кто ж знал, что они отправят с письмом — ЕДУ! Пять банок с разным содержимым красовались на столе. В первой, самой большой, литра на три, были набиты всем знакомые огурцы и томаты с какими-то травами и водичкой. Во второй, тоже в большой, в водичке плавали сливы, половинки яблок и чего-то там ещё. В третьей и четвертой было нечто густое и красное, отличающееся только оттенком. «Варенье клубничное и варенье вишневое…» — прочитал злодей, все ещё не веря своим глазам, и посмотрел на последнюю баночку, самую маленькую, грамм на семьсот, с загадочной надписью — аджика. — Чт…то это?.. — Выдавил Зург и, спохватившись, что его голос прозвучал растеряно, поспешил повторить свой вопрос сердито. — Это что такое? — Посылка от сестер России. Попросили передать вместе с письмом. — Оперативненько открестился шпион от банок на столе. — От сестер России? — Зург всё-таки взял лежавшее на краешке стола письмо и пробежавшись по нему глазами, застыл, осмысливая написанное. Стиль письма и обращение автора к нему, пришлись злодею по душе. Вот только эти банки… подозрительно как-то! На словах-то все складно выходило, но… вдруг они чего добавили. Но в письме так же было указано, что они советуют попробовать пищу их брату, если возникнут сомнения насчёт ее качества. Неясная ситуация. Очень подозрительная ситуация! Эх, жаль он уже отпустил Пруссию работать дальше. Можно было бы узнать у него о странных обычаях славян, а не пялиться вопросительно на горе-шпиона, который ничерта не знает. Хотя, что мешает позвать и прусса и русского к себе? Пусть уж постараются объяснить что к чему. Первым пред темные очи императора явился Пруссия. С порога рассыпался в любезностях, но увидев банки и застывший немой вопрос хозяина и его шпиона, хмыкнул, почесал в затылке и выдал: — Надо же. Они и вам прислали гостинцы… — и спешно пояснил. — Обычай у славян такой — еду дарить. — Обычай? — Удивился император. — Да, обычай. Или традиция. Особенно если родственник живёт у кого-то, так вместе с ним присылают такой вот гостинец. Все им, славянам, кажется, что надо накормить всех, особенно бабам… женщинам, то есть. Они и меня откармливали… ну когда Россия меня себе прибрал. — Кормят всех, значит… — Пробормотал Зург недовольно, лишь бы не стоять растерянным столбом перед рабами. А то ж потом шепотков не оберешься, мол — «Императора ввела в ступор обычная еда! Сдает, значит! Не пора ли нам начать революцию?» Развить дальше параноидальную мысль Зург не успел. Прибыл Ванька. Так же с порога начал сыпать любезностями, но, увидев на столе банки, повторил за родимой областью — хмыкнул и почесал затылок. — Сестры? — Выдал он скорее утвердительно, чем вопросительно. Ну ещё бы, варенье даже Мунчаперы не варили, предпочитая всем привычный джем. Не говоря уж о засолке огурцов и томатов в одной огроменной банке. — Так и знал, что они подобное учудят, только найдут подходящего гонца. Это ж — традиция у нас. — Подтвердил он недавние слова Гила, хоть и не слышал их ранее. Это немного успокоило параноика Зурга, раз они не сговариваясь ответили одинаково. Но все равно, подозрительные какие-то это банки… — Сестры, Россия. Они самые. Даже письмо прислали. — Зург махнул бумажкой. — Пишут, что готовы поручиться за качество еды, и даже советуют использовать тебя в качестве дегустатора. — Если вы того изволите… — Ответил Ваня покорным тоном. Он постарался сохранить беспристрастное выражение лица, будто сия еда в банках ему давно приелась и попробует он ее только по приказу. Хотя попробовать хоть ложечку ой как хотелось! И явно не ему одному. Вон же стоит рядом сластёна Калининградушка. Ранее, чемпион по тасканию десертов из-под носа австрийского и венгерской сковородки, а после и конкурент русского по поеданию варенья. Гил тоже виду не подавал, хотя отчаянно хотел хоть капельку сладкого. И чего сестры русского не упомянули в письме и его, как возможного дегустатора. Жадины. Зург меж тем кивнул и рявкнул на жуков, чтоб те принесли приборы дегустатору, да не один, а по числу банок. Ибо ещё чего не хватало, чтоб слуга одной обслюнявленной ложкой все пробовал! Это ж не гигиенично! Да и брезглив был император до жути. Ванька ликовал в душе. Хоть немножко, но он попробует сестренкиных лакомств! Жалко, конечно Гилушку, но ничего не попишешь… — Стоять! — Вдруг скомандовал Зург. Ваня застыл с пустой ложечкой в руке, недоумевая от внезапности. Не знал, что параноидальный мозг господина преподнес очередную дикую мысль. — «А вдруг там всё-таки яд? Вдруг сестры России придумали сей хитрый план, чтобы отравить пленного брата! Коварству женскому порою нет границ. Решили отравить, чтобы он мне не достался! Что умереть лучше, чем оставаться в плену! Или они просто решили избавиться от него. Вон как письмо написано. Все чересчур вежливо. Значит, он их гонял, а они и рады, что брата рядом нет и хотят окончательно избавиться от него! Уж лучше я рискну менее важным пленником!» Пруссия! Ты тоже пробуй! Первым! — Как прикажете, mein Kaiser! — Гилберт изо всех сил постарался сдержать внутреннюю радость. Ещё бы, так свезло! Первую пробу он снял с вишнёвого варенья. — Хорошее! Заключил он, посмаковав во рту пару ягодок. — Даже косточки вынуты! Непереваренное. Сахару в меру… — Добавил он и замолк, искренне не понимая — почему кайзер так пялится на него? — «Ждёт что ли, когда я помру в агонии? Ну он и параноик! Ксе!» Меж тем Зург проматывал в голове все свои познания о смертельных ядах, через сколько времени какой действует и как. Думал, и даже жалел, что приказал пробовать Пруссии, а не какому-то жуку. Всё-таки — ценный пленник! Не такой ценный, как Иван Брагинский, но всё-таки — воин, интересный рассказчик, и успокоитель для России. К счастью, Гилберт не спешил помирать, и явно чувствовал себя прекрасно. Зург осмелел. Все смертельные яды на его памяти убивали за считанные секунды, а уже прошло довольно много времени. А от медленных ядов в его лабораториях хранилось полно противоядий. Только последние яды от такой маленькой порции человека не скрутят. Зург решил, что несолидно стоять и пялиться. Еще чего все решат, будто он и впрямь переживает за какого-то там раба! Ну уж нет. Не бывать тому! — Пробуй следующее! — Кратко рявкнул он. Гилберта не пришлось упрашивать. Схватив новую ложку, он хотел зачерпнуть клубничного варенья, но… передумал. Ванька тоже любит варенье, а Великий вам не скотина последняя, все варенье загребать. Потому он попробовал водички из компотика, попутно зацепив сливу. — Хороший компот! — Кивнул он, выплюнув сливочную косточку в руку. — Только осторожней со сливами. Косточки… — Сам вижу! — Ответил Зург нарочито недовольным тоном, чтоб все убедились — за слугу он НЕ переживал! Хотя понервничать ему пришлось. Но, главное, все обошлось. Еда не отравлена, хотя… странно это и подозрительно. — Даркмэттер! Что ты можешь сказать о сестрах России? Которой ты там письмо отдавал? — Младшей… — Шпион мельком глянул на Россию и… едва заметно вздрогнул. В фиалковых глазах бугая блестел странный огонек, вроде бы и злорадствующий — «Ну как тебе моя сестрёнка? Смог выжить? Молодец!», но и некая доля жалости угадывалась безошибочно. Первым порывом синеликого было желание выболтать все начистоту. Что сестра у Брагинского — на голову ушибленная, вилами кидается, а по кровному брату страстью пышет, как не всякая девушка по жениху. Но Ворп сдержался. Если у этого бугая сестра ТАКАЯ, то самого Россию лучше во врагах не иметь. Тем более здесь, где каждый ходит по лезвию. — Что о ней можно сказать… Сразу видно, она брата своего очень уважает и любит. Своим идеалом назвала его. Что никто с ним не сравнится. Зург молча уставился на Ивана вопросительным взглядом, явно ожидая объяснений. «Спасибо, что не прямым текстом сдал…» — Русский, не глядя на синего сплетника, пустился в объяснения. — Есть такая неприятность, ваше Амператорское Величие. Сестры мои — девицы молодые, красивые, им бы замуж, да не за кого. Наши же… один другого страннее. Вот Франция наш, тоже внешностью красив, и готовит неплохо, да манерам сам всех в Европе учил. Но похабник и бабник жуткий… За каждой юбкой бегом несётся. И не за юбкой тоже. Даже соседа своего, Англию, доставал недвусмысленными намеками. Срам один! Англия же — та еще змеюка подколодная. Хитрый, зараза, очень любит заговоры плести. Так он бы взял мою сестрицу в заложницы. Исподнее пришлось бы за ее жизнь отдать. С ним как свяжешься, хорошо, если голышом, да своими ногами уйдешь. Китай не даст солгать. Сам чуть не помер после знакомства с Англией. А ведь древняя нация, поболее четырех тысяч лет прожил. Вот потому и за китайца сестру не отдать. Он же — дед древний, а выглядит аки моложавый парень. Иль брат его, Япония, простых людей боящийся до дрожи в коленях. А девиц, так тем более. А про недруга моего горлопанного, недоросля очкастого, вообще промолчу. Он же блаженный на всю голову буйную. Там мозга нет, один лишь ветер воет. Но пакостить горазд. Этим он пошел в старшого братца, Англию. И за кого мне сестер отдавать? Разве только за его младшего, — кивнул на Гила, — хотел хотя бы Олюшку выдать. Людвиг же парень — загляденье. Умный, сильный, сурьезный. Не разговорчив малость, но это не беда. Я ж заради нашего славянского союза с ним двоюродного родственника решил отдать в приданное. Польшу, то есть. Разделить юродивого родственника пополам с возможным зятем. Ан, не вышло. Этот… — снова кивнул на Гила, — таки подговорил его на войну. И вот как быть, если никому кругом доверять нельзя, одни завоеватели да юродивые кругом? Вот младшая и разочаровалась во всем роде мужском. Только мне и верит. Знает, что я слово свое завсегда сдержу. Зург слегка опешил. Странный этот тип, Россия, о чем не спросишь, вываливает на тебя целый ворох откровений. И ведь не видно, что врёт. В глаза смотрит прямо, говорит… явно искренне, без увиливаний. Сие поведение Злейшеству нравилось, хоть и было непривычным. Он даже мысленно согласился с рассуждениями Ивана, что свое отдавать, тем более кому попало — урон престижу и самолюбию. У любопытного Зурга тут же возникли еще вопросы — «А нормален ли сам Иван? И как он относится к помешательству младшей?». Но задавать их вслух он не стал. Мнительному мозгу императора требовалась нагрузка, чтобы хоть иногда отвлекаться от параноидальных мыслей, и свою тему для отвлеченных размышлений он пока получил. И как-то сразу стало спокойнее, и странная посылка уже не кажется напичканной ядами. Не то, чтобы он теперь передумал завершить дегустацию… Зря что ли Пруссия рассказал ему о придворных дегустаторах, имевшихся у каждого уважаемого владыки. — Ладно. Поди сюда, Россия. — Протянул император как можно более безразлично. — Как прикажете… — Ваня покорно подошёл вплотную к столу с банками. — Раз уж твои сестры сами предложили тебя в качестве дегустатора, пусть будет так. Эй, слуги! — Окликнул Зург жуков. — Запишите на видео, как Россия пробует оставшиеся образцы. Будет им доказательство, что у Императора Зла… — замялся, подбирая словечко из подцепленных у России, — не забалуешь! — Ваша истина, Амператорское Величие! — Поддакнул Ваня чуть ли не благоговейным тоном, мол — какой вы у нас прогрессивный и мудрый, слов нет! Так быстро перенимаете все новшества! Зургу реакция русского пришлась по вкусу. Хорошие, понимающие слуги всегда были на вес золота. В снизошедшем на него благодушном настроении, он даже соизволил выслушать Ванькино предложение — «Позволить Пруссии тоже участвовать в дегустациях, для чистоты эксперимента. А Людвиг, знаючи об этом, сам будет контролировать качество угощений… если, конечно, будет на то ваше высочайшее соизволение». Соизволение было получено, к радости прусса и превеликому афигу шпиона. После чего Ваньку с Гилом засняли за поеданием парочки соленых огурцов, и отправили последнего вместе со шпионом на дальнейшую стажировку. На столе осталась одна, последняя баночка. — Аджика… — Прочитал Иван этикетку на родном языке и пояснил: — Аджика эта — островатая штука. Не самостоятельное блюдо. Ее надо с чем-то, а то ж… рот можно опалить. — Да-а-а? — Зург уставился на баночку с неподдельным интересом. — Так пробуй скорее! — Как изволите… — Ваня почерпнул ложечкой острую закуску и отправил в рот. Он острого не боялся, но аджику, настоящую, по старинным рецептам, уважал. Как горчица рот не сожжёт и нос не заложит, но все равно вещь дюже пикантная. Зург смотрел на слугу во все глаза, только что слюной не капал. А может и капал, фиг его знает. За маской было не видать. Остренькое злодей любил! — Как видите, ваше Амператорское Величие, угощения абсолютно безвредны и готовы к Вашему монаршему употреблению. Будут ли у Вас какие дальнейшие повеления? — Иван учтиво поклонился, стараясь сделать вид, что не заметил императорского взгляда — «голодающего с Поволжья». — Иди уже, работай дальше… — Отмахнулся Зург, лишь бы скорее спровадить слугу и самому уединиться с баночкой аджики в своих аппартаментах. Но тут же резко окликнул Ивана снова. — Да, и забери это. — Оторвав половину письма, положил Ванькину часть на стол. — Читай вот, что тебе сестры советуют. Служить, живота не жалея. Иди, выполняй. — Слушаюсь, ваше Амператорское Величие! — Ваня отвесил полупоклон, сцапал свою часть письма, и свалил с глаз повелителя «по добру, да по здорову».

***

Встретившись вечером в своей комнатушке, русско-прусский дуэт ждал пересменки надзирателей с особым нетерпением. Хотелось поболтать спокойно, без лишних ушей. Рассказать о прошедшем дне, поделиться наболевшим, поддержать друг дружку. Ну и высказать недовольство. Куда ж без этого в таком-то месте. А пока оба маялись своими вечерними делами. Гилберт — строчил мемуары для злобного кайзера, Иван — опять стирал в раковине, за ширмой санузла, свои с Гилбертом носки и кое-что более личное, бормоча сердито что-то об отсутствии сменки. Гил тоже был не в восторге, то и дело поправляя штаны в области паха и бубня о «дефиците труселей в местных казённых палатах». Их же забрали, в чем были. По одним труселям на попу! Верхнюю-то одежду можно было освежить в прачечной. Положить в шкафчик перед отбоем, утром забрать свежее. А вот исподнее оба пленника отдавать туда не спешили. Ладно уж, сменную верхнюю одежду им должны предоставить уже сегодня. Особую служебную форму, по личному указанию императора. А вот с труселями был напряг… не дай боже, случится что с ними, новые фиг достанешь. Потому ребята не рисковали. Да и самим неприятно — такую личную вещь отдавать на стирку тараканам. Плюс — в чем им спать, если они и верхнее сдадут в прачку, и нижнее? В принципе, можно было бы, если бы не камера под потолком. Вдруг приспичит по малой нужде, а ктось в камеру подглядывать будет?! А так, за пол часа постиранные труселя быстро высохнут «на батарее», потом ребята наденут их и сдадут в стирку штанишки. — Все! Я закончил стирать свои носки! Свои сам себе постираешь, я тебе не прислуга… — Заявил Иван ворчливо, выходя из-за ширмы. Хотя он и носки Гила постирал бы спокойно, но — конспирация же! А то ж засмеют за спиной — грозный РСФСР теперь у области на побегушках. А завтра будет очередь прусса — прачкой пахать. — Непременно. А что с… просушкой? — Гил словно невзначай уставился на лежавший с краю стола листок. — Жара в батарее маловато, но за ночь высохнут. — Ваня не глянул на листок, чтоб не привлекать к нему внимание. И так стоило больших усилий дать понять области, что на обороте было тайное послание. Умница его младшая, повторила хитрость Ильича с молочными посланиями. Да вот оказия вышла — негде тайно подогреть письмо, чтобы невидимые молочные письмена проявить. — Ясно… — Гил вздохнул и направился в санузел. Наверняка в том послании было что-то и о Людвиге, но прочитать, увы, пока было невозможно. — Нам бы утюг… — Да где ж его возьмёшь… — В такт области вздохнул русский. Утюг бы действительно решил бы кучу проблем, но… Зурга попробуй, о чем попроси! Может и выдать вещь, а может и покарать за наглость. — «Хотя… если обыграть это дело правильно…» Иван присел на край кровати, обдумывая — как бы выклянчить у хозяина столь нужную вещь? С ним не только тайное послание прочитать можно, но и быстро высушить труселя! Его отвлёк стук в дверь. «Вещи принесли!» — Понял Ваня. Был бы это хозяин, вломился бы без стука. А кому ещё могло приспичить заявиться так поздно вечером? Только курьеру со шмотками. Опять какому-нибудь таракану. «Таракану-пруссаку!» — Иван открыл дверь и… на пороге стоял сам — «шпион-гонец-жертва-беларусской-неприветливости», как окрестили Даркмэттера за глаза ребята. Губы русского сами собой расплылись в привычной улыбочке, от которой когда-то тряслись прибалты, и всегда бесился янки. — Здрасьте! А мы уж заждались! Давай вещи, товарищ Печкин, аха! — Не дожидаясь ответа от опешившего шпиона, Ванька безошибочно сцапал верхнюю стопку вещей, цвета хаки и начал развитать обновки на кровати, бормоча. — Летняя форма Великой отечественной?.. С цветом чутка не угадали. И материал малость не тот. Не хлопковый… Но два нагрудных накладных кармана с клапанами и пуговкой есть. Отложной воротничок тоже туточки… и рукава с обшлагами… И планка от горловины до низа нагрудных карманов… петлиц нет — это упущение! Хотя-а… какие ж мне тут погоны вешать? Сойдёт! А чтось со штанами?.. Штаны бывшее воплощение РСФСР встретило более одобрительно, но все же посетовав на неправильный оттенок. Вышедший из санузла Гилберт, на бурчание отечества, только усмехнулся, и пояснил ожидающему в дверях шпиону: — Не обращай внимания. Все ж — почти родное критикует. — Цыц! — Гаркнул Иван для порядка и удалился с формой в освободившийся санузел. — А что за Печкин? — Осведомился Ворп полушепотом, все ещё не отойдя от знакомства с младшенькой сестрой бугая. Если уж та девчонка отбитая, русского надо опасаться ещё больше, чем раньше. — Ай! — Гил хмыкнул. — Это из его фольклора! Легендарный почтальон, доставщик посылок. — Вы там поосторожней с фольклором-то, — тихо хмыкнул шпион и покосился на Ивана, с улыбкой разглядывающего форму. — Он вроде, сказки любит, но страшные. Так что за Печкин-то? — повторил шпион погромче. — Что за фолклор? Моему Императору будет интересно узнать что за личность. Историческая? Грозная? Ваня возвел к потолку аметистовые очи. И как он мог забыть, что тут все — ябеды-корябеды? Узнают чтось интересное, и бегут наперегонки к хозяину с доносом, аж запинаются. Прям как в годы репрессий — ты не донесешь на соседа, он на тебя донесет. Кто первым прибежал в НКВД, тот выжил. Если, конечно, опоздавший не отбрешится, возведя на ближних ещё больший поклёп. — Печкин… — начал вдруг Ваня задумчиво, словно вспоминая. — Печкин… Это не личность, как таковая. Не определенный человек, а собирательный образ беглых душегубцов и бандюков. После второй мировой, и моей — Великой отечественной, таких много было. Ктось дезертировал из штрафного батальона, куда собирали заключённых. Ктось бывший карателем в услужении фашистов, казнившим своих же соотечественников, а потом подавшийся в бега, дабы его не расстреляли за предательство… Много таких было. А территории мои были велики. Много всяких деревенек было в лесах. Прибьется к одной такой неизвестный мужичок. Жалуется слезливо, что — «Воевал я, себя не жалел! А как домой вернулся — нету хаты и семьи. Всех перебили фашисты проклятые! Вот и пошел я, куда глаза глядят…». С него документы спросят, а он им тянет обгорелые, где только имя и печать разобрать можно. А документики-то у трупа хорошего человека забраны. И жили пропащие люди под чужим именем в деревнях. И принимали их охотно. Чай, после войны мужиков-то почти и не было. Любому люди были рады, не зная, сколь гнилой тип в доверие втерся. Сегодня — хороший сосед, а завтра — вырезал всех, ценности забрал, да и ушел. Велика Россия, прячься где хочешь, никто не найдет… — Иван многозначительно глянул на прифигевшего от баек прусса и закрыл дверку санузла. Переодеться решил. Ворп покосился на закуток санузла из которого разносилось довольное бормотание РСФСР и спросил Гила: — А причем тут Печкин? Или твой друг имеет в виду что пришел человек из ниоткуда и он может получить любую профессию? То есть вот так, запросто? Безо всякой проверки или экзаменов с комиссиями? — После войны-то? — Гилберт хотел хохотнуть, но лишь снисходительно улыбнулся. Откуда жителю развитого будущего знать о тех дремучих временах. — Русский же сказал — народу было мало. Любой здоровый мужик был на вес золота. Да и обучиться чему-то даже с нуля было не так уж и сложно. В том смысле, что профессии тогда были попроще. Да и че надо было уметь в деревне-то? Паши, сажай, скотину расти. Потому почти все беглые и сидели в деревнях. Особых умений не надо, только физическое здоровье, остальному научат. — Не умеешь? Научим! Не хочешь? Заставим! — Донеслось из санузла. — Партия сказала — надо! Комсомол ответил — есть! — Интересно у вас было… — пространно ответил шпион, он и раньше не мог подумать что после какой-то войны не было мужчин и в глуши на отшибе жили беглые преступники. «Сейчас-то хрен убежишь, браслетик на руку или на ногу или жучок под кожу и всемирная сеть подскажет где ты», — хмыкнул он и всё же уточнил хотя бы для себя: — Я так понимаю интернета у вас тогда не было? А хотя бы телефонная связь была? Ну хотя бы в городах? Или… хоть какое-то средство связи было? Вроде было раньше что-то вроде… телеграфа. Но это по проводам, я угадал? и только в крупных городах? — По проводам… и в крупных городах. — Кивнул Гилберт, внутренне угарая, как же у шпиона вытянулось лицо от удивления. — И то не позвонишь толком. Все шипит, дребезжит, связь может отключиться… С телеграммой проще. Заплатил за каждое слово отдельно и отослал. А в деревнях и мелких поселках долго-долго не было связи. Только письма. Зато напишешь от души целую поэму… и ждешь пару месяцев, пока оно дойдет. И столько же ждать ответного письма, если тебе, конечно, его напишут и отправят. — М-да… Может быть твое письмо затерялось, не дошло. Напиши еще разок! Ты слышишь.? — Донеслось нараспев из санузла. — Тьфу! Не то! Это ж из более современного. Знаю! — Послышался кашель, а за ним и мелодичный напев. — У нас на дворе листопад, рябины в калитки стучатся. Я жду твоих писем, солдат, а письма приходят не часто… — Дверка в санузел открылась и оттуда вышел типичный солдатик времен ВОВ, в летней шинели, брючках и даже с пилоткой на голове. — Ну, чего смотришь, немчура? Надевай ужо свои фашистско-пилотские облачения. Ворп только головой покачал, здесь песен он ни разу не слышал и ему это было дико. Дико что бывшие враги живут в мире, а по сути… — А что, ты разве пилот? — до него в то же мгновение дошло как Иван обратился к своему цепному псу. — Ты разве брату помогал не на земле? — И на земле и в воздухе. Везде, где приказывали… — Поспешил свернуть сию тему прусс. Как бы Великому не нравилось рассказывать другим о себе любимом, но ежедневные долгие допросы злобного кайзера нехило вымотали его. — Жизнь воплощения — штука долгая. За многие века кем только не научишься быть… — он тоже взял свои вещи и, отойдя к кровати, начал рассматривать китель цвета «берлинской лазури». — А скажи-ка мне, гражданин шпиен, чай, ты не просто так сейчас — «Печкин на пол ставки». — Сменивший свою область у дверей Ваня, выжидательно уставился на гостя. — Мне надо написать очередное письмо? Угадал, да. И какова тема? Уточнить надо — какое из угощений наше Амператорское Величие почтил своим снисхождением, чтоб его прислали поболее остального? — Угадал… — Ворп ничему решил не удивляться. — Только ты своей сестре-то скажи чтобы полегче со мной А то что придумала — вилами меня к стене приперла! Да ещё и говорила всякое! — вдруг взъерепенился шпион и тут же поутих. — Правда сказала что ты её таких как я научил жалеть. — Но всё равно! Обидно, знаешь! Не желаю чтобы меня вот так вот — жалели! От бывшего друга — нахлебался! Так что скажи что я тут — посыльный на службе зла, если хозяину скажу, он обозлится. Не хотелось бы чтобы от дома остался один пепел. — Ох, Натуся… — Ваня вздохнул. — Ну, вот такая она у меня… дикая. Тигра бенгальская в платье. Детство было сложным… Кхм… — Стушевавшись от внезапных откровений, «солдатик красной армии» отошёл от гостя, а потом и вовсе присел за столик для написания письма. — Значит-ца так… — он обозрел письменные принадлежности, выдрал чистый лист, повертел в руках ручку и приступил к написанию письма, комментируя вслух: — «Сестрицам моим от единокровного братца, Ивана Брагинского. Дары ваши наше Амператорское Величие почтил своим вниманием и великодушно позволил вам далее присылать ему плоды трудов ваших рук. Особливо…» — Глянул на шпиона для уточнения. — Что более пришлось по вкусу господину? А что не по нраву? Может, надо внести изменения в рецептуры? Ну, чтоб не так сладко было, или не так кисло, или остро? — Что-то там острое было, — начал передавать пожелания Зурга шпион, — ажика кажется. Нет ли приправы поострее? Сливовый компот вроде бы не понравился, приторный. И варенье не так часто ему нужно. Слаще чем джем. Но вишневое вроде ничего и клубничное тоже. Могут твои сестры сделать джем? — Ну, варенье тем лучше джема, что хранится дольше. Могло всю зимушку в погребе простоять и не испортиться, а зимы у меня долгие были. В Сибири вот — с октября до апреля, посчитай — семь месяцев. Больше половины года! Во как! Значит… сладкое не особо любит? Хозяин — барин, ему видней… — Пробормотал под нос Иван последнюю фразу и снова начал писать. — «Варенье не шлите боле. Чай наше Темнейшество — солидная личность, а не дите малое, чтоб до особливо сладкого падким быть. А ежели хотите прислать сладкое, то чтоб было не приторным. Джем заместо варенья и компоты не переслащивать! А вот острое господину нашему пришлось по вкусу. Пришлите еще аджику, да поострее! Можете и…» — задумавшись, снова обратился к Ворпу. — Он прям острое-острое любит? А то ж есть у нас две приправы, от которых при неосторожности слезы из глаз могут потечь — горчица и хренодер. Их вообще по чуть-чуть надо, тонюсеньким слоем на хлебушек и с мясным. Или вообще — маринованные острые перцы. Или это слишком? Даркмэттер задумался, а стоило ли выдавать тайну что его господин действительно любит острое? А вдруг отравят? Но сам Зург приказал ему не слать всяких сладостей, не любит он такое. Вернее ест, но не так часто. А насчет острых приправ — приказа не было. Но ведь Ворп видел, что в той баночке, где лежала красная смесь — ее было совсем на донышке. Значит та странная штука — аджика, так сильно понравилась Зургу, что его Темнейшество не удержалось и отобедало на рабочем месте. — Пусть пришлют, но немножко, на пробу, — рискнул ответить Ворп, чувствуя что за его самодеятельность ему в будущем когда-нибудь попадет — смотрел куда не надо. — Но первую пробу снимать будете сами, ты или твой друг, учтите. Эти приправы можно поставить по нарастающей или они одинаково горло дерут? А эти перцы? — Дерут! Ой как дерут! И перцы тоже. Это ж просто чилли, маринадом залитый. Но на пробу можно и прислать. Вот только бы с чем? А то ж немчура сгорит заживо от одной ложечки хренодера! А, фашист недобитый? — Повернулся к Гилу. — Ну так и напиши, чтоб прислали на пробу помимо острого то, на что это можно будет намазать. Пирог мясной, там, или еще что-нибудь… — Буркнул уязвленный Гилберт и, по примеру русского, скрылся с формой в санузле. А то бедные «фаберже» исчесались в синтетических штанах без исподнего. — Пирог… Логично… — Ваня начал было снова писать, но остановился. — А к жирному он нормально? В том смысле, что горчичка хороша да под сальце с картошечкой. Хотя-а… вряд ли. Не всем нравится почти чистый соленый свиной жир. — Лучше не рисковать, — Ворп сам не понял как сказать покорректней и одновременно не обидеть вкусы своего господина. — Пусть будет мясной пирог. — Агась… «мясной пирог… — Ваня поразмыслил еще немного и продолжил писать. — Можете и горчички с хренодером прислать на пробу. И перцы в маринаде. Но положите к ним мясной пирог, чтоб было с чем кушать…» — Тут он отвлекся на сдавленное ворчание из санузла. Оттуда доносилось что-то на русском про стертые «фаберже» и все еще мокрые шмотки. — «М-да… Гилушка так долго не протянет. Останется к пасхе без главного… Прости, Господи!» «Не жадничайте уж сестрицы. Лучшее выбирайте! Чай, не простой личности угощения шлете, а — Амператорскому Величию! Собирайте посылку от всей души, как завсегда бабы слали служивым и генералам их…» — попробовал он вставить намек не только на еду, но и на вещи в посылке, ибо из-за дверки слышалось на русском, что — женитьба рыцарю не светит, если тот еще пару вечеров так проведет… — «Гила надо спасать!» Ну-ка, проверь, все ли верно в письме? — Поманил шпиона к себе, тот подошел, чуя личную выгоду, и не прогадал. Брагинский обратился с личной просьбой к шпиону полушепотом: — А ты сможешь передать сестренкам кое-что от меня лично, как мне передал про молочную речку? А они в благодарность одарят тебя, как гонца. Просто вещица одна нужна, чтоб стрелочки на брюках хорошо отглаживать, ежели нам тут утюг выдадут. А… выдадут ли? Или лучше сразу сестренок и об утюге попросить? А то в мятой форме самим противно ходить. Не по-военному это. Даркметтэр скользнул взглядом по письму и ткнул пальцем: — Вот на это он может обидеться. Переделай. А то не каждый любит когда его хоть и косвенно но дитем малым называют. — И сам прошептал: — Если ты про утюг, то могу отдать свой, это не проблема… Слушай, а давай так, в случае чего ты скажешь Зургу, что это ты решил написать сестрам по поводу приправ, а я отдам вам свой на время? У меня дома есть ещё один, при случае заберу, а вам тот отдам навсегда. Идет? — и вновь сказал нормальным голосом: — Лучше переделай, от души советую. — «Ого! А шпион-почтальон тоже не промах! Ужо и требования выдвигает!» Ладно, перепишу! — Иван вырвал новый листок… вернее, даже два, и начал переписывать на первом листке послание, нарочито громко декламируя это дело вслух. Почти дописав, он как бы невзначай написал на испорченном послании — «Раз такое дело, может сразу договор составим? В отдельном письме моим сестренкам?» — и, постучав по написанному ручкой, мол — «Прочитай!», начал строчить на втором листке. — «Натусь, гонец нас выручил утюгом. Не бузить на него, раз ведет себя не по хамски. Ему — нормальных угощений и вежливый прием, нам с Гилом — «комплект первой солдатской необходимости». — Вот теперь нормально. — Ворп, пробежав глазами написанное про договор, довольно кивнул: — Всё верно. Идет. Вот за адекватный прием у твоих сестер — большое спасибо. Пока мой хозяин не прикажет — я могу с людьми и относительно по-хорошему. Вы же знаете, моё дело — сторона, не я же тут самый главный. — Вот и славно! Тогда, сейчас… — Иван быстро-быстро дописал оставшееся и, сложив оба листка — официальное писмо просто пополам, а личное с договором — трехугольничком, передал их Ворпу и рыкнул: — Немчура, где ты там застрял? Дай хоть глянуть — нормально ли форма сидит? Выходи! Дверка санузла открылась и на пороге показался многострадальный прусс. В форменных штанах без исподнего спереди жало не так сильно, только шов в попу врезался. Потому Гил остался стоять в дверном проеме, во всей красе: — О чем вы там договорились? — Да так… — Ворп еле слышно охнул, пилотская форма темно-синего цвета ему понравилась больше, чем черная официальная у его брата. Хотя и та тоже была хороша. — Посоветовал переписать письмо, чтобы Император не обозлился. Ну я пошел? Отнесу Императору на прочтение, а потом — к твоим сестрам. Передать ли им что на словах? — Да-а… — Ваня задумался. Изначально он хотел передать Наташе фразу на беларусском — «Нам срочно нужны труселя!», но проблема уже решилась. Дать им что ли намек, что он знает о «молочных» письмах? — Передай, что ее напутствия приняты к сведению. Буду и впрямь следовать завету Ильича — трудиться и еще раз трудиться и млечный путь точно зажжем. — Хорошо, понял, — Ворп решил не вдаваться в то, что это всё больше и больше походит на какую-то загадку или шифр, но сейчас все эти слова ни к чему не пришьёшь, вдруг у этой семейки и впрямь нежные чувства к друг другу. Вернее нежные у сестры России, а Брагинский как обычный мужчина просто не любит нежничать с женщинами. А с сестрой жить — тем более считает чем-то неприличным. — Ладно. Удачи вам обоим… — Он небрежно махнул на прощание и пошел по делам. Гилберт рассеянно глянул шпиону вслед, потом перевел на русского взгляд, томящийся немым вопросом: «Русский, колись — че тут было без меня? Жопой чую — вы о чем-то договорились!» Ваня едва заметно кивнул в сторону камеры, мол — «Потерпи!». Он итак чуть не потерял осторожность при разговоре с Даркмэттером. А ведь тут это чревато. Разве что можно чиркнуть еще кое-что на испорченном письме, что Иван и сделал, прежде чем уступить пруссу место за столом. Гил фыркнул недовольно и вернулся за стол, для написания «мемуаров». Но едва он глянул на листок с писаниной Брагинского… покраснел похлеще томатов, росших когда-то в огороде Испании. «М-да, уж. Прав был Людвиг. Капец, какое это стремное местечко, раз ради предметов личной необходимости приходится проходить через ТАКОЙ геморрой с шифровками!» — Гилберт не знал, плакать ему или нервно ржать от происходящего. Но спасибо он Ваньке сказал. Одними губами, зато от всей души. Он-то понял, что значила надпись: «Чехлы для твоих фаберже заказал!» А в это время, далеко от проклятых территорий Зурга, старшая славянка пребывала в великом шоке. Младшенькая рассказала-таки ей о незваном госте и что не зря Ванечка научил ее вилы метать. А еще, что ей позарез необходимо научиться стрелять из бластера и приобрести оружие. Так… на всякий пожарный. А то неспокойно тут, в будущем.