Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Новый день жизни бывших воплощений начался с ужасного известия — их прусского сородича утянул к себе небезызвестный император Зла. Похитили бедного парня под шумок посреди заварушки в Торговом Мире. И как сообщить об этом родным и близким? Потому-то решили не сообщать дурную весть на ночь глядя, а подготовились, записали самого главного пострадавшего — родного брата сэра Байльшмидта, Людвига, на прием к врачу психологу. И доставить его туда следовало сразу после оглашения известия. Рейнджеры как в воду глядели. Узнав о побеге брата, да не абы куда и с кем, а со шпионом злобного кайзера, бедный немец сразу побледнел, начал заикаться, даже чуть не заплакал, и до транспорта едва доковылял, опираясь на рейнджерское плечо. Куда ж еще было деваться убитому горем младшему брату, вместо поездки на работу, как не к психологу, уже привычному доктору Анимусу. Там ему полегчало. И он уже хотел всё-таки посетить рабочее место, но — облом. Психолог весь прием настаивал на больничном, Людвиг отказывался, мол — «Я на работе отвлекаюсь. Мне так лучше…». Но пришедшее на комп психолога электронное письмо от начальства с ответом на запрос лекаря чужих голов и душ, заставило немца смириться. Сам главный начальник не только одобрял больничный, но и настаивал на этом, уверяя, что — «Никакая разработка не стоит и крохи здоровья его лучшего сотрудника!». Более того сэр Токмань был готов оплатить любой санаторий или даже курорт, если врач сочтет то место достойным для поправки здоровья немца. Но Людвиг рьяно заотнекивался от предложения отдохнуть как следует за казённый счёт, памятуя, что не он один остался без брата. Киснуть в санатории, пока многострадальные девушки переживают ту же трагедию, при этом ведя хозяйство и присматривая за ватагой пернатых подростков? Стыд и позор! Да как он будет смотреть в глаза братьям, если… нет!.. когда они вернутся. А они вернутся! И он постарается встретить их, как подобает сильному и ответственному мужчине, твердо стоя на обеих ногах сам, ещё и славянок с их подопечными и фермой за собой подняв. Собравшись с душевными силами и переборов свою некоторую робость в этом плане, он так и заявил Анимусу: — Я не собираюсь сидеть в депрессии, когда мои помощь и поддержка нужны сестрам Ивана. Мне нужно заниматься делом, тогда не будет времени на переживания. А без какой-либо работы я быстрее с ума сойду! Я себя знаю! Доктору нечего было возразить. Действительно, попытка — не пытка. Пусть поддерживает славянок, отвлекается на них, раз такой ответственный мужчина. От врача Людвиг выскочил чуть приободренным. Он сразу рванул к Ванькиным сестрам, чтобы не тянуть резину, да и девчонок порадовать. Но у самого Олиного дома его боевой пыл поугас. Он же не спросил разрешения славянок. А вдруг его присутствие будет им только в тягость? Особенно младшей из сестер — Наталье. Людвиг остановился у самой калитки, не решаясь войти во двор. Сначала надо бы подобрать слова, чтобы даже нелюдимая белоруска не отнекивалась от незваного помощничка. Он же себя знает. Одно дело — пустые разговоры или обсуждение работы, но другое — подойти к осиротевшим девушкам с помощью. Вдруг начнет запинаться, путаться в словах, и… Додумать, как именно его будут выпроваживать, Людвиг не успел. Хозяйка дома, Ольга, сама вышла на встречу: — Людвиг, что ж ты стоишь за изгородью аки не родной? Заходи поскорее! Отдохнешь, покушаешь. Я там борща наварила, да с пампушками! — Ja… То есть… погодите минутку, фройляйн Ольга! Я по делу! — По делу?.. — Удивилась Оля, уже вознамерившаяся утащить немца в дом под локоток. — Людвичег, да шо ж ты так официально? Ты ж нам не чужой — братец названный! Говори как есть, по-простому — какое дело? — Ja… — Людвиг почувствовал что краснеет. Его до сих пор шокировала эта простота, с которой славянское семейство принимало к себе всех и каждого. — Меня… это… отправили в бессрочный отпуск… на больничный… Из-за Гилберта… — Он тяжко вздохнул. — Мне предлагали… — почесал лоб, соображая, как бы не выставить себя эдаким мучеником доброй воли. А то ишь ты, отказался от санатория и хвалится. — Предлагали отдохнуть в любом удобном для меня месте. Отвлечься от переживаний, развеяться в новом для меня месте… — И ты захотел поехать к нам на ферму? — Уверенно закончила за него украинка. — Ja… — Только и выдавил ошарашенный Людвиг. — «Как она?..» — Как я узнала? — Оля лукаво улыбнулась. — Да так… Чуйка. Чуечка. И не только моя. Она махнула в сторону дома, дверь почти сразу отворилась и оттуда с диким лаем выскочил Рольф. Песик завертелся вокруг остолбеневшего хозяина, усиленно виляя хвостом, словно это был пропеллер. Следом выбежал Элиас с криком: — Дядя Феля угадал — дядя Людвиг едет с нами! «Дядя Феля?!» — Людвиг уставился в дверной проем, из которого, кряхтя и пятясь задом, показался Ита. — Ве! Тяжелый! — Всхлипнул он, напрягаясь посильнее, и из дверного проема показался явно тяжеленный чемодан на колесиках. — Лю-у-у-удвиг… Вот твои вещи. Я — сам собирал!.. С помощью Кику, но все равно — сам! — Сам? — Переспросил немец, лишь бы выдавить из себя хотя бы единственное нормальное слово. — Угу… — Феличиано остановился на краю ступеньки, не решаясь везти тяжеленный чемодан дальше. — Я знал, что ты поедешь к bellas сеньоринам помогать! Я же тебя знаю… ве-е~! Ты — такой надежный! — Он с обожанием уставился на немца, сложив руки перед собой, словно собирался помолиться на него, такого идеального. Тем временем вторая bella's этого дома вышла на улицу, с лёгкостью подцепила «тяжеленный» чемодан за ручку и направилась к стоящему подле дома микроавтобусу с напором родимого трактора «Беларус». — Только учти, у нас там не курорт! Там тьма грядок и насаждений и птичьи хулиганы с дикими повадками. Я каждый день соревнуюсь с ними за лидерство! И побеждаю! — С гордостью заявила она, попутно запихивая ручную кладь в багажник. — Ножички метаем по мишеням. Но мне нет равных, а они рвут пуховые задики, чтобы угнаться за мной. Ты тоже можешь придумать им состязание. Если захочешь. — С этими словами Наталья захлопнула багажник и направилась к дому. — Ох, Натусь, да что ж ты придумываешь-то? Какие состязания? Людвиг же к нам ненадолго… — Всплеснула руками Оля, и пошла за сестрой. — Куда ж так торопишься? А покормить хлопцев на дорожку? — И, обернувшись к Людвигу, призывно махнула рукой. — Идите же! Надо поесть! И Елисейке тоже, а то ж кашу не съел, поклевал чутка, аки воробушек… где силу возьмешь? — Погрозила пальцем играющему со щенком мальчику и зашла в дом. Элиас со смехом поспешил следом, а немец так и остался стоять в ступоре. Нет, он знал, что не на курорт едет, сам так захотел — впахивать на славянской ферме, но… прямолинейность Натальи малость ошарашила его. Еще и их пернатые подопечные, как оказалось, вечно устраивают с хозяйками фермы соревнования. Но это как раз не проблема. — «Соревнования?» — Людвиг задумчиво потер лоб и вдруг пробормотал: — Придумали же… какие-то соревнования… Тут пришла очередь итальяшки изумляться. — Ве-е… Людвиг… Ты что?! — Испуганно вылупился он на кумира. — Что — я? Италия… Я что-то не так сказал? — Угу… Ве-е-е… — Ита мотнул головой, словно стряхивая оцепенение, и вдруг, яростно жестикулируя, затараторил: — Людвиг, ты сказал — соревнования! Ну нельзя же так! Соревноваться с сеньоринами… Проиграть — стыдно! Да ты и не проиграешь! Ты — вон КАКОЙ! Побеждать тоже нельзя! Ты своей победой продемонстрируешь превосходство, а это — это некрасиво! И… и… и… те стра-ашные птенцы ее слушаться перестанут! Жу-у-уть… — Да не буду я побеждать… То есть… соревноваться с Натальей. Я к ним может всего на пару-тройку недель, а им долго жить с теми пернатыми… — Людвиг! Братко названный! Феличка, крошка! Где вы там? Угощения стынут! — Окликнула их Ольга в открытое окно. — Ве! Идем! КУ-У-УШАТЬ!!! — Ита понесся к дому, но на пороге остановился и уставился на Людвига. — Идем! Идем, идем! Кушать!!! — Иду… — И Людвиг, подхватив чемодан, пошел к дому. Оставаться в одиночестве было тяжко. В голову сразу начинали лезть мысли про Гилберта и Ивана. Как они там, у злобного кайзера? Справятся ли? Выдержат ли ужасы плена? Дотерпят ли до спасения? Людвиг посмотрел в небо. Как же далеко были его братцы… — Die Jungfrau Maria, сохрани их! — Воскликнул Людвиг и, зябко поежившись от гнетущего одиночества, зашел в дом. После обеда, в котором Людвиг то и дело задумывался и под оклики сестёр едва ли съел свою норму, они немедля отправились на фермерские владения славян. Путь до фермы на Джо Эд не занял много времени, ведь не на рейсовом автобусе полетели, а на личном авто Мунчаперовского работника. Того самого светловолосого пухляша, угощавшего бывшее воплощение Пруссии пивом. Он-то подрабатывал ещё и курьером-извозщиком на своем аналоге микроавтобуса. Но Людвигу было безразлично все происходящее вокруг, как и личность их «таксиста». Он просто хотел поскорее прибыть на место и заняться делом… Но по прибытии ему всё-таки пришлось знакомиться с этим назойливым типом. Он же сразу после приземления выскочил помогать и заодно разговорить-таки смурного гостя. — Помощь не нужна? — Спросил он Людвига, вынимающего вещи из салона. — Нет… Спасибо… Сам справлюсь… — Сухо ответил необщительный мужчина, доставая последнюю сумку и чуть не упал из-за метнувшегося под ноги питомца. — Может, помочь донести? Сумок много… — Не унимался общительный мужичок, стараясь перекричать радостный лай оказавшегося на воле щенка, но тут его обломал другой субъект. — Да тут на один заход всего! — Гаркнули со спины. Весь ворох сумок оказался в ручищах папаши Мунчапера, тут же припустившего к славянскому дому в сопровождении радостно хохочущих Элиаса и Феличиано, устроивших салки с шустрым песиком. — Да я… сам бы… — Людвиг ошарашенно посмотрел им в след и только сейчас заметил протянутую для знакомства руку. — Я — Юлиуш Мазур! — Заявил простодушно упитанный светловолосый мужчина, улыбаясь новому знакомому широченной улыбкой. — Э… да… очень приятно… — Людвиг машинально пожал руку, вспоминая — на кого же похож этот тип? Вроде, как Ванька лезет общаться, и что-то было в нем от славянского трио, но… До загруженного тоской немецкого мозга вдруг дошло. Этот человек похож на славянина, но — на восточного. Уж их-то Людвиг перевидал во время одной из войн. А мужчина все стоял, одаривая немца широченной улыбкой. Явно ждал, пока ему назовут свое имя. — Мое имя — Людвиг… — он застопорился, как всегда не желая называть свою спорную фамилию, но вспомнил о старшем любимом братце и, тоскливо вздохнув, добавил. — Б…Байльшмидт… — А! Братец того знатока пенного хмельного? Моего главного дегустатора! — Обрадованный Юлиуш затряс сжатую руку. — Замечательно! Отлично! Наконец-то мы встретились! Он столько про вас рассказывал… — он осекся. Знал же, что Гилберт пропал, и младший явно тоскует. И кто дёрнул пустомелю за язык. Неловкое молчание прервала Ольга, до этого тихо ждавшая в сторонке дорогого гостя. — Юлиуш, Людвига — НЕ спаивать! — Погрозила строго пальцем и, схватив немца под локоток, потащила к дому. — Что вы, Ольга! Я ни в жизнь! Я ж просто готовил!.. — Заотнекивался Юлиуш им вслед. — А самогон… я по научению его — указал на Людвига, — старшого приготовил… Я же понимаю, сейчас каждый работник необходим в трезвом виде! Я лучше что-нибудь съестное приготовлю! — И он поспешил к себе, вспоминая — какие у него есть немецкие рецепты и есть ли в наличии ингредиенты для них. — Вот то-то же! — Добродушно фыркнула девушка и повела гостя к виднеющемуся неподалеку дому. Ранее непримечательное двухэтажное здание с облупившейся краской, заметно преобразилось под хозяйскими руками славян и их соседей. Стены сияли новой фасадной отделкой из мореного бруска «вагонки», ибо хозяева наотрез отказались от безвкусной однотонной полимерной панели. К простому навесу была пристроена просторная веранда, так же из обработанных бревен. Простые окна обзавелись резными, будто ажурными, наличниками… опять же — деревянными. А на крыше красовался деревянный расписной петушок. В общем, все новое в доме было из натуральных строительных материалов. — Быстро вы… — Людвиг одобрительно обвел взглядом здание. — Брат показывал мне фото до покупки дома. Как быстро вы его привели в порядок! — Это ещё что… — Скромно отмахнулась Оля. — Ты за дом зайди, там хоромы наших сорванцов и банька… увы… недостроенная. Ваня крышу не успел покрыть… — Она вздохнула, резко погрустнев. — Все покроем и доделаем! — Решительно заявил Людвиг и вдруг прислушался к резкому птичьему гвалту. — Это они шумят? — Они! — Улыбнулась Оля. — Наташа же вернулась, их атаманша, у них сейчас состязание. Пойдем, глянем! Остальные наверняка уже там. Людвиг хотел было отказаться, ведь надо же расположиться на месте и побыстрее браться за дела. Но Ольга так настойчиво тянула его за собой, что он сдался и пошел следом. За домом было ещё одно новое строение, на этот раз из полимерных панелей. Видимо его надо было построить очень срочно, раз славяне предали идеалы «деревянного зодчества». «На амбар не похоже — окон много. Наверное, тут живут их подопечные…» — Догадался Людвиг и тут же перевел взгляд на стайку антропоморфных птиц. Большая стайка птиц поменьше и посветлее оперением толпились на краю большой открытой площадки и пялились на другую сторону, там где стояли пять мишеней. Вместе с ними было семейство Мунчаперов, рейнджеры — Алисия и Ра Мон, и любопытный Ита с Элиасом. Вторая немногочисленная часть птиц, более темных и рослых, находилась чуть впереди остальных. Наталья стояла среди них, словно гордый предводитель, высоко подняв голову и выжидательно скрестив руки на груди. Один из темных птах вынимал ножи из мишеней, затем он вернулся к остальным, положил ножи на деревянный чурбак и присоединился к зрителям. За ним вышел вперёд другой птах. Присмотрелся к мишеням, по-птичьи вертя головой под разным углом, моргнул попеременно желтыми глазищами, попробовал на вес метательный нож и… метнул в первую мишень. Результат ему явно не понравился, птах вздыбил перья на шее — нож попал во второй круг от центра. Чуть помедлив, он метнул и второй нож в следующую мишень и почти попал в центральную точку. Стайка поблизости одобрительно защебетала, но птах все ещё недовольно дыбил перья. — Ве-е… Наташа метала первой и поразила все мишени в яблочко. — Тихо пояснил подскочивший к Людвигу Ита. — Поэтому он понимает, что уже проиграл. Людвиг лишь головой покачал — уж он-то помнил белорусских партизан, которых боялись его люди во времена войны. Да и сам он чего уж греха таить опасался попасться этой безумной девушке в плен. — А? Да, она меткая. Вижу, Феличиано, — одобрительно кивнул немец. И всё-таки спросил Олю: — Ольга, а где мне можно разместиться? Всё же я с дороги и… — Ты устал? Хочешь есть? — мгновенно поняла его украинка и спросила: — Не хочешь досмотреть соревнования? Они уже заканчиваются. Нет? Ну тогда пошли. Поведу тебя в твою комнату. Будешь жить по-королевски! Украинка повела его к дому, но их скорый побег заметили и судя по настрою её сестры так просто не хотели отпускать дорогих гостей: — А куда это ты, Людвиг? Не хочешь тоже попробовать? Людвиг мгновенно остановился, ему вдруг от чего-то стало нехорошо. Он покачал головой и сделал ещё пару шагов, но белоруска отмахнулась от сестры: — Пусть хоть один нож метнет, разве ему не интересно? Людвиг, ну чего ты, я же хочу увидеть как ты с этим справишься. Это же легко, давай! — и в руки ему буквально сунули пару ножей. Немец отшатнулся от девушки, холодное оружие попадало ему под ноги, в эти минуты он словно сходил с ума и не понимал чего от него хотят. Вновь в голову полезли все эти неприятные воспоминания Второй мировой, а тут этот странный тон Наташи. Почему она его уговаривает? Что хочет? Чего добивается? — Я… Я в порядке. — Он огромным усилием взял себя в руки и сказал скорее испуганному Феличиано чем Наташе: — Просто не хочу. Я устал с дороги и… — Но ведь потом придешь? — «О мейн готт, почему такие провокационные вопросы? Разве она меня не простила?» — Людвиг глубоко вздохнул и опустил голову: — Нет, не приду. Извини, Наташа. Это… не моё. Ты ведь… Справа Людвига тихо приобнял притихший итальянец, кажется сам начавший тихо плакать, опять в глазах слезы. Или ему почудилось? — Прости, Наташа, я все же пойду прилягу. Извини. Но тут до белоруски видимо что-то дошло, она кинулась к Людвигу и подхватила его за руку с левой стороны и спросила: — А если ты придумаешь что-то своё? Оружия… — тихо сказала она — не держим. — тут она на миг отвела глаза и кажется что-то шепнула. Кажется это было слово «прабач» (извини — по-белорусски). — Но ведь что-то можно придумать и другое! Ты ведь кажется здорово умеешь бегать! Или я не права и спринтер у нас Венециано? А ты — у нас силач? Людвиг удивленно смотрел на девушку и… кажется не понимал происходящего. — Погоди… — он, помотал головой, и приложил руку к гудящей голове и решился всё-таки уточнить, чтобы не быть дураком хотя бы в своих глазах. — Так ты хотела чтобы я просто попробовал… с тобой посоревноваться? — Ну да! — даже удивилась девушка. — Почему бы и нет, ты вроде должен быть метким, разве нет? Прабач, Людвиг, если что-то не то, но… мне хотелось показать этим птенцам что ты не задохлик, как твой италиец. — И вновь придвинулась в нему, подтянулась на цыпочках и шепнула: — Не хочу чтобы они тебя задирали. А уж раз ты чужак, так они тебя слушаться и вовсе не будут! А ты нам как помощник пригодился бы. — Вее, Германия! — догадавшись о чем речь, Феличиано сунулся в разговор. — А ведь Натали права, если они тебя слушать не будут, а девушек нет — какой же ты им командир? Вздохнув, немец обернулся, как и ожидалось, птенцы на его поглядывали с некоторым превосходством, ну ещё бы — соперник бежит с поля боя! А значит он им не чета! — Знаешь, Наташа… а ты права, это не дело если даже меня, простого работника эти птенцы не примут. Получится что я буду сам по себе, а они — сами по себе. Нехорошо. Надо показать им что я тоже достойный противник. Но чтобы такое придумать? Бег? Италия выиграет у всех нас, в этом у меня нет сомнений. А вот если силой померяться. Ты… — вдруг он смутился от такого предложения и от того что девушка смотрит на него не отводя глаз: — не против? — Ну давай попробуем силой, — кивнула белорусска и отпустила немца. — Мне всегда было интересно какая она у меня. Предлагай, что задумал. Пошли, птенцам и скажешь. — Пошли, — кивнул немец, потихоньку успокаиваясь. И ещё раз подумал что может зря он в общем-то боялся этой девушки — она вполне себе оказалась адекватной и понимающей. Только вот в руку вцепилась — это было неожиданно и… Нет, не умеет он всё-таки с девушками общаться. Может хоть сестры Ивана ему в этом помогут? Доставать гантели Людвиг не стал. Не решился заставлять младшую приставучую сестру Ивана тягать тяжести. Она ж надорвётся из-за упрямства! И кто тогда вместо нее работать будет? А уж как будут причитать Оля и плакса Феличиано… Поэтому немец выбрал более щадящий способ выяснения силы — банальный армрестлинг. Ножи тут же были забыты на чурбаке, атаманша же ещё тут, сама уберет и спрячет. Или вон, Мунчаперы, хозяйские соседи с приставучими рейнджерами, все равно отказались от участия, так пусть делом займутся, помогут гордым грифонам. Стайка пернатых задир метнулась к длиннющему столу под открытым небом, быстренько разделились на пары, подождали, пока новый чужак покажет — что тут да как, и приступили к мерянью силушкой. Они были абсолютно счастливы. Такая веселуха вместо нудной работы! Почаще бы так! Зато Людвиг растерялся среди радостного птичьего гвалта и чьих-то окликов поддержки. Он не особо любил шумные компании… на трезвую голову уж точно. Вот с кружкой пивка он развеселился бы! А так… не то, совсем не то. Ещё и брата нет рядом. Он буквально на автомате сцеплял с кем-то руки. Побеждал, но без особой радости. А птичьи физиономии все мелькали и мелькали, пока… перед ним не появилась довольная Наташка. Людвиг вздрогнул, будто резко проснувшись, и огляделся по сторонам. Количество соперников заметно поредело. Светлые птахи, решившие принять участие в новой забаве, отсеялись полностью, как и часть их темных сородичей. Остались лишь самые крупные, да Наташка с ними в придачу. — Ну что, погнали?! — Она жадно сграбастала обеими руками руку Людвига, словно чувствуя внутреннее желание оппонента убраться подальше отсюда. Немец промолчал. Зато Ита отлично выдал его эмоции своим горестным стоном. Видимо тоже не хотел этого поединка. Но, увы, дуэт стран из ОСИ никто об их желаниях не спрашивал. Наталья смерила оппонента строгим взглядом. Ей не понравилось, как внезапно притих этот тип. Будто задумал чего. Отказаться от состязания или вообще сдаться. Ну, нетушки. Так она не договаривалась. — Людвиг, чтоб не смел мне поддаваться! — Заявила она решительно, сильнее сжимая его руку в своих. — Мне интересно узнать силу своего соперника по-честному! Тот лишь кивнул, отчего-то не в силах выдавить внятный ответ. А затем… Что там было, Людвиг понимал ещё хуже, чем в начале состязаний. Он просто тупо сидел и жал на руку соперницы, пока вдруг не увидел, что они все ещё продолжают бороться. Рука белоруски дрожала, клонилась в бок, но выстаивала. И отчего-то это казалось Людвигу таким странным. Как будто случилось что-то из ряда вон выходящее. Он сдержал уговор, боролся в полную силу. И хоть в глубине души он надеялся, что не уронит хозяйку дома в грязь лицом перед подопечными, но все равно был не готов к такому исходу. — Может… ничья? — Людвиг и сам не узнал свой голос, такой хриплый и дрожащий, что аж тошно. К его великому облегчению Наташа, возмущённо попыхтев, согласилась. Не так плохо быть равной такому человеку. Без тренировок по утрам, но встала-таки с накачанным мужчиной в один ряд. Она встала и не без пафоса начала что-то говорить. Кажется, хвалила оппонента за честный, благородный поединок. Вот только самому Людвигу вдруг стало так тошно от всего происходящего… Ему бы посидеть немного в тишине, собраться бы с духом, и потом только пускаться во всякие авантюры. Но нет, его с налёту ввязали в то, чего он не хотел, ещё и показали что все его тренировки ничто по сравнению с ежедневным тяжёлым трудом. И зачем тогда он надрывается, если все равно слабак? Если по силе равен девушке. Не совсем обычной, но все же… — «Хорошо, что Гилберт не видел этого позорища!» — Подумал он с горечью. Теперь к унынию прибавилась тоска по брату. И тут же подоспела неприязнь к себе. Славянки тоже остались без брата, но ведь держались. Вон какие бодрые! А он… А что он? Позорище… — «Они и в этом сильнее меня…» Кто-то затряс его за плечо. Тут же донеслись голоса. Феличиано ныл что-то жалобно и, кажется, причитала Оля. Вроде бы спрашивала, что с Людвигом и нужно ли ему что-нибудь. — Одиночество… — Коротко ответил тот. В самом деле, что за непонятливые люди. Он же с самого начала хотел разместиться на месте, выдохнуть и лишь потом окунаться в бурную деревенскую жизнь. И все было бы замечательно, и не пришлось бы прибегать к крайней мере, если бы не кое-чей не своевременный и неосторожный поступок. — Я хочу побыть немного в одиночестве. — Повторил Людвиг более решительно. — Мне нужно… отдохнуть. Голова слишком сильно болит. Видимо слишком много… «переживаю» — чуть не ляпнул он, но вовремя прикусил язык. Какое он имел право заикаться о переживаниях, если сестры Ивана тоже переживали? — Я слишком много думаю. Перенапряг голову… — Он с мольбой уставился на Ольгу, не сказав главного. Врач дал ему с собой в поездку баночку с сильным лекарством. Мощный антидепрессант, если вдруг пациенту станет совсем невыносимо терпеть суровую реальность. И по наплыву ненависти к самому себе и своей слабости, Людвиг понял — пора принимать экстренные меры. Срочно! А то он точно гикнется. — Ох, ну конечно же! Иди, отдыхай! — Всполошилась Ольга, поняв, что по пустякам Людвиг не стал бы жаловаться. — Дай помогу встать, горюшко наше… И в этот миг птахи перестали галдеть о своем, переключившись на ослабевшего чужака. — Чего это с ним? Ослаб? Все силы потратил на атаманшу? — Слышалось со всех сторон многоголосое щебетание, перебивавших друг друга птах. — Сказал, что болен… Да врёт. Слабость прячет за болезнью. Привычное дело для светлых задохликов. Что-то он на задохлика не похож. Но слаб же! Просится отдыхать. Да болен он. Вон какой бледный! Нет! Ослаб и хочет нас обмануть… Хор голосов прервал отчаянный вопль крошки итальяшки: — Веее! Людвиг — не слаб! Он действительно болен! Он перед поездкой сюда ходил к доктору, его отправили на больничный, лекарства прописали. Я знаю, я увидел в сумке… бооольшую банку! А вы… налетели на него, как… как… как хищные птицы! Не прощу! Не прощу, не прощу, не прощу! — Тут он заревел, уткнувшись другу в бок. Как кто-то посмел обвинять его друга в слабости! Они же его совсем не знают! — А ну тихо всем! — тихие шепотки и робкое чириканье резко оборвал Наташкин окрик. — Людвиг — наш гость! Наш друг! Да, он приехал нам помогать, но так же — он приехал отдыхать! Ему не помешает пара тройка обычно лентяйства, всё-таки… заработался человек на работе. — Наташа кинув короткий взгляд на немца, не решилась раскрывать суть проблемы. — Он очень устал, а ещё его родной брат пропал. Кто угодно почувствует себя в нерабочем состоянии. И я не хочу чтобы в этом доме о нашем друге говорили будто он слаб и болен! Ему просто нужно отдохнуть. А кто будет распускать такие слухи… даже разговаривать с теми не буду, если услышу. Все поняли? Феличиано, дитятко, не плачь, никто не посмеет так говорить. Людвиг, пойдем, тебе нужно отдохнуть. И немедленно. — И тут Наташа смягчилась — Очень прошу. Сестра, отведи их в том, Людвигу нужен отдых. Я сейчас подойду. — Danke, Наталья… — Людвиг вяло кивнул и встал, старясь не смотреть ни на кого из присутствующих. Ещё никогда желание свалить с чужих глаз подальше не было столь сильным. Он даже успел пожалеть, что поехал сюда, а не попросил врача запереть его в одиночной палате. Как он шел до комнаты, он не помнил. Провожающие его девушки что-то говорили, Наташа вроде даже извинялась, да все пролетело мимо затуманенного переживаниями разума. Людвиг как подкошенный рухнул на свою кровать и растянулся на спине, прикрыв глаза. Где-то вдалеке послышались плаксивые причитания Феличиано. Видимо не хотел оставлять своего дорогого немца в одиночестве. — Италия… Феличиано… — Людвиг с трудом открыл глаза и посмотрел на хнычущего Иту. — Мне нужно подремать. Немножко. В тишине. Иди… Присмотри за Рольфом. Доверяю тебе моего пса, идёт? — Угу! — Ита вытер мокрый нос и поплелся к выходу за девчонками. В полной тишине Людвигу стало немного лучше, даже сон отступил немного. Он повернулся на бок оглядел свое временное прибежище. Симпатичная оказалась комнатка. Стены отделанные все той же древесиной, покрытой прозрачным лаком. Столик у противоположной комнаты, тоже деревянный, с деревянным же трехногим табуретом. Шкаф в углу, высоченный, антрессольный и тоже деревянный. И явно сделанный руками Ивана, как и полочка над столиком. Простенькая такая — лакированная дощечка с неровным обзольным краем крепилась на двух сучках-спилах из какого-то местного дерева. Почему-то Людвиг был уверен, что только Брагинский смог бы тут смастерить мебель из древесных материалов. А его сестры украсить стол белой скатертью с вышитыми краями. И так странно смотрелась в этом уютном месте неразобранная дорожная сумка. Людвиг встал. Его педантичной душе захотелось исправить свой недочёт. Вещи должны лежать в шкафу, по полочкам или висеть на крючках. Носкам же место в нижнем ящичке. И труселя туда же, в соседний… А одной из таблеток антидепрессантов место в желудке! Кто-то заботливо поставил стакан воды на стол и Людвиг одним махом запил пилюлю. Выложив все вещи, Людвиг тупо уставился на гантели, что лежали на самом дне сумки. Все же его друзья положили их туда. Знали, что их негласный лидер всегда начинает день с хорошенькой нагрузки. Но сейчас вдруг Людвигу привычные предметы показались лишними тут. От одного взгляда на них сердце сжималось от тоски. Вспоминался старший брат, который и подсадил младшенького Германию на утренние тренировки, и сегодняшняя позорная ничья тоже. Поддавшись внезапному внутреннему порыву, Людвиг спешно, волоча по полу чемодан, подошёл к окну, раскрыл его и вывалил гантели на улицу. Ни к чему они теперь лабораторному затворнику. Нечего тратить время на лишние нагрузки, если в итоге даже девушке уступил. А когда брат вернётся… все поймет. Похихикает своим — «ксе-се-се-се-се», поязвит, да и успокоится. Всё-таки совсем от всей физкультуры Людвиг не отказался. Будет бегать вместе с Рольфом и Феличиано, а вот гантели теперь — не его. Ему надо беречь руки для более тонкой работы. Так успокаивал себя приунывший немец, ворочаясь на кровати, пока не провалился в беспокойный тяжкий сон. Меж тем Наталья единолично завершила соревнование по армрестлингу, поборов всех птах без исключения и, оставив их фигеть с крутости их атаманши, отправилась заниматься делами насущными. А именно — подвязывать огурцы в теплице, а то птахи видите ли не выносили духоты запертого пространства. Ее сестра обнаружилась там же. Ольга машинально привязывала очередную веревочку. Мысли ее были далеки-далеки от забот на ферме. Ей не понравилось, как резко сник их гость. Будто в нем переломилось что-то. Треснуло, как слишком согнутая веточка. — «Как бы Людвиг не засох, как та же веточка, которую остается только отстричь…» — Оля чуть вздрогнула от оклика сестрицы и обернулась. — Прости, Наташ… Задумалась. Волнуюсь за Людвига… Эх… почему он так резко сник? Бедный… — Меня это тоже смутило, — кивнула Наташа. — Уж не обидела ли я его? Может слишком резка и напориста была? Он с девушками робкий, отказать не хотел, вот и согласился? Как думаешь, на нашу стряпню согласится? Бульбу-то я сварю, а вот сосиски… — и белоруска задумалась. — Нужны хорошие сосиски. Или что-нибудь мясное. — Этим Юлиуш собирался заняться. Обещал Людвигу мясной пир по рецептам старшего братца… — Оля обрезала лишний кусочек привязанной к верхней перекладине веревочки и присела на маленькую табуреточку. Ей не хотелось винить сестру в излишнем напоре перед толпой. Ясно же, что именно это выбило немца из колеи. Еще и эта ничья… — Думаю… — начала она осторожно, — ему не пошла на пользу резкая смена обстановки. Вместо привычной работы и уютного дома для троих — целая ферма трудных подростков. Все пялятся на него, чего-то ждут. И не хочется участвовать в чем-то, а отказать нельзя, даже если плохо и устал. Все смотрят же! Ждут… чего-то… Еще и не справился с собственной планкой. Наверняка думает, как он слаб без старшего брата, а сказать не может. Мужчина же! Признаться в своих слабостях — несмываемый позор! Ох, мальчики… сплошная морока с ними… Хоть Елисейка пока не такой. — Я… — до белорусски дошло что она всё-таки виновата и её напористость только всё усугубила. — Я извинюсь… Ване бы это не понравилось… А Людвиг… Он же такой весь правильный… Порядок любит. Он очень устал. Приехал отдохнуть… А тут я со своими соревнованиями. Так ведь не делается! — девушка тряхнула головой и вопросительно посмотрела на сестру. — Но ведь этим птенцам палец в клюв не клади, хулиганы же! Я хотела чтобы они его слушались как меня!.. Что ж делать, сестра? — Даже не знаю… — Оля вздохнула. Вечно ее младшие сначала сделают, потом думают. — Думаю, сегодня уже ничего не сделать. Людвигу отдохнуть надо. И покушать хорошо, а то совсем ослабнет. Как наш Ванечка, когда пытался сесть на диету. Помнишь, как ты мне позвонила перепуганная — «наш братик лежит без сил посреди поля и не может подняться!». Он потом ходил смурнее грозовых туч, пока матушка с батюшкой не рассказали… Точно! — Украинка вскочила на ноги. — И как мы забыли?! Людвиг же толком не поел перед отлетом! Он же зависал будто старый компьютер и постоянно ковырялся в тарелке! Мечтатель! Он же не знает, что голодным тут не место — вмиг ослабеешь! Надо будет рассказать ему, когда проснется! — Вот я дура! — мгновенно в голове у Наташи всплыла та суета, в которой они улетали на Джо Эд. — Людвиг же не поел толком! А я ему — соревнования! На голодный желудок! И куда мои глаза глядели! Оля! Ты меня останавливай в следующий раз, чтобы я таких глупостей не делала, хорошо? А я всё-таки картошку сварю, Юлиуш пусть мясом его обеспечивает. Не сегодня так завтра попросит. А рассказать ему надо, он здешних мест не знает, надо и остальных предупредить. А у Людвига я прощения попрошу, не волнуйся. Постараюсь помягче к нему. Он хоть и странный… Но всё ж хороший человек. Не хочу чтобы он переживал насчет того времени. Это было давно, не стоит вспоминать, но нужно помнить, как говорит Ваня. А Людвиг помнит. Только не стоит в себе это слишком долго переживать, нужно отвлекаться. А кто как не родичи помогут отвлечься от всего горестей и бед? Хочу чтобы мы стали его близкими, а то у него только один белобрысый брат… Всё ж лучше когда у тебя много родственников и они тебя понимают и принимают какой ты есть. Верно же, сестра? — Верно, Натусь… — Оля приобняла младшенькую. — Все ты верно сказала. И не дура ты вовсе, просто… очень пылкая девица. Подойдешь сегодня, как наш гость проснется. Расскажешь ему о странностях сих земель, особенно если он будет от еды носик воротить. Кстати… — отстранилась от сестры. — Мне тут Артурчик звонил. Спрашивал — как Людвиг? Переживает. Хочет приехать, поддержать. Мол — он знает, каково, когда брата умыкнули. — Этот капиталист? Ноги его в нашем доме… — тут же взвилась Наташа, но увидев умоляющий взгляд Ольги, смирилась: — Ну ладно. Пусть приезжает. Но если притащит своего младшего — я их двоих от птенцов спасать не буду! — Что ты, сестрица! Его младший не скоро выпорхнет на волю. Плохих мальчиков не пускают гулять без присмотра старших. — Оля вздохнула. — Ох, намается Василь с этим непослушным отроком, чует мое сердце… — Намается… — вздохнула девушка. — А только что делать если ребенок не слушается? Тут либо по душам говорить, либо хворостиной по тому месту на котором сидят. Эх, жаль рейнджеры так не учат, иногда — ну просто необходимо! И я хоть и не терплю этого Джонса, но очень уж хочется чтобы он хоть раз вел себя как обычный вежливый человек. За нормальное поведение я бы ему многое простила. Но увы, он же просто непробиваемый мальчишка! Удачи этому Базилю, надеюсь, он его будет слушаться. — Я тоже надеюсь. Дети изначально плохими не бывают. Они такими вырастают без должного воспитания… — Оля снова вздохнула, достала из кармана моток веревки для подвязывания растений и отрезала от него кусочек. — Ладно, разговоры — разговорами, а дело само себя не сделает! — Да уж слыхала как этот эксплуататор говорил, что мальчик был — милашка просто! А вырос — хулиган хулиганом! Свободы ему! — усмехнулась белоруска. — Может я и не права что у меня всё черно-белое, да не до них в то время было. Им бы не воевать меж собой, а поговорить, а с боссами бы они разобрались, может бы и уговорили. Да это только с урожаем всё просто и с детьми — либо хороший, либо нет. Баловал его Англия, игрушками откупался, не стоило так часто… Мамку-няньку бы ему какую нанял бы. А, что я говорю, я ж ему разве советчица! Помочь тебе с огурцами, сестрёнка? — Спасибо, от помощи не откажусь. — Улыбнулась Оля. — Хочется приготовить парубкам особое угощение зато, что они так хорошо без нас поработали. Сейчас закончу с огурчиками, и напеку им печеньица. — И с этим помогу! — Решительно заявила Наташа, забирая моток веревочки себе. Говорят же, что когда руки заняты, в голову лезет меньше плохих мыслей. А им обеим это было нужно позарез.

***

Людвиг проснулся не от того, что хорошо отдохнул, а от привычных причитаний итальяшки и бешеного песьего лая. Вряд ли что-то иное смогло бы заставить увязшего в отчаянии немца раскрыть глаза. Его подопечные обнаружились за окном. Ита трясся, как листик на осеннем ветру, но все равно стоял напротив распушившихся темных птах, не предпринимая попытки свалить поскорее хотя бы через окно. Видимо не хотел бросать Рольфа. Пса не было видно, но лай и повизгивания не оставляли сомнений в его присутствии за окном. «Италия… Видимо решил, что я больше не смогу его защитить, раз даже ко мне не бежит, а за щенком прячется…» — Мелькнула у Людвига безрадостная мысль. Да уж, брата с ним нет совсем немного времени, а он стал тряпкой даже для Феличиано. Разумеется, он ошибался. Расстроенным или сердитым людям вообще не стоит принимать важных решений и судить о поступках других. Крошка Ита всего лишь увидел под окном любимые гантели своего дорогого капитана. Тащить такую тяжесть в дом он не стал. В то, что Людвиг по своей воле выбросил на улицу ставшие ненужными вещи, Феличиано в жизни не догадался и не поверил бы, вот и заявил охочим до чужого имущества птахам самую свою логичную мысль: — Не дам! Н…не трогайте! Людвиг наверняка оставил их тут, чтобы тренироваться на свежем воздухе… ве-е-е!.. «Фелииано, да оставь ты эти гантели!» — Хотел крикнуть Людвиг и продолжить «мариноваться» в своем горе, но от Италии так просто не отделаешься. Это надо выходить, тащить гантели обратно… Но он же выбросил их, с глаз долой из сердца вон! Но объяснять, что он не хочется больше заниматься с гантелями… перед этой всей толпой пернатых сорванцов… А они будут пялиться и усмехаться. Он итак упал лицом в грязь, не отмоешься, а теперь вовсе скроется с макушкой. И все — конец его помощи славянкам, ни один, даже самый хилый птенец его уважать не станет. — «Тряпка! Что и требовалось доказать…» Но сколько не кори себя, надо было что-то сделать с бедламом за окном. Сказать что-нибудь. Хоть что-то… чтоб все отстали от него с этим тяжеленым ненужным хламом. Пусть гантели хоть по рукам пойдут, ему плевать! А это идея… Нужно лишь собраться с силами и выпалить: — Рольф — тихо! Феличиано, оставь эти гантели! Пусть остальные тоже ими пользуются! Вместо лая послышался жалобный скулеж. Песик выполнил приказ. — Веее… но, Людвиг, это же — твои любимые гантели! — Ита перемахнул через подоконник и подскочил к распластанному на кровати немцу, от избытка эмоций причитая на родном языке. — Я же помню, как ты долго их выбирал а магазине, чтоб в руке лежали удобно. Ты же их после каждой тренировки протирал салфеткой и хранил в специальном ящике шкафа. — Он не от жадности вступился за гантели. Просто верное сердце друга чувствовало, что что-то не в порядке с Людвигом, раз он так легко отдает кому-то свои важные вещи. «Да пошли эти гантели!» — Чуть не взревел Людвиг. Ему бы поспать ещё чуток, а бесполезные железки пусть валяются дальше, но… он нашел силы пробормотать: — Пусть берут, Феличиано. Пусть тренируются. Они — ребята умные, наверняка ответственные, вряд ли они бросят гантели где попало… — Не бросим! Потренируемся и вернём, откуда взяли! — Поспешно выпалил самый темный, рослый птах, известный среди своих как Тэллоу, не сводя с гантелей горящих интересом круглых глаз. Новенькие, блестящие, с красивыми мотивирующими надписями… да за такие «игрушки» юный птах был готов что угодно сделать, а тут они сами «плыли в руки». Остальные его товарищи с готовностью закивали, парочка даже сунулась в окошко к немцу, чирикая что-то радостное и благодаря незнакомца за щедрость. Если на родной станции даже любимчику старших, Тэллоу, не перепадало поиграть с такими крутыми вещами, то им и подавно, а тут… им прямо в руки их пихают! Вот везуха-то!!! — Нет, можете оставить… — Людвиг поморщился от тяжести в голове. Какая же дрянь эти таблетки… не даёт нормально дать этим юношам указания. — Оставить где-нибудь у себя, чтобы каждый день за ними не бегать. Найдите им хорошее место и оставляйте там. И тренируйтесь в меру. Не надорвитесь с непривычки. Рольф — фу! Нельзя! — Хорошо! — Откликнулись хором все птенцы и смело потянулись к новым игрушкам. Песик заскулил громче, но очередной приказ выполнил и сидел не шелохнувшись, когда Тэллоу, как лидер, схватил сразу обе гантели. Непривычно тяжёлые, они чуть не упали назад на землю, но гордый грифончик стерпел и, пыхтя, но никому не отдавая добычу, потащил их к птичьему общежитию. Остальные почтительно засеменили следом за вожаком. Спровадив шумных птах, Людвиг переключился на хнычущего друга: — Феличиано, прошу… Со мной всё хорошо. А гантели… пусть молодежь веселится. Не съедят же они их. Повеселятся и вернут. И кроме того… — Людвиг решился солгать во спасение итальянского душевного спокойствия, — мне врач порекомендовал уменьшить общую нагрузку на мой организм… хотя бы на время лечения. — Ве-е-е… Тогда ладно… Отдыхай. Я рядом побуду. Погуляю еще с Рольфом у дома… — Он вышел через дверь. Но уже через пару минут до засыпающего Людвига донеслось веканье итальянца вместе с шелестом бумажных листов. «Наконец-то тишина!» — Подумал Людвиг, вновь проваливаясь в сон. Себя в глазах пернатых подростков он уже уронил ниже некуда, так что не было смысла переживать. Он даже не догадывался, что своим поступком возымел совсем противоположный эффект. Грифоньи птенцы были счастливы. Они тягали новые игрушки, радостно чирикая о добром, щедром госте, который умеет делиться со стаей. Но ни птенцы, ни Людвиг не знали, что верный итальяшка очень-очень переживал за Людвига и как верный друг навеки, практически как соулемейт немца чувствовал всю его боль. Ита с тяжёлым сердцем проследил, как вся стайка птах накинулась на ценные вещи его капитана и, шмыгнув от расстройства носом, забрал пару листов, палитру с красками и сами краски и убежал куда-то подальше от дома, юркнув в какие-то кусты. Веточки низкорослых кустистых растений сгибались под весом каких-то диковинных плодов, похожих на гигантскую белую клубнику. Но расстроенный парнишка не обращал на них внимания. Бедняга совсем потерял аппетит, пожалуй, даже любимая паста не прельстила бы его сейчас. Все, что ему хотелось — как следует прореветься. Даже любимые художественные принадлежности совсем не радовали его. Но… не успел он пустить поток слез, рядом из кустов вынырнул крошка Элиас. — Дядя Феля, Рольфик, вы чего? Играете в прятки? А кто вода? Можно с вами? Ой… или вы рисуете? — И он указал на тубы с красками которые Феличиано схватил практически не глядя: так взял пару цветов и всё… — Я… мы… не играем… Я… я… волнуюсь за Лю-у-у-у-удвига-а-а… — Ита громко всхлипнул и всё-таки разревелся, прижимая к себе понурого скулящего пса. К своим любимым рисовальным принадлежностям он даже не притронулся — было очень тяжко на душе и вообще… не до того. Он итак слишком долго терпел. Ох, если бы он был сильнее. Если бы мог сделать хоть что-нибудь для друзей, а не только мешаться под ногами… Внезапно маленькие ручонки обняли Варгаса за шею. Это Элиас не выдержал страданий человека и расплакался вместе с ним. — Чего… ч…чего ты пла…плачешь? — Переполошился Феличиано. Ладно он сам ревёт. Он же — трус и плакса. Но почему ревёт крохотный мальчонка? — Не п…плачь… Не надо… Хватит, что я реву… — Нет, буду плакать! — Элиас упрямо топнул ножкой и уткнулся носом итальянцу в шею. — Нельзя быть одному. Одному всегда сложнее. Лучше вдвоем с другом. С другом все легче переносится — так дядя Ваня учил. — Вее~… — Выдохнул изумлённый Феличиано и громко засопел, стараясь успокоиться. — Вее… умный мальчик… И дядя Ваня умный… Я тоже так считаю… Жаль Люд… Людвиг… упрямый. Не хочет принимать помощь и слезы… Но это — не правильно! — Ита резко нахмурился. Непривычная сердитость вмиг высушила его слезы. — Я тоже считаю, что не надо нести все в одиночку, если рядом есть друг. Я понимаю, он — сильный. Он привык быть сильным и стойким, но он же не робот! Даже некоторые роботы и то имеют чувства и проявляют слабости, а он… Упрямец! Я понимаю, у него не было настоящего детства. Гилберт рассказывал, что Людвиг сразу появился крупным ребенком. И сразу его обступили со всех сторон, начали всему учить и требовать огромных результатов. Все же — новое государство. А у нас надо было сразу становиться сильнее, чтобы все уважали и не пытались обижать. Но всё-таки… нельзя же совсем… вот так. — Это плохо… — согласился Элиасс, серьёзно смотря на дядю Феличиано. — А разве он совсем-совсем не был ребенком? Даже после того как его научили?  — Увы… — Ита вздохнул, — наверняка я этого не знаю… Я ж тогда был отдельным государством. Я впервые встретил Людвига уже совсем-совсем взрослым. Гилберт рассказывал, что старался проводить с Людвигом все свое свободное время, развлекал его, как мог. Но этого времени было катастрофически мало. Вот и… не знает Людвиг многих простых жизненных вещей. Не знает, как быть и что делать. Хочет найти инструкции по поведению человека, но таких инструкций нет. И я не знаю, как быть… — Это очень плохо… — вздохнул малыш. — Ему надо бы вспомнить своё детство, когда делаешь что хочешь и никто тебя не ругает ни за что. А если и ругают, то не так страшно. Но. Вдруг он этого не знает? Я спрошу тётю Олю, может она поможет… — Элиас вдруг улыбнулся и обнял Феличиано ещё раз: — Не волнуйся, дядя Феля, Оля умная, она подскажет что делать с дядей Людвигом. А то это нехорошо. Он наверное как новенький в детском саду. Словно он пришел в чужую группу детей, они между собой дружатся, а он не знает как к ним подойти, что делать, как подружиться. И боится вообще сказать хоть слово, оглядывается на маму. А мамы нет, она на работу ушла. Трудно ему… Надо помочь человеку. Поможем? Ты спросишь дядю Людвига о его детстве? А я скажу тете Оле что ты узнал. Идет, дядя Феля? — Я-то спрошу, но… ве… — Ита вздохнул, — вдруг он не захочет отвечать. Он такой молчун. Все в себе держит. Все в себе. Но я постараюсь. — Это нехорошо, когда молчат, — вновь вздохнул мальчик. — дети могут подумать что человек не хочет с ними общаться, что он странный, или просто вредина. Они могут начать его дразнить… Нужно хоть как-то общаться… А другие дяденьки-воплощения как его приняли? — Как все наши, всех наших — с подозрением. Новое государство — новый конкурент в борьбе за земли и ресурсы. — Понятно, каждый берег свои игрушки, — с философским видом кивнул мальчик. — Но почему было нельзя подружиться? Ведь это так просто — если у тебя есть что-то хорошее, а у соседа этого нет, отдай или обменяй или подари под честное слово что когда у него будет что-то получше, то он подарит это тебе. И почему у взрослых всё так сложно? Какие-то обманы, недоверие, вражда… У него ведь тоже был директор детского садика? Ой, не так сказал! — спохватился Елисей. — Ну как это назвать… тот дядя или тетя которые всех главней? Начальник? И дядя Людвиг его тоже слушался? И вы все своих — тоже? — Слушались… — Ита совсем поник, уж очень не хотелось пугать мальчика страшными реалиями жизни воплощений. — Приходилось слушаться… Мы ж для этого и существовали, чтобы правителей слушаться. — Ох, как все плохо… — опять вздохнул мальчик. — И совсем ничего хорошего не было? Ну хоть что-нибудь? А начальники — очень строгие были? А то я помню одну большую и толстую тетеньку которая на меня рассердилась когда я с ребятами игрался. Помню меня тогда очень ругали и мама… или старшая сестра… нет, не помню кто, но кто-то из любимых даже приходил и защищал меня! Они так ругались и видимо ничего не вышло, меня хотели перевести в другой садик и я плакал. Но не от этого всего, а от того что там были хорошие ребята… Но кажется эту тетеньку прогнали и меня хотели перевести обратно. Но то ли не получилось, то ли отказали. Жаль… — и вновь обнял Феличиано. — Я всё пытаюсь маму вспомнить… ведь… меня же кто-то родил, верно? Я же у кого-то жил? Почему я забыл это? У тети Оли и тети Наташи хорошо, даже очень. Но почему я забыл — откуда я? Почему не помню своей прошлой жизни? Вот только садик и вспомнил ту тетеньку злую, как она ногами топала. И прическа её — очень большая, как башенка из кубиков, яркая такая. Как красные листья. Я, когда меня ругали, смотрю на неё и плачу, а сам думаю — и как волосы у неё не падают? Смешно бы было, если бы они ей на лицо упали, или прическа бы вперед загнулась. Дядя Феля, скажи, я действительно плохой мальчик, если об этом думал? — Что ты, вовсе не плохой! — Замахал руками Ита. — Просто у тебя хорошее воображение! Я тоже, когда жил маленьким у господина Австрии, постоянно замечал многое, казавшееся мне странным. Например… у взрослых того времени были странные штучки под шеей. Это, когда я вырос, понял, что это был модный в то время своеобразный галстук. Он был похож… на детский слюнявчик в складочку, представляешь! И я все думал — зачем им слюнявчики, этим взрослым? Они что ли неаккуратно едят? А почему не снимают их после еды? Забавно, да? Я всю голову сломал, пока не решил подойти и спросить у взрослых… У Гилберта! Он хохотал до упаду, но всё объяснил. Хороший он… Жаль, что его нет рядом. Но Ивану он нужнее… веее… — Ой, представляю это! — Элиас даже хихикнул и слегка развеселился — от представленного слюнявчика в складочку ему стало смешно. — Я замечал что детям помладше обычно тряпочку под воротник суют, ну чтобы они не слишком мазались. А некоторые просто ткань кладут на грудь и плечи… — мальчик задумался и спросил: — А почему дядя Гил у Ивана? Он тоже лечится? А почему? — Ой! — Ита испуганно прикрыл рот рукой. Проболтался, дурешка, выдал ребенку секретные данные. Но надо было как-то спасти ситуацию и он начал мямлить. — Нуу… да… он тоже… болен… Людвиг поэтому и грустный… — Надо его развеселить… Может пусть сделает Гилберту подарок? И Ивану заодно? Больным тоже нужны любовь и забота о близких! Пойдем, подумаем какой? Заодно и сами сделаем, да? — и мальчик, встав на ноги, потянул итальянца за руку. — Пойдем, дядь Фель! А то вдруг мне надо будет бумагу порезать, а с ножницами мне ещё не совсем разрешают играться. Вернее, у меня есть ножницы детские, но я их в детдоме забыл, а здесь края острые. Поможешь? — Помогу! — Радостно кивнул Ита, но тут же обомлел. Какой может быть подарок Ивану и Гилберту?! Если они у того страшного рогатого злодея, никаких подарков им не достанется. Врать итальяшка никогда не умел. Все, что он смог, запричитать невнятные оправдания. — Но вряд ли их передадут. Вдруг, им нельзя получать подарки. Вдруг там страшный… строгий врач! Вдруг, он им не отдаст! Знаешь… есть такие страшные, вредные люди… Ни себе, ни другим… — Тогда всё равно надо сделать! — решительно заявил мальчик. — А подарить можно когда они придут! — Нуу… если… когда они вернутся, тогда… веее… — Феличиано встал с места, отряхнул брюки от земли и листьев и, потрепав Рольфа за ухом, протянул Элиасу руку. — Тогда идём! Помогу с радостью! Может и Людвиг к нам присоединится! — Агась! — Элиас схватил итальянца за руку и повел за собой к дому. На пол пути им повстречался Юлиуш. — Привет! — Радостно помахал он Ите. — Я как раз искал тебя и Людвига! Где он? Зови его скорее — я ему такой сюрприз забабахал! Одно его национальное блюдо — он все пальчики оближет! — Вее… Людвиг вряд ли будет сегодня кушать… — Вздохнул Ита. — Он так расстроен, что даже любимые гантели отдал тем полуптицам… — Ага. Видел. — Кивнул Юлиуш. — Сорванцы в диком восторге от подарка. Только… — он нахмурился, — нехорошо это, оставить их с гантелями без присмотра. Их крупная братия сейчас вымотается, а потом будут без сил и голодные, как саранча. — Ве… а вы жалеете для них еды? — Возмутился Ита. — Ни в коем разе, приятель! — Юлиуш отрицательно замотал головой. — Просто говорю, как есть. На этой планете специфические законы физики. Она же намного крупнее многих планет Альянса, и сила тяжести тут соответственно больше. Не существенно, но все же. Поначалу для людей и большей части остальных рас это не чувствуется, но чем больше существо и тяжелее, тем большая ему требуется нагрузка для обыденной деятельности. Поэтому коренные жители, и без того не маленькие, все страшно сильные физически, особенно вне родной планеты. И ещё нюанс, чем больше местное существо, тем больше ему требуется энергии даже на все те же простые усилия. Поэтому семейство Мунчаперов и их сородичи очень много едят. У их рода особый метаболизм. Хозяйка Наталья давно живёт тут и привыкла к странной закономерности — ее крупный брат Иван всегда уставал быстрее нее и ему требовалось больше еды, в то время, как ей самой хватало и обычной порции, и уставала она не так скоро. Она ж крохотулька по сравнению с братом. — Вее… Как необычно! Но… при чем тут пернатые ребята? — Ну как, при чем? Крупные птенцы сейчас натренируются бесконтрольно, вымотаются и будут сидеть без сил и со зверским аппетитом, пока их мелкие собратья поднимут гантели больше раз, чем они, и почти не устанут! Представляю, как переполошатся крупные птенцы. Снова схватятся за гантели, начнут доказывать мелким, что они все равно сильнее и окончательно выдохнутся. — Ве… тут возможно и такое?.. — Выдохнул изумлённый Ита и резко встрепенулся, вспомнив недавние соревнования по армрестлингу. — Так Людвиг поэтому внезапно ослаб?! Сначала был бодрый, всех побеждал, а потом… Вее… — Ну, это не удивительно! Я удивлен, что он вообще так долго продержался — первый день тут, и сразу такая нагрузка! — Вее! Надо срочно рассказать об этом Людвигу! Он же… он… Такой большой! — Феличиано чуть не сорвался с места, но вовремя понял, что так поранит вцепившегося в его руку мальчика и… вытворил такое, на что был вовсе не способен — схватил Элиаса на ручки и рванул к дому. — Лю-у-у-у-удвиг!!! — Он с разбегу заскочил в распахнутое окно, развернулся при приземлении и удачно уселся попой на край кровати Людвига, держа радостно хохочущего ребенка пожалуй даже аккуратнее самых заботливых матерей. Людвиг так и взвился на кровати. — Что?! Где?! Что случилось?! Кто напал?! — Взревел он, лихорадочно озираясь по сторонам. Но увидев паникера Иту с хохочущим ребенком на руках, облегчённо выдохнул: — А… Это ты, Италия… — и снова хотел растянуться на кровати, но громкий лай пса не способствовал дреме. Да и оба вторженца начали причитать ему в оба уха что-то вроде — «Людвиг такой сильный… Дядя Люда такой большущий! Людвигу нужно хорошее питание… большому дяденьке нужно много кушать!» — Мальцы дело говорят! — Окликнул загруженного немца Юлиуш, поглядывая на веселенькое зрелище в открытое окошко. — Посему прошу пройти со мною, отведать парочку ваших национальных блюд, уважаемый. — Э… да… — Выдавил Людвиг и, мотнув тяжёлой со сна головой, принялся спешно оправдываться. — То есть… я хотел сказать… нет. Благодарю вас, но у меня совсем нет желания есть. — Ну что ж вы так сразу отказываетесь? Я же не сказал — что у нас сегодня на ужин. Особое блюдо, между прочим, специально для вас. «Ледяная нога»! Ага! Рулька по-берлински, она самая! — Юлиуш гордо выпрямился, аж грудь колесом сделал. — Раз хозяюшки запретили угощать вас моим собственноручно сваренным пивом, я решил пустить его на приготовление другого угощения. Взял самую большую, мясистую и жирную свиную голяшку из всех, что можно было достать, сварил ее в пиве, затем щедро сдобрил ее чесноком, луком, можжевеловыми ягодами и пряностями, и запек. Она так невероятно ароматна! Идёмте же! Попробуйте хотя бы кусочек! А ещё у меня есть сосиски. Баварские! И кисленькая капусточка! Не обижайте повара своим отказом, продегустируйте яства, прошу вас! На это Людвиг просто не посмел отнекиваться, ибо знал, отказываться от угощения славян… западных или восточных, без разницы… чуть ли не великий грех в их глазах. Он не пожалел о своем решении. Сидя в холостяцкой однокомнатной хибарке Юлиуша, за круглым пластиковым столом, будто спертым из какого-то кафетерия, он пробовал родное блюдо. Полностью угасший из-за уныния аппетит вдруг соизволил посетить оголодавшего мужика. Наиароматнейшая рулька с гарниром из капусточки и сосисочками вместо десерта буквально сами «плыли» в рот. И даже горькие мысли, что Гилу с Ваней таких яств не скоро отведать, почему-то не могли заставить его остановиться. Еще и Юлиуш этот… сидел рядышком и приговаривал ласково: — Кушайте, кушайте! А что не доедите, вашему псу отдадим! Свиней пока не держим, пусть эта животина доедает! Людвиг от этих слов чуть не подавился. Как можно кормить пса вредной для него пищей?! Нет, надо доесть ВСЕ! До последней сосисочки! Ради здоровья Рольфа! Феличиано и Элиас тоже кушали что-то, не такое жирное и пряное, как у него, но тоже вкусное, раз уплетали за обе щеки. После перекуса Юлиуш поведал Людвигу о странностях местного мироустройства — чем существо больше комплекцией, тем быстрее он расходует энергию и потому нуждается в более частом потреблении пищи. — Именно поэтому однажды предки Джо Эдовских коренных жителей однажды уменьшились с поистине исполинских существ до очень крохотных, в сравнении с предками, нынешних версий себя. И обеспечивать себя пропитанием, выращивая растения, они явно научились тогда по этой причине.- Закончил свою лекцию Юлиуш, и глянув довольно на чистые тарелки и обглоданную косточку, хитро подмигнул. — Кстати… Есть у меня интересная история про славян. Когда они только начали тут жить, Иван все время изумлялся — почему он вечно такой голодный и быстро устает? Апофеозом стал случай, когда они вместе с Натальей высаживали вручную картофели и он устал раньше нее! С ног валился и мечтал о еде, когда наша крохотулька продолжала батрачить за двоих. Бедняга чуть тогда в депрессию не впал. Еще бы — огромный мужичара, а младшенькая, хрупкая барышня, его обошла! Мунчаперы насилу его успокоили! Накормили, рассказали тайну своей планеты, так он на сытый желудок как заведенный потом пахал! А то ишь ты, на диету сесть хотел! С таким-то ростом! Тут! На диету! Насмешил!!! — Юлиуш расхохотался, утирая руками выступившие слезы. Внезапно кто-то постучал в дверь. — Войдите! Тут все свои! — Гаркнул хозяин хибарки. Дверь тут же отворилась и внутрь зашел… — Ве-е! Англия! — Общительный Феличиано вскочил с места при виде гостя и кинулся пожимать англичанину руку — настолько он был ему рад. — Ты приехал, чтобы навестить нас? Спасибо! — Да-а… навестить… — Артур как-то замялся на пороге. Застыл, нервно теребя ручку дипломата, словно стесняясь расхаживать в чужом доме. Но на самом деле он просто растерялся. Одного взгляда на понурого Людвига хватило лучшему из шпионов былого мира, чтобы понять — страдает младший немец без старшего. Пожалуй даже похлеще славянок страдает. Оно и не удивительно, ведь они остались не одни друг у дружки, могут поплакаться между собой, приголубить, а Людвиг… ему не к кому обратиться. Да и его нелюдимый характер… Будет держать все в себе, пока не сляжет в больничку. — «Все из-за моего идиота! Кретина этого, пустоголового. Дибила конченного! Натворил делов, а мне разруливать! Придурок, болван, остолоп…» Ругательства понеслись потоком в мыслях англичанина. От подбора более нецензурных эпитетов младшенькому его отвлек детский голосок: — Здравствуйте, чайный дядя, Англия! «А? Чайный?.. дядя?..» — Артур в недоумении посмотрел на источник голоса. Тот самый чудесный малыш, еще на пикнике покоривший Керкленда своей детской милашностью и тягой к чаю с молоком, стоял, радуясь гостю не меньше Феличиано. — А я храню вашу ложечку и чашечку! Пью из нее чаек и тут же мою начисто и ставлю аккуратно на полочку с посудой! — Продолжило дите радостно. — Умница, так и надо! — Умилился Артур и почувствовал укол вины в сердце. Ребенок-то погрустнел резко и пробормотал не так жизнерадостно: — Жалко дяди Вани тут нет… Он мне в вашу чашечку наливал чай с лимонным солнышком! — Глаза Элиаса вдруг заблестели и он, шмыгнув носом, достал платочек из кармана шортов и вытер им курносый носик. — Простите… я очень по дяде Ване скучаю… В комнате раздался тяжкий вздох. Это Людвиг, увидев печаль ребенка, почувствовал стыд за свое упадническое настроение и малодушие. «Все страдают… и все из-за моего…» — Артур тоже вздохнул. С того вечера, как он узнал об опасной проделке непутевого детища, он не мог успокоить боль в груди. Многое изменилось в нем после пробуждения в этом мире, как простого человека. Все те козни, что он строил в той жизни, теперь вгоняли его в нервную дрожь. Было дико осознавать, что он творил подобное без зазрения совести. И тем больнее ему было сейчас. В тот вечер и на утро в госпитале, он действовал практически на автомате. Выгородить непутевое детище любой ценой! Дурень США в беде? Надо выручить! Особенно если он смотрит на тебя сквозь слезы… Тогда он не думал о последствиях, но сейчас, когда первая паника утихла и включился трезвый рассудок… он места себе не находил от взваленного им же на свои плечи тяжкого груза. Страх за идиота Америку, сожаление, что он вырастил… такое вот… стыд и сожаление перед славянской и немецкой семьей. Но страшнее всего была безысходность. Ему хотелось все исправить, прекратить мучения пострадавших из-за тупости Джонса сородичей. И уже почти наплевать на свою репутацию, лишь бы не чувствовать внутри себя эту боль, но… Как же Альфред? Ведь он — зачинщик! Ему прилетит больнее всего! Испоганенная репутация, косые взгляды, крах мечты и вполне реальное уголовное преследование — его инфантильный охламон не переживет такого удара! — «Прости, Людвиг… прости… мне мой охламон дороже…» — В который раз наступив на горло собственной совести, Артур подошел к столу, положил на него свою ношу и, подсев к немцу, осторожно заговорил с ним. — Ну как ты? Держишься? Молодчина… Понимаю тебя… — он поежился под смурным взглядом молчаливого собеседника. — Прости… просто… я так хорошо понимаю тебя… Я же тоже, пока мой был в плену, места себе не находил. Рейнджерам пришлось даже запереть меня, чтобы я с горя не натворил глупостей и не навредил сам себе. Людвиг?.. Э…эй… взбодрись… ну чего ты? Все же закончилось хорошо. Мне вернули моего идиота. Там… наверное… кхм… — он покосился на Элиаса, не решаясь завести разговора о Зурге при ребенке. Благо Юлиуш понял заминку и вывел мальчика из дома под предлогом — принести дядям спелых яблочек на десерт. — В общем, Людвиг… там наверняка страшно… в том месте… у того похитителя. Но если даже мой идиот смог дождаться спасения… Гилберту с Брагинским тем более это удастся. Они же — закаленные всякими самодурами. Могут в нужный момент сыграть спектакль. Помнишь, как тогда?.. когда мы разыграли спектакль для того рогача с вашими вещами и национальными блюдами. Помнишь? — Ве-е! Англия прав! — Внезапно обрадовался Ита. — Людвиг, ты сам говорил, что и Гилберт и Иван — крепкие и находчивые ребята! Они точно выдержат до прихода помощи! А та не заставит себя долго ждать! Бустер мне обещал! Он с командой уже спасли нас однажды, спасут и Гила с Иваном! Он сказал, что Базз — самый смелый, умный и умелый рейнджер. Надо лишь немножко подождать, пока они найдут, где в космосе летает корабль стра-а-ашного императора, и сразу спасут наших! Привезут их домой, мы устроим праздник, будет куча угощений. А спасённые Гилберт и Иван будут сидеть во главе стола и наперебой рассказывать о своем приключении! У Артура аж дыхание перехватило от подобных перспектив. Да если эти двое вернутся… им с Америкой можно будет похоронить мечты о спокойной жизни. Если их не засадят далеко и надолго, они все равно не смогут показаться честным людям на глаза. Сам-то Артур смог бы выдержать подобное. Ему было не привыкать к косым взглядам окружающих. Закалился он ещё в былой жизни государства. Но Джонс… этот гордец не сможет быть отверженным. Не выдержит, чокнется от горя и обиды. Нет, этого старший брат допустить не мог. Людвиг же от теплых слов друга заметно приободрился и даже заулыбался. — Ты прав. — Сказал он. — Зная Гилберта и Ивана… так и будет. Будут рассказывать всем, будто не в плену побывали а участвовали в приключении… — его отвлёк кашель англичанина. — Артур, ты в порядке? — Да…а… Просто…кха… Наверное я подпростыл… в катакомбах холодно. А вообще… я по делу пришел. Мой подопечный, Джеймс, сделал всем нашим небольшие подарки. — Подарки? — Обрадовался Ита. — Какие подарки? Ве-е! — Да так… безделицы… Куколки в виде нас самих. Каждому по его маленькой копии. — Артур открыл дипломат и вручил громко векающему итальянцу его махонькую копию в полосатом наряде гондольера. — ВЕ! Как живой! — Ита сцапал куколку, восхищаясь мастерством изготовившего ее ремесленника. — Да, да. Я передам Джеймсу твою похвалу… — Отмахнулся Артур от шумного итальяшки за спиной и вручил Людвигу его же, в деловом костюме-тройке. — Вот. Понимаю, куклы — не тот подарок для серьезных мужчин, вроде тебя, но Джеймс старался. — Ja. Благодарю… — Людвиг взял куколку, дивясь, как точно были переданы даже самые мельчайшие детали. Его маленькая копия в его руках была похожа на него как две капли. — Это не все… — Артур замялся, поглядывая куда-то вглубь дипломата, потом вдруг решился и махнул рукой. — Ладно! Эту тоже забирай! Гилберт вернется… — у Артура снова защемило в груди от чувства вины, — вернется, отдашь ему! — На свет из дипломата явилась мини-копия Гилберта в белой накидке с черным крестом. Людвиг уронил мини-себя на стол и дрожащими руками взял фигурку дорогого старшего брата. Тот был как живой. Красные глаза насмешливо поблескивали, а рот был растянут в задорной ухмылке, словно Гил был готов в любой рассмеяться своим ехидным — «Ксе-се-се! Удивлен, Запад?! Знай же — Великий и в виде куклы не имеет себе равных!». Людвиг повертел мини-Гила в руках и, обратив внимание на ножны на боку куклы, достал оттуда крошечный меч. «Правильно. Какой же рыцарь без меча!» — Мелькнуло у Людвига в голове и… как-то сразу легко и спокойно стало на душе. Откуда-то пришло осознание, что уж с кем, а с Гилбертом все будет преотлично. Это же его брат! Которому сама смерть не указ! Не без помощи Брагинского, конечно… А уж когда эти двое вместе, им вообще горе — не беда. Справятся! Главное — они там вместе! — Спасибо… Спасибо, Артур! Отличный подарок! Я… я отнесу их к себе в комнату… я быстро… сейчас вернусь… — Людвиг вскочил с места, прижимая к груди оба подарка. Глаза предательски слезились, в носу щипало… нужно было срочно уединиться. Остаться одному и дать волю слезам внезапного облегчения. Быстрее! Как-то добежать до своего пристанища, чтоб не разреветься раньше времени. Особенно на глазах у пернатых хулиганов. Вот кто уж точно будет рад! — Эм… не стоит. Я… уже ухожу… Дела… работа… До свидания… — Поняв состояние немца, Артур первым выскочил из жилища Юлиуша. — Я тоже выйду! — Ита направился к двери последним. Поспешно перехватил немца на пол пути к порогу и сказал с улыбкой: — Лю-удвиг, не иди никуда. Побудь тут, а я посторожу у двери снаружи. — И на вялые отнекивания немца, добавил. — Ты сильный! Ты — очень сильный! Но даже сильным нужно иногда быть слабыми. Это не дает душе ожесточиться. Даже деда Рим иногда был не уверен в своих силах. Даже он грустил и… плакал тоже. И все равно оставался сильным и смелым. Ты очень похож на него в такие моменты слабости. Я знаю. Я видел… — Он мягко, но настойчиво отвел Людвига назад, усадил его за стол, поставил рядом стакан воды и вышел из дома со словами. — Не беспокойся, я посторожу твой покой! — Спасибо, Италия! Ты… ты вовсе не «хэта»! Ты… ты — чудо! — Поспешно выпалил Людвиг, прежде чем дверь закрылась. Лишь потом он дал волю эмоциям. Он чувствовал, что никто его не потревожит. Феличиано сидел на пороге, обнимая Рольфа за шею. Словно сторожевой пес он нес свою вахту. Сейчас никто не смог бы пройти мимо. Ни страшные пернатые хулиганы, ни вернувшиеся Юлиуш с Элиасом. Его драгоценному немцу нужно было побыть одному! В это же время в доме славянского трио… Обеим сестрами тоже достались их миниатюрные копии в симпатичных национальных платьицах с вышивкой. Но все внимание заняла куколка Ивана. Почему-то он был не в гражданском, а в своей военной шинели и с киркой в руках. — Хорошенький какой! Миленький братик! — Восхищалась Оля, поглядывая на сидящую на столе фигурку с умилением. — Артурчик сказал, тот его мальчик сам все сделал! Ой как похож! — Сам сделал? — Наташа недоверчиво тыкнула мини-брата пальцем. — А иголок и прочего колдовского подклада нет? Точно? А если проверю?» — Окстись, сестра! — Всплеснула руками Оля. — Зачем это? Тем более не Артуру, а тому мальчику? — Так они — одного поля ягоды. Джеймс Артуру такой же, как мне Алисия, Ванечке — Дэн, а тебе Радим. Я это их сходство сразу почуяла! — Наташа все еще недоверчиво тыкнула фигурку. — Чувствую я от нее что-то… но… — она вздохнула и, явно нехотя, выдавила, — вроде… не плохое. Странно это. — Так ежели не плохое, то чего бояться? Хорошее нам не повредит! — Оля погладила волосы мини-братика и умиленно вздохнула. — Нет, ты посмотри — какой! Прямо как живой, и кирка эта… Все точно передано! Настоящий Ваня такой же сильный и стойкий! Вот увидишь, он скоро вернется и будет рассказывать о своем плену как об интересном приключении. Он ведь такой. — Такой… — Вздохнула Наталья. Отчего-то и ей, недоверчивой буке, стало спокойно вблизи куколки брата. Может дело было в том, что Оля была права? Их братик ведь действительно очень стойкий и хитрый, когда нужно. Ему как два пальца — провести того рогатого тупицу, его похитителя! Тем более с хитрожопым красноглазым язвой на пару! Они еще посмеются вместе над темным императором, а пока… надо всего лишь подождать. Остальным бывшим воплощениям тоже наконец стало спокойно за русско-прусский дуэт. Как-то резко пришло понимание, что эти двое всех врагов обдурят и вернутся победителями. Просто взяло и пришло. Не понятно отчего. Ведь не из-за визита к ним Керкленда и подаренных им мини-копий воплощений? Хотя… Именно так все и было. Наташина чуйка не зря била тревогу, куколки оказались зачарованными. Бывшее воплощение Великобритании после перерождения человеком сильно изменилось. В былое время он бы наплевал на внутренние переживания о посторонних ему сородичах. Какое, казалось бы, ему дело до славян, немцев, азиатов и винососа? Лишь бы ему самому, да Америке было хорошо. Но вот… не смог он спокойно выносить вину, которую он же взвалил на себя ради покрывания Джонса. Хотелось хоть чем-то помочь остальным. Хоть как-то облегчить их переживания и тоску. Ведь всех задела эта беда… ну, кроме главной причины всех неприятностей. Вот и пришлось черномагу временно переквалифицироваться в мага белого. Уговорить Джеймса подарить сделанных им мини-копий воплощений их прототипам, предварительно зачаровав, чтоб те поднимали настроение хозяевам и внушали лишь хорошие мысли. Хоть какая-то помощь всем. Хотя… «Кого я обманываю?! Я — не помощник им! Я — последняя скотина!» — Артур глянул в окно такси, на отдаляющуюся планету Джо Эд, и болезненно поморщился. Он едва вытерпел все эти визиты к сородичам. Еще никогда чувство вины и стыда не терзало так его казалось бы — бесстыдную душу чернокнижника. Как же хорошо, что он взял два выходных, а не один! Можно сгонять в Торговый Мир, снять там закрытый гостиничный номер и налакаться алкоголя по самое не хочу, чтобы хоть как-то унять терзания очеловечившейся души. Яо, каким бы ни был трудоголичным мастером на все руки, сегодня не мог ничего делать. Все валилось из рук, а из головы не шли мысли о славянках и немцах — «Как они? В порядке ли будут похищенные? И как это переживут их близкие?». Получив от Керкленда свою копию, он немножко подуспокоился и решил помочь хотя бы финансами. Например, сделать роскошный подарок девочкам, а заодно и Людвигу. «Мальчик же молодцом оказался! Поехал помогать девочкам! А трудолюбивых детей надо награждать!» Франциск Бонфуа тоже не остался в стороне. Хотя, казалось бы, каким он боком к славянам и немцам? Но и он весь испереживался. Настолько, что отменил пару свиданий с очередными красотками на выходных! Только вдумайтесь — от святого отказался, от любви! Получив свою миниатюру, он заметно приободрился. Но повторно назначать свидания не стал. Решил вместо этого нанести визит в «приют» оставшихся без братьев сородичей. Кику Хонда тоже хотел бы съездить на Джо Эд. Но, увы, ради отдыха Людвига, он сам нагрузился по полной — взял на себя полную ответственность за их совместный научный проект. И кроме того он не мог подвести тот кошачий приют, в котором стал волонтером. Сам же придумал снимать документальный сериал о пушистых постояльцах приюта и выкладывать его в сеть, в надежде, что некоторые «актеры» обретут постоянный дом. Хорошо хоть его куколка в самурайских одеждах сработала исправно и немного подняла ему настроение. Ну и Мэттью Уильямс. Ему, не показывающему даже носа со станции, ободряющей куколки не досталось. И он не мог выделить на поездку ни дня. Хотя хотел. Оттого он был смурнее тучи. Сам же назвался другом Брагинскому в первую их встречу в этом мире, а сам на станции отсиживается. Но учебу откладывать нельзя, да и… как отнесутся к нему славянки? Он ведь так похож на своего брата… Который был вполне доволен жизнью. А что ещё надо для счастья Штатам, как не получение желаемого? Соперник далеко-далеко. Единственный свидетель их с Артуром преступного сговора там же, у «черта на куличках». А то что Англия ходит как в воду опущенный… так сам виноват, что не заметил шпиона в своем доме! И кто спрашивается теперь — дурень? Ай, ну этого ворчуна! Лишь бы молчал. Зато Базз при США, все свое внимание посвящает подопечному. КРАСОТА! А остальное героя не волнует.