Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Эх, гордыня, корень всех грехов и бед. Что же ты творишь порой… На что толкаешь людей!.. Делаешь из них монстров, способных испортить жизнь ближним, ради собственной утехи! Так импульсивный поступок одного юного гордеца, подлившего неведомую гадость своему недругу, подпортил жизнь всем бывшим воплощениям. Так самого Россию — Ивана Брагинского, в тот же вечер отослали в специальную психиатрическую больницу для находящихся под следствием и просто особо буйных пациентов. Остальных же бывших воплощений было решено допросить о личности подследственного Ивана. Известили их, назначили им время… нарушив привычный ход жизни. Но что такое эти — спутанные планы в сравнении с горем сестер несчастного узника. Бедные, несчастные славянки, будто сами получили удар трубой под дых. Вот Оля, старшая сестрёнка, особо не отличавшаяся стойкостью духа. В момент покушения на президента галактики она так и обмякла перед телевизором. И потом ещё долго сидела без движения, будучи не в силах даже вытереть мокрые от слез глаза или взять разрывающийся от звонков телефон. Как же хорошо, что Элиас уснул, не дождавшись трансляции, и как же хорошо, что сама Ольга не стала будить его. Ни к чему мальчику такие потрясения. И так теперь не ясно, что же будет с ним. Оставят ли его славянам или… отнимут?.. отдадут в другую семью, оставив дорогих тётушек с разбитыми сердцами. Страшно… Слишком страшно!.. А ещё страшно за брата. Что с ним будет? Куда его теперь? За что им все это? Неизвестно, сколько бы просидела несчастная девушка, погруженная в пучины отчаяния, если бы к ней не явился анклав братца. Прусс подсел рядом, и покорно терпел, пока она изливала ему свое горе, злясь на самого себя за неумение успокаивать горюющих девушек. Пришлось рейнджеру Нове перенять эстафету моральной поддержки. Синекожая девушка превзошла Великого во всем — от умения выслушать, до умения утешить. Ну, а прусс свалил на кухню. После стольких нервов ему дико хотелось пожрать. Да и Элиас проснулся некстати и, увидев заплаканную тётушку, заволновался и сам расплакался. Пришлось тащить его с собой под предлогом: — Тетя Оля просто волнуется за дядю Ивана… Заболел наш бедный Ванька. В больничку положили… А мы сейчас тете Оле приготовим вкусненькое и она успокоится! Поможешь? — Когда же все было готово, Гил выложил нарезанные сладкие угощения на поднос, добавил к ним три чашки чая, стопку салфеток и понес все в зал как заправский официант. Элиас семенил следом с молочником в руках. — Дамы, прошу прощения за ожидание. Прошу попробовать кое-какие угощения, кои для вас приготовили Великий и Элиас! — Заявил он пафосно, входя в комнату. — Штрудель яблочный по рецептам народа Людвига и… почти нецензурный торт… Захер, ксе! Памяти Австрии! — Он скользнул взглядом по девушкам, надеясь урвать свою порцию лавров хотя бы от одной особы, но… заметил увеличение количества народа — к Мире присоединились Лайтер с Бустером. — Was ist, ещё гости! Надо будет найти ещё пару чашек. — — Агась! — Элиас поставил молочник на стол, поздоровавшись попутно с вновь пришедшими: — Здравствуйте, дяди! — Обернулся к пруссу. — Дядя Гил, а где они прячутся? Я помогу их найти! — — Не надо, золотко. Угощай пока наших фройляйн, а мне гости помогут… — Гил поставил поднос на стол и глянул на Лайтера со значением — «Разговор есть, не при ребенке!» Увидев знак Гилберта рейджер коротко кивнул, и, улыбнувшись Элиассу, поприветствовал его: — Здравствуй, мальчик! Как тебя зовут? Меня — Базз Лайтер. Я — космический рейднжер! Очень рад тебя видеть! — Элиас посмотрел на незнакомца. Внимательно, совсем как взрослый, но тут же улыбнулся и воскликнул: — Вы тот дядя в капюшоне из парка! Здравствуйте! Вы в гости пришли, да? — Тут он погрустнел. — Жалко дядя Ваня заболел. Он бы обрадовался… — — Ох, ты такой юный и уже такой внимательный! — удивился Базз. — Да, я тот самый дядя из парка, Ванин друг. Да, жаль Ваня заболел, я был бы рад с ним пообщаться. Пришел узнать не нужна ли помощь его сестрам, успокоить их… Но поскольку нам с сэром Гилбертом нужно найти чашки, ведь нехорошо же если мы будем есть пироги по очереди и пить чай — тоже по очереди, то успокоить леди Олю должен будешь ты. Ты ведь будущий мужчина. Справишься? Не волнуйся, я попрошу свою помощницу с рыжими полосами и синей кожей тебе помочь, девушки друг дружку понимают чаще, а ты как маленький джентльмен попытайся успокоить сестру Ивана. Идет? Поможешь нам? Я и дядя Гилберт можем рассчитывать на тебя? Мы постараемся быстро. А за это Мира тебе расскажет какую-нибудь интересную историю, да Мира? — — Конечно расскажу! Обязательно! — откликнулась девушка, незаметно пихнув рукой Бустера. — А я… тоже постараюсь успокоить леди Олю! — с осторожной улыбкой заявил тот. — Можете идти, дяденьки… то есть сэры… — Базз согласно кивнул, ожидая ответа от малыша, и если бы у него было хорошее настроение — рассмеялся бы. Бустер обычно всегда так неловко оговаривается. Этого здоровяка уже ругали не раз, но ведь по настоящему никто не обижался, поэтому Базз уже махнул рукой на эти оговорки, и не ругал Джо-Эдовца за них всерьёз. — Агась! Согласен! — Воскликнул мальчик и без промедления начал ластиться к украинке. — Тетушка! Красотуля! Не грусти, а то мне тоже грустится… глаза мокнут. Кушай вкусняшки. Я для них яички с сахаром мешал вилкой. А ещё дядя Гил дал мне вылить шоколадное тесто на про… против…вень… Тарелку блестящую. А ещё заворачивали яблоки в белое тесто. Дядя Гил сам завернул, а я посыпал сладющим порошком. А ещё… — Мальчик трещал без умолку, а Оля слушала и старалась улыбаться, хоть сердце ее ныло и сжималось от страха потерять чудесного мальчика. — Идём, что ли? — Шепнул Гил Лайтеру и направился на кухню. — М-да, не знаю, как Натаха, а Олька точно двинется с горя, если мальца заберут. А если перестанут к детям подпускать, вообще следом за Ванькой отправится. — Пробормотал прусс недовольно, едва за ними захлопнулась дверь, и прошел к шкафчику для посуды, попутно осведомившись. — Кстати, что там с русским? Всё-таки его в больничку определили? Нам хоть дадут его навестить? Элиас очень хочет передать ему кусок штруделя. Самый сочный попросил отрезать. — Кивнул он в сторону вакуумного контейнера для еды, затем достал пару кружек, наполнил их чаем и присел за стол, жестом руки пригласив Лайтера присесть напротив. — Поговорим об этом тут? Малыш им там не даст заскучать. — — Да, ему уже назначили экспертизу, должны разбираться. Только я попросил, да они и сами видели — Иван должен отдохнуть. Хотя он и сам рвётся чтобы побыстрее его проверили. Очень хочет сам узнать, что это с ним. Тяжело ему, но он крепится. Ну и сами наверное, знаете — беспокоится за сестер — что с ними будут плохо обходиться, и за Элиасса — что отнимут… Пирог давайте, попытаюсь ему вечером передать, чтобы к ужину было… он обрадуется. Славный мальчик, общительный… — и глянул на Гила, поясняя: — Елисей… Интересное имя… похожее на — Элиас, но мягче. Это его родное? Иваново? То есть я хочу сказать — у него так детей называли? Хорошее имя. Кстати, я проверяю отчёты о ребёнке — вроде никто так и не спохватился… Надо бы снова проверить объявления о потерянных и забытых за два-три месяца назад, от даты его появления, вдруг что-нибудь да совпадёт, да вот всё руки не доходят. Хотя я просил одного МЗМена… — тут Баз вздохнул, подошел к столу и взялся за спину стула, но остался стоять, качнул головой: — Надо бы зайти, да столько дел навалилось… Не волнуйтесь, никто ничего сестрам не сделает, птиц не заберут, мальчика — тоже. Но проверки будут. Я уверен — девушки покажут что они вполне могут управляться и с хозяйством и с детьми. — Лайтер вновь задумался, он был весь в мыслях, постоянно перескакивал-раздумывал с одного на другое, поэтому и сам не следил за тем что и разговор выходил рваным. — Что ещё… Ивана дадут навестить, но чуть позже. Пока идёт обследование, и определение что делать с… таким человеком — его навещать нельзя. Но позже — можно. Я сам там можно сказать могу неофициально, как друг, но на правах рейнджера — меня пустят, всё-таки сам вызвался прослеживать его судьбу, общаться с врачами… Поговорить? Что ж, можно. Что смогу, скажу. — Базз наконец сел за стол, настолько он был занят своими мыслями, что не сразу и вспомнил что его пригласили именно поговорить. — Да я и так уже услышал желаемое — что никто не тронет Ванькиных девчонок и мальца у них не заберет. А то ж я, грешным делом… — Гилберт запнулся, вздохнул с явным облегчением, и даже как-то обмяк. — Я ж, грешным делом, уже обдумывал план спасения ситуации. Планировал сам усыновить парня. Или на худой конец Людвига упросить стать официальным опекуном, а парнем занялся бы сам. Мне не привыкать. Знаете же Людвига? Умный, ответственный, и за физической формой следит… Так это я его вырастил. Он — мой мальчик. Это я с виду такой… — Гил изменил голос, явно подражая Ивану: — непутевый анклав — Калининградушка… — он фыркнул. — Хотя все давно знают, я просто коплю силы на всякий пожарный. Вот теперь буду у девчонок за главного мужика в доме. Упахаюсь… Так что некогда будет мне учиться, увы. Пока Ванькины сестры на ноги не станут. — — Благородно… — отстранённо похвалил рейнджер Гила и спохватился: — Простите, но какой же вы непутёвый? Я в курсе, что вы с ним дрались, война была на которой вас, кажется, и убили. Упразднение, верно? Но ведь… вы живы, дружите с Иваном, в трудное время помогали… И сейчас — не бросаете его родных сестёр. За мальчиком последить хотели. Разве вы — непутёвый? Я скажу это Ивану, зачем он вас так… Хотя полагаю — он это наверняка… по старой привычке, вовсе не в упрёк вам. А про мальчика и птиц — я это даже Небуле сказал. Он ещё удивился, почему я беспокоюсь, ведь Иван не считается опекуном. Его приемная мама — леди Оля. Пока неофициально, но все-таки… Вы, Гилберт, если что-то будет нужно, деньги или помощь — говорите, просите. Можно даже не мне, я ведь распределением не занимаюсь. Но всё равно вам помогут. — — Как бальзам на душу. А я-то уже целый план разработал. Накрутил себя… — Гил облегченно вздохнул, но тут же подозрительно прищурился. — Точно, все будет хорошо и мальца не заберут? Простите уж Великого за недоверие, просто непривычно. В том времени во многих местах народ был капец какой дикошарый. Простите уж за жаргон, но как иначе назвать дебильное поведение народа — гнобить родню провинившегося человека? А такое бывало. Оступится кто-то, и все… вся родня в опале. Никуда работать не берут, трясут проверками, малышню могут отобрать… классика российской глубинки. — — Сочувствую. — Базз покачал головой, он ещё не отошёл от своих мыслей, а ему тут такие откровения. Это ж до какого состояния нужно так трясти своих людей и не любить свой народ! — Проверки будут, — повторил он, — посмотрят как Ольга справляется с работой, любят ли ее дети, самих детей опросят… постараются так, чтобы не пугать маленьких, чтобы они не повторяли один за другим… да и камеры глянут, без этого никуда. Опросят работающих там людей… Ну и характеристику ей — если нет ничего подозрительного, ведь не бьёт же она воспитанников, обращается с ними ласково, тут ни один адвокат не сможет подкопаться что его сестра такая же безумная. Тогда уж точно оставят в покое. С Наташей сложнее — там такие беспризорники… Если она их не в рабстве держит, могут сказать что все в порядке. А вот как их разговорить, чтобы правду сказали… Дикие они, не любят чужих. Долго с ними возиться надо, чтобы они к чужим относились спокойно. Разве что Ра-Мон скажет и Алисия. — Базз задумался. — Ничего, придумаем что-нибудь. Но чтобы силой отнимать кого-то, не разобравшись… Вот уж никогда бы не поверил чтобы правитель настолько не любит свой народ. У вас что надзор за гражданами не работал? За несовершеннолетними? — — У нас, это — у Ваньки, что ли? — Гил невесело хмыкнул. — Работал. Почему нет. Но работал по-простому — родители не справляются? Проблемы с финансами, да ещё и мелкие в доме? Так забрать их и всего делов. Иногда это правильно делали, когда родаки всей семьёй квасят… пьянствуют, то есть, а малые растут беспризорниками. А бывали совсем несправедливые случаи. Случилось, к примеру, несчастье. Неважно какое. Родитель чей-то попал в тюрягу или инвалидом стал, или банальное — потерял работу и перестала семья справляться с трудностями. Или жилье пришло в негодность из-за пожара. Так чего им помогать? Отобрать мелочь и всего делов. Так и веселилась Ванькина контора по делам несовершеннолетних. Кого, кто им не по вкусу был, или просто «рожей не вышел», трясли проверками и детей отнимали, но и некоторым алкашам… это уже конченные пьяницы… постоянно давали вторые и третьи шансы, чисто за красивые глазки. Бардак, одним словом. Спасибо девяностым годам за сумбур. — — Ужас… — Базз покачал головой, уже совершенно охреневая от такой бесправности. — А не пробовали нормальным людям… не пьющим… проводить проверки, приходить сами, ножками на работу, спрашивать почему так мало платят? Не пробовали расспрашивать в чём собственно проблемы, что самих людей не устраивает? И потом с работой — не пробовали дать им другие вакансии, где платят нормально? Ведь берут же не за красивые глаза, а за рабочие руки. Извините, отвлекусь, сам видел — в одной из компаний в Торговом Мире где мы были по каким-то делам, то ли охранник, то ли ответственный за коммуникации, слесарь или вообще из рабочих — не бравый парень и не из тех кому рейнджерство надоело, или его не взяли, или наоборот выгнали, бывает и такое, а косоглазенький мужичонка. Совершенно некрасивый мужчина, но я слышал что у него руки золотые, его стараниями там вся эта рухлядь держится. Да даже не в торговом Мире, видел я одного почтальона из тех что письма сортирует — так быстро работает, но с лицом что-то видно что что-то произошло, пол-лица светлое, даже на шею и на руку перешло. И кажется он ещё в летнее время кого-то из бегунов подменяет, посылки разносит. Неужели всё так плохо было? Вот с пьяницами… хорошо хоть кого-то из детей забирали. Но где глаза комиссии были, если детей таким вот пьющим оставляли? И почему бы не помочь пострадавшим от пожара? Нет времени? Или денег? Или совсем чиновникам было наплевать на людей? Ох, теперь я понимаю… тяжко ему было… — — Чуваааак… — Только и протянул Гил, как вдруг наглым образом заржал. Не громко, но сильно, аж в конвульсиях чуть не сполз на пол. Ох уж его наивненький собеседник. Вроде ж и рейнджер, но такой бесхитростный и простой. Это ж надо — удивиться обыденным вещам! — Либо это мы с Ванькой привыкли жить в полной… ксе-се-се… Либо у вас тут все слишком хорошо и правильно… ксе-хе-хе… — Гил сдавленно фыркнул пару раз и снова погрустнел. — Простите за приступ ржача, но серьезно, для нас это было привычное дело, а у вас вид был такой удивленный. И это я ещё про сами девяностые не рассказал. Там вообще хоть вешайся. Да и не только у Ваньки был такой срач в стране. Всё грешили подобным хоть иногда. Я много пожил, видел и не такую фигню. И Ванька тоже, и все наши. Мы уже и не обращали на это внимания. Решили всем скопом, что это человеческая суть — искать себе проблемы или создавать их самим, если проблем нет. Если хоть тут не все так плохо, я этому только рад. Ради этого стоило выжить хотя бы нам. — — Ну не у всех все так хорошо и не всегда. В Торговом Мире вот такого — хоть отбавляй! — Баззу вдруг почему-то стало обидно что над ним смеются. Он в глубине души хоть и понимал что не над ним, лично, а над его наивностью… — «Правильно сэр Байльдшмидт смеется, у них видимо совсем было плохо и он хорошей жизни не видел. Это у него наверно истерическое», — рассудил про себя рейнджер. — А вообще… жалко мне вас, что такой бардак был. У нас тоже… человеческое — и кражи и в наглую и в тихую, и безразличность и злоба на всех… Мира в парке была неправа, пьяниц я повидал и немало, просто я таким редко занимался. Видимо, оберегал меня коммандер… Но всей другой мерзости — навидался. Следим, стараемся хотя бы здесь, на Планете-Столице. По головам получают, если кто-то плохо делает свою работу. Или взятки берет. У нас с этим строго. Не один орган проверяет все эти недочёты, а несколько. Потом еще Мадам Президенту все эти отчёты поступают — хочешь -не хочешь, а правду надо писать ибо если подловят на лжи — посадят на твое место другого. — — Торговый Мир, да? Слышал, слышал о нем от нашего бывшего пиратика. Преступность, нелегальные рынки, всякий сброд. В общем — то ещё местечко. И этого у нас хватало. Даже у развитых стран был хотя бы один такой вот городок или квартал в городе. И всякая шваль у власти, тоже. — Гил взял кружку с остывающим чаем, чуть взболтал ее содержимое, отхлебнул немного, фыркнул и вновь обратился к Лайтеру. — Ладно, не будем сейчас об этом. И так настроение ни к черту. И простите за вырвавшийся ржач. Наболело… Вы, кстати, сказали Ольге, что мальца и птах не заберут? Убедили? А то ж она… такая… Вроде и поверит, сделает спокойный вид, а сама будет сердце себе рвать. И Натаха… Кстати!.. — Он резко достал телефон и проверил историю звонков. — Ни одного звонка! Странно. Обычно если с Ванькой что не так, она телефон просто обрывает, а тут… Хреново! Надо срочно выяснить — что с нею?! — Гил позвонил белоруске, но… безрезультатно. Абонент тупо не брал трубку. Тогда он попробовал ещё и ещё… безрезультатно. — Та-а-ак… — Прусс чуть ли не швырнул телефон на стол. — Одно из двух — либо она уже рванула сюда, либо заперлась от всех как за железным занавесом. Одно скажу: и то и другое — фигово… Блин! Вот я тупанул! Надо было сразу с нею связаться. — — Не стоит извиняться, я понимаю, — отмахнулся Базз. — Я ж так и подумал, нервное это. Оле не сказал, вернее, начал говорить что сам за всем этим прослежу. Мира скажет, да и я скажу, если не поверит. О, и Наташе, — но увидев как забеспокоился Гилберт, спросил: — Как она? Не отвечает? Хм, мне вроде звонила, я ей ответил что разбираюсь. А почему — плохо? Будет ругаться, если сюда едет? — — Звонила вам? И что ответила? — Гилберт смахнул со лба выступивший пот. — Просто она у нас… как бы сказать… помягче-то… Она… с виду такая вся холодная, колючая. По крайней мере, к чужакам. Но брата она всегда чуть ли не боготворила. Хвостом за ним ходила. И это при том, что оба были государствами и народ мог влиять на их отношения друг к другу. Вот честно, я не знаю, как она себя поведет, и выдержит ли ее здоровье такое потрясение. На себя сейчас ей будет плевать, братик же в беде. Братику плохо. Какое есть и спать, если она не знает — сыт и здоров ли братик? —   — Даже так? — тут Базз задумался. Серьёзно. — Такое бывает, братская или сестринская любовь… Повезло ему… А как сам Иван к этому относился? Может она будет мне помогать? Или моим ребятам, если я не смогу проверить как там у него самочувствие? Или она слишком уж ему… надоедала? — вспомнил рейнджер тот день, когда Натали звонила МЗМенам беспрестанно, и уже несколько перепуганных ею человечков пришлось потом уговаривать вернуться к работе — так сильно она хотела, чтобы рейнджеры нашли её любимого братика.   — Надоедала ли?.. — Задумчиво протянул красноглазый язва, и вдруг хитро прищурился. — Вам сразу честно ответить, или открыть одну из «величайших афер славянской семьи»? Предупреждаю, тайна не для слабаков, хоть и довольно забавная. — Базз вначале опешил, а потом призадумавшись, выдал: — Ну я так и знал, что с этими людьми мне покоя не будет. Альфред мне цветочками покажется, да? Тогда и мне надо чаю выпить, а то вы так вкусно чай пили, что я, весь из себя задумавшийся тоже захотел… — и признался: — Иногда совсем про себя забываю, вижу — надо помочь человеку и начинаю решать — что сделать и куда обратиться? Пытаюсь как-то подключить нужные инстанции или наоборот отсылаю им письма-просьбы, чтобы не слишком грозились и помогли. Давайте вашу или их тайну, я послушаю. Вдруг что-нибудь интересное откроется. Не возражаете, я запишу этот разговор? Или время открытия этой тайны ещё не пришло? — — Точно желаете послушать? Прям точно-точно? Да? Нуууу… — Гилберт вальяжно откинулся на спинку стула, закинул ногу на ногу и, усмехнувшись чему-то своему, начал свой рассказ: — Тогда расчехляйте уши, уважаемый! Сказочка не для слабонервных! А дело было в далёких лихих девяностых, после развала СССР, и ухода от Ваньки всех, даже родных сестер. Я тогда как раз вернулся к нему от Людвига, поддержать морально, а то б он сгинул без Великого меня. Ксе! Жили мы с ним вдвоем. Остались пока в том старом большом доме, где раньше жили все республики СССР. Жили не тужили, как вдруг!.. Вернулась Натаха. Вся такая грустная и измученная. Зашла, как к себе домой, когда я там был один, и потребовала Ваньку на разговор. Я тогда подумал — «Все! Хана! Ее начальство снова будет с Ваньки трясти все, что можно!», а нет. Не за тем она пришла. Короче, звякнул я русскому, тот домой сразу прискакал, как молодой жеребчик, Натаха его обнимать. Потом они заперлись в кабинете на втором этаже. А ещё сказали мне не подслушивать. Наивные! Я не был бы Великим, если б не умел получать желаемое. Ну я вышел на улицу, приставил лестницу к окну кабинета, залез на нее и стал слушать. Натаха, оказывается, жаловалась на чрезмерное внимание к ней всякой шушеры. Мол — «Ходют к ее начальству, клинья подбивают к ней и ейным территориям! Ванечка, подсоби!». Тот только вздыхал и сетовал, что — «Супротив начальства, увы не пойдешь!». И вот тогда-то Натаха выдала перл! Как щас помню! Предложила разыграть сразу всю нашу братию воплощений, чтоб никто к ней ни в жизнь не подошёл бы. Знаете, что именно она выдумала? Ну? Какие предположения? Даже самые бредовые? — — Самые бредовые говорите? Даже не знаю. — Базз задумался. — Защищать сестру, никуда от неё или к себе перевезти… Так ведь ваш брат говорил, что вам вдали от вашей территории плохо становилось, насколько я помню. Значит не подходит, не мог он. И правительство бы не согласилось. Это ведь надо официально. Объединение с кем-то — было наверняка сродни свадьбе, а он бы как нормальный человек, как брат — не захотел бы. На сестре… — поморщился Базз. — Плохая идея. Вы вроде не люди, а всё равно. Он мог себя и человеком считать, своим гражданином самого себя и… думаю, он ещё бы руководствовался здравым смыслом и заветами своей матери. Или наоборот — своего народа. Пересмотреть свою веру в какую-нибудь совсем уж экзотическую? А она пошла бы на это? А вдруг каким-то восплощениям было бы всё равно? — Базз посмотрел на Гилберта: — Вы ведь просили — самые бредовые идеи. Ну разругаться понарошку — это чревато, грань слишком тонкая, может перерасти во вражду. А уж с вашим влиянием на людей… — рейнджер покачал головой и объяснил как сам понимал это: — Они поругаются, театр устроят, а народ всерьёз воспримет. Нехорошо. Я уж молчу что другие скажут… С другими ругаться? Тоже нехорошо. Да и пугать — тем более. Насколько я понял — славяне ведь очень мирные, хоть и каждый с характером. А пугать потенциальных женихов, когда ты — страна… Не тот метод. Это хорошо бы был отпугивать парней если ты — обычная девушка, но когда ты — страна — это может принести лишь проблемы. Не знаю, сэр Байльшмидт, не знаю… —   — Это точно самые бредовые ваши предположения? Точно-точно? — Спросил рейнджера Гилберт, сохраняя невозмутимый покерфейс, как вдруг… снова заржал. Недолго, чтобы опешивший рейнджер не обиделся.   — Угадали, уважаемый! Ксе! Именно такую дурь и предложила наша Натаха! Сказала, что будет ходить за Ванькой хвостом, как маньячка, смотреть на него, как на божество, а любимый братик будет бегать от нее в ужасе, мол — «Вон она какая страшная! Даже я — такой сильный и большой! — боюсь ее до смерти!». И ведь сработало! Наши едва впервые увидели эту сценку — «Братик, женись на мне, и вместе мы весь мир прогнем под себя!», и драпающего от нее в слезах Ваньку, и все… как магией отвадило от нее всех! Даже наш малой, ученик ваш, не рисковал после такого к ней приближаться. Во как! Так они и разыгрывали всех каждый раз, как подворачивался случай. Особенно, если Ваньке надоедало на собраниях воплощений и он хотел беспалевно свалить. Просто появлялась «неадекватная» Беларусь, приставала к брату, и они вместе уносились прочь. Ну, как вам? Гениально же! Ксе! —   — Интересная задумка… — улыбнулся в первые за весь суматошный день Лайтер, — необычная. Не просить помощи у Ивана, чтобы он с женихами разбирался в стиле «Ты мне не нравишься. И Наташе тоже. Чтобы я тебя возле нее не видел!» Начальство не одобрит. Это и за угрозу можно посчитать, Альфред бы обрадовался, — и он тут же грустно вздохнул. — А наоборот, вбить себе в голову одержимую мысль жениться на брате! А он, значит якобы от нее все время убегал — такая сильная страна, а свою сестру не хочет видеть и боится. Значит и с ней что-то не то, раз Иван ее боится. Необычные у них были отношения. — удивлённо покачал головой Базз. — Я бы в жизни не догадался. Так значит, я угадал? —   — А то! Дедукция у вас на высоте… Работа обязывает, не так ли? — Гил хмыкнул довольно и отхлебнул уже подостывший чай. — Ток это, напоминаю ещё раз, чтоб без додумок и прочего — Натаха это от отчаяния придумала. Так-то она фройляйн нормальная… если так вообще можно говорить про кого-то из воплощений, ксе… Нормальная она, хоть такая вот упертая и суровая. Что поделаешь, жизнь вынудила. Она у нас была не из лёгких… — вздохнул и снова отхлебнул чаю.  — Вы правы насчет дедукции, мы же первые оказываемся на месте преступления. Так что иногда в сухие записи рапортов не подошьёшь то ощущение, что за тобой следят или чувство, что тут что-то не так как обычно. А следствию с этим мучиться. Так что приходится расспрашивать свидетелей и иногда нестандартно. Часто случайные наблюдатели или боятся, особенно такое в Торговом Мире бывает, там же одни бандиты или случайные свидетели, которым никаких проблем не надо, но они-то как раз могут сболтнуть что-то, что наведет на след. Поэтому приходится либо тех свидетелей хоть как-то разговаривать, либо самому думать над таким вот. А насчёт мисс Арловской — понимаю, в её-то ситуации когда и брат ничем помочь не может даже сам, не то что с разрешения своего начальника… — Базз покачал головой и ещё раз откусил пирога, уж очень вкусным тот был и отпил остывающий чай из кружки. — Девушка она боевая, я смотрю, а всё равно — страшно. А простым «нет» не отделаешься, ох уж эта политика. У нас это не слишком хорошее дело, но Мадам Президент держится и все адекватные сенаторы планет — тоже, а у вас тогда… Сочувствую. И я понимаю что сейчас — она вполне адекватный человек, правда со своим характером… Так что не волнуйтесь. — и Базз ещё раз откусил кусок побольше от своей доли, лежащей на тарелке. — М-м… вкусный пирог. Никогда бы не подумал что яблоки можно запечь в тесте. Максимум я помню они были как сладости в карамели, а тут… Как называется? Это ведь ваше, национальное? — Прусс довольно прищурился от похвалы. Нет, он и безо всяких похвал знал, что готовит штрудель, как Боженька, и всякие покойные австрийцы ему в подмётки не годятся, но — лишний раз убедиться в своем Великолепии тоже приятно. — Да, это наше — германское. Штрудель яблочный. Изготовлено совместно Великим и крохой Элиассом. — Прусс отхлебнул ещё чая и потянулся было за штруделем, но… передумал. Какая тут еда, когда голова кругом от волнения. — Эх, совсем ничего в глотку не лезет. Верите, нет, хочется рвануть к Наташе на ферму и убедиться, что все в порядке. И одновременно хочется оставаться тут, Ольгу поддержать, а то сами видите, она едва держится. Вот как быть, куда бежать в первую очередь?.. не знаю… Ещё боязно, что соседи наши от незнания ситуации не так все поймут, оттолкнут Ванькину младшую. А она не выдержит. Запрется сама в себе и в жизни их больше к себе и своему дому не подпустит. — — Надо же, вкусно! Интересное название. А оно что-то означает? — Базз, доев кусочек пирога, потянулся было за вторым, но… после признания прусса ему стало неловко. — «Он за сестер Ивана волнуется, а я тут пироги наворачиваю. Неудобно». — Поэтому он тут же ответил Гилу: — Не волнуйтесь, Мунчапперы — отличные соседи, они никогда не скажут ничего дурного. Помню, у Бустера его брат случайно послушал Зурга, начал ему помогать. М-да, некрасиво вышло. Бустер первым понял неладное, помог вернуть брата на правильный путь. И вы не поверите — его мама конечно же плакала, жаль сына, что так ошибся, ведь дети — всегда дети неразумные. Пусть даже и они взрослые. Но вот отец… Не ругал, не кричал. Тоже подошел к парню, сказал тихо что-то. Я не особо интересовался, всё же это уже не моё дело, парня мы отпустили, Зург ушел… Ну да и кратеры с ним, он больше на Джо-Эд не пакостил. Потом я как-то осторожно поинтересовался у Бустера, как там его брат. Тот аж удивился, сказал что всё нормально, помогает родителям. И я так понял — его почти не ругали. Так что, даже если Мунчапперы своего сына не ругали, то вашу Арловскую — вряд ли. А если она их не отвергнет, ну знаете, вдруг помочь чем-то надо, то думаю они с радостью помогут. так что не волнуйтесь, одни не останетесь. — — М-да, если так, то они ваще святые. Повезло тогда славянам с соседями… — Задумчиво протянул Гилберт, покачивая в руке кружку с и так уже остывшим чаем. Слова Лайтера о Мунчаперах немного его подуспокоили. Но все же… — Вы, там, напишите Натахе, пусть ответит все ли у нее в порядке. Я же волнуюсь, а эта независимая фройляйн фига с два мне ответит. Напишите, что интересуетесь для Ольги. — И на удивление рейнджера, слишком порядочного, чтобы врать даже чуточку, добавил: — Все равно я рядом с Ольгой. Сам все ей скажу, когда успокоится. — — Ладно… — Согласился рейнджер, хоть и не без некоторого внутреннего бунта совести. Но все же, бывает и ложь во спасение, и сообщение ушло к адресату по скоростной межпланетной связи.

***

Чуть ранее на Джо Эд. Младшая сестра России тоже смотрела прямую трансляцию награждения брата. Присела на диванчик, перед телевизором, хотела порадоваться за Ванечку… И каков был ее ужас, когда церемония чествования братика обернулась зрелищем не для слабонервных. Но в отличие от старшей сестры она не заплакала. Просто схватилась за голову, да и притихла, сидя на диванчике, в тяжких думах на добрых пол часа. «Ванечка, что же ты натворил?! Почему ты это сделал?! Да какие бесы в тебя вселились?! Не надо было тебя отпускать, я как сердцем чувствовала!» — Вились в голове безмолвные стенания. Хотелось рвануть к брату, увидеть — как он там? Да ведь как покинуть дом? Тут же эти птицы… Хулиганы малолетние. Уедет она, а крылатые сбегут в ее отсутствие… лови их потом. А даже если она уедет… что дальше? Пустят ли ее к братику? Что если нет? Вдруг никакие уговоры не помогут, а требовать желаемое, как это она умеет… в данном случае будет не слишком-то разумно. Итак не ясно, как на это отреагируют окружающие. Вдруг решат изолировать их семейку от нормальных граждан. Или, чего похуже — сошлют в местное подобие Сибири… Отберут все разом — малыша Элиаса, свору птах, дом их и участок, и отправят на какой-нибудь край галактики, в необжитые места. И никто за них не заступится. Всё бросят. Никто не вспомнит. В самом деле, кому нужны такие соседи? Никому! Вдруг ещё чего учудят… Наталья вздрогнула. Пусть она и была известна в прошлой жизни как «льдинка», которой никто не нужен… кроме семьи… но то в прошлой жизни. Здесь же ей, простому человеку, стало страшно. Вдруг и правда все от них отвернутся? Оставят одних с бедой. Сошлют подальше, и выживайте, как знаете. И никто не заступится, и даже добрым словом не вспомнит… Даже Мунчаперы… мамуля, папуля и дедуля… и те отрекутся… Тихо скрипнула дверь, послышалась тяжёлая поступь, характерная для уроженцев Джо Эд. «Уже явились. Решили не откладывать…» — Наталья встала с места. Не в ее характере было принимать удары судьбы сидя. Пусть все видят, что она не слаба, не сломлена, и храбро примет любое потрясение. Даже предательство от уже почти ставших родными соседей. Примет, с гордо поднятой головой, так что никто… не догадается — как сильно сейчас сжало от тоски ее девчачье сердце. — Хозяюшка? Ты здесь, Наташенька? — раздался тревожный голос матери Бустера Мунчаппера. — Тебе помочь чем? Ох беда-то какая… И как же она одна-то будет? Наташа! Живэ ты там? Чем помочь, скажи только! — — Да погоди ты, мать, — проворчал отец. — Живэ она, чего ты прямо… успокоить барышню надо, ведь маленькая совсем, сама посуди как она себя чувствовать после такого будет… Натали! Мы поговорить пришли. Всё видели. Ты нас не бойся, мы сами… Наташенька, мы тебя не обидим, выходи, милая. Поговорим что дальше будем делать. Ма уже извелась за тебя, тоже плачет. Да успокойся, потом поревете, что вы за народ такой, чуть что — в слёзы! Делом надо заняться, обсудить!.. — Это уже видно переневничавший отец недовольно проворчал на свою жену и тут же обнял её: — Ну хватит, жена… Сейчас всё обсудим, хватит… — — Так ведь. — всхлипывая, еле слышно произнесла Ма. — Жа-алко девочку! Маленькая, одинокая, каждый ведь обидеть норовит! — Наталья неподвижно стояла за косяком дверного проема, прислушиваясь к разговору Мунчаперов. Ее острый слух смог уловить каждое слово. А ещё интонации голосов и всхлипы. «Плачет, значит — волнуется… Значит, не отрекутся, не осудят…» — Тут же выдал резонное заключение разум девушки. Но недоверчивость, взращиваемая предыдущими соседями в ее душе столетиями не дала ей поверить соседям нынешним так просто. Как говорится — Москва слезам не верит. «Ну, а Беларусь тем более…» — Невесело хмыкнула девушка, прежде чем откликнуться. — Чего трэба? —   — Поговорить! — вроде бы обрадовались за дверью. — Так уж вышло что ты сейчас одна, а одной сложно, тем более — у тебя беспризорники, ведь разбегутся, все как есть потащат и разбегутся. Ра-Мон сейчас один, он хоть и птица, а вдруг не справится. — Послышался тихий голос Ма: «Своих позовет» и отец продолжил: — Своих он позовет, но ведь это время. А птенцов жалко, но ведь бандитская жизнь, привычка у них такая — тащить и убегать. Как бы сегодня такого не вышло. Да и вообще — всё надо тебе помочь до оправдания брата, разве нет? Так что мы сейчас у тебя посидим, можно? — «На больное давят…» — всколыхнулась в груди обида. Хоть Арловская и понимала, что соседи правы, но все равно… обидно. Не верят, что она справится! А может, и не только в это не верят. Не верят ей самой, не верят в ее добропорядочность… вот и разыграли спектакль со слезами. Долго что ли заплакать, коли лука в огороде набрать, да надышаться над ним. Тут даже суровую Наталью порой на слезу пробивало. «Ну, ну, посмотрим, каковы вы окажетесь в моей беде!» — Наташа нехотя, но всё-таки открыла дверь и, выйдя в дверной проем, уставилась на гостей недоверчивым взглядом: — Говорите, с чем пришли, коль не шутите. Только ли помочь? А больше ничего сказать не хотите? Знаете ведь уже, что наша семья наделала большого шума… Знаете. И ничего не хотите спросить? Или сказать? Говорите, честно отвечу. —   — Ой, недоверчивая какая… — улыбнулся Па, но тут же вздохнул и покачал головой, и уже без улыбки, переглянувшись с женой, ответил: — Даже не знаю что сказать. Мать, ну чего молчишь? Это же вы женщины умеете между собой, а я — обычный мужик. Эх… — и махнув рукой, всё же выдал: — Ну и что что так вышло. Разве вы — плохие? Вон как наш дед развеселился тогда на гонках, ему понравились и твой брат и его белоголовый друг. Да и моей вы девочки понравились, трудолюбивые, красавицы, умненькие — она таких обожает. А что судьбы тяжелые и вас тогда другие не принимали… Нет, не такие мы, Наташа, мы не оцениваем сразу же по поступкам, мы смотрим по тому какой сам человек. Как он сам живет, что думает, на что смотрит. А поступки… Каждый оступиться может, не всякий сразу рождается умным — от того и ошибки бывают. Ну что поделать, надо не отворачиваться от таких, а протягивать руку помощи. Вдруг и они потом тебе помогут? Здесь на Джо Эд есть негласное правило — сегодня не поможешь соседу, завтра вы оба не переживете засуху. А они бывают. Редко, но у кого-то да бывают. Земле нужно отдыхать. Жена, скажи же что-нибудь! —   — Наташ… ты извини моего, если что не так, не умеет он уговаривать, всё в лоб высказывает. Сколько раз говорила — помягче с человеками, твердолобый! — обернулась она к мужу — А он… Он прав, девочка. — Ма вновь посмотрела на белоруску. — Нам не важно что вас тогда считали плохими. Сейчас — вы живете в другом мире, на другой планете. И наш долг если у соседей случилась беда — мы обязаны первыми прийти на помощь. Даже если мы их не знаем. Тем более — если мы их не знаем. Да, у нас есть центр в который вы ездили с братом, но… если сосед обосновался неподалеку, то почему бы не помочь? А если мы дружим, то к чему пустые слова, тем более нужно посодействовать, поддержать, поработать руками. Разве я не права? Вдруг так случится — они если не нам — так другим таким же новеньким помогут? — — То есть?.. — девушка аж опешила. — Вы… вы, все-таки, хотите помогать нам и дальше? Мы ведь… братик наш… он вон что сделал! Он главную чуть не… того… а вы… вы все еще доверяете? Да как же это?.. Да быть такого… — она отступила на пол шага назад, все еще не веря в доброжелательность четы Мунчаперов. — «Слишком хорошо, чтобы быть правдой… Слишком! Так ведь… не бывает…» Лицо младшей славянки по прежнему сохраняло каменную невозмутимость, но душа не стерпела безмолвных мук. Предательская слезинка выкатилась из уголка глаза и медленно поползла по бледной девичьей щеке. Но Наталья не спешила вытирать ее. Вдруг соседи не заметили ее, а она сейчас смахнет слезу и сдаст свою слабость.   — М-да… Трудная у вас была жизнь… — почесал макушку батька Мунчаппер. — Мать, объясни… а то я чувствую что не поймёт она. А я… пойду этого рейнджера поищу, где он там, — и он вышел.   — Конечно, милый, иди давай. А то девочка тебя, тугодума, смущается. — Ма была более деликатна и, не смотря на упрямость характера девушки и некоторую холодность, она не испугалась такой соседки. Поняла что сейчас девушка едва-едва держится и из-за плохих соседей привыкла быть и жить с братом одна — он ей был надеждой и опорой. — Ты не против присесть, милая? — осторожно приобняв девушку, она подвела её к столу. Но девушка садиться не пожелала, а стояла возле стола, всё такая не непоколебимая как скала и сурово смотрела на соседку Джо-Эдовку. — Трудный вопрос конечно ты задала. Но ведь… не знаю как другие… и почему он так с Мадам Президент… — тихо пробормотала Ма, отводя глаза. — Но мне твой брат показался очень милым и домашним мальчиком. Да, когда показали в новостях что сенаторы один за другим стали отказываться от вашей поддержки, лишь потому что Зург показал твоего брата и остальных в плохом свете — тогда я поняла, почему и за что действительно вас в прошлом почему-то не любили. Все эти войны, дележка территорий… А планета такая маленькая… Тут любой с ума сойдет, когда в голове голоса шепчут что-то воинственное, ведь так оно выглядело? Ваше единение с вашими детьми? А правитель ещё и требует… Ох, девонька, ох, Наташа… Да ведь ни разу с нами такого у него не было, ничего его не тревожило, всем он был доволен. Такой хороший и ласковый парень, улыбчивый, радостный как дитё, кушает много — значит хороший работник! Может это остаточное у него? Может он переволновался и ему что-то почудилось? Наверняка было такое — нужно идти на важную церемонию, а ему не хочется, прям до тошноты, вот он такое и вспомнил? И вспомнил-разозлился на кого-то из своих тогдашних начальников? Да так задумался и не понял что давно их всех уже нет и награждают его самого, а не кого-то из чинов?.. И это он сам должен пойти, а не стоять и смотреть по принуждению? Ведь было же такое, Наташ? — Ма смотрела на девушку с пониманием и лаской, стараясь не волноваться понапрасну. Она была мудрой женщиной, хоть и простой селянкой и понимала что надо вначале успокоить белоруску, дать понять что никто её не осуждает, а потом уж предлагать свою помощь. «Было… И не только это было… все было… обо всем она догадалась…» — Не без горечи призналась себе Наталья, но в душе затеплилась робкая надежда. Все-таки мамуля Мунчапер не винила и не осуждала ее братика. Наоборот она пыталась понять причины его проступка, пришла сюда предложить помощь и утешить.   — Угадали… — Выдохнула Наташа после напряженной внутренней борьбы. — Все вы угадали… — почему-то обратилась она к собеседнице на вы, — про нашу жизнь в том времени. И про начальников… Братику действительно было за что на них злиться. Что ни начальник, то — самодур иль… душегубец. Вполне возможно, что брат… не выдержал… Человеком же стал. А у людей… слабы они. И физически и… морально… — Страшная догадка словно пронзила нутро ледяной стрелой. Люди ведь и правда так хрупки. Ни один человек не сохранил бы здравый рассудок, доведись ему пережить хотя бы малую толику многолетних страданий России.   — Братик… неужели ты… Ох, братик… — Невольно вырвалось из уст Наташи и предательские слезы снова выступили из уголков глаз. — Неужели ты… теперь… блаженный… Братик… — — Не волнуйся, девонька… — Ма встала и взяв на руки девушку, будто ребенка, приложила к своей груди и тут же села обратно, посадила к себе на колени. — Не бойся милая, — она стала осторожно поглаживать девушку по голове, покачивать успокаивая. — Вылечат твоего братика если он такой… как ты сказала?.. блаженный. Главное — чтобы он сам этого захотел. Ну, а если это у него припадок такой — научат его не сердиться так часто и направлять свой гнев в другое русло. В Столице-то врачи хорошие, они своё дело знают. Не было такого чтобы залечивали, было — что лечили и вылечивали. Не могу ничего плохого о врачах говорить, они нам помогали. А если для обычных граждан всё хорошо, то зачем им мучить преступников? Мой Бусти-Бу постоянно говорит что в тюрьмах и в больницах хорошо кормят, они как-то проверяли, задание у них было такое. А раз уж хорошо кормят, то значит следят за оступившимися. как могу — успокаивают если у них приступы. Хочешь, я сама буду ходить к нему с тобой, проверять как здоровье Ивана? А за птахами — будет следить мой муж. Хочешь? — — Хочу… — Только и выдохнула младшая славяночка, прежде чем обмякнуть в объятиях мамы Мунчапер. Сил строить из себя неприступную скалу больше не было. Люди — слабы, это бывшее воплощение Беларуси ощутила сегодня на себе. Хотелось впервые в жизни как следует прорыдаться от свалившегося горя, уткнувшись лицом в плечо названной маменьки, выговориться сквозь всхлипы, почувствовать поддержку и притихнуть в изнеможении. Как же хорошо, что новые соседи не отреклись от них. Поняли, пожалели, поддержали. — Спасибо… Спасибо вам… тебе… Спасибо, Ма… — Наталья нехотя отпрянула от бока соседушки, вытирая ладонями заплаканные щеки. — Надо… надо бы отца позвать. И Ра-Мона… Проинструктировать их… Мне ведь к Оле надо… К Ванечка… Пустят ли меня к нему? Разрешат ли хотя бы передачку? Домашнее вкуснее, чем казённое. Да и братику всяко будет полегче, узнать, что у нас такие соседи… замечательные. Ох… — Она громко всхлипнула напоследок и усилием воли успокоилась окончательно. Только лишь мокрые щеки да покрасневшие глаза выдавали проявление ее недавней слабости. — Ох, бедняжка ты моя… — мама Бустера лишь огладила Наташу по лицу, у неё у самой щемило сердце за такую маленькую девочку. И даже если она и взрослая — всё равно такой нужна помощь. — Не за что, моя хорошая. Не за что. Я же вижу — тяжело тебе. Ещё и с братком — непонятно что. Сердце не на месте у самой, чего уж тут и думать что у тебя — лучше. А старшая? Тем более переживает. Вот мы и решили что вам необходима помощь. А виноват или нет Ваня — разберёмся потом. Ведь не буйным же он был, с чего ж такое случилось? Надо разобраться, врачей ему, пусть смотрят за ним. И ведь берут же через какое-то время преступников на поруки, почему бы ему не вернуться под наш присмотр к тебе? Ведь лучше ему здесь станет. Верно я говорю? Но до этого дожить надо. Значит позвоним, выясним. Тебя и Олю не бросим одних. — Да… Права ты, надо бы позвонить… Выяснить — что с Ваней? Куда его закрыли? Но кому?.. Ох… Ванечка… — Наташа одним рывком спрыгнула с колен мамули. Погрустить, она уже погрустила, пришло время решать проблемы, и в первую очередь позвонить… хоть кому-то. Выяснить, что же с братиком и куда его теперь, и что будет с ними самими. Но, увы, рейнджеры тоже были не в курсе, а Лайтер пока был недоступен для личного звонка. И Ма пыталась выяснить все, позвонив напрямую сыну. Но Бустер сам ничего толком не знал. Пришлось дамам, скрепя сердце, смириться с временной неизвестностью, хоть это так сложно. Хоть немного отвлечься от переживаний им помог подоспевший Ра-Мон, рейнджер с птичьей головой. — Натали, вы здесь? Я могу войти? — раздался стук в дверь, как рейнджер Ра-Мон понимал в каком состоянии сейчас воплощение Беларуси — ему рассказал о произошедшем отец Бустера. И он же сказал что с девушкой сейчас его жена: «А она умеет успокаивать, слово даю». Но всё равно птиц волновался и понимал что Наташа сейчас очень волнуется — такова уж природа всех живых существ — волноваться за близких. — Это мы, девочки, можно? — Па всё же осторожно заглянул в дом, прислушался — вроде всхлипов и рева не было, значит… помогла терапия его любимой? — Пойдем, послушаешь, — кивнул он рейнджеру. — Заодно и своим передашь. А тебе чего, пташка? — — Я… не пташка… — тихо и смущенно отозвались из-за угла. Высунувшийся наполовину щуплый птенец-подросток светло-коричневого цвета, неуверенно вышел и спросил полу-птица, игнорируя джо-эдовца: — Что-то случилось? Нас забирают? Мы в чем-то провинились? — Отец вопросительно посмотрел на рейнджера и Ра-Мон подошел к взволнованному птенцу: — Нет, вы тут не при чём, маленький. И не ерошься, всё равно маленький. Я… я сам узнаю, а потом вам скажу. — И дотронулся до головы птицы. — Честно? — недоверчиво спросил птенец, всё так же глядя исподлобья. — Слово рейнджера, — по простому ответил Ра-Мон. И добавил: — Сам не знаю, но мне кажется у хозяев что-то случилось. Не бойтесь, никуда вас не заберут. Я постараюсь найти выход, попросить… — Ра-Мон не хотел оставлять парня вот так, но нужно было идти. И вдруг рейнджера осенило: — Посиди здесь, не пускай никого. А то нехорошо это, подслушивать. Что Наташа скажет. Идёт? — — Идет, сэр, — кратко кивнул он, незаметно поджимая когти на лапе, всё же парню хотелось узнать в чем-там дело, а потом уже пугать своих. — «Всё равно наши пока заняты, рейнджер вышел на минутку, — подумал он. — Послушаю немножко, а если поймают — скажу об дверь обперся, устал стоять. Только бы они её прикрыли…» Словно в ответ на немую птичью просьбу, тихо хлопнула входная дверь. Юный грифончик радостно встрепенулся и прижался к двери спиной и головой, вслушиваясь в голоса за нею. Представители его расы были известны как существа с очень чутким слухом. Доподлинно было известно, что взрослый грифон мог хоть отчасти расслышать чужой разговор даже через толстую металлическую перегородку. А тут какая-то дверь… Пфф… Для молодого грифончика ваще не проблема. Хозяйка дома говорила о своем брате, жаловалась что он, возможно, стался болен головушкой. Остальные ее успокаивали, молодой рейнджер связывался со своими. Потом Наталья изъявила желание навестить больного брата, но… — Как оставишь наших пернатых постояльцев? — — Давайте я за ними послежу? — Предложил голос Ра-Мона. — Не бойтесь, Натали, идите к брату, а я один с ними побуду, не сбегут же они. А потом и мои подойдут. Я прямо сейчас позову на помощь к себе ещё двоих. — — А справишься ли до их прибытия? — Послышался в ответ недоверчивый голос хозяйки. — Они же птицы… видел же, какие хулиганы? Пока я старших из них не одолела в метании ножей по мишеням, ни в какую не хотели меня признавать. Лучше я пока побуду здесь. Потэлефаную* главному, Василю, Иван с ним вроде как пасябравау. Подружился, — кратко пояснил голос и притих. — Так, а мы на что?! Натусь! Мы же тут! — Раздался голос Па. — Мы тоже поможем присмотреть за молодчиками. — — Все равно, не могу. Хоть и хочется к братику, аж сердце стонет, но… не могу. Вдруг эти вытворят чегось, и заберут их. Скажут, что я без брата не справляюсь, и отнимут всех. А Ванечка так переживал за них, так хотел, чтобы они у нас жили. Как я смогу смотреть ему в глаза при посещениях? Он же ещё больше занеможет. Нет. Не могу. Сама не хочу, чтобы их по клеткам рассовали из-за моего недосмотра. Потерплю уж. — Дальше подслушивать птенчик не стал. И без того стадо ясно, что у благодетелей их беда. И что если они не будут паиньками — могут обратно в тюрьму упаковать. В камеры… Ни полетать, ни погреться на солнышке, ни спеть всем скопом вечером у костра под музыкальный аккомпанемент чудаковатого Мунчаперского дедка. Птах сорвался с места и припустил с донесением до их старшого. Умненький птенец, едва переводя дыхание, вбежал в пристройку, где обычно собирались птицы, он даже остановился у порога, оперся крылом о деревянный столб. И его быстрое появление как и сбившееся дыхание заметили все, даже почти черный и самый рослый — Теллоу, который встал, и под смешки некоторых птенцов, самоуверенно произнёс: — Ты чего такой, Свелл, за тобой гнался кто-то? Ты такой задерганный будто… — — Да погоди ты, Теллоу! И вы чего ржёте? Тот рейнджер неспроста ушёл, у наших хозяев — беда! — Разом все замолчали, даже шутники. А Теллоу и вовсе не поверил, аж глаза вытаращил. — Как — беда? — робко чирикнул кто-то. — А что нам делать? — — Да, Свелл, что с нами будет? Скажи! — — Чего ты мне стаю пугаешь, — нахмурился Теллоу, вплотную подходя к Свеллу и легонько пихая того грудью. — Чего чирикаешь какие-то глупости? Да он шутит, ребят! — — Не шучу, — чуть увернулся от замаха Свелл, но стоял твердо. — Хочешь — сам поди проверь. А вот что делать. — он тоже вдруг разом осел на бревнышко в полукруг. Грустно осмотрел всех, и прикрыл лицо крыльями. — Не знаю что делать. сэр Ра-Мон обещал что нас никуда не увезут, и вообще не тронут… — — И ты ему веришь? — воскликнул кто-то, парня затормошили, дергая за крылья чтобы посмотреть ему в глаза. Но Свелл молчал — он и сам не знал что с ними будет. — Ему — верю, — наконец отозвался птах. — А вот что скажет главный… все эти дела судейские… Тем более мы подневольные, нас могут и обратно забрать. — — Черити чё! — это опомнился главный птах, ринулся к двери. — Чего сидим, надо валить отсюда! — Что тут началось! Птицы повскакали, начали чирикать что-то несуразное и кто успел, тоже было ринулись к двери, но всех их остановил спокойный голос Свелла: он наконец-то отнял крылья от лица и смотрел прямо перед собой. — Нет. Я не советую вам удирать. — — Повтори, что ты сказал? — кто-то из дружков Теллоу было ринулся на парня, но Свелл отстранился от него и повторил твердо, но чётко: — Не хочу убегать. Пусть я буду взаперти, но я не хочу ни голодать, ни жить в неведении что со мной случится, ни быть больным и потерянным. Уж пусть нас переведут куда-нибудь в тихое и закрытое место. Ра-Мон говорил что мы все — несовершеннолетние и нам как таковая тюрьма не грозит, скорей всего просто отдельное место где живут в отдалении. Тем более есть шанс устроиться туда на работу и выйти уже с трудовым стажем и с какими-то знаниями и деньгами. Говорят жильё дают… — — Ага, с зарешёченными окнами и замком на двери! Тебе насвистели в уши, а ты и рад! Не слушайте его, мы свободные и вольные пта… — Договорить Теллоу не дали, Свелл, сидевший спокойнёхонько и чуть ли не в позе буддистского монаха вдруг ринулся на своего главаря, но не с целью бить птаха, а лишь взять за грудки и прошипеть будто змея: — Ну так пойди и посмотри, если у тебя есть мозги и ум, свободная и вольная птица! Сам соображать умеешь или опять поведешь всех нас бездумно, поддавшись панике? Хоть раз используй свою голову правильно, а то как ребят вести — так всегда такие правильные казалось бы речи толкаем, а как оно случается вот оно — все с голым задом будто курицы на гриле! Или не так, а? — Что тут началось… Птахи разделились, они кричали что Теллоу прав и нечего задохлика слушать — бежать надо пока не поздно, другие задавали вдумчивые вопросы на которые главарь и его помощники не могли никак ответить, хотя и пытались: — Где еду будем брать? — — Воровать у фермеров! — бодро сообщил Теллоу птицам. — У них запасов много, найдем, всё ведь лежит без охраны! — — На что жить будем? — — Может попробуем продать что-нибудь… Хотя проще ограбить парочку ферм и посмотреть их побрякушки. Что-нибудь ценное всё равно у этих крестьян есть. — — Где перекантуемся? — — В лесу, в полях. Выроем землянки, займём чей-нибудь далёкий амбар. — — Как сбежим с планеты? — — Здесь должны ходить автобусы. Вот один и угоним. Вместе с водителем. А что? Почему нет? Где-то же он должен находиться, пока они обедают тут. Да хотя бы вновь пойдем в тот центр, скажем что от Наташи, а потом… запремся с их работниками, пригрозим чем найдем — не отвяжутся! Только надо найти хороший транспорт! — — А если нас поймают? — Вот на этом вопрос даже главный птах замолк. Подумал, взглянул задиристо-недовольно на всю остальную толпу и под робкие реплики своих же: — Ну правда, Телл, что делать-то будем? Ведь поймают же… у них крылья… — Рявкнул: — У нас — тоже! — — Но ведь их больше! Скопом навалятся… — чирикнул кто-то. — Сети кинут! — Поддакнул другой. — Что делать будем? — Вопросило всё птичье сообщество, глядя с надеждой на вожака. — Ладно. Я пойду выясню. Попробую спросить что именно случилось. И что будет с нами. А то Свелл хоть и молодец… — птах подошел к парню, панибратски похлопал его по плечу, но всё же снисходительно посмотрел на того: — Принёс нам такую новость, а ничего толком про нас не узнал. — — Так ведь они как раз переговариваться пошли! — обиженный таким отношением взвыл Свелл. — Хочешь — иди, заодно и убедишься что я — прав и ничего вам не чирикаю! — — Отлично! Тогда — ждите меня. Но потихоньку всё же будьте готовы сбегать. Не нравится мне это всё если честно. Милости нам ждать от рейнджеров. Я бы не советовал. — И вышел из амбара. — Тьфу! — Только и смог воскликнуть Свелл и, вовсе махнув крылом, отошел от двери, уселся обратно в полукруг. А птенцы за ним, окружили и всё требуют рассказать поподробней что да как, почему и что дальше… Последуем за Теллоу и сами увидим что их всех ждёт. Предводитель птичьей стаи подкрался к дому, аки заправский ниндзя и, прижавшись головой к двери, прислушался к голосам за нею. Два мужских голоса — Мунчаперского папаши и того рейнджера… Ра-Мон, кажется… наперебой жалели хозяйку дома и сетовали, что ей без брата придется туго, особенно с птахами… — «Они же такие неуправляемые!» — «Ну простите, что мы вам не Альянсовские паиньки!» — Телоу сердито взъерошил перья и прокрался вдоль стены к противоположной стороне здания — кухонному окну. На его счастье оно было приоткрыто и оттуда отчётливо слышался голос молодой хозяйки. Вдруг раздался звонок, звучал он приглушенно и с каком-то надрывом — видимо на телефоне была вибрация. — Это не твой телефон так разрывается? — спросила Ма, всё ещё гладя девушку по волосам. — На столе где-то. — Зашедший на кухню Ра-Мон сразу углядел возмущенно выползший и дрожащий словно от обиды телефон и взяв, передал его в руки, сошедшей на пол Натальи. На экране светилось — «Капитан Лайтер». — Да, это меня! Базилий** звонит, — и она нажала кнопку приёма звонка: — Да, я вас слушаю. Какие новости по моему брату? — — День добрый… э-э… Наташа. — буквально на секунду Базз растерялся, голос Наташи слишком был требовательным, но он отмахнувшись от причудившегося, начал докладывать: — С вашим братом сейчас находится Бустер Мунчаппер, его повезли на судебно-психиатрическую экспертизу вменяемости, всё-таки дело сложное… Но думаю по последним результатам его всё же признают… — тут Базз остановился приготовился к самому худшему — шутка ли сказать такое сестре того, кого белоруска так обожает! — невменяемым. Поймите сейчас вашему брату важно вылечиться, ведь как ни крути — он опасен для общества! — Но Наташа казалось не обиделась и даже не рассердилась, сейчас ею двигало желание поскорее увидеть брата: — Я поняла, сэр, я догадалась… — короткий вздох, секундное раздумье и тут же она стала засыпать рейнджера вопросами: — А когда сделают эту экспертизу? Как она будет проходить? Когда закончится? А результаты когда будут известны? И ещё можно будет если хотя бы не увидеть его, то передать вещи или еду? Хорошо бы узнать что у вас можно, а что нельзя, а то ведь вдруг принесу что-нибудь не то. А ещё — можно узнат как у вас принято всё это? Как часто можно будет навещать Ивана? — — Натали… Наташа… — Базз пытался остановить девушку, да куда там — сестринская любовь и опека хлынула на него с новой силой. — Госпожа Арловская! — Повысив голос, воззвал он, из последних сил надеясь, что его услышат: — Про экспертизу ничего не могу сказать, разве что кратко и как это происходит, но не сейчас. Тем более вашему брату вначале нужно успокоиться. Больница — не лучший способ отдыха в этой ситуации, но по мне, лучше чем тюремная камера. Пока свидания с братом запрещены, ведь ему нужно пройти все эти тесты, и правильно ответить на вопросы, да и показать себя, что он тоже может быть адекватным… М-да… Случай совсем странный, ведь кроме таких выпадов ярости… — и Базз покачал головой. — Кроме того вам всё же лучше оставаться дома, ведь могу приехать журналисты, а у вас — только Ра-Мон и эти несовершеннолетние стервятники. Про правила передач и посещений заключённых я вам расскажу, но не сейчас, я сейчас у вашей сестры, её успокаивают моя напарница Мира-Нова и друг вашего Ивана — Гилберт. — «Оля!» — Мгновенно всплыл в голове Наташи образ старшей сестры. Улыбчивая и слегка смешливая с добрым сердцем. Она старательно брала все неприятности на себя, и пыталась показать всегда что она сильная и мудрая, вся в мать… Но, если не хватало сил — Оля прятала своё лицо и, закусив губу, пыталась разобраться с проблемами в одиночку. Да и кого ей было просить? Маленького Ивана и махонькую Наташу? Она жалела и щадила детей. И так натерпелись, бедные. И даже когда брат вырос и стал более-менее помогать ей сам и первым приходил на помощь, Оля и благодарила его — робкой улыбкой и слезами на глазах, уткнувшись в Ванину грудь и плача от радости и облегчения, что она наконец-то не одна. — «Так же благодарила и она меня… Ох, Оля, і цяпер ты плачаш…» (Ох, Оля, и сейчас ты плачешь.) — Так значит… она опять плачет? — боевой напор Натальи куда-то пропал и сейчас Базз услышал растерянность и беспокойство уже за старшую сестру. — Нет, уже почти успокоили, — ответил он, прислушавшись к голосам из комнаты. — Но признаю — это известие её подкосило. Я хочу оставить с ней Миру хотя бы на неделю, пусть побудет. Думаю и Бустера к вам направить — мало ли, вдруг куда пойдете. Да и журналисты опять же. А не они — так с птенцами поможет. Как они у вас? Не бунтуют? — — Нет, пока что нет, спасибо за заботу, командир Лайтер. — — Ну хорошо. Я узнаю что про них говорят, не собираются ли у вас их забирать, если надо, то скажу что с этим событием их забирать не стоит, да и зачем? В чём они виноваты, что у вас брат в больницу попал… Да, мисс Наташа… Я с ним говорил… Он держится, очень за вас с сестрой беспокоился, — торопливо начал Базз, боясь что его перебьют вновь расспросами, — слезно просил чтобы вас не трогали и не тревожили ничем. Неужели раньше родных преступников так мучали всякими проверками и расспросами что совсем им не верили? Я понимаю что подозрение, но не проще ли было последить как раньше жили люди, как живут после случившегося, ведь всё равно если родственник невиновен — то он ничем себя не выдаст, потому что нечем! Ох, святая Венера, простите что так, но… я до их пор не верю, что так тяжело вам было жить. Простите. — — Ничего… — пробормотала ошарашенная девушка, она, казалось бы, начинала понимать, что этот человек, как и ее брат — семью и друзей в обиду не даст и действительно его можно считать человеком слова. — Да, я в порядке. Так что вам ещё говорил мой брат? — — Просил приглядеть за вами обеими. Говорил что вы у него самые дорогие и любимые сёстры. А ещё за Элисейкой, за Элиассом, — почти правильно произнёс имя мальчика рейнджер. — Просил чтобы вас никто не обижал и помогать чем сможем. Хоть это и вовсе не моя служба, но… я постараюсь исполнить его просьбу, я послал рапорт нашему командиру Небуле. Думаю он сможет что-нибудь для вас организовать. А сам я буду следить за тем, как ухаживают за вашим братом. Буду каждодневно требовать с больницы отчёты, приезжать с проверками, постараюсь сам с ним встречаться. Договорюсь чтобы и вас с Олей пускали. Да и с птенцами — договорюсь чтобы их не трогали. А уж мальчика у Ольги никто не отберёт, она ведь такая же адекватная и вменяемая как и вы, это уже доктор Анимус подтвердил. Так зачем его травмировать… Наташа, с вами всё в порядке? Я вас расстроил? — — Н-нет, ничего… Да так… — Натали шмыгнула носом, а потом и вовсе провела рукой под носом, где-то неподалёку шептались Мунчапперы и ходил вокруг да около деликатный птиц Ра-мон. В поле зрения появилось чистое полотенце, а когда Наташа утёрлась — и стакан воды. Она подняла голову — Ра-Мон, склонив голову, спокойно смотрел на неё и вновь молча протянул ей воду. — Спасибо… — шепнула она ему. Тот кивнул и, вопросительно взглянув на девушку, протянул руку за телефоном. — А? — не понял Базз. — А, всё… Понял. Вы не волнуйтесь так сильно, — повторил он — никто вас не оставит и не бросит. Я позабочусь, ведь всё-таки… не смотря на то что случилось сегодня… ваш брат остаётся для меня всё тем же другом. У вас будут рейнджеры в охране и в помощь вам, помогут с птенцами если что. — — А об Оле? — твердо спросила белоруска. — Ведь она одна, с Елисеем. Мира — очень хорошая девица и ей храбрости не занимать, но Оле тоже нужен помощник. Тем более она сейчас с Елисейкой… Его ведь точно не заберут у нас? Вы обещаете? Погоди, Ра-мон, я сейчас, закончу и передам тебе трубку. Поговорить хочет. Знаете что, — вдруг решилась она. — Я сейчас приеду к Оле. Хоть с охраной, хоть без, но приеду. Раз уж так случилось с братом, то спасибо что вы нас не бросите и поможете во всём разобраться. И за ним последите. Но у меня есть ещё старшая сестра которой не сейчас так через полчаса опять потребуется моя помощь и поддержка. Она у меня. немного плакса, но родных не выбирают. Так что я еду к Оле! Держи, Ра-Мон, а я собираться! — буквально всучив телефон, ошарашенному птаху она побежала в свою комнату. — Наташа! Что-то случилось? — всполошилась джо-эдовка и переглянулась с мужем. — Ничего, Ма! Я — к Оле! — донеслось до них. «Ну я услышал достаточно! Пора бежать отсюда!» — решился птах, но услышав разговор Ра-Мона, всё же решился остаться послушать: — Да, сэр, пока птенцы в порядке. Я их оставил на пять минут, думаю ничего не случится… Но я всё же сейчас вернусь и расскажу им. Надеюсь, они ещё не сбежали. Нет, пока все вроде бы послушные, возвращаться к себе в ту дыру не хотят. Но… их тревожит неопределённость. Они боятся что их расформируют и запрут будто в птичьи клетки — вот это их больше всего пугает. Наташа с ними общается наравне, и кажется они её за это уважают. Да и к Ивану они тянулись как дети, он с ними ласково разговаривал, как мог помогал. Да, он им работу дал, определил каждому грядку, помог высадить семена овощей и с каждым носился, подсказывал как надо за растением ухаживать. По-моему, они его любят как старшего брата или скорее как отца… Ни единого замечания и окрика от него не было слышно, так он с ними был ласков. А им это всё в диковинку, ну откуда у них такие огороды, какое земледелие. Но даже у таких неумёх что-то стало получаться — такая радость была с первыми ростками… Да, сэр, объясню. Да, очень бы хотелось ещё кого-нибудь. Даже если они попытаются сбежать — так хотя бы я не один буду. А если сюда нагрянут журналисты… Да, конечно, объясню! Спасибо, сэр! До связи! — — Натали, я вызвал для вас охрану, — сообщил он, спускающейся девушке с рюкзаком за плечами. — Подождите, они прибудут буквально через полчаса, это быстро. — Не могу я ждать, Ра-Мончик, мне к сестре надо… — виновато улыбнулась она. — За птенцами вызвался отец Бустера последить. — Решайся, с ним будешь или пойдешь со мной? — — Ох… Не знаю даже… Подождать никак нельзя? Понимаю… — Только и вздохнул рейнджер, видя упрямую решимость Арловской. — Только как оставить молодняк без присмотра. Вдруг всё-таки разбегутся по планете. Ищи их потом… Вот тогда-то их и рассадят по клеткам. Не потому что вы не справились, а потому что им доверия больше не будет. Сами себе жизнь испортят, а потом будут на Звёздную команду дуться. Они ж… Такие… — «Сам ты такой!» — Возмущенный снисходительными интонациями рейнджера Теллоу сердито встрепенулся, распушив перья на голове и шее. Лёгкий ветерок подхватил одно малюсенькое, черное как смоль пуховое пёрышко, закружил его в воздухе и словно невзначай уронил на кухонный стол. — Но ведь мне к сестре надо!.. — Наташа, всё ещё упрямившись, вновь взяла стакан чтобы отпить и обнаружила на краю него черное пуховое пёрышко. Молча показала его Ра-Мону, потом на свои уши и на окно, тот покивал, мол понял и собрался было выходить, Наташа вцепившись в него, замотала головой, мол — не надо! Потом подумала, поманила к себе и зашептала что-то нагнувшемуся рейнджеру в то место, где у пернатых было внутреннее ухо. Тэллоу вновь завозился, не решаясь вылезти, ему не было слышно и видно, что там в комнате происходит, а вылезти и посмотреть, рискуя быть замеченным, он не хотел. Птенец уже было махнув крылом, решился дать дёру, но тут раздались быстрые шаги и решительное Наташкино: — Вот задайте им задание какое-нибудь, хотя бы двор пусть подметут. А я быстро, туда да назад. Может Олю привезу, ничего, ей сейчас при её-то срыве лучше здесь. А от журналюг мы отобьёмся, если пристанут. А может — там один день заночую, посмотрим. — — А где метлы брать? Их же много? — — Да пусть хоть сами сделают, там какие-то крупные ветки были, а из кустарников около края поля вон можно понадергать мягких. А ещё — пусть воды принесут. И… Иван их учил за грядками следить! — Теллоу понял что девушка не идёт по дороге до автобусной остановки, а направляется к нему, вернее к той стороне где за окном засел незадачливый птах. Он уже было пригнулся и решился на низкий старт — плевать что увидят, всё равно давно решился убежать, как она всё же остановилась. — Да, мисс Наташа? — — Вот пусть польют свои труды. Ведь жалко будет, если они опять засохнут, у кого-то из них уже второй раз приходится пересаживать, ну прям как невезение… А жаль, такой хороший парень, такой смышлёный и сильный. Иван его так хвалил! И видно что старается, а всё как не везёт ему. Как бы духом не упал. — — Теллоу? — голос Ра-Мона раздался совсем близко, практически возле самого угла. — Да, он у них кажется что-то вроде лидера, а некоторые прям за ним всё время ходят, в клюв заглядывают. Такие далеко пойдут, если правильно направление подсказать. Увы, он как мне кажется всё ещё смотрит не туда. — — Ничего, — вздохнула она, — у белобрысой язвы это прекрасно получится. Сюсюкаться не будет, но обижать — ни боже мой, он отлично читает настроения доверенных ему людей чуть ли не с первой минуты. И умеет повести их за собой даже если поначалу ему не доверяли. — — У Гилберта? — Спросила Ма, оказывается она тоже вышла, проводить Наташу в дорогу. — У него, у кого ж ещё, немцы — они такие, — усмехнулась Наташа. — Вернее у старшего это прекрасно выходит. Ладно, заболталась я, идти надо. Ма, проводишь? — — Может всё же подождёшь? — Окликнул её Па. — Не могу и так задержалась. Ой, совсем забыла, яблочек для Елисейки надо сорвать. Подержите пока, я быстро! — девушка явно сняла с себя рюкзак и ринулась за угол. — Теллоу! А ты чего здесь? — Будто бы удивилась она. — Ты же вроде со своими был сидеть и дожидаться Ра-мона. — — Он сам попросился, со Свеллом, верно? — Подошедший рейнджер спас положение. — Чтобы ребята не любопытничали. — — Ну да… попросился я… — куда деваться, пришлось признать ему это. Наташа было удивлённо взглянула, но пошла к яблоням и окликнула птаха: — Помоги тогда, надо мне яблок для Елисея нарвать, — и уже на якобы удивлённое, пожала плечами: — Так вышло, к сестре надо. — Теллоу ничего не оставалось делать как подчиниться, пару яблок он всё же сорвал, отдал Наташе. Но стоял особняком пока она осматривала остальные. И вдруг решился: — Наташа, а вы зачем к сестре? Надолго? Что-то случилось? А как же мы? — Переглянувшись с Ра-Моном, а тот кивнул, мол я же говорил, она подошла к нему: — Не то что бы случилось. Хотя да, у нас… Но вас это, надеюсь, никак не коснётся, Ра-мон обещал… — — Они всегда обещают, — чуть задрав клюв, ответил птах. — Не хочется мне с ним ссориться, он старше и при оружии. Но не верю я ему. Что-то случилось? — Повторил птах уже настойчивей. — Да. Иван заболел. — Прямо ответила девушка, все равно любопытный птах все подслушал. — Придется ему полежать некоторое время в больнице. — Взгляд Натальи помрачнел, но она держалась стойко. — Волноваться не стоит, на вашем пребывании здесь это никак не отразится. Я узнавала. Если только вы сами не дадите маху… — резко замолчав, Наташа вздохнула тяжко, подумала пару секунд, глядя на нахохлившегося птенца, и продолжила: — Но вам-то это незачем. Вы — птицы не глупые, сама знаю. А брат, так тем более. Он сразу видит — кто рукастый удалец-молодец, а кто лишь баклуши бить способен. Поэтому и хотел назначить тебя своей правой рукой. Главным помощником. Сразу, как вернется. Сам, лично, в торжественной обстановке! Да вот… — снова вздохнула, — не судьба видимо… Поэтому я тебя назначаю. Ну что, потянешь? — Теллоу задумался: — А нас точно не заберут обратно в клетки? — Ра-Мон усмехнулся, попробовал подойти и погладить птаха, но тот возмущённо увернулся: — Э-э! Крылья прочь! Я — не маленький вам! — — Слыхали? — радостно усмехнулся он Наташе. — А парень себе цену знает! Вот бы его желание куда надо направить. — И обернулся к возмущенно пыжившемуся птаху: — Ты ведь вместе со своими пташками хочешь спокойно жить? Чтобы вас никто не обижал, чтобы видеть плоды своих рук? Знать, что ты делаешь хорошее дело, получать за это деньги, чтобы тебя кормили, одевали, обували? Узнавать новое? Вот смотрю на этих людей и вижу что они тебе и друзьям твоим всё это обеспечат… Ну чего ерошишься, птичка? Я ведь любя, ты действительно сильная личность и хоть ты бывший бандит малолетний, но я таких уважаю. Но лучше тебе быть где-нибудь где тебя любят и ценят. Что скажешь, Наташа? Вы же их уважаете? — — А то! — серьёзно кивнула Наташа. — Рабочие руки, то есть крылья очень хорошие, видно что ребята трудятся с удовольствием, а я их не тираню, зачем? Они не ленятся, хоть чувствую — не привыкли к тяжелому труду, устают. Ну ничего, вот вырастут, может куда полегче пойдут, я их у себя после освобождения держать не стану. Ох, Рамоня, мне идти надо! — спохватилась она. — Оля ждёт! Объяснишь мальчикам что да как? Теллоу, миленький, а ты тоже, подумай над чем сказала. Видишь, одна я теперь хозяйка. Гилберт может и поможет, но он совсем не фермер, этого белобрысого раньше как вас, всё воевать тянуло, исподтишка бывало нападал. Благо сейчас успокоился, понял что плохо поступал. Подумаешь? И скажи своим сородичам что я вас не хочу никуда отдавать, ну как же я одна-то буду. Да и привыкла я к вам что ли… — — Наташа, пойдем провожу, — позвала её Ма. — Да, идем. Договорились, Теллоу? — — Да… — птах задумался. Девушка вроде бы и дело говорила, но его мучило сомнение что ему это всё надо. Привык к той жизни и даже сейчас, смиряясь каждый день и выполняя разные поручения этой девушки и её брата — высокого и добродушно-улыбчивого в шарфике, он ждал своих главарей, тех что бросили их всех на этой планете. Ждал до сих пор и надеялся, что хотя бы о нём не забыли и вот-вот прилетят и заберут отсюда из этой тиши. Ведь не зря один из них, такой же черный, как он сам, не раз хвалил его и прочил ему судьбу личного помощника, когда он подрастет… — Да… Мисс Наташа, — вдруг очнулся он, — оказывается пока он раздумывал, белоруска уже почти ушла. — Мисс Наташа, я пойду… наших предупрежу… чтобы не сбежали. — В этот момент он окончательно решил ждать своих один. Нужно было только дождаться. И решить, кто полетит с ним, а кто останется. — «Пусть остаются, если им так удобней. Может им тут лучше будет. А я — к такому не привык, я — не хочу!» — получив утвердительный ответ, так думал Теллоу, несясь черед поле к амбару, где ждали его взволнованные друзья-братья-птицы. А пока Ра-Мон, Ма и Па провожают Наташу до остановки, у нас есть пара минут — понаблюдать как Теллоу успокаивает своих всполошившихся птичек, которых сам же и взбаламутил. — Тихо всем! Да, это верно, у нашей хозяйки проблемы, но… Ти-ха! Сядьте на места! — гаркнул Теллоу и бросившись в угол взял лопату со всей дури шваркнул об какой-то железный таз. Таз звонко отозвался, показывая проржавевший бок. На миг воцарилась тишина и птахи вновь сели, удручённые что весть о проблемах у хозяев подтвердилась. Всех мучила только одна мысль — «Что с ними будет? Заберут ли их обратно в тюрьму? А может стоит послушаться Теллоу и сбежать? Чего ждём тогда, ты же предлагал!» Множество глаз уставилось на главаря подростков. Он посмотрел на сидевшего в отдалении ото всех Свелла, который не принимал участия в общем шуме-гаме, и повторил: — Да, у них проблемы, хозяйка Наташа сказала — Иван заболел. Но мне сказали… — Теллоу вновь покосился на Свелла, а тот лишь пожал плечами, как бы говоря: ты у нас главарь, ты и разбирайся. — Мне рейнджер Ра-Мон сказал, что нас постараются не трогать, ведь мы для них помощники. Ну что ещё? — И на общий гомон, почти что закричал: — Да, я не люблю рейнджеров, а кто их любит? Заперли, никуда не пускают, работаем тут как… Но ведь вроде не так как у нас? Вам же здесь нравится? Да? А в тюряге? Нет? Тогда — не чудить! Если мы хотим жить в сытости и под открытым небом, тогда нам надо вести себя хорошо! Ведь главари улетели и нам самим теперь надо думать о себе! И я вижу, что кому-то такая мирная жизнь хоть не на свободе нравится и против них — ничего не имею! Но не хочу принуждать никого, выбирайте сами. Ра-Мон сказал, что лучше бы нам не сбегать, ведь мы потом сами себе… — тут Теллу наморщил лоб, вспоминая: — нам потом доверия не будет. Хозяйку ругать не будут, что мы сбежали — а нам попадёт. — И тут же нервно огрызнулся на заданный вопрос: — Да я и сам знаю, что наши главари не вернутся, но… лично я… хочу верить и верю, что они всё же прилетят. Не знаю, — тут он сам сел и притих, задумался. — Совершенно не знаю. Понимаю что бежать надо, и наших ждать… я сам до сих пор жду… Не моё это, не хочу здесь работать. Но Наташа… она сказала что… — тут он примолк, не зная как сказать всем остальным новость о своём назначении и стоит ли, ведь соперничество на их планете было очень сильным, особенно среди молодёжи — не успел занять первые места — ты труп иногда в буквальном смысле. Тебе никто не поможет и не пожалеет. Но Теллоу хоть и был негласным вожаком этой кучке неопытных птенцов, всё же как-никак он иной раз жалел их. — «Потому что сам такой. А тут — я над ними теперь назначенный хозяин и уже всерьёз. Как воспримут? Не отвернутся?» — Теллоу… — тронул его за плечо один из его помощников. — Чего такое? Уж не влюбился ли ты в эту человечку? — — Да иди ты! — Тут же вспылил птах, он даже вскочил и чуть было не зарядил шутнику, но тот успел отпрыгнуть. — Влюбился, влюбился! — начали поддакивать остальные. — Да хватит вам чирикать, бестолочи! Уйду от вас, будете сами!.. — и он резко сел и отвернулся. Приятели поутихли, остальные тоже ждали ответа. — Но всё-таки, Теллоу? — спросил уже из птенцов помладше. — Что случилось? — Птах осмотрел тех кто на него смотрел и ждал и, помолчав немного, им-то и выдал: — Хозяйка Наташа меня назначила главным. Иван сам хотел сделать меня своим помощником, да вот… заболел… Что делать — не знаю… — и вовсе понурился птах, аж лицо в крыльях спрятал. — Что делать… — откликнулся со своего угла Свелл, подошёл к Теллоу, подождал пока утихнут взволнованные шепотки, охи-ахи, и положил крыло ему на плечо. — Что ж делать. Будешь нами командовать как и прежде. А если эти прилетят… Ну ты уж сам решай нужна ли тебе такая жизнь. И… Теллоу… — нагнулся он к едва высунувшемуся главарю: — Спасибо что ты других не подначиваешь. Что они сами могут решать куда им, с тобой или здесь. Я бы тебя выбрал если бы ты остался — только за это. Но решать тебе, останешься ты или уйдешь. Само собой — мы смолчим что знали, что ты с нами такими планами делился. Но дальше ты уж сам. А кто с ним пойдет — значит на этом наши пути разойдутся. Согласны? — Птахи одобрительно загомонили и Тэллоу понял что, не смотря на разногласия даже в разнице понимания свободы — эти ребята всё же остаются родными птицами-братьями без роду-племени. А Наташа шла по тропинке и всё давала указания как вести с птахами-беспризорниками: — …И не давите на них, они этого не любят. Если надо что-то сделать срочное — просите, а то упрутся как бараны. Или вовсе бросят работать, уйдут куда-то — и будто нет их. Но в основном — трудолюбивы, просто… — тут девушка вздохнула, — ну что делать ребятам, которые всю жизнь были в подчинении? Как бы их там не колотили… — невесело отвела она глаза. — Поняли, Наташенька, поняли, милая, — закивал отец. — Не беспокойся, будем с ними ласковыми, лишь бы не упрямились. — — А они могут, кстати, — встрепенулась девушка. — Если упрямятся на одну работу — дайте другую. Если вовсе работать не хотят, в огороде или руками — дайте им полегче что-нибудь. Или… Иван спрашивал их, давал на выбор, что нужно сделать и каждый выбирал, что хотел. Поначалу трудную работу никто не хотел, но он их разделял по совести, маленьких поставит на что-нибудь попроще, а взрослым — потом какое-нибудь лакомство даёт или хвалит при всех. Ну они тоже начали проситься. По двое работали, по трое. — — Заинтересовал значит, — понимающе улыбнулся отец. — Ну верно, так и надо… Ой Наташ, кажется это к нам! Эй, ребята! — замахал он рукой. — Мы здесь! — — А, вот вы где! — Подошёл к ним смуглолицый мужчина с короткими черными как смоль волосами. — Добрый день, разрешите представиться, рейнджер — Остин Браун. Мы к вам по поручению Небулы. Вы ведь просили о помощи? Я и мои друзья-рейнджеры готовы вам помочь. — — Да мы поняли кто вы, — перебил его Па. — Это вы к нашей девочке Наташе Арловской, вернее к Ра-Мону. — — Дзень добры і вам (День добрый и вам), — ответила Наташа, строго оглядывая парня, и вдруг кивнула: — Нічога, сыдзе. (Ничего, сойдёт). Да, Я — Наташе Арловская, это я просила помощи, вернее помощник мой, Ра-Мон, — опомнившись, перешла она на межгалактический. — Я сейчас уезжаю к сестре на Землю. То есть на Планету-Столицу, а вам, вашей команде и Ра-Мону поручаю проследить за птенцами. Вернусь… если не сегодня, то позвоню. Но дольше двух-трёх дней там не пробуду. Андестенд? — — Зразумеў, ім растлумачу (Понял, им объясню), — пока рейнджеры собирались вокруг, и тот что представился первым переваривал непонятное, но почему-то очень знакомое слово, Ра-Мон кратко кивнул, чем и заслужил улыбку девушки и объятия: — Ох, Ра-Мон! Схватываешь на лету! Молодец какой! — — Стараюсь… — птицу было приятно, что он хоть как-то угодил девушке, ведь время, проведённое вместе с этими людьми здорово обогатило его ум и лексикон. В какой-то момент он понял, что начинает понимать этот странный язык. — «Или даже два, если считать русский, конечно учиться мне и учиться, но мне не трудно и даже интересно…» — Да, ребята, позвольте и мне представиться, Ра-Мон, рейнджер двадцать пятого крейсера. Пока моя команда выполняет другие задания, я нахожусь здесь, мой командир решил, что мне будет полезно помочь этим людям. А почему я один… Ну… тут спокойно и этим людям скорей требовался просто присмотр, они здесь новенькие. Тем более с птахами я нашел общий язык и пока что всё в порядке. — — Серьёзно? Ты нашёл общий язык с этими бандитами? — — Да какие они бандиты, так, подростки всего лишь, — отмахнулся птиц. — Не давите на них этим положением, они очень свободолюбивые. Прошу, может вам покажется это не так уж важным, но… — — Парни, я пошла! — помахала рукой Наташа. — Вы так до вечера будете. Ра-Мон, всё хозяйство на тебе. Не мори пташек голодом, да и сам не голодай. Покорми прибывших. Спасибо вам за помощь, но мне действительно пора. Ра-Мон вам всё объяснит. Пошли, Ма, а то и так задержались, сестра ждёт. — И Наташа жалостливо посмотрела на джо-эдовку. — Пошли, дочка. Давно пора, — согласилась Ма. — До свидания, мальчики! — — Мать, я тоже с ними останусь, проводи девочку, — откликнулся отец. — За мной, парни! — — Конечно, милый! — И девушки ушли по направлению к автобусной остановки, до которой оставалось рукой подать. — А вы где приземлились? Или транспортом ехали? — послышалось позади. — За вон за тем амбаром, нам дали координаты неких Мунчапперов, говорят у них самый большой дом и… — — Позвольте представиться, я — Па Мунчаппер! А мой сын тоже служит у вас рейнджером! — — Ох, хвастун, — Ма-покачала головой. — Наташа, всё же одна поедешь? Может догнать тех? — — Да не, я одна доберусь, не волнуйтесь вы так, Мам. — Дальше шли молча. Наташа всё перебирала в уме, чтобы не забыть что она должна сделать: успокоить Олю, приготовить вещи для Ивана в больницу, приготовить ему еды, узнать список вещей для передачи, узнать когда их пустят… «Возможно попытаюсь, чтобы сегодня посмотреть на него… Ох Ваня…» — Наташ, твой автобус! — — Ох, спасибо! — очнувшаяся от мыслей, она покачала головой — совсем забыла, что она ещё на остановке. Ма пошла в салон и присела к ней на сиденье, а Наташа вновь погрузилась в свои невесёлые мысли. И когда раздался толчок, означающий что автобус улетает с остановки, девушка очнулась: — Мамуль, а ты как же? — — А я с тобой, детонька. Всё же провожу тебя до сестры твоей, посмотрю. Да и помочь тебе надо. Конечно… — тут она оглядела себя и слегка смутилась: — Я сейчас похожа на деревенскую, в такой одежде… Но ваши дела важнее, солнышки мои. — — Ох, Ма… Спасибо… — и девушка прижалась к пухлой руке женщины. — Надо бы вам… платье купить. О, я знаю одного мальчика, он сейчас такие хорошие платья делает! По дружбе — он вам бесплатно нарисует и договорится чтобы вам сшили не по рыночной цене. Согласны? — — Ну… зачем сразу — платье… — смутилась Ма. — Это подарок! — безапелляционно сдвинула брови белоруска. — Ну раз подарок, тогда — согласна. Давно у меня красивого платья не было! — Недоверчивое бывшее воплощение республики Беларусь была абсолютно уверена, что ей одной придется поддерживать старшую сестру. Остальные же заняты. У них своя жизнь, что им горе каких-то там двух сестер. Даже в анклаве братца Арловская и то не была уверена. Этот малохольный ведь решил податься в рейнджеры, явно ему будет не до славянских проблем. Он всё-таки им чужой… немчура, как есть… Так думала всю дорогу бедняжка Наталья. И каково же было ее удивление, когда она зашла домой к сестре. Там шагу негде было ступить, столько там собралось народа. Заявились почти все бывшие воплощения. Не хватало лишь североамериканских близнецов. Украинка сидела на диване в компании братьев немцев, Керкленда, Миры и Базза. Те наперебой успокаивали ее, обещая помощь в любых вопросах. Позади дивана, прямо на полу расположились братцы-азиаты и Бустер с Элиасом. Ван Яо показывал всякие интересности любопытному мальчику, вопрошая, нравится ли ему та или иная игрушка. Кику тоже показывал плоды своих рук — несколько вполне приличных фигурок анимешных девочек и их боевых мехов, коими очень заинтересовался не менее любопытный Бустер. С кухни доносилось пение на французском и итальянском языках одновременно, что означало наивкуснейший ужин для всей компании. — Ааа… вы чего тут?.. — Только и смогла выдавить Наташа, обозревая с порога скопище гостей. Не вязалось в ее красивой головушке, что не родственные ей люди могут быть столь участливы к их беде. Зато мамуля Мунчапер обрадовалась искренне. Верила ведь, что по другому и быть не может и только так надо решать проблемы — сообща! — Ой, как тут всех много! И Бустик тут! Здравствуйте все! — Воскликнула она радостно, чем вмиг привлекла к себе и Наташе всеобщее внимание. Никто не усидел на месте. Всё встали для приветствия, а крошка Элиас и Оля вовсе заключили в объятия младшенькую славянку. Ну, а Ма приобняла всех троих, причитая: — Ну, как ты тут, Олечка? Не одна, как я погляжу. Хорошо! Я же говорила, Наташенька, никто вас не оставит. Все тута, даже Бустик со своими, хотя они всегда так заняты! Так заняты! — Як хорошо, мамка! — Воскликнула Оля и уткнулась носом в джо-эдовку. Получить столько поддержки она никак не ожидала. Как и ее все ещё остолбеневшая от шока младшая сестрица. Белоруска весь вечер не могла поверить что поддержать их явилось столько народа. Всё наперебой предлагали всевозможную помощь. Китай даже предлагал материальную помощь… за символическую плату — сделать перед видеокамерами пару поделок или приготовить национальное блюдо. Видите ли он захотел открыть сеть закусочных с национальными блюдами бывших воплощений. Ему — реклама, славянам — щедрые финансы. Потом позвонил Канада, успокоил всех насчёт своего самочувствия и предложил славянкам лично сопроводить их на встречу к Ивану, чтобы успокоить Брагинского насчёт своего самочувствия. А Феличиано сразу посетило вдохновение и он нарисовал для Ма Мунчапер сразу несколько эскизов платьев. Ну и ужин из французско-итальянских блюд оказался очень вкусным. Вечером, когда все разошлись по домам и кроха Элиас лег спать, славянки долго ещё сидели на кухне и обсуждали дальнейшую жизнь. Обе понимали — да, будет сложно и тоскливо без братика, но ему, несчастному Ванечке наверняка ещё хуже там — взаперти, поэтому они должны быть стойкими. Всё ради душевного спокойствия братика. А сородичи и друзья-рейнджеры их не оставят. Обе они надеялись на это и всей душой желали Ванюше скорейшего выздоровления. Но был среди бывших воплощений и тот, кто был рад проблемам славян. Можно даже не упоминать его имени, так? Да, это бывшее воплощение США. Джонс был неимоверно рад, что его главный враг показал «истинную личину», и в то же время жутко зол за пострадавшего Мэтта, что едва вернувшись вечером в общагу, нехило так присел на уши Джитти. Он все вещал о днях давно минувших дней, выковыривая из глубин своей памяти все «грязное бельишко» Брагинского. Все-все, что мог припомнить, даже простые человеческие проступки. А чего ему было стесняться? Он же победил, явил всем истину! Теперь все знают правду о России, и особенно его… его и только его учитель и друг!