Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Бывшее воплощение Российской Федерации, он же Иван Брагинский держался, как мог. Да, он прожил много сотен лет под гнетом самодуров-начальников и в окружении не слишком-то дружелюбных к нему соседей, но то в былой жизни государства. Тогда он был более… стойким ко всему, что ли. Среди сотен тысяч голосов своих граждан в голове порой можно было не слышать собственных мыслей и чувств, а сейчас… Сейчас же ему было до одури обидно и больно, что приходится играть роль страшного РСФСР. Что новый хозяин желает видеть его, простого и доброго в душе парня, таким же жестоким монстром, как сам. Вот и приходилось бедняге скрепя сердце играть ненавистную, но, увы, привычную роль «пассивно-агрессивного психопата» и надзирателя заодно. Этим утром тоже пришлось ходить-бродить по крейсеру с «волшебной палочкой» в руках, да местных работников стращать одним лишь своим присутствием. А ведь ему было жалко всех. Мозговиков, за то что они остались бедные глупышки без тел и теперь работают сутки напролет. А жуков… таких маленьких, таких забавненьких… жалко, потому что — махонькие и слабенькие! И почему тот синий недобитый назвал их тараканами? Им бы точки поставить на спинках, один в один будут — божьи коровки! Взять бы одну такую букашку на ручки… как Латвию… тот тоже махонький был… обнять... пожалеть... выслушать все их несчастные судьбы... Но нельзя! Надо их пугать! Хорошо недолго продлилась эта пытка над бедным любителем всего махонького и симпатичного. С какого-то рожна Императору приспичило срочно вызвать Россию к себе. «Хозяин — барин!» — вздохнул про себя Ванька и поплелся в походный тронный зал. Хозяин был в удивительно приподнятом настроении. Зург хоть и старался держаться перед вошедшим слугой недовольно-заскучавшим, но многолетний опыт, как говорится — не пропьешь! Ванька многие годы безошибочно определял настроение хозяев и был абсолютно уверен: «Доволен, гад рогатый! Не ясно пока — чем, но доволен, его вреднейшество душегубное!» Показывать, что он распознал настроение хозяина, Иван не стал. С таким параноиком, каким его обрисовал друг Василий, покажешь свою чуткость к его эмоциям — фиг знает как он отреагирует. Может и доволен будет, а может и запереть в шахтах, от себя подальше. Потому русский просто поклонился и доложился, как встарь, перед своими самодержавцами: — Утро доброе, ваше Амператорское Величие! Ваш покорный слуга явился по первому зову, желаете ли услышать его доклад о соделанных за сегодня делах? — И после кивка Зурга, продолжил: — Я, как мне было приказано вашей светлостью, стращал всех, дабы не ели хозяйский хлеб зазря. Правы вы, император, глаз да глаз за ними нужен. Вчерась вечером, в конце смены они едва передвигались. Пришлось достать дарованную вами для их воспитания мою стальную помощницу. Не сочтите за дерзость, но я ее назвал «волшебной палочкой». У меня раньше была похожая. Я её только достану — все как по волшебству работать начинают. А огрею кого — так у бездельника сразу звездочки красивые вокруг головы летают. Так и ваши слуги сразу оживились, забегали, доклады начали тащить и дела доделывать. Некоторые даже сверхурочно остались. Сегодня даже не пришлось доставать мою «помощницу». Едва я подходил к ним, эти трутни сразу начинали трудиться усерднее, дабы не навлечь на себя кару суровую. Слушая своего слугу Зург не снизошел до словесной похвалы, а лишь кивнул в знак одобрения. Хотя доволен он был весьма-весьма. Давно он желал заполучить такого толкового раба, чтоб и развеселить когда надо мог, и других с удовольствием гонял бы этой своей… как там ее?.. волшебной палочкой. — А скажи-ка мне, Россия, ты любую взятую в руки тяжелую вещь можешь использовать как оружие? — Вдруг спросил рогатый владыка. Видимо от скуки снова требовал увеселений. Ванька чуть замялся, будто припоминая. Ему хватило ума не расхвастаться, что он-то реально может отметелить врагов всем, что под руку подвернется, лишь бы вещь была покрепче, чем плоть недруга. Неровен час новый хозяин захочет проверить… как те полудурки, что когда-то послали его ради забавы переть на танк с голыми руками. — Не все и не сразу, увы. Нужно ж потренироваться, пообвыкнуть с новым «оружием». Это такие вот «палочки» могу использовать сразу. То, что сразу в руку ложится и привычно моим рукам, как меч, копье или топор… это такой заточенный кусок металла на конце толстой палки, топорища. Еще вилы неплохи. Ими можно пропороть врага насквозь, как тем же копьем или рогатиной… — Поняв, что его все-таки понесло в рассуждения о разных приспособах для рукоприкладства, Ванька отчаянно захотел сменить тему разговора. И, о как же вовремя он вспомнил о рогатине! — Рогатина, кстати, такое своеобразное копье и использовалась моими людьми в охоте на одного из самых опасных зверей моих лесов — на бурого медведя. Громадное такое животное, ростом поболе человека, с когтями такой длины, аки у людей пальцы. Потому охота на него, да с рогатиной заместо ружья, считалась очень рисковым, но почетным делом. Охотник с рогатиной в любые времена демонстрировал ум, ловкость, силу и превосходные охотничьи навыки мужчины. Поднятый собаками медведь отмахивался лапами, но не нападал на свору охотника. И только завидев охотника, медведь осознавал всю опасность и уже тогда поднимался в бой. Но это зверь умный и хитрющий. Поначалу он всегда делал вид, что не замечает охотника, отворачивался от него, подманивая ближе. Неосторожного и неопытного охотника взрослый медведь видит сразу, и старается как можно больше показать неуклюжесть. Так хитрый хищник усыпляет бдительность и готовит наиболее удобный момент для атаки. Опытный рогатчик, зная такие повадки, завидя, что медведь стал более медлительным, сам готовится к атаке и замедляется. Шагов за тридцать охотник демонстрирует свою робость и неповоротливость, медленно выманивая медведя на удобное для атаки место, где меньше деревьев и поросли, при этом прикрывая рогатину, особенно железный, блестящий наконечник. И когда медведь, подобравшись поближе, прижимал уши и стрелой бросался на преследователя, тот вовремя выставлял вперед рогатину и зверь сам накалывался на нее грудью. Ох и страшное это зрелище, смотреть — как наколотый на рогатину медведь старается спастись от почти неминуемой смерти. Сколько раз я сам участвовал в такой охоте, все равно было жутковато, как в первый раз. Помнится, однажды медведь соскочил-таки с рогатины и как давай, обезумев, раскидывать собак и ломать деревья… всю поляну тогда кровью позабрызгало… жуть! Рассказать поподробнее? — Предложил Ваня, видя неподдельный интерес в глазах хозяина, и после кивка оного, принялся в деталях расписывать ту кровавую драму. Иван еще не знал, что недавно на крейсер доставили его родимую область, Калининградушку, и именно поэтому Зург вызвал Брагинского к себе. Похвастаться и посмотреть на реакцию этих двоих, чтоб ему чертиле пусто было. Гилберт шагал по коридору крейсера в сопровождении доставившего его сюда Даркмэттера, погруженный в напряженную мозговую деятельность. Он помнил по рассказам брата, какой тут творится тоталитарно-тиранический капец. Шаг влево или вправо — не расстрел, а полная аннигиляция. Не зря же тот рыжий проныра, который вывез их с планеты в летающей пародии запорожца, и близко не захотел сюда соваться. Лишь поотбивал поклоны, сыпя перед рогатым ликом на видеофоне льстивыми речами и, получив амнистию и возобновление злодейских выплат, усвистал куда подальше с корабля шпиона. Такой скользкий тип и то не рискнул искушать судьбу. Зато экс-Пруссии выбора не дали. Да он и сам не был особо против поездки сюда — тут же Ванька! Как бы он был здесь один? Никому нельзя доверять. Не с кем перекинуться словом. Никому не пожаловаться. И никто не поддержит… А тут — сюрприз! Великий прибыл спасать его от одиночества и тоски! Вот только было бы неплохо сначала разузнать — что тут да как? Изучить на будущее местные порядки, чтобы и самому не попасть в опалу и уберечь Ваньку-друга. Но кого бы расспросить? Этого синекожего, который идет на пол шага впереди? Так он ему все и расскажет. Наверняка потребует неподъемную плату. Остальных местных расспрашивать — тоже не вариант. Они все заняты, да и с них станется наплести всякой чуши. Эх, жаль, что немцы не особо в импровизацию. Эдак Ваньке придется спасать приятеля от наказаний, а не наоборот. Шпион шел впереди и тоже думал что ему делать с этими двумя безумцами. Ведь ясно же как день — Зург от него не отстанет и приставит за ними присматривать. А как за ними присматривать, скажите на милость Святой Венеры, если один силен как медведь и сам по себе — человек очень странный, не плачет, не умоляет, к Зургу явно подлизывается, но без уничижения. Даркмэттер вдруг вспомнил улыбающееся лицо Брагинского, весь его вид словно сожалел и надсмехался на ним: «Не повезло тебе, ирод, похититель моих братьев... Ну ничего, потерпи, помотайся по заданиям нашего Амператора, может он к тебе и подобреет!» На ходу Ворп обернулся - так велика была придуманная иллюзия, что он и сам поверил, будто бы русский внезапно появился рядом с ним и «утешает» его. Но большого ребенка не было, а был только Пруссия, цепной пес России. «Ох и доставят же они мне проблем...» — вновь вздохнул шпион, понимая что спокойные деньки кончились. — «Не Россия, так Пруссия. И ведь будет под боком у России, будет всё вынюхивать, высматривать как и прежде. Как бы не навредил он Зургу, с меня потом спросят что не смотрел. А к стенке его не прижмешь — может отвертеться, что ему повелели. Ну не дергать же мне его самого каждый раз!» — Даркметтер вновь зло бросил взгляд на немца. — «Его ведь ничем не запугаешь, он не Людвиг. Тот хоть за Феличиано трясся. А этот? А грозить Ивану, мол пригляди за своим красноглазым — так тот может на меня его Темнейшеству пожаловаться, что клевещу я на его слугу зря. Может его хоть задобрить как-то? Спросить его что ли…» Ворп нарочито сбавил шаг и поравнялся с Байльшмидтом-старшим и будто с ленцой поинтересовался: — Послушай, Пруссия… Ты меня конечно извини что на ты, но внешность ты мне изменил тогда здорово, да и дыра от твоего выстрела болела долго, и выкать теперь мне тебе смешно и нелепо. Если честно — таких как ты я уважаю. Твой Иван молодец, что пожалел, но и я сам не белый и пушистый, знал на что шел. Поэтому понимаю твою ярость ко мне. И не злюсь, верно сделал. Но всё же. Хочу тебя спросить, мне кое-что непонятно в ваших с ним отношениях. А Людвига я не рискнул спросить, слишком уж очень был занят своими мыслями. Да и тебя… — тут Ворп бросил быстрый взгляд на Гиберта, который вроде бы даже его не слушал, но хмыкать хмыкал. — Сейчас не тот момент, понимаю. Да и вряд ли ты со мной будешь любезничать и рассказывать мне свои веселые истории. Открывать душу чужому — не все могут. Тем более здесь. Но всё же… уж очень мне ваш язык нравится! Говорю без приукрашиваний, серьезно. Я сам пробовал выучить, но… без знаний как произносится то или иное слово… Твой брат мне чуть-чуть помог, дал парочку уроков и я бы очень хотел продолжить занятия да на Планету-Столицу меня не пускают. А после того что было — он даже с рейнджерами на Райзом не полетит, побоится. И я его прекрасно понимаю! — тут Ворп вскинул вверх руки, словно отгораживаясь от прусса, который всё ещё бросал взгляды на шпиона исподлобья, но молчал, не перебивая. — Но… как же мне дальше изучать этот прекрасный язык? Очень бы хотелось отвлечься от мрачных будней. Понять вас как народ, изучить ваши привычки, культуру, верования... Понять почему вы жили именно так, а не иначе?.. Ты можешь мне не верить, да я и сам не верю что меня что-то очень сильно заинтересовало, практически так же как безделье, выпивка и девочки. Но вот… говорю как есть. Может даже зря, вряд ли ты кинешься меня учить, мы же с тобой вроде как враги. Но всё-таки, я могу рассчитывать хоть когда-нибудь на твою снисходительность? Или мне лучше обратиться к Брагинскому? Он всё-таки ваш язык знал немножко до тех войн, а за те четыре года и вовсе выучил практически в совершенстве. Или я что-то путаю и это всего лишь очередная байка? Гил поначалу опешил, но постарался не подать виду. Это ж надо, его с Людвигом родной язык показался прекрасным кому-то помимо них. Обычно остальные за глаза подшучивали над «лающим» немецким языком, а тут! Да ещё и эти намеки, а потом прямое заявление насчёт учебы! Да этот синий чудик сам буквально набивался на взаимовыгодный бартер — тому уроки, инструкции пруссу. Но так запросто согласиться с кем попало Великому гордость не позволяла. Надо ж не продешевить… попробовать набить себе цену и прощупать рамки дозволенного. — Я врагом никого не объявлял… — пробормотал он отстранено, будто ему было абсолютно все равно. — Я просто действовал в своих интересах и в интересах моей боевой группы. Противника — надо побеждать, своих — прикрывать. На войне, как на войне. — Добавил он таким тоном, будто посвящал гражданского в военные премудрости, мол — эх, парень, чему вас в будущем только учат? Ворп казалось опешил от такого заявления прусса, но чуть усмехнувшись, слегка покачал головой, мол меня не обманешь: — А разве на войне принято обманывать? Впрочем что же это я, там всегда дурят голову противнику, чтобы ослабить его внимание, более того — ввести в заблуждение насчёт своих планов. Разве вы с Брагинским напрямую сказали моему хозяину Императору Зла что не хотите делиться с ним Планетой-Столицей? Разве вы двое честно сказали моему бывшему другу, Лайтеру, что хотите завоевать для себя главную Планету Альянса, как там её… Землю? Любимая родина, мечты править единолично всеми воплощениями. Жаль Небула не поверил. Как по мне — обманул один раз, обманет и ещё. Сам видел и сам… — тут Ворп чуть ли не прямом смысле прикусил язык, едва не рассердившись при Гилберте на себя же, но сдержался — и зачем чуть не ляпнул про себя самого? Ведь этим двоим только дай повод, а уж Зург рад будет, что приобрел вместо бесполезного калеки столько лет верой и правдой (ну почти правдой) служившего своему Императору новых, правильных и верных слуг. — Не пойму только почему хозяин вам верит, — брезгливо отозвался Ворп всё ещё досадуя на себя за чуть было не сделанную ошибку. — Ну то его дело, не моё. А моё, подозреваю, за вами присматривать. Но учитывая настроение нашего Темнейшства — словно погода осенью — я могу о вас не беспокоиться. Когда-нибудь и вы вдвоем оступитесь. А помогать — желающих нет. Если Феличиано выиграл у одного Мозговика добротой — то от вас, как я понял, такой милости не дождешься. Прекрасно будете смотреться вместе, в темнице в шахте! — Не только у вашего императора настроение меняется, как порывы ветра. — Гил чуть не захихикал привычным «ксе-се-се», но сдержался. Странный этот синий тип, то напрашивается на общение, то наоборот резко воспринимает прусса с Ванькой в штыки. — «Цундэрэ, похлеще Артура что ль?» А мое дело маленькое — следовать за моим государством. Область я или нет? Этот переросток мое сердце присвоил. Когда мы с братом продули во Второй Мировой войне, после моего упразднения Брагинский меня с того света выволок, не дал упокоиться с миром… мне от него с тех пор некуда деваться. Так что пугать темницами того, кто побывал в настоящем чистилище. До ада спуститься не успел, РСФСР присоединил меня к себе, но ручкой я рогатым с вилами помахал и свалил, ксе-се-се… — Гил все-таки засмеялся, довольный опешившей рожей собеседника. — А Россия сам — черт живучий, пережил кучу правителей пострашнее вашего кайзера. — Подозреваю, что Иван твой будет плохо себя чувствовать без тебя. Он вроде бы держался в первый день, но подозреваю, в связи с больничным режимом и без тебя, у него уже силы на исходе. Наручник на руке помогает, да и сам он каялся, что не хочет смерти Зурга, но всё-таки я за жизнь моего кайзера в ответе. Сам он тоже защититься сумеет, не беспокойтесь. А только не хотелось бы, чтобы вместе со мной в темнице был твой хозяин, Россия. Может я его и не увижу, кто знает, он ведь точно так же на меня зол, как и ты и это будет наша последняя схватка. А может его приволокут бесчувственного. Кому нужна неинтересная игрушка? А меня в наказание, что не уследил за его состоянием, у Зурга справедливости нет. А раз уж так Ивану нужно твоё успокоение в случае чего и вообще вы с ним неразлей-вода... я правильно сказал?.. то я могу посоветовать Императору чтобы вас вдвоем поселили. Будете паиньками и не станете устраивать диверсий в нашем дворце — ну посмотрим, может чего и посоветую. Предложение моё ясно? «Это уже интереснее! Это как же ему нужен репетитор по моему языку, че он так впрягается?!» — Лучшего расклада и ждать было нельзя. К Великому самому чуть ли не прыгали в руки. А раз так, ему было не сложно пойти на встречу этому типу. — Да, ты прав, есть опасение, что он снова… ну, как на награждении. Да и я без него, сам знаешь по случаю с Керклендом, становлюсь малость неадекватным. Так что лучше б нам быть рядом. А языка своего мне не жалко, могу только на нем с тобой трепаться. Погружение в языковую среду — лучшие уроки. — Значит, договорились? — Ворп вперился в Байшмидта-старшего, думая — подавать тому руку или обойдется? С одной стороны — с Людвигом не пришлось, но у русских свои правила скрепления договора, это он помнил со времен слежки с жучками. — Об этом разговоре — ни слова, никуда не вмешивайтесь по своей воле, делайте что вам велят и не врите. А я скажу Зургу о том, что вас разлучать чревато. А если мы все же сдружимся и я буду вам доверять — может и прикрою в случае чего. Помогу, подскажу как надо действовать. Но не так уж явно и не при Зурге — у меня своих забот хватает. Понял? — Да уж от своего младшего знаю, что тут — каждый сам за себя. — Гилберт как мог старался говорить нейтральным тоном, ибо нефиг Великому показывать всяким разным свою радость. — Ist der Deal abgeschlossen. — Перешёл он на свой родной язык, мол — «Я свое слово держу — вот тебе уроки!» — Ich hoffe, dass Sie nicht täuschen, — произнес как можно старательней произнес Ворп, всё же подавая ему руку. Но выглядело это так, будто он указывал ему на одежду. — Будь готов, что и тебе и ему придется переодеться. Император ещё не придумал, во что именно, может обойдется. А может и нет. Идем, нас ждут. Гилберт не стал кочевряжиться и по-быстрому пожал протянутую ему руку. Ему не в лом было показать свое расположение в плане сотрудничества, ведь если верить рассказам Людвига об этом месте, синеликий пришелец очень помогал им с Феличиано. А помощь и самому пруссу была очень нужна. И плата весьма небольшая — трепись на родном языке и между делом советы ученику давай. Вот как сейчас, пока они идут, ибо налажал синий и с построением фразы и с произношением. Но это все потом, сначала надо выслушать инструкции по поведению в этом месте. В принципе все инструкции выражались в трёх пунктах: 1 — Быть пунктуальными ВСЕГДА. Ни секунды опоздания. 2 — Пахать надо до изнеможения и потери сознания, но и потом быстро очнуться и пахать дальше, ещё усерднее. 3 — Даже если ты идеально выполняешь два первых пункта, все равно будь готов к взбучке, ибо за косяк одного слуги Император гоняет всех без разбора. «Короче, все как обычно! Прорвёмся!!!» — Хмыкнул про себя Гил, шагнув за Даркмэттером в открытые двери. Стоящего спиной к вошедшим Ваньку он бы ни с кем не спутал. Брагинский с интересом рассказывал страхолюдному типу на троне о том, как один из его князей силком загонял людей в воду — креститься в новой вере, а кто не хотел… — Голову тому с плеч, чтоб остальные послушные были, и любой прихоти великого князя слушались. И полезли люди в воду, даже те, ктось плавать не умел, ибо на берегу стоять нельзя — княжья дружина казнит, другим в назидание. И были берега рек и озёр полны причитания слёзного, ибо не по своей воле… Зург поднял руку, призывая слугу к молчанию. Ваня покорно замолчал, смущённо улыбаясь, но в голове пронесся целый ворох мыслей — «Почему остановил? Не понравился рассказ о Владимире? Охушки… точно! Зачем я ляпнул про стенания?!» Тут он увидел, что Зург смотрит куда-то за спину, довольно так, аж прищурился. Ещё и Ваньке жестом знак подал, мол — обернись. Иван покорно повернулся и… его привычная «защитная» улыбочка дрогнула… на миг. Он чудом смог сдержаться и не выдать возглас удивления — его привычный кореш, собутыльник, побратим, область и тому подобное был прямо перед ним. Стоял, гад белобрысый, явно довольный собой, что смог и сюда заявиться, следом за бывшим государством. «Какого хрена ты здесь?! Какого… мать твою…» — Ваньке показалось, что за несколько секунд ступора у него в голове весь запас нецензурщины великого и могучего успел проскочить. Но он понимал, что нельзя показывать своих эмоций. Кто знает — как отреагирует новый хозяин, с его-то нестабильным настроением. Надо показать самую ожидаемую Зургом реакцию. Снова надеть маску РСФСР. Но как же сложно держать «морду кирпичом», если твой друг тоже попал в это жуткое место! Гилберт меж тем то ли вздохнул, то ли случайно двинул губами… Нет, не случайно! Явно сказал без голоса свое немецкое — хайль! Вон как глазищи хитро сверкнули! Хоть Гилберт и смотрел мимо Ивана, словно совсем не замечая, но того не обманешь — заметил! Один красный глаз даже чуть дернулся, как от нервного тика… «Ух, шельма прусская! Он почти подмигнул! И тут хорохорится! А как кланяется их новому хозяину… У Франциска что ли уроки реверансов брал? И речами льстивыми сыплет так убедительно… Заслушаешься, соловушка ты мой, белобрысенький!» — Император Зург! — Скосив глаза в сторону Ивана и видя что всё вроде бы с русским в порядке, Гилберт решился рискнуть и доложиться по всей форме: — Разрешите доложить! Вас приветствует бывшее воплощение Пруссии — Гилберт Байльшмидт! — Здесь прусс чуть поклонился Темному Властелину и продолжил: — Прибыл в вашу империю чтобы… О, и вы тут, РСФСР! — тут Гилберт до этого времени будто специально не замечавший Брагинского только что заметил его и от удивления не сводил с него глаз. И правильно сделал, Иван спокойно произнес: — Я то думал, ты размок тут, будешь младшего опекать, как курица-квочка… А ты оказывается все еще коршун-прусский. — А то! — Гил широко улыбнулся. — Коршун я! Не зря же он на моем флаге было изображен. Мирной жизни не желаю, хочу как прежде честному народу жить мешать, склоки и войны на пустом месте устраивать. Где мне ещё быть-то с моими преступными милитаристическими наклонностями? Только тут! И вы тоже здесь, будем вместе заниматься привычными делами — весь мир напрягать, не давая передышки. Эх… как в старые-добрые деньки… — Он вздохнул, но тут же спешно пояснил присутствующим: — Скучал я по старой привычной жизни всеобщего врага. Рад приступить к работе сию же секунду! «Гилушка, ты ж врешь, окаянный. По глазам вижу твоим бесстыжим. Ты из-за меня… тут… За мной следом… А как же мои сестрёнки? Ты же обещал! А Людвиг? Ты о нем подумал?!» — Ваньке хотелось отвесить пруссу большой подзатыльник. Не со зла. От паники. Иван бы и один тут продержался бы, зачем прусс явился. Как там будут их родные, без братиков. — «У тебя не шило, а клинок сарацинский ещё с тех времён в одном месте застрял…» Ивану ещё многое хотелось высказать, но фиг там, пока его Злейшество и его шпион поблизости. Зато Зургу было дозволено все, любой бестактный вопрос обрушивай на голову новичка: — А как же твой брат, Пруссия? Третий Рейх? Вы же оба так спасали его и того плаксу-художника. Неужели Россия тебе всё-таки дороже? — Людвиг? А… — Гил махнул рукой. — С ним скучно! Он ещё в той войне меня разочаровал. Да, солдат он отличный и армия была сильна, но — он всегда слишком ограниченно мыслил. Придумал один основной план — «блицкриг» и нападал по нему. А как быстрая атака провалилась, он пошел в отступление, ну и продул. Даже я не смог ему помочь. А потом у меня не стало выбора — к кому дальше пойти. Уважаемый РСФСР, на правах победителя забрал мою столицу — Кенигсберг. А столица для воплощений — сердце. Так что с того времени я от Брагинского никуда уйти не мог. Да и не очень-то хотел. Понял, что лучше захватывать планету вместе. Но, увы, сначала его сильные правители сменились вороватыми «тряпками», развалившими СССР, потом упразднение… Хотели продолжить свою деятельность тут… не получилось. Пришлось отступить… Теперь жду дальнейшего руководства! — Гил даже чуть не козырнул по-военному, но не стал прикладывать руку к «пустой голове», просто вытянулся в струнку. — Похвальное рвение. — Довольно прищурился темный император. — Ценю инициативных работников, поэтому они у меня и живут дольше остальных. Ты же, по слухам, уже умирал однажды, и к России угодил, когда ожил. И как тебе? Что ты чувствовал, когда проиграл и пришлось помирать? А после воскрешения, неужели ты так сразу смирился с господством России? Как-то не верится. Ворох ехидных расспросов чуть не выбил прусса из колеи. Но он вовремя понял, что это так называемое тестирование на «стрессоустойчивость», о котором предупреждал Даркмэттер. Если уж лучшего шпиона Зург так донимал, тем более испытает новичка. Потому Гилберт и ответил спокойно, будто говорил о повседневном деле: — Да, император, умирал. Честно — не понравилось. Никому бы в здравом уме не понравилось бы, особенно если тебя там всей преисподней ждут, чтобы помучить за все грехи… Я ж не святошей был, нападал на всех соседей без разбора, чтобы не взвыть от скучной мирной жизни. А после воскрешения я… «не был в особом восторге…» — Гилберт благоразумно умолчал честный ответ. — Я, мягко говоря, был ошарашен. Но мы с братом и наши люди всегда были прагматичными. Победил Россия? Оказался сильнее и забрал к себе? Значит — заслужил быть главным. Тут эмоциям нет места, работай и учись на будущее быть ещё сильнее. — Неужели ты совсем не испытывал ненависти к России после пленения? Ты же, по кое-каким попавшим ко мне данным, всю жизнь его терпеть не мог. Даже говорил своим, что будешь кровью кашлять, если Россия просто прикоснется к тебе. А тут резко смирился? Не верю! — Не унимался любопытный злодей. — Не любил Россию — это да, — не стал отнекиваться Гилберт, — но подчинился. Потому что правила хорошо знаю, и не хотел проблем, ни себе, ни брату. Да и когда все мои люди ушли с моих бывших земель, некому стало чувствовать неприязнь и меня окончательно отпустило. Вот и стали мы существовать вместе. Зург выслушал объяснения прусса и перевел вопросительный взгляд на Ивана, требуя ответа. — Да, так и было, ваше Амператорское Величие. — Покорно ответил тот. — Гилберт по началу на меня пыхтел и скрипел зубами, но чтобы с ножом кидаться или с кулаками — нет, не было такого. Просто признал что я — победитель. Даже не из-за того что я был сильней его и что его сердце я себе присвоил. Просто… он же воин от самого своего появления. У них свой моральный кодекс насчёт победителей и побежденных. Зург удовлетворённо кивнул и вновь перевел взгляд на прусса: — Воин, да? От самого появления? Интересно… — Тут он махнул Ваньке рукой. — Что ж, Россия, можешь идти работать дальше. Подстегивать моих ленивых работничков к деятельности. — Благодарю, ваше Амператорское Величие… Страх, как люблю это дело — вселять ужас в ленивых тунеядцев. Готов стараться… — Низко раскланявшись, Ваня попятился к выходу. А Зург уже забыл о нем. Новая игрушка занимала все его внимание. Воин с самого появления на белом свете — это ж сколько разных историй о жестокости и кровопролитии можно услышать из первых уст! Мечта для любителя мрачных историй. Когда перед отбоем Иван вернулся в свою комнату, чтобы хоть ненадолго забыться сном, он не сразу приметил ещё одно спальное место в своей комнатушке. Так он был измотан. Он скинул с себя верхнюю одежду, оставшись в футболке и семейниках. Некоторое время он пялился на понабросанное на его кровати шмотье, затем, пробормотав: — Сложить надо, а то хозяин дюже суров до порядка… — сложил все аккуратной стопочкой, переложил все на стоящий подле маленького столика стул без спинки. Только он хотел рухнуть на кровать, как вспомнил, что надо бы сходить в туалет за полупрозрачной ширмой, и там же в раковине состирнуть носки. — Что за ноги у меня? Один день походишь, а они воняют, будто я в них год щеголял! — Буркнул он, стягивая с ног носки и принялся за дело. По-быстрому закончив и это дело, он задумался на миг — куда ж их повесить? Бельевой веревки тут не водилось, пришлось повесить носки в укромном месте, на смеситель под раковиной, уповая что новый хозяин не зайдет к нему, а если и зайдет, в санузел не сунется. Закончив и это дело, вконец вымотанный, он пошел к своей кровати, как вдруг, запнувшись за что-то, почувствовал дикую боль в ступне. Сдавленно матюгаясь, Иван запрыгал на одной ноге и, повалившись на свою кровать, удивлённо уставился на незамеченное им ранее и фиг знает когда появившееся в комнатушке ещё одно койко-место - причину его травмы. "Че за?.. Откуда это?.. Зачем?!" - Мелькнуло у Ваньке в голове, как вдруг его отвлёк знакомый голос: — Чё, russih, устроил себе жесткое BDSM неразлучной пары — мизинчика и ножки мебели? Ксе-се-се-се-се… Ванька вмиг забыл про боль и вылупился на вошедшую область: — Гил?.. Ты?.. — Нет, блин, призрак. — Ответил Гил почему-то даже не на своем родном, а на Ванином языке, видимо шифруясь. — Конечно я. Русский, ты чего? Мы ж уже сегодня виделись. — Виделись… — кивнул Иван, все ещё ошарашенный гостем, но перешедший на свой родной язык. — Но почему ты тут?.. В этой комнате? Император… разрешил? — Разрешил! — Гил гордо выпятил грудь и прошел к своей кровати, продолжая болтать на Ванькином языке. — Эх, русский, знал бы ты, как я изгалялся для этого. Великий ему таких баек наплел про необходимость нас не разлучать. Итог ты сам видишь. Хотя, задолбался я с историями нехило. Думал, что охрипну уже, как рогатому кайзеру захотелось баиньки. Так что давай — хвали меня. Умотался Великий ради нашего воссоединения в одной комнате. — Угу… Спасибо… — Кивнул Ваня со вздохом. — Та-ак… Ты чё, не рад мне? — Гил сузил глаза и пристально уставился на приятеля. — Рад, Гилушка. Просто… место тут такое… поганое. А там остались сестрёнки и Людвиг… Как они одни? И как мы будем здесь? И… был бы ты поаккуратней с разговорами, нас ведь в любую секунду могут подслушать. — Э, русский, а ну взбодрись. У наших родных куча народу в помощниках. Так что харош кукситься. Я пришел, потому что тут я нужнее. Я же уже говорил тебе… — Гил выдержал паузу, пока шел от порога к своей кровати, а присев, пристально глянул на Ивана и продолжил: — Слушай, ты это правда — про прослушку? — Угу… Так что не сболтни лишнего. И с нашими родными языками не переусердствуй. Неровен час, не понравится хозяину, что мы общаемся непонятно, ну и… — М-да, дела… — Гил недовольно хмыкнул и перешел на шепот: — Слушай, а чего ты меня раньше не остановил? — Так пока можно пообщаться. Пересменка у наблюдателей. Вон зеленый огонек над дверью мигает, значит — можно пока пообщаться спокойно. — Ну тогда перейду сразу к делу. — Гил встрепенулся, вспомнив о чем-то, и пошарил в карманах. — Ага! Здесь она! Вот, держи! — Он протянул Ивану маленькую тряпичную куколку с мешочком в руках. — Посылочка от девчонок и Елисейки, с подсолнечным семечком внутри! — Придорожница… — Ваня немедля сцапал куколку и прижал к груди, как невероятную драгоценность. Такая мелочь, но ему сразу стало легче на душе и спокойней. Все-таки не просто безделушка. Оберег! От его любимых роднулечек! — Гилушка… спасибо… — Да не за что. Русский, помнишь же, что я тебе говорил? — Он назидательно поднял палец. — Великие должны держаться вместе! Иван ответил не сразу. Ну не укладывались в его голове слова прусса. — Это я-то — великий? — Всё-таки выдохнул он. — А кто ж ещё? — Фыркнул Гил. — Не дитятко же, английское. Я почему на тебя вечно агрился? Потому что жопой чувствовал твою внутреннюю силу. А жопа меня ни разу не подводила. — Он самодовольно хмыкнул, но при виде все ещё унывающего соседа, вздохнул. Как вдруг в его глазах блеснул хитрый огонек. — Кстати, я тут кайзеру пихнул байку, что своими обниманиями ты усыплял бдительность местных альянсовцев. Мол — я вон какой радушный. И твои обнимашки для наших были страшным наказанием, ломающим ребра, а иногда и позвоночник. И что ты часто использовал их на мне за всякие провинности. Даже за мелочи, типа — я тебя нечаянно пихнул или на ногу наступил. Ваня тяжко вздохнул, но взгляд говорил яснее слов: «Ну и зачем ты это наплел?». Как вдруг он встрепенулся и, состроив страшную рожу, кивнул на переставший мигать огонек над дверью. Гилберт все понял. Молча кивнул, встал с кровати и было двинулся к выходу, но резко остановился и, хлопнув себя по лбу со словами на межпланетном: — Блин, туалет же есть и тут! — направился в другую сторону, и… наступил мимоходом на Ванькину ногу. Тот ругнулся от неожиданности и ошалело уставился на слишком перепугавшегося прусса. — Простите! Извините, великий РСФСР! Не понимаю — как я так?! Растяпа! Растяпа, как есть! — Громко прочитал он на межпланетном, как вдруг перешёл на русский: — Чего пялишься? Лови момент — «наказывай» меня. Я же вижу, что тебе надо обняться. Ваньку не пришлось упрашивать дважды. Он вскочил, угрожающе раздвинув ручищи, и сграбастал в охапку причитающего от «страха» соседа по комнате. — Я те щас покажу, как ноги моей светлости топтать! — Гаркнул он так, что у следивших за ними жуков аппаратура заглючила, а сами они послетали со стульчиков. — Так покажу, ребер не сосчитаешь! — Ванька усиленно запыхтел, дабы скрыть свое истинное состояние. Хоть глаза у него были сухие, привык же чувства скрывать, но предательские всхлипы так и рвались наружу. — УФ!.. я тебя!.. Ну, погоди, холоп красноглазый! Уфф!.. — Гаркнул он еще раз для наблюдателей, а Гилу тихо шепнул: — Спасибо тебе… Спасибо… Век не забуду… — Да, не вопрос, русский. — Прохрипел Гил на русском, якобы все еще жалобно причитая сквозь удушье. — Нам бы продержаться до прихода наших, а там на свободу с чистой совестью. Ты ж не виноват. Вот те крест, хоть православный, хоть католический. Потом все расскажу, чес слово… — Ух! Ладно, морда твоя, немецкая, уговорил! Не буду тебе ребра ломать! Чай не мой холоп теперь, а нашего амператорского величия! Вот он и будет теперича тебе тумаки да наказания раздавать! — Ванька выпустил прусса из объятий и тот правдоподобно повалился на кровать, хватаясь за грудину. — Благодарю вас, РСФСР… что не покалечили… что научили уму без вреда для моего организма… Постараюсь не посрамить вас и себя перед новым хозяином… — Прохрипел Гилберт и уткнулся носом в подушку, дрожа всем телом. — Ужас какой! Жуткий тип, этот Россия! — Пролепетал один из жучков-очевидцев «жуткой расправы» над растяпой. — И не говори… — Поддакнул другой, ежась при виде здоровенного детины и явно плачущего от боли прусса на кровати. Зря тот что ли уткнулся в подушку и дрожит. — Такой одним ударом любого из нас превратит в мокрое пятно… Оба жука сглотнули, мечтая всей душой поменьше встречаться со страшенным новым надзирателем и его «волшебной палочкой». Оба недалеких квазиинсектоида не догадывались даже, что узрели мастерский спектакль и прусс на кровати загибался от нервного ржача.

***

Новое утро русско-прусской парочки на планете Z началось не с кофе, а с ранней побудки. Ванька вскочил с кровати ни свет ни заря и бесцеремонно растолкал соседушку. — Ванька, ты офонарел? — Тихо пробормотала жертва ранней русской пташки, потирая заспанные глаза. — У нас же ещё будильник не сработал, дай полежать перед сложным днём и сам силы не трать. — Но, Гилушка, когда нам поболтать, если не сейчас? У жуков в это время еще одна пересменка. Утренняя… У нас есть десять минут, пока они тестируют систему перед очередной сменой. Видишь, зелёный огонек снова мигает, а не просто светится? — Ванька мельком глянул на камеру и снова уставился на приятеля. — Забыл что ль? Это значит, они нас не слышат и не видят. Я точно знаю! Рассказывай — как ты тут оказался? Почему? Что случилось? Скорее! Я ж от любопытства помру! — У меня есть рассказ поинтересней! — Гил довольно хмыкнул, поглядывая на мигающий зелёный огонек. — Молодец, Ванька, но я всё-таки… — он перешёл на русский, — подстрахуюсь. Слушай, что я узнал. Ты же — не виноват в том нападении. Это англо-братцы учудили. Старший сварил гадость, а младший у него спер и тебе подлил. Морсик помнишь? Как мы его на лавочке оставили? Наверняка этот недоросль был где-то рядом и налил туда магической дряни старшего братца. — Вот оно как, да? — Над Ваней начала разрастаться темная аура, но он мотнул головой, отгоняя злость. Их время на доверительную беседу и без того было ограничено. — А ты-то откуда узнал? Шпионил? Подслушал? — Второе! — Кивнул Гил. — Я в тот день пахал у нашего недомага, и когда был в музейном хранилище, услышал за ящиками разговор этих двоих. Потом очкастый подлец куда-то свалил, а недомаг рванул домой, заметать следы. Я за ним. Хотел записать все на видео, да там начала твориться чертовщина… какой-то шар светящийся на меня нападал, потом это пиратище вернулось, а потом… — Гил болезненно поморщился от неприятных воспоминаний. — Потом меня словно вырубило. Очнулся — пиратище валяется с ножом в боку, и почти сразу же появился его помощник, который Джеймс. Я тикать, а то бы и его пырнул бы. Не хотелось бы, он вроде парень ничего, башковитый, трудолюбивый. Так вот, окончательно очнулся я в Торговом Мире. Ну а там началась другая заварушка… — И поведал прусс без утайки о своем неравном противостоянии с тамошними людоедами. И как под самый конец заварушки его и настиг синеликий любитель немецкого языка. — Он и сказал мне, что ты тут. Начал передразнивать твой говор и какие ты страшненькие истории про свое прошлое рассказываешь его хозяину. Ну как я мог остаться в стороне? — А… остальные знают, что я не виноват? А как теперь ты? Вдруг Артурчик… того? Хоть и поступил по-гадски, но жалко же. Наших и так мало осталось… — Да ты не хмурься, жив он, я пульс проверил, сердце билось. Тот парнишка наверняка сразу вызвал скорую, а тут машины быстро летают, и медицина не чета той твоей. А насчет того, что ты не виноват — ноль проблем. Нам бы только дождаться спасения, а там одна отважная фройляйн своими нежными изящными ручками проверит мои воспоминания… — Гил мечтательно прищурился, представляя, как эти самые ручки прикасаются к его голове… как вдруг резко покраснел, выпалил — «Ave Maria» и еще что-то, и продолжил хвастаться. — Да… проверит мою память и все расставит по местам — кто виноват, а кто нет. Я перед отлетом умудрился послать ей знак, что я к тебе отправился. Она — редкостная умничка, все сделает как надо! — Наш пострел везде поспел, — улыбнулся Ваня облегчённо, но тут же вздохнул. — Значит ждать, да? Ну что ж... подождем пока они поймут что меня якобы похитили, — вновь загадочно улыбнулся русский. — Заодно может этот Лайтер придет нас спасать, вот уж силушкой с ним померяемся! Ну если наш Хозяин мне дозволит. А то у него с самым лучшим рейнждером свои счета, вдруг я случайно в их драку влезу, нехорошо выйдет, ой нехорошо~о!.. — И Иван будто бы случайно пихнул Гилберта ногой, мол соберись, время вышло! «Че?!» — Было удивился прусс внезапной смене характера приятеля, но тоже заметил ровно светящийся зеленый огонек и быстро вошел в роль. — Да-а… жаль я англичанина не добил. А может и хорошо. Рано или поздно все тут окажемся, вот он побегает! Ксе-се-се… — Он рассмеялся и украдкой подмигнул приятелю, мол — «Мы еще повоюем!» — Это уж точно! — так же усмехнулся Иван. — Нос-то поди задирать не будет! И магичить не сможет, у всех такие браслетики будут! Ух, как же он меня бесит, этот Англия! На юг продвигаться не давал, к его колонии не подходи, а то проклянет, другим соседям не мешай! Два сапога — пара! — над головой России вновь стала разрастаться грозная аура: — Я бы его горло пощ-щупал, очень уж хочется посмотреть как кривится его лицо когда я его… Ну скоро там есть нам дадут али нет? — гаркнул он грозно, стукнув он кулаком по столу. — Уф… Пойти что ли в душ, остудиться? Злой я, когда голодный! — рявкнул Иван вновь и посмотрел на отстранившегося от него в испуге Гила: — Да сиди, ты-то в чем виноват, не ты же там на кухне еду раздаешь… — и упершись рукой на стол, прикрыл ею глаза и притих. — А действительно, идите, уважаемый РСФСР, освежитесь под душем. Идите, идите. Не мне же вперед вас лезть… — Подобострастно закивал Гилберт. — А я вас позову, как только еду принесут. Раньше вас трапезу не начну. Идите, идите… — Иду, уже, иду! Эх, морда твоя наглая, прусская… Смотри мне, начнешь трапезу раньше меня или, не дай боже, позаришься на мое — ребра пересчитаю! Не побоюсь гнева хозяйского! — Иван погрозил Гилу кулаком и вышел из комнатушки до ближайшего общего душа. — Ну то-то же, — проворчал Гил и оглядел комнату: — А я уберусь малость. Постели надо заправить! И прибраться! — он кивнул сам себе, соглашаясь: — Чистота — залог здоровья! Тьфу ты! Вот уж прилипло, ох уж эти русские лозунги… Но прибраться надо, — и напевая что-то, Гил принялся быстро, по-солдатски заправлять постели. Благодаря ранней побудке Иван и Гилберт успели помыться до прихода в общий душ полчищ местных жукообразных служащих. Еще одна причина сверхранней побудки — свободный душ. На завтрак им притащили две тарелки какой-то серой кормосмеси, похожей на вчерашнее пюре из подгоревшей картошки. Хотя на вкус эта жуть оказалась чуть получше, чем на вид. Спасибо ароматизатору, сделавшему завтрак похожим по вкусу на бичпакеты с запахом курицы. Гилберт даже не удержался и пропел: — Эх, роллтон и доширак! Дешевле корма для собак! За что и получил от «грозного РСФСР» возмущенное: — Не сметь хаять хозяйские харчи! — и символический подзатыльник в придачу. После завтрака, не зная, чем заняться, пока местный правитель не позовет их к себе на ковер, ребята сами поплелись к тронному залу. Оба надеялись, что их раннее пробуждение и рвение поскорее приступить к какому-нибудь заданию, придутся по вкусу императору зла. Коридоры были ещё пусты. Лишь из недавно свободного душа доносилось шебуршание множества таракашек. Проходя мимо, ребята брезгливо поежились. Вот уж действительно лучше встать пораньше и помыться спокойно, чем потом отсвечивает голыми телесами посреди таких же голых инопланетных существ. Не то что они оба были ксенофобами, просто неприятно, тем более с жуками. — Сразу пруссаки вспоминаются… — Не сдержавшись, шепнул Иван. — Ага… руссаки… — Так же тихо поддакнул Гил, и фыркнул под тяжелым взглядом русского. Сей спор о народном названии тараканов они не разрешили до сих пор. Ведь русские были уверены, что полчища усатых жуков впервые пришли к ним с территорий Пруссии, вот и звали тараканов — пруссаками. Немцы же свято верили, что тараканы как раз приперлись с русских территорий, а потому они — руссаки! — и все тут. Эх, жаль, что сейчас не время и не место для хорошего дружеского спора, а потому прусс поспешил перевести тему. — Но, чует моя мягкая точка, эта дрянь пошла из Китая. Ему бы таких громадных тараканов, только неразумных, он бы их заместо утки по-пекински, каждый день бы… Ответом ему стал очередной едва ощутимый подзатыльник — на показ, и грозный шёпот: — «Помолчи, холоп! Нечего хозяйских рабов обсуждать! Не нашего это ума дело!» Гил сделал вид, что ему реально больно от «затрещины» и примолк. Сразу понял, что лучше попридержать колкости по поводу кулинарных пристрастий «Поднебесной», иначе русский распрощается с недавно съеденным пайком. Походный тронный зал, он же капитанский мостик крейсера, оказался почти пуст. Там дежурила лишь парочка вымотанных жучков, явно мечтающих поскорее сдать свой ночной пост и хотя бы немного вздремнуть. — Рановато мы пришли, уважаемый РСФСР. Отдыхает ещё наш хозяин. — Выдал Гил подобострастным тоном, но взгляд словно вопил: — «Какого хрена, русский? Теперь торчать тут без дела!» — М-да… Сам вижу, холоп красноглазый. Вестимо, устал наше Амператорское Величие вчерась от твоего трёпа, что все ещё в опочивальне отдыхать изволит! Не нам его торопить! — Строго заявил Ваня своим раскатистым басом и добавил полушепотом на родном: — Чуйка у меня, Гил, что хозяин на меня обиду затаил. Я это сразу почувствовал, как только попал сюда. Он за любой прокол может осерчать… — И снова повысил голос, перейдя на межпланетный: — Потому надо ожидать тут, дабы не заставлять ждать нашего хозяина, когда он изволит уделить нам, ничтожным, свое драгоценное внимание! — Но просто стоять и ждать как-то не то… — Буркнул Гил в сомнениях. — Тоже верно… — Согласился Иван и задумался. — Лоботрясов хозяин не любит… Значит, надось чем-то заняться, пока ждём внимания его Темнейшества. Твои предложения, холоп прусский? — Нуу… — Гил задумался. — Я бы потренировался. Раннее утро, самое время размять тело. Жаль, тренироваться нечем… Буду отжиматься, раз так. — Дельная мысль! — Кивнул Иван. — Амператорскому Величию нужны крепкие и здоровые слуги! — Вот и отлично. Заодно согреюсь. А то чет холодно тут… — Гил незамедлительно принял упор лежа и приступил к упражнениям. — Это для того тут прохладно, чтобы слуги без дела не стояли, а двигались. Во как мудро! — Ваня назидательно поднял палец и вдруг сам поежился. В коридорах и впрямь было холодновато просто стоять на месте без движения, даже для него. Тоже что ли поотжиматься? Можно… только куда бы деть из-за пазухи свою «воспитательную волшебную палочку», чтоб не мешалась? Не на пол же ее кидать. «Негоже ее класть на пол, все же — орудие труда, дарованное мне Амператорским Величием для вразумления тунеядцев… Тьфу, ты, Господи! Я уже и думаю на раболепном языке! Вжился в привычную роль…» — Ваня поежился снова, на этот раз от воспоминаний обо всех его самодурах. Ну ничего, их пережил, и этого выдержит, а потом и друг Василий подоспеет на помощь. От таких рассуждений сразу стало легче и спокойней на душе. И эта новая его «волшебная палочка» так ладно лежит в руке… Лёгкая и удобная трубка из какого-то инопланетного материала, наверняка очень крепкая. Чем-то напоминает толстую шпагу или рапиру… Ванька лихо крутанул «оружие» в руке и махнул ей несколько раз, парочку просто наотмашь, остальные же с вывертом, как заправский фехтовальщик. — Не зря я с Франциском тогда тренировался! Помнят руки, помнят все выпады! — Невольно восхитился он вслух своею удалью на родном языке. — Вань?.. Эээ… Уважаемый РСФСР, вы чего? — Вернул его в реальность голос прусса. Ваня вздрогнул и глянул на родимую область. Тот так и застыл в положении «упор лежа», тараща на приятеля удивлённые глазищи. — Я говорю… — Ванька подвис на мгновение, обдумывая ответ, и продолжил на межпланетном. — Я сказал, что — помнит мое тело все уроки придворного фехтования, кои я изучил по указанию императорского дома Романовых, чтобы и их защищать в случае чего, и достойную физическую форму держать. Я уж боялся, что забыл эти премудрости, но всё-таки помню. Теперь послужу ими новому своему господину, ежели ему придутся по вкусу мои навыки… — Ванька вновь крутанул трубку в руке и вытянул ее вперед, чуть отставил назад одну ногу, так же отвёл назад свободную руку… и понеслось. Один замысловатый выпад… второй… третий… потом ещё и ещё один… а Ванька машет трубкой и приговаривает: — Вот этим и этим движением хорошо вспороть горлышко противнику… А этими движениями можно пропороть внутренние органы… Живот! Лёгкое! Сердце! — Иван исполнил три резких выпада и пристально уставился на прусса. — Чего застыл? Продолжай отжимания, или поднимайся и побудь моим противником. А то скучно фехтовать без противника. Не жуков же мне бить? Их тут всего двое, пока не накосячили, чтобы их лупить. Не накосячили же? — Он грозно глянул в сторону квазиинсектоидов. Те, до сих пор с интересом поглядывавшие на странную парочку ранних пташек, перепугано замотали головами и уткнулись в панели управления. — Во! Не накосячили. Да и эти двое мне на один удар. Вжик!.. — он снова махнул трубой, — и всмятку! А ты живучий, не то что они. Тебя надолго хватит. — Так у меня ж нету орудия, чтобы быть противником в спарринге… — Чуть ли не простонал Гил, поднимаясь, и добавил гневным шепотом на родном: — Русский, ты чё несёшь? Моча в голову ударила или адреналин? Сам же хотел не выделяться. «Хотел…» — Мелькнуло в русой голове запоздалое сожаление, но было поздно останавливаться. Как говорится — «поздно пить боржоми, если печень отвалилась». — Эх, что за холопы пошли… Не потренироваться толком… — И он снова начал вращать «шпагу», выполняя разные выпады. Душой и разумом он унесся в те далекие времена, когда был юн, все еще наивен и, что греха таить, немного влюблен в своего наставника и друга из Европы — месье Францию. Старший братик европейских стран обучал воплощение молодого государства и его неотесанный народ на совесть. Его язык, манеры его высокородных людей, балы, фехтование, литература и многое другое, быстро и надолго прижились у российской знати. И даже после его предательства в виде Наполеоновой войны, не смогло изгладить из Российской Империи насажденную им культуру. Ох, как не кстати Иван вспомнил тот разлад. Хоть то и были дела дней давно минувших, но русскому еще больше захотелось выплеснуть пар. Да и Гилберту стало скучно просто отжиматься, «Принять что ли его предложение на спарринг? Не подерусь, так хоть поуворачиваюсь! Тоже весело!» — И прусс стал играть роль мишени на радость Ваньке. Один, выпад, второй, третий… Движение за движением… В своей забаве парни забывались все больше. Вот они вплотную приблизились к дверям тронного зала и… в какой-то момент перешагнули их. Ахреневшие от такого нежданчика жуки косились на разъяренного великана с нескрываемым ужасом, пока у самого мелкого не сдали нервы. А Зург к тому времени в своём крыле как раз всё-таки решил проснуться и встать с постели. Хотя он уже как минут сорок ворочался в постели, надеясь доспать, но понял что ему это не удастся — все мысли занимали двое новых игрушек. И не то чтобы Зург был от них в ярости или чем-то недоволен, но один из них беспокоил его как бывший соперник, а второй... Ой странный этот белоголовый: весь из себя воин и судя по всем служил он... да никому судя по всему не служил, сам по себе был! Ну разве что старший брат Третьего Рейха не успел дорассказать о тех временах когда ещё не было войн, ни Первой и ни Второй, той самой сильной и разрушительно судя по всему… «Надо будет спросить его прямо, служил ли он кому-нибудь кроме России. А то я подозреваю, что и служить он ему не служил. Приходилось находиться рядом и все. А Россия, судя по всему, его особо не пинал и не колошматил за непослушание. Или всё-таки это случалось…» Внезапно его беспокойные мысли прервал звонок в видеофон. Появившийся жук был явно чем-то встревожен, кроме подобострастного страха на его лице было написано ещё и беспокойство. Но не потому что он посмел разбудить Зурга, а по ещё какому-то поводу: — Ваше великая Злобность! Разрешите доложить? Ой, вы не спите! Извините своего ничтожного раба, что хотел разбудить вас, но раз вы не спите… — Короче, — тоном Зурга можно было казнить, хотя он ещё не начал сердиться. — Да-да, конечно! Я очень извиняюсь что потревожил ваш отдых, но… Ваши слуги Иван Брагинский и Гилберт Байл…миш…дт… — жук всё же произнес заковыристую фамилию белоголового, безбожно её переврав. — Они… Они в вашем тронном зале! — И из-за этого ты отрываешь меня от утреннего кофе и блинчиков? Напомни какой у тебя номер, я распоряжусь чтобы тебя высекли! — Зург начал злиться. Ну почему этот жучонок никак не возьмет в толк, что он встал раньше и поэтому у него плохое настроение? И вообще что за манера дергать своего Императора, сами бы разобрались и приказали этим слугам подождать. Неужели его игрушки настолько наглые, что решили через жуков потревожить его? — Да сэр, то есть… я с радостью скажу, но что делать с ними? — На слегка удивленно-непонимающий взгляд своего хозяина жук пояснил, трясясь как осиновый лист: — Они… Они… Они явно поссорились между собой и устроили драку в зале! Они дерутся, Ваше Темнейшество! Прикажете направить туда шершней? — Что?! Как это — дерутся?! Вместо ответа ему включили камеры с тронного зала, и Зург увидел невероятное — Иван размахивал своей трубой, явно отрабатывая какой-то удар, а Гилберт явно отскакивал из стороны в сторону. Вначале Зург было подумал что в тронном зале драка, но присмотревшись понял — эти двое вовсе не дрались. — Отставить панику! Пусть будет как будет, я сейчас сам к ним подойду. А их не предупреждайте! — и Его Темнейшество отключился. И лишь когда погас экран, Зург ошарашенно покачал головой и пробормотал: — Невероятно! Они тренируются! В моем тронном зале! Конечно наглецов надо наказать, как они смеют превращать это место в какую-то спортивную арену! Без меня! Но… нет, надо подумать какое наказание им раздать. Я не потерплю такого самоуправства! В тронный зал Зург спешил на всех парах, ему натерпелось посмотреть весь этот бой в живую и в его злобных мозгах уже созрела мысль — «а не устроить ли бой между своими рабами?» «А что? Я б посмотрел как они между собой дерутся взаправду! И если этот Россия такой умелый боец, то придется его приблизить к себе…» — На этой мысли у Зурга вновь кольнуло сомнение — он никогда и никому не верил. Пусть сколь угодно его слуги перед ним лебезят, вымаливая и выпрашивая прибавок и повышения по службе — он всегда был не умолим. — «Начнут лебезить, а сами исподтишка. Не-е-ет надо придумать что-нибудь для него другое…» Его раздумья прервались доносящимися из зала криками: — А ну- давай нападай, нечисть прусская! Я перед тобой выдюжу! Всегда стоял как есть страна русичей и сейчас выстою! Ну давай, чего ты как квелый татарин! Выдохся? «Чего это Байльшмидт молчит? Уж не убил его Брагинский?» Послышалось мужское «хэть!» и кто-то перекатился по полу: — Не выдохся, Russishe zoldaten! — с запыханием, но всё так же бодро выкрикнул белоголовый. — Медленно бьёшь, сам устал поди? Русский явно зарычал, распаляясь, и Зург поспешил осторожно выглянуть и обозреть, что творят его новые игрушки. А те явно дрались, но как-то странно, на камере это не особо было видно, но сейчас Император наблюдал странное: они не то дрались, не то танцевали. Но скорей танцевал Гилберт, а Иван постоянно замахивался, но с каким-то опозданием, будто не видел, что его прусс уже перекатился, сдвинулся, отпрыгнул от того места. Зург высунулся ещё чуть-чуть, а потом и вовсе вышел и встал на пороге. Он удивлялся и изумлялся этой странной драке, а глаза жадно смотрели и мозг запоминал все эти странные приемы. Он даже забыл что он здесь хозяин и надо бы как-то обозначить и раскричаться что такое безобразие недопустимо — он просто стоял и смотрел. Тем временем парни начали понемногу выдыхаться. Особенно Иван. Слишком много времени прошло с той поры, когда правление династии Романовых кануло в Лету, а с ними и все пристрастия их дворян, как — «преступные пережитки буржуйского прошлого». А жаль, фехтование ему нравилось. Держало в тонусе тело, помогало оставаться гибким и ловким, не то что сейчас… увалень, медведь в человечьем обличье. Гил еще полон сил, скачет, как молодой барашек и усталости не видать. Так почему он остановился? Застыл резко. Побледнел еще больше… уж этого Ваня не ожидал, Гил же итак всегда бледный, как смерть, куда ж дальше белеть. Что же он такое увидел… за спиной… «Доигрались…» — Сердце русского ухнуло вниз. Как он мог забыть — где они с Гилом сейчас! И ведь ждали тут на пороге своего нового властителя. Специально пришли пораньше, чтоб сказаться хорошими слугами, а он, голова садовая, Иван-дурак, все испортил! — «Только бы Гилушке не прилетело! Это ж только я виноват, дурень!» — Ваня поспешно засунул трубу за пазуху и, обернувшись, поприветствовал господина поклоном с реверансом: — Приветствую вас, Ваше Амператорское Величие! Ваши слуги давно уже здесь и готовы к любым приказаниям. Ну просто не могли дождаться официального времени вашего Темнейшего приема, пришли чуток пораньше, а стоять без дела мы оба непривыкшие. Решили потренироваться, ведь негоже двум крепким мужчинам стоять без дела, как барышням средь вернисажа, когда можно размять тело перед продуктивным трудом. Просим прощения, если поступили неугодно в ваших глазах. Люди мы тут новые… — Иван судорожно соображал, как еще задобрить сурового хозяина и решился на самый отчаянный шаг. — Примем любую кару со всем смирением и покорностью. — Хм, — речь Ивана Зургу понравилась, но нельзя было показывать что сам хозяин доволен выдумкой своих слуг. — Незнание не освобождает от ответственности! И мой слуга Ворп, если бы присутствовал в зале, объяснил бы вам это правило! Не забудьте — напомнить ему об опоздании! — Крикнул он жукам за пультом и прошелся до своего места, присел, задумавшись. — А вы… Надо бы и вам придумать что-нибудь соответствующее. Может покажете мне драку всерьез? А то ваши танцы — это слишком странная разминка. В чем дело? Начинайте! «КАБЗДЕЦ! Допрыгались!» — Синхронно мелькнуло в голове у обоих приятелей. А так хорошо утро начиналось. Да лучше бы они опоздали, чем так подставиться. Первым вернул себе дар речи Иван. Все-таки это он придумал трубой махать, а Гил тут ни при чем, и лупить его не за что да и не хотелось: — Помилуйте, ваше Амператорское Величие! Ежели я сейчас этому белобрысому бока намну, как же мы оба работать-то будем? Это от простых людей и прочих НЕ воплощений у нас раны быстро заживают. Ежели я его отоварю, он может не один день потом будет в недееспособном состоянии. А без него уже я могу оказаться недееспособным по причине помутнения моей нестабильной головы. Буду зря штаны просиживать в темнице, пока шельма прусская не восстановится. А оно мне не надо, я ж свою работу страсть как люблю! Встал сегодня спозаранку, этого лежебоку растолкал и явился сюда поскорее, потому что истосковался за ночь по любимой работе! А ты чего молчишь? — Вдруг повернулся он к остолбеневшему Гилу. — Проси повелителя о пощаде. Иль ты хочешь сам тунеядничать, прикрывшись побоями и меня заодно любимой работы лишить? — Он с силой ткнул прусса под ребра. — Ja… уважаемый РСФСР… — Прохрипел тот, согнувшись от боли. — Он дело говорит, mein Kaiser… Если кто-то из наших калечил другое воплощение, тот очень долго восстанавливался и мог даже умереть. Правда, я, перестав быть государством, лишился этой способности еще в той жизни… Но у остальных она все еще есть. Не хотелось бы становиться временно недееспособным и уважаемого РСФСР за собой тянуть. Я ж, как любой немец, терпеть не могу находиться без работы. — Да-а? — удивился его Аператорское Величие и запоздало припомнив, что Даркмэттер о чем-то таком ему докладывался, но сил не было вчитываться в его отчет, поэтому он прочел его по диагонали: бегло и не слишком внимательно. Однако надо было всё-таки спасать своё положение и Зург спросил: — А разве ваши раны не затягивались мгновенно? Или это касалось только ран, полученных от других воплощений? — Затягивались мгновенно лишь раны от обычных людей и случайных ранений, император. — Кивнул Гил. — Помню… случай был… Мой брат, Германия, приехал на государственную встречу к уважаемому РСФСР. Я был с ним вместе и видел сам, как на пешеходном переходе не притормозил чей-то автомобиль... какого-то русского и сбил Людвига. Его на несколько метров отбросило. Так он полежал пару минут в луже крови, и пока все прыгали на месте и хватались за голову, вызывали дорожный патруль, милицию, скорую помощь и сам я отзванивался о причинах опоздания именно Ивану, Людвиг, немного полежав, встал и, ругаясь, что все вещи в крови и придется переодеваться, преспокойно пошел назад в гостиницу. И даже не хромал. А если бы за рулем был кто-то из наших, из воплощений, то он помер бы на месте. Как с нашим китайцем однажды похожее было. Сколько он калечился за свою долгую жизнь и на нем не оставалось ни отметины, не счесть. А как только наш Япония огрел его мечом по спине, так тот чуть не умер, и шрам у него во всю спину до сих пор. Но не только мы сами могли так воздействовать на наших. Войны и стычки между народами тоже оставляли свои следы, не менее ощутимые, чем ранения от других воплощений. Уважаемый РСФСР почему такой морально нестабильный, да и я сам охоч был до сражений. Так потому что все те войны научили нас не доверять никому и быть самим за себя. Ведь даже родные братья могли развязать войну под влиянием своих народов. Как я и мой второй брат — Австрия. Кругом — враги. Не доверяй никому. Так всегда думали страны вроде меня. Это после моего перерождения как области, меня немного отпустило, а сам я стал отдушиной для уважаемого РСФСР. Мне же от него никуда не деться… даже тут. Прошу прощения, если утомил вас своим пустословием… — Значит вот оно как… Интересная у вас особенность. Жаль пропала. Ну что ж, тогда придумаем тебе другое наказание, Россия. А кстати, я заметил что твой слуга уж слишком много про тебя любезничает. Всякими титулами тебя называет, уважаемый РФС… РФРС… Тьфу, что за имя такое? Уважаемым называет!.. Но ведь теперь я его хозяин! Почему ты его не одергиваешь, Россия? Ведь он такой же мой слуга как и ты! Вы теперь на равных, забыл? Или может тебе мой приказ нужен? — Зург вновь стал распаляться, хоть и был минуту назад спокоен, ему ведь уж чего греха таить понравился тот нестандартный стиль драки и он хотел бы узнать что это такое, но… Видимо его понесло и куда-то не туда — его Амператорское Величие впал в обиду, что не может вот так просто спросить их об этом. Еще и тот обидный случай с казнью его шпионов никак не уходил из головы, и поэтому он решил оторваться на невиновных парнях. — Значит, с этого момента и до пока я тебе не скажу, Россия, ты будешь таким же слугой как и твой слуга Пруссия! И будешь ты, Иван Брагинский, слушаться меня так же как и твой бывший слуга Гилберт Байльшмидт! А сам Гилберт не должен с этого момента показывать тебе никакого уважения и обращаться как с равным самому себе. Вы теперь оба мои слуги и между вами не должно быть никаких неравенств! Всё вам понятно? — Видя как парни переглянувшись кивнули — Иван грустно, со вздохом, а Гилберт удивленно — Зург махнул рукой: — Можешь идти работать, Россия. Хотя постой. Раз ты так любишь быть в этом зале, не приберешь ли ты его для меня? Хочу посмотреть какой из тебя работник метлы и швабры, а то слишком много на себя берешь, будто белоручка какая. Ты ведь из простых людей? Грязной работы не боишься? Убираться будешь вечером, часов в семь пока меня не будет. Два часа и чтобы зал блестел, понятно! Приду, проверю! А тебе Гилберт Байльшмидт… Поможешь мне в кое-каком деле, без тебя совсем не справиться. Раз ты такой же старый как страна, тысячу лет прожил... — Зург равнодушно скользнул взглядом по Ивану, тот явно понимал свою вину и старался не возникать и Зург потихоньку стал успокаиваться, — То может быть ты разберешься в тех данных что были доставлены для меня… А то я нашел несколько нестыковок, а спросить некого. Дело касается Америки и его независимости. Какая-то там неразбериха… Чего стоишь, Брагинский? Иди, работай! — Слушаюсь, ваше Амператорское Величие… Сию же секунду приступаю ко службе… — И Иван, пятясь и отбивая поклоны, поспешил прочь из зала. Только когда за ним закрылись двери, он смог выдохнуть спокойно и даже рискнул перекреститься. «Ох, ты ж, Господи… Грехи мои тяжкие… Благодарствую, что сохранил от больших неприятностей! Гилушку так же сохрани, а большего мне и не надо!» — Беззвучно помолился он, спеша прочь отсюда. Но в целом, все сложилось не так уж и плохо, как он опасался. Подумаешь — зал убирать. Уберет! Да так, что хозяин ни к чему не придерется. Главное, что у Ивана исчезло то неприятное чувство, будто Зург изводился от затаенной на него обиды. Что ж, чуйка не подвела бывшее воплощение России. Император действительно таил в себе обиду за тот случай, когда наглый Россия казнил его шпионов, а самому Зургу дал от ворот поворот. И он давно хотел как-то отомстить за это, как-нибудь наказать дерзкого наглеца, да все причины не было, а просто так бесчинствовать Зург почему-то посчитал выше своего самолюбия. Видимо где-то в подсознании он не хотел ронять свой моральный престиж перед столь неоднозначной личностью, как — Иван Брагинский, из-за всяких мелочей. Хотя тут не обошлось без помощи и заступничества всех, кому были дороги Иван и Гилберт. Да и оберег — куколка-придорожница, который Иван схоронил у себя на груди вместо оставшегося у сестер нательного крестика, помог немало.

***

Существует ли какое-либо божество или высший разум, каждый решает за себя. Одна лишь людская история насчитывала великое множество религий, больших и малых. Даже у крохотных, захудалых племен порой были свои божества, духи или тотемы для поклонения. Но все эти люди сходились в одном мнении — им нужно было в кого-то верить. Так было проще жить. Еще с каменного века дикарям было проще сначала после наскального рисунка, а в дальнейшем после обряда шамана иль колдуна, поверить в свою удачу и заполучить на охоте большую добычу. И даже в будущем многие люди, да и не только люди, но и представители внеземных рас, в тяжкие времена или моменты опасности поминали некую «Святую мать Венеру». Откуда пришло это верование — никто уж и вспомнить не мог, но все в будущем звали на помощь именно ее. Даже некоторые представители самопровозглашенной «высшей расы этой галактики» — тангеанцы. В частности — наследница их трона, принцесса Мира Нова. После похищения Даркмэттером ее друга Гилберта… а для нее это было именно похищение, подлое, с помощью шантажа плененным Иваном!.. она была сама не своя в тот день. И назавтра тоже. И сегодня… У обычно боевой принцессы просто руки опускались от бессилия. Все, чем она могла помочь, так это молиться о сохранности обоих ребят. Вот и сейчас, уйдя на обеденный перерыв, она сидела за столиком в станционном кафетерии и, безразлично помешивая ложечкой какой-то горячий напиток, думала лишь о русско-прусской парочке. «Как они там? Все ли с ними хорошо? О, святая мать Венера, защити их…» — Мира? — Отвлек ее знакомый голос. Девушка невольно вздрогнула от неожиданности и, чуть не расплескав напиток, хотела встать и поприветствовать своего командующего офицера, но Базз уже сам опустился на свободный стул за ее столом и обратился к ней: — Ну как ты? Рейнджер Нова не ответила, лишь тяжко вздохнула. — Понимаю… — Базз тоже вздохнул. — Понимаю, и полностью разделяю твои чувства. Мы все только недавно пережили похищение наших друзей, только вернули их, и снова то же самое. А во всем виноват этот мерзкий злодей… — он неосознанно сжал кулаки. — Думает, что имеет право похищать других по своему желанию. Вмешиваться в чужие дела… Портить чужие жизни! Насколько же велика алчность и гордыня этого негодяя, что ей конца и края не видно! — Под конец Лайтер чуть не сорвался на крик, но вовремя опомнился, увидев испуг в глазах сокомандницы. — Прости… Сложно сдержаться, когда такое творится… Он тоже примолк. Самому было противно сидеть на станции, когда их общие друзья в плену у его злейшего врага. Но долго молчать он не смог. Уже привык за последние дни к отвлекающей его от тяжких мыслей трескотни Штатов, вот и нарушил первым затянувшееся молчание: — Так что всё-таки произошло в Торговом Мире? Тебе же вроде разрешили проверить воспоминания тех людоедов. — Дали… — Кивнула девушка и брезгливо поежилась. — Ох, что я там увидела… Те… гхм… задержанные — монстры во плоти. Ели только мясо и только своих… Жуть! Они действительно хотели съесть детей живших в том квартале людей. Если бы не Гилберт… Он добровольно сдался им, а когда те отпустили детей и принялись за него, ловко сбежал!.. «Невероятно отважный и хитроумный! Великий! Просто слов нет!» — Мира чуть было не начала петь дифирамбы своему — просто другу! — но вовремя сдержалась. А то её ещё поймут не так. Не Базз, так остальные. — В общем, Базз, после побега от них его и перехватил Даркмэттер. Я совсем немного опоздала… — Мира снова погрустнела. — Я понимаю, он отправился к Ивану. Он не мог поступить иначе… Как они там будут?.. «Даже не знаю. У Зурга все может случиться…» — Чуть было не ляпнул Базз, но не стал волновать напарницу. — Парень он хороший, даром что раньше всех задирал и развязывал войны. Но ему бы не помешало поменьше ёрничать. Альф все уши прожужжал, какой он язва… — Базз вовремя сообразил, что и это может разволновать Миру и поспешил сменить тему. Всё-таки у Зурга острые на язык люди долго не живут. — Но когда нужно быть серьезным и собранным, то сэр Байльшмидт явно это может. Я не знаю его настолько, чтобы что-то утверждать о нем, но он всё же человек военный. Должен уметь держаться при начальстве… — Он задумался, не зная — что бы ещё сказать. Все время знакомства с ребятами, Базз больше общался с Иваном, теперь же жалел, что ничего толком не знает о Гилберте. — «Ей бы пообщаться с Байльшмидтом младшим и его друзьями, они наверняка расскажут о Гилберте много нового…» Мира, может тебе обратиться к младшему брату Гилберта? Он хоть и тоже волнуется, но будет знать что не только бывшие воплощения волнуются за него с Иваном. Наверняка ему на душе хоть немного полегчает. И сэрам Хонде и Варгасу тоже… Тебе тут дали несколько дней внеочередной увольнительной. Отдохни, пообщайся с ними, и с сестрами Ивана тоже. Да и с Бустером заодно. Он напросился на дежурство за пернатыми подопечными славянок, сказал, что всем сейчас не помешает поддержка друзей. — А как же ты, Базз? Тебе тоже давали увольнительную. — Я не могу, Мира. У меня — Альфред. Я и так уделял ему мало внимания в последние дни. Обещал быть рядом, а тут то одно, то другое. А он же старается. Вчера весь день работал рядом со мной, как прилежный рейнджер. Не бедокурил, не канючил, от работы не отлынивал. И сегодня тоже. Тесты по уставу сдал хорошо. Я его в награду на станцию взял, в тренировочный зал. Вот сейчас он закончит, поедим с ним и снова в патруль. — Базз улыбнулся. В эти тяжёлые дни Джонс буквально из кожи вон лез, лишь бы порадовать учителя и отвлечь от переживаний и тревог. — «Волнуется за меня, мой Альфи…» — Понимаю. — Мира тоже улыбнулась. Она волновалась, что ее командир тоже может упасть духом, но Лайтер держался, и во многом благодаря тому шумному парнишке, не дающему заскучать своему преподу. — Хорошо. Я отдохну. И… спасибо. Базз лишь покровительственно кивнул. Слова были не нужны, он видел, что напарница заметно воодушевилась. В полном молчании Мира допила свой напиток, попрощалась с командиром и направилась к выходу. Не терпелось поскорее созвониться со славянками и сообщить о своем желании навестить их и гостившего у них Людвига. Девушка с радостью приняла этот дар — дополнительные выходные. Она знала, что её с виду суровый начальник, но на самом деле очень чуток к своим подчинённым, просто старается держать марку. И она была невероятно благодарна ему. Не то что кое-кто, кому начальство пихало дни отдыха буквально «на блюдечке», а он отнекивался от предложения отдохнуть, будто ему прилюдно предложили заняться чем-то очень нехорошим. Как вы наверняка догадались, это был один из главных трудоголиков человечества — Кику Хонда. Сам сэр Токмань, глава научно-исследовательского центра, лично предложил японцу хотя бы ненадолго составить компанию немцу, так Кику перепугался до чёртиков, чуть не стал умолять не отправлять его на отдых. Он же НЕ ЗАКОНЧИЛ доверенное ему задание! Германия-сан доверился ему, а он ПОДВЕДЕТ?! Да лучше сразу кусунгобу ему в пузо, чем такой позор! Бедняга так переволновался, что даже не смог пойти на обеденный перерыв. Как-то не охота есть, когда внутри все свело от беспокойства. Поэтому он засел в их с Людвигом рабочем кабинете с целым термосом успокоительного чая. Он выдул уже две кружки и хотел налить себе третью, как вдруг в дверь постучали. Бедняга чуть не выронил термос от неожиданности, и уж было хотел снова взмолиться, чтоб его не прогоняли с рабочего места, пока он не выполнит возложенные на него обязанности, но… почти сразу понял, что это не его начальник, бессердечно мешающий ему с честью завершить задание. Стук был слишком робкий, как и последовавший за ним девичий голосок: — Сэр Хонда? Вы у себя? Можно заглянуть к вам? Я… я по важному делу. Пожалуйста, ответьте — можно мне войти? Будь это незнакомый голос, нелюдимый островитянин не издал бы не звука. Или вообще забился бы под стол, как в домик, чтобы даже если гостья беспардонно заглянет к нему, не увидела никого и ушла прочь. Но то была… — Хейли-сан? — Удивлённо воскликнул Кику. — Да, это я… одна… можно войти? Пожалуйста. Я по важному делу. — Жалобно донеслось из-за двери. — Д…да… Сейчас… — Кику поспешно положил на стол папку с текущим проектом и открыл ее, мол — он тут весь в трудах, а вовсе не переживает! — Войдите… В помещение вошла совсем юная девушка. Та самая веселая кошатница-волонтер из приюта — Мина Хейли. Но сейчас она была непривычно серьезной. Видимо дело было и впрямь важное. — Спасибо, что приняли. — Она всё-таки улыбнулась немного и даже чуть поклонилась на японский манер. — Я не займу много времени. Не хочу отвлекать вас от важного дела. — Она с уважением скользнула взглядом по папке, мол — «Какой вы молодец, сэр Хонда! Весь в трудах!». Кику сразу успокоился, считая, что всех провел и никто не заметил его слабости. Хотя все мисс Хейли заметила и поняла. Все же этот забавный тихоня был так похож на кота. А котики они такие, могут никому не показать слабости, даже если они больны и им нужна помощь… для которой она и пришла сюда. — Сэр Хонда, вы же знаете, что я закончила работу над доверенным мне проектом, и за не имением новых заданий, меня хотят отправить в отпуск. Но я пока не хочу отдыхать. Вы же знаете, мне нужно подзаработать побольше денег. Я хотела бы отказаться от отпуска и получить компенсацию за него, плюс зарплату за отработанные дни и премию за сверхурочную работу. Мне очень нужно подзаработать. Вам известно, что я живу в съемной квартире, а там… — Мина горестно вздохнула, — нельзя держать животных. А я же жизни не представляю без хвостатых пушистиков. Хочется усыновить и удочерить пару-тройку наших хвостиков, дать им дом. Всё-таки приют — не то место, в котором должны обитать котейки… Им нужен дом и заботливый человек… — Под конец речи Мина совсем расстроилась, даже голову повесила и поглядывала на собеседника, печально надув губки. Кику согласно кивнул и призадумался. Он был более чем согласен с философией девушки насчёт котиков и дома. И ее рвение поработать было похвальным, он ведь и сам такой же. Но как он может помочь? Будь он спокоен самом деле, он бы быстро придумал выход. Видя молчаливость собеседника, мисс Хейли рискнула продолжить уговаривать японца, словно пугливого котейку: — Так вот… Мне предложили пойти помощницей к кому-нибудь из занятых проектом коллег. К кому-нибудь без напарника. И дали список. Но к кому пойти, если почти все в списке невыносимые люди. Нет, я могла бы и потерпеть, если бы они не говорили, что помогать бездомным животным… — девушка нахмурилась, — пустая трата времени. Да как так можно говорить? Животным — надо помогать. Милосердие к беззащитным — вот что должно отличать разумных существ от варваров. Разве не так, сэр Хонда? Так! — Обрадовалась она на кивок Кику. — Но они будут убеждать меня в обратном, хотя я тверда в своих убеждениях. В итоге — у нас не выйдет никакой совместной работы. Они только и будут тратить время на мое переубеждение… — Она снова с мольбой посмотрела на Кику и совсем уже робко продолжила. — Вот я и решила обратиться к вам. Вы же сейчас без напарника. Вы только не подумайте, что я сомневаюсь в вашей способности завершить все самому! — Быстро затараторила она, не дав опешившему японцу вставить ни слова. — Я видела своими глазами, насколько вы увлеченный делом человек. Вы сможете все, что ни задумаете, благодаря своей силе воли. Эту черту вашего характера сложно не заметить. Я просто прошу у вас позволения работать именно с вами, потому что вы не станете отвлекаться на посторонние мысли и отговаривать меня от заботы о братьях наших меньших. Пожалуйста, позвольте мне поработать с вами, пока мне не найдется личный проект для работы, или пока я сама не придумаю свою разработку, или до возвращения вашего основного напарника — сэра Людвига. — Мина снова поклонилась на японский манер, явно перенятый от самого Кику, надеясь на согласие «пугливого котика». Япоша так и застыл от культурного шока. Какая необычная эта девушка. Совершенно не замечающая неприятных людей, особенно если те лезут к ней в голову со своими уставами, но такая радушная к завоевавшим ее доверие. Кику даже завидовал этой черте ее характера. Он же до сих пор живёт с оглядкой на других, как его люди когда-то. Даже согласиться на помощь не может просто так, хотя не против. Надо же сначала спросить разрешения немца. Как же без разрешения его негласного лидера?! — Простите, Хейли-сан, сначала мне нужно узнать мнение моего коллеги, Людвига-сана на этот счёт. Только не подумайте, я готов принять ваше предложение, но этот проект изначально начал мой коллега, и… — Кику поспешно начал набирать на рабочем компьютере запрос на корпоративный звонок и текстовое сообщение коллеге вне рабочего места. Разрешение от вышестоящих пришло на удивление быстро. Будто там только и ждали запроса от сотрудника Хонды. Но времени подумать о сей странности не было, Людвиг тоже ответил быстро. Спасибо привычке привитой немцу пугливым итальяшкой — всегда держать телефон при себе, на всякий случай: — Людвиг у телефона. Кику, это ты? Все в порядке? — Все хорошо, Людвиг-сан. Простите, что отвлекаю от отдыха, но мне нужно спросить у вас разрешение… Мне предложили сотрудничать в нашем с вами проекте. С помощником я смогу завершить его быстрее и… — Если считаешь нужным, соглашайся. Я доверяю тебе, как самому себе. И если этот человек достоин твоего доверия, не раздумывай, принимай помощь. — В голосе собеседника послышалось необычайное воодушевление, будто он был только рад такому повороту событий. — Да… Благодарю вас… И простите ещё раз, что отвлек… — — Да, все в порядке. Береги себя! — Ответил Людвиг и отключился. Кику ещё с пару секунд посмотрел на экран компьютера, раздумывая. Этой девушке он доверял. Он вообще был свято уверен, что если человек ответственен за чужие жизни, не важно чьи — пусть даже кошачьи, то ему можно доверять. А мисс Хейли тряслась за каждого хвостатого постояльца приюта, как за родного. Моет каждого пушистого новичка своими хрупкими ручками, не боясь грязи, блох и когтей, расчесывает их, меняет наполнители туалетов, даже лечит их… Улыбнувшись воспоминаниям, Кику обратился к гостье: — Хорошо. Раз Людвиг-сан дал добро, я готов к сотрудничеству… — Спасибо! — Мина просияла от радости. — Сообщите нашему начальству сами? — Да… — Кику вдруг вспомнил утренний «наезд» с завуалированным требованием взять перерыв и отдохнуть, и зябко повел плечами. Ну уж теперь, с новым напарником, его не выгонят отдыхать. — Тогда я пойду за своими вещами! — Мина буквально выпорхнула из кабинета. Ох и сложно иметь дело с пугливыми, нелюдимыми котейками. Но зато сколько радости, когда они, поверив ласковому тону и искреннему желанию помочь, всё-таки идут на ручки… или даже просто соглашаются быть рядом. Ну а Кику поспешил известить начальство по внутренней связи. «Ой, я так рад, что вы таки надумали взять помощника! Что ж, работайте, но — не перенапрягайтесь, и берите выходной, когда посчитаете нужным. Побеспокойтесь за мои нервы!» — Ответили ему и Япоша наконец-то смог выдохнуть спокойно. Не зря он вчера весь вечер корпел над изготовлением талисманов. Кику открыл ящик стола и посмотрел туда, где среди личных вещей приютились три «бирки» с иероглифами на каждой. Одна просила удачи в работе, вторая — душевного спокойствия всем, кому была небезразлична русско-прусская парочка. Ну а третья… «За безопасность и скорейшее возвращение Гила-куна и Ивана-сана!» — Кику неосознанно погладил «бирку» и закрыл ящик стола. Он надеялся, что его искренние немые мольбы сбудутся. Чуть ранее, на другой планете Альянса, Джо Эд… Людвиг с утра не знал покоя. А виной всему были выброшенные им за окно гантели. Юлиуш как в воду глядел, сказав, что пернатые надорвутся на радостях с новыми игрушками. Так оно и вышло. Самые крупные птенцы, с Тэллоу во главе, весь вечер соревновались — кто больше раз поднимет гантели? — и даже спать улеглись на три часа позже всех остальных собратьев. Вот только на утро они жестоко поплатились за свое веселье. Верхние половины их тел нещадно ломило даже от маленького напряжения. Какая уж там физическая работа, если они свои миски с едой донесли до столов через силу. Но гордые птенцы грифонов держались, как могли, стараясь ни стоном, ни даже мимикой не показать, что им больно. Да только славянок не проведешь. Сложновато было не заметить, что ребятки двигались, будто старики, а не молодые бойкие юноши, какими были ещё вчера. Прямые расспросы ничего не дали. Птахи упорно молчали. Гордость не давала сознаться в — таком позоре! Но Наталья приперла-таки упрямцев к стенке: — Думаете, я сама не догадалась, что вы надорвались, занимаясь с гантелями Людвига? Я же видела, как вы начали их тягать. Не смогли вовремя остановиться? Или не знаете, как правильно заниматься, чтобы на утро не стать, как дряхлые старички, с больными руками? Птенцы упрямо промолчали, но потупленные взгляды говорили яснее слов — так все и было. Какой же позор! Сильнейшие, уважаемые среди своих, а так сели в лужу! Наталья лишь вздохнула. Ей ли не знать значение насупленных взглядов исподлобья. Сама же такая. Наверняка ещё и кары ожидают. Вон как нахохлились, головы втянули, будто ждут, когда им выдерут пёрышки из хохолков. Бедные пернатые дети… — Значит так, ребятки, никакой вам сегодня работы. Ждите здесь, я приведу сюда главного виновника. Будет лечить вас! — Сказав это, девушка умчалась к дому и вскоре вернулась с растерянным немцем. — Вот, Людвичег, полюбуйся. Они вчера весь вечер веселились с твоим подарком, а сегодня лейку поднять не могут. Надо исправлять. Чего глаза округлил? Не ты ли спец в военной и физической подготовке? Вот и давай, спасай наших культуристов любителей. — Ja… Постараюсь… Оставшись один на один с понурыми птенцами, Людвиг принялся размышлять вслух о возможных решениях проблемы: — Что ж… есть много способов уменьшить боль в перенатруженных мышцах без применения лекарств. Например, с помощью воды. Контрастный душ в течение пятидесяти минут, или ванна в приятно-теплой воде с морской солью, не более двадцати минут. После ванны следует облиться прохладной водой… Так же поможет и баня. Сочетание высоких и низких температур и обильное питье с целью выведения токсинов из тканей организма способствует устранение боли и напряжения в мышцах. Или плавание в бассейне или другом подходящем водоеме, около получаса, улучшает кровообращение, расширяет кровеносные сосуды и снимает боль. — Нам нельзя… — Робко чиркнул кто-то из толпы. — Перья испортятся. — Поддакнул другой. — Да… Понимаю… — Людвиг потёр лоб, продолжая вспоминать. — Тогда, придется применить массаж. Аккуратное растирание мышц с разогревом болезненных зон. В результате такого массажа улучшается кровообращение и боль уходит. Эффект повысится при применении эфирных масел и специальных кремов. Но у вас перья… Ладно, попробую на сухую… Кто первый? Птахи испуганно переглянулись. Хоть каждый из них считал себя невероятным храбрецом, но первым идти в руки чужаку… После небольшой заминки из толпы вышел один птах. С опаской поглядывая на немца, он уселся за стол для их кормёжки под открытым небом и зажмурился, ожидая страданий и унижений. Но прикосновения чужака к натруженным мышцам оказались совсем не болючими, а даже приятными. Птах даже почти задремал, когда его осторожно, но быстро вытащили из грез вопросом: — Ну, как ощущения? Мышцы меньше болят? Юный грифончик повел плечами, потом вскочил с места, наклонился пару раз, потом рискнул поднять полную воды лейку… — Ага! — Удивлённо выдохнул он. — Намного меньше. Ну-у… я пойду работать? Грядки сохнут! — И, глянув с нескрываемым уважением на кивнувшего ему чужака, он поспешил к грядкам. Столь разительная перемена в состоянии их братца-сородича впечатлила остальных. Всем захотелось поскорее избавиться от боли и они наперебой полезли вперёд. Лишь Тэллоу остался стоять на месте. Все же — лидер! Надо ж показать, что ему не в тягость потерпеть какую-то там жалкую боль. Один за другим, птенцы выходили из-под рук Людвига оживлёнными и повеселевшими, а немец лечил все нового и нового, пока не остался только Тэллоу. Почти черный птах сидел тихо-тихо, чуть подрагивая от непривычной процедуры. Уж чего, а подобной заботы от чужака он никак не ожидал. И дело явно было не в приказе атаманши — вылечить всех надорвавшихся работников. Этот странный человек старался, периодически спрашивал — как ощущения? Но больше всего Тэллоу шокировало предложение — научить их правильно тренироваться с гантелями! — Перед тренировкой мышцы надо разогревать. Тренироваться постепенно и в меру. А после тренировок проводить заминку. И не следует забывать о растяжке мышц. Их нужно делать до тренировки и после нее. Я могу показать вам основные упражнения и помочь с тренировками, если вы все будете не против… Не отвечай сразу, если сомневаешься. Обдумай все. Просто знай, что я не хочу вам вреда. Ваше общее желание стать сильнее — похвально, и я хочу поддержать это начинание. У меня есть и другие приспособления для тренировок. Интересует? — Людвиг сам удивился подобной словоохотливости. Впрочем, он всегда неплохо ладил с молодежью. Видимо сказывались последние годы в качестве государства, помогающего менее удачливым нациям, чем он — глава Евросоюза. — Учту… — Кратко ответил птах, невольно дыбя перья на шее. Что возомнил о себе этот чужак? Стал свидетелем их позора, а теперь лезет помогать. Добренький какой! Они — грифоны. Сами справятся. Но с другой стороны… душа пернатого гордеца желала чего-то… Чужого внимания… участия… уважения… — Учтите, герр… Тэллоу. — Кивнул Людвиг и вдруг спросил без тени иронии. — Прошу прощения, можно узнать вашу фамилию? Или… как у вас, грифонов, уважительно обращаются к другим? — И на изумление птенца, по-совиному вывернувшего шею на сто восемьдесят градусов, лишь бы вылупиться на немца круглыми желтыми глазами, пояснил: — Вы ведь лидер среди ваших товарищей. Я на своем опыте знаю, как сложно быть в ответе за подопечных, поэтому я искренне уважаю тех, кто взял на себя столь тяжёлую ношу ответственности. Поэтому и хочу обращаться к вам уважительно. — Да-а… Чего уж там… заморачиваться… — Тэллоу отчего-то стало неловко. Фамилий у них на станции отродясь ни у кого не было. Они вообще не знали своих родных. Всех мало-мальски подросших птенцов-мальчиков в какой-то момент просто забирали у растивших их матерей и собирали в группы, за которые был ответственен взрослый грифон и обязательно мужчина. Такой «воспитатель» всегда был жутко суровым, гонял и шпынял пернатых малышей, и даже поощрял откровенную травлю менее слабых птенчиков. Все это делалось, чтобы вырастить безжалостных головорезов. Из птенцов к старшим напрямую не обращался никто. Птенцы не имели права отнимать у них драгоценное время, пока не принесут пользу. До той поры они были безымянными для старших. Даже «воспитатель» не звал их по именам, ибо — не заслужили, чтобы их запоминали. А вот дать клички на свое усмотрение, или называть птенцов по номерам, начиная с самых сильных, было в порядке вещей. Тэллоу ещё повезло. Он был самым темным и рослым из всего выводка своего года вылупления, и сразу привлек всеобщее внимание. Даже глава одной из станций заинтересовался почти черным птенцом, так похожим на него самого много лет назад. Прочил мелкому грифончику место подле себя, мол — роскошным вырастишь головорезом, сам тебя натаскаю, даже на первое твоё задание лично полюбуюсь!.. Соврал. Бросил тут, с остальными… светлыми дохляками. Громкая музыка прервала горькие воспоминания птаха. Позвонили чужаку. Тот ответил, поболтал с кем-то, дал свое разрешение на что-то. — Звонил мой хороший друг. — Пояснил Людвиг, убирая телефон. — Раньше был одним из… ну, скажем, не подчинённых, скорее — важный член команды. То время давно прошло, но он до сих пор остаётся под моей ответственностью. Взяв однажды на себя этот груз, так просто его не скинешь. Так как мне вас называть, герр Тэллоу? — Можно просто по имени… — Буркнул птах. — Хорошо. Тогда и вы не стесняйтесь обращаться ко мне по имени. — Угу… — Тэллоу не проронил ни слова до конца массажа, крепко задумавшись над словами немца насчёт лидерства и над предложением научить их правильно тренироваться. Но что ни говори, юному грифончику понравился уважительный тон чужака. С таким можно попробовать посотрудничать. Вон как он всех вылечил! И его тоже — почти уже ничего не болит! Можно лететь, работать. — Спасибо. — Сухо ответил птах и хотел свалить, дабы поразмыслить надо всем за работой, но оторопел от протянутой ему для рукопожатия руки. — «Это зачем? Это… мне что ли?!» Значение этого жеста у большинства рас он знал лишь по наслышке, тем более не ожидал такой чести от чужака. Но тот стоял, не убирая руки… прямо как тот улыбчивый дылда — Иван, в первый день их тут прибывания. Без ехидства, от чистой души он тянул руку и Тэллоу рискнул ответить на добрый жест. — Обращайтесь, если что, герр… — немец запнулся, только сейчас сообразив, что птах мог не знать его вежливого обращения, — сэр Тэллоу. Я всегда рад поддержать чужие начинания. Тэллоу снова подвис на мгновенье, перемигнул поочередно желтыми глазами и, кивнув, упорхнул к остальным, преисполненный глубоких дум. Короче, загрузили бедного птенца. Людвиг тоже хотел пойти по делам, попросить себе какое-нибудь задание, но его остановил выглянувший из кустов Феличиано. — Италия? — Удивился немец. — Ты чего тут? Подглядывал? — Веее… — издав привычный звук, Ита огляделся и, не заметив поблизости «страшных пернатых гарпий», метнулся к Людвигу. — Людвиг, я так рад, что ты в порядке! А bella Ольга сейчас вышивает на ткани красивую картину… Икону! Сказала, что хоть мы и в будущем, но местные верят в некую мать святую Венеру, а значит и она будет верить в боженьку их батюшки. И будет просить его сохранить Ивана и Гилберта и вернуть их домой живыми и здоровыми. И я подумал — а почему и нам так не поступить? Я позвонил Франциску, тот одобрил. Так что я нарисую по иконе со святой девой Марией себе и ему! А тебе надо? Ты же тоже католик, как и мы. Помолишься за наших, вдруг нас действительно услышат! Людвиг задумался. Да, он был католиком, но не потому что так надо было и ему приказывали начальство и его же люди. Ему подали пример старшие братья. Особенно рьяно религиозный Гилберт. Да и что плохого в том, чтобы верить в невидимого помощника? Но с другой стороны… зачем ему икона? Гил часто говорил, что можно и без иконы помолиться, как он на поле боя, прямо среди разгара махача мог читать молитву деве Марии. Но как отказать, когда Феличиано смотрит так умоляюще. — А можно мне маленькую? Чтобы в карман пиджака помещалась? Я смогу носить ее с собою. — Ага! Я нарисую! Ве-е-е! — Подпрыгнув от радости, Ита унесся в дом, рисовать заказы. Людвиг же занялся хлопотами по хозяйству. Делал, что мог, лишь бы приносить пользу славянкам. Но и посреди нескончаемых забот, он то и дело находил минутку другую, чтобы подумать о своих братцах, да вознести мысленную мольбу-просьбу за их благополучие. Не он один поминутно молил все, что можно в этой вселенной о сохранности дорогих ему людей. Яо, к примеру, соорудил в своем кабинете тайный алтарь для молитв, и в свободные минуты то и дело подпаливал там палочку благовоний за сохранность двух похищенных юнцов. Франциск променял-таки свидания на поездку в гости к сестрам Брагинского. С собой он вез кучу подарков и желание высадить у девочек множество цветочных клумб и розовых кустов. На благое дело он решил потратить всю свою премию. Но сожалений о предстоящих тратах не было. Лишь надежда и мольбы за «mon cher Жана и Гилберта». Ну немного огорчения, что он поехал туда один. Ладно его крошка Мэттью учится и не может никуда уехать. Но Артуа… его дорогой Арти’шочек, колючий. Почему отказался? Ведь мадемуазелям нужна помощь! Он не знал, что Артур мучился противоречивыми чувствами - вины перед славянами и немцами, и страхом за свое непутевое детище. На себя ему было почти плевать. Он и в Торговом Мире выживет. Там хоть выпивка всегда доступна к покупке. Но как же Альфред? Как этот дурень? Нельзя его подвести! А чувство вины… сегодня британец утопит вину в выпивке. А завтра… протянет как-нибудь. Главное не забывать об Альфреде. Он же не Артур, не сможет, не выдержит. А самому американцу было невдомёк о терзаниях старшего братца. Ему вообще было не до всех сородичей. Он же ЕЩЕ ОДИН ДЕНЬ смог поработать с Лайтером. И завтра тоже маячила сия заманчивая перспектива. И никакие соперники не появятся и не уведут его… ТОЛЬКО ЕГО!.. друга и наставника.