***
Урд поднёс руку к лицу смертной, но не почувствовал тепла дыхания, тогда он прижал два пальца к сонной артерии. Сперва не удавалось ничего различить, однако спустя несколько секунд он всё же почувствовал слабый толчок под похолодевшей кожей: есть пульс, пусть и совсем слабый, но есть. Девчонка жива - с души точно камень свалился. Урд накрыл смертную её же дублёнкой и поднял на руки. В считанные секунды покинул он пределы Большого театра и оказался подле поджидавшего его Мерседеса - Лиам едва успел выйти, чтобы открыть дверь перед своим господином. - В хранилище, - скомандовал Урд, садясь на заднее сидение. Сообразивший по тону Лиам, что распоряжение более чем безотлагательное, быстро завёл автомобиль и сходу вдавил в пол педаль газа. Машина рванулась с места и чёрной стрелой понеслась по улицам. Урд взглянул на смертную, которую продолжал прижимать к себе на её шее остались следы не только его клыков, но и резцов, и премоляров, причём обеих челюстей. Раны от клыков всё ещё кровоточили, остальные же успели схватиться корочкой. Урд собрал оставшиеся капельки крови пальцем, после чего поднёс к губам и слизал. Лиам посмотрел на Второго Основателя через зеркало заднего вида, но тот в ответ бросил ему испепеляющий взгляд. Больше Лиам не отрывался от дороги, а Урд, смакуя остатки крови, всё взирал на лежащую у него на руках девчонку. «Занятно, прежде мне доводилось вкушать подобного, - размышлял он, - «кровь этой смертной в самом деле особенная. Сколько ни пей - всё мало, и никакой иной впредь не возжелаешь. Следует отдать распоряжении об изъятии её крови из хранилища». Спустя ещё несколько минут машина затормозила у Оружейной Палаты – некогда главной сокровищнице Русского государства. Как и все здания Красной площади Оружейная палата имела тайный ход, ведущий в особое подземное хранилище, где покоились объекты, обладающие сакральным значением, и все они были тщательно упакованы и опечатаны. Пришедший к власти Урд велел переместить всё на верхние этажи, в основное хранилище. Подземное же хранилище приказал углубить, расширить и переоборудовать для складирования собранной крови. Разумеется, оборудование для сбора и трансфузии крови находилось здесь же. Второй Основатель быстро вышел из автомобиля не ожидаясь, пока Лиам откроет ему дверь: сейчас ни к чему эти формальности. Со скоростью ветра, свойственной вампирам, преодолел он немалое расстояние до подземелья и очутился в огромном тёмном зале с множеством выстроившихся под самый потолок стеллажей. Стеллажи разделялись на специальные отсеки, каждый из которых был пронумерован. Зоркие вампирские глаза выхватили в полумраке табличку с номером 1041996 – отсек с кровью девчонки расположился практически под самым потолком. Одним прыжком Урд взмыл на нужную высоту и, удерживая смертную одной рукой, схватил несколько подвешенных на специальных крючках контейнеров с кровью. Плавно спикировав над полом, он приземлился на противоположном конце зала, где стояли специальные кресла-кушетки и стойки для капельниц, а также располагались шкафы с оборудованием для трансфузии. Урд осторожно опустил девчонку на одно из кресел, затем подкатил ближайшую из капельниц и установил один контейнер, после быстро подошёл к шкафу и извлёк тонкую силиконовую трубку, компрессионный жгут, специальный роликовый регулятор, предназначенный для замедления и ускорения введения крови и инъекционную иглу. Вернувшись к девчонке, Урд настроил систему: подсоединил трубку к контейнеру, установил регулятор и иглу, обвязал жгутом левое плечо девчонки, плотно зафиксировав его, точным движением ввёл иглу в чуть проступившую под бледной кожей вену и открыл специальный клапан на контейнере. Тёмно-алая кровь неспешно заструилась по прозрачной трубке, и при её виде Урд ощутил, как мышцы в основании шеи свело краткой судорогой. Но волевым стимулом он подавил подкравшуюся со спины жажду и слегка прокрутил ролик регулятора между пальцев – кровь заструилась быстрее. Пока длилась процедура, Урд не сводил взгляда с лица смертной: её щёки медленно наливались румянцем, дыхание становилось всё глубже и явственнее. Жизнь возвращалась к ней, и Второй Основатель неожиданно для себя самого почувствовал, как с плеч точно скала свалилась. «Эта девочка, она явно необычный человек», - рассуждал он, - «этот её свет не может быть присущим человеческой природе. Он словно не от мира сего: даже мне, древнейшему из вампиров, не удаётся противиться ему. Пред ним я чувствую себя совершенно бессильным и уязвимым, будто я – смертный…». И лишь только Урд подумал так, как память вернула его в тот самый день, когда он первые услышал пение девочки, затем перенесла в момент их первой встречи, а там и в день её первого выступления перед ним на сцене. И каждый раз звучание её голоса наполняло его жизнью, а её сияние возвращало давно забытые чувства: радость, гнев, скорбь, страсть. Кровь же не просто утоляла извечную жажду, она переполняла энергией – никогда прежде не чувствовал он такого насыщения, не испытывал опьяняющего ощущения тысячекратно возросшей мощи. И отказаться от этого восторга – выше его сил. «Надо лишь суметь вовремя возобладать над собой. Нельзя позволять себе проявление столь низменных инстинктов, иначе не зваться мне Вторым Основателем», - решительно подумал Урд.***
Шестилетняя Дашка сидела на качелях и даже не пыталась остановить катящиеся по щекам слёзы. Школьный рюкзак жалко валялся в луже под ногами. Маленькие ручки, сжимающие железные поручни качелей закоченели так, что она не чувствовала их, ноги в промокших осенних ботинках тоже постепенно замерзали. Но Дашке было плевать. говорят, что плакать полезно - это помогает отпустить эмоции и почувствовать облегчение, но Дашке легче не становилось, а рыдания душили её, не принося утешения. - Можно покачаться? – неожиданно раздался громкий голос над самым ухом, и девчушка так и подпрыгнула на деревянном сидении. - Ну, ты уступишь? Дашка подняла глаза и увидела уставившего на неё красивого мальчика примерно её возраста. Видимо ему так не терпелось покачаться, что он даже ухватился за перекладину, заставив качели остановиться. Дашка хотела было слезть, но только тут поняла, насколько сильно замёрзла, и даже не смогла разжать руки. А мальчик вдруг спросил: - Почему ты плачешь? - Не твоё дело! – огрызнулась Дашка и неуклюже слезла с сидения. - Нуу? Почему? – не унимался мальчик. Он словно позабыл, что собирался покачаться. – Это твой рюкзак? Почему он в луже? Дашке захотелось взвыть от злости, ведь нет ничего хуже, чем, когда тебе не дают по-человечески выплакаться. - Отстань! – бросила она мальчику и, присев на корточки, потянулась за своим рюкзаком. Ухватившись за лямку и подтащив его к себе, она собиралась было ретироваться и быстро поднялась на ноги, но не рассчитала и сильно стукнулась макушкой о сидение качели. И хотя толстая шапка смягчила удар, было довольно больно, а ещё больше - обидно, что пришлось так опростоволоситься перед незнакомым мальчишкой, который тут же громко рассмеялся. - Не смешно! – воскликнула Дашка, глотая слёзы. – Чего ты пристал ко мне? - Да, так, - отозвался тот, всё ещё хохоча, - ты похожа на мою сестру, она тоже плакса. - Я - не плакса! А ты – дурак! И она бросилась прочь, желая найти новое место, где никто бы не мешал ей плакать дальше. Но не тут-то было: мальчишка увязался за ней следом. - Ну, прости, - говорил он, шагая чуть впереди и пытаясь перехватить её взгляд, - не обижайся, я не хотел смеяться, это случайно получилось. Расскажи, почему ты плачешь? - Отстань! – ответила Дашка, обгоняя прилипалу. Но тот в припрыжку вновь опередил её. - Нелли тоже так говорит: «отстань!», «отстань!», а потом всё равно всё рассказывает. - Кто такая Нелли? – буркнула Дашка. - Моя младшая сестра, я ж говорил. Она сначала тоже плачет, потом долго дуется, но всё равно мне всё рассказывает. Дашка резко остановилась: её начинал выводить из себя этот приставучий мальчик, пусть он и был настоящим красавчиком. - Слушай, чего ты ко мне пристал? – спросила она, стараясь выглядеть как можно более сердитой. – Какое тебе дело, почему я плачу? - Мама говорит, что настоящий мужчина должен уметь утешать плачущую женщину, даже если она девочка. А ещё мама говорит, что если слова сначала не работают, то надо что-то подарить: цветы, там, новую сумку, туфли, а лучше деньги… Ах, да! Он полез в карман куртки, что-то выудил и протянул Дашке сжатый кулак. Та осмотрела на него, как на умалишённого. - На! – сказал мальчик и разжал кулак. На ладони оказалась конфетка «Шипучка» в зелёной обёртке. Дашка обожала «Шипучки», но принимать подарок не торопилась, поэтому мальчик повторил предложение: - Бери! Она робко подставила руку, и он уронил конфетку ей на ладошку. Дашка развернула обёртку и отправила любимый леденец в рот. - Так почему ты плакала? - Сегодня ровно год, как ушёл мой папа. - Оу, - только и смог выдавить из себя мальчик, внезапно ставший очень серьёзным. - Обидно. «Ещё как обидно!» - хотела выкрикнуть Дашка, но губы предательски задрожали, и она поняла, что если сейчас откроет рот, то снова разрывается. - Жалко, что так получилось, - продолжал тем временем мальчик, - но знаешь, моя мама говорит «всё, что ни делается – всё к лучшему». Наверное, так надо было. Дашка не ответила, лишь смерила его гневным взглядом. Что значит, так надо было?! Кому? Ей это точно не надо! Она хотела всего лишь жить как раньше, она верила, что рано или поздно родители прекратят ссориться, папа перестанет пить то, что называется «алкоголь», больше не будет ломать вещи, драться и кричать, и снова начнёт водить её к маме на концерты, читать перед сном и приносить что-нибудь вкусненькое после работы. Она так хотела верить, что всё снова будет хорошо. Но в прошлом году её отец ушёл из дому, и больше она его не видела. Мама же сказала, что он теперь очень далеко и вернуться уже никогда не сможет, но Дашка продолжала верить и ждать. - Кстати, как тебя зовут? – спросил мальчик. - Даша. - А меня – Ян! И он протянул ей ладонь с растопыренными пальцами для первого дружеского рукопожатия.***
Дашка с трудом открыла глаза и сразу же поморщилась: ставшая невероятно тяжелой голова казалось вот-вот расколется как орех от гулящей боли, а в ушах давило и шумело, как бывает, когда ныряешь на глубину. Тело сделалось столь слабым, что Дашка ощущала себя безвольной куклой-марионеткой, беспомощно ожидающей, когда её приведут в движение. С трудом сумела она заставить себя осмотреться, но в царившей вокруг тьме ничего не удалось различить. Густой мрак неизвестного просторного помещения окружал и сдавливал, в затхлом, застоявшемся воздухе витали какие-то непонятные тлетворно-металлические нотки, а от бетонных стен веяло могильным холодом. Дашке почудилось, будто она находится в склепе умершего. - Очнулась? – послышался знакомый голос, но прозвучавший точно сквозь толщу воды. Только тут Дашка заметила сидящего рядом с ней Урда Гиллеса и содрогнулась всем естеством. Никогда прежде она не боялась так сильно, как теперь, находясь столь близко от этого опасного существа с внешностью человека. Инстинкт самосохранения криком кричал «Беги! Беги!», перед глазами возник образ Яна с не по-детски строгими глазами, в ушах прозвучал его взволнованный голос «Берегись, он погубит тебя!». Заметив, как смертная непроизвольно дёрнулась, видимо в попытке подняться, Урд произнёс: - Лежи, твоей жизни ничто не угрожает. «Лжец, Вы – тут самая основная угроза!» - подумала Дашка, попытавшись хотя бы немного отодвинуться от вампира, но тщетно. - Зачем Вы делаете это? – просипела она едва слышно. – Папа, конечно, говорил, что в России власть всегда была выше закона… Обессилевший голос оборвался, не дав закончить фразу, но Урд терпеливо ждал, пока смертная соберётся с силами, чтобы продолжить. - Но то при людях, а Вы – вампир. Почему же Вы поступаете так по-человечески? «Всё из-за твоего света», - подумал Урд, но вслух не произнёс ни слова: ни к чему девчонке знать, что она может так влиять на него. - Не трать силы на пустые разговоры, - наконец сказал он, - тебе завтра ещё предстоит петь. Дашка обречённо вздохнула: и почему Урд никогда не отвечает на вопросы? Она-то полагала, что раз он пьёт её кровь, то должен хоть как-то объясниться, ведь это противоречит его же закону. Но, видать, это снова фантазии Дашки-наивняшки, не имеющие ничего общего с реальностью. Тут Урд поднялся и принялся производить какие-то манипуляции с капельницей. Дашка внимательно следила за его уверенными движениями, как тут ей вспомнилось предостережение Яна из её видения: «Урд Гиллес тебя погубит!». Но странно, все действия Владыки расходились со словами мёртвого друга: да, Урд пьёт её кровь, и уже дважды её жизнь оказывалась под угрозой. Но он делает всё, чтобы не дать ей умереть: даёт ей шоколад с невероятным живительным эффектом, а сейчас и вовсе самолично занимается переливанием крови. Может, он видит в ней нечто большее, чем просто добычу, может для него она – не просто «скот»? Так думала Дашка, когда вдруг почувствовала, что силы возвращаются к ней: дышать становится всё легче, шум в ушах затихает, кровь перестаёт разрывать височные кости, а зрение проясняется. - Владыка Урд, - проговорила она уже более отчётливо, - почему Вы не даёте мне просто умереть? Я думала, что наши жизни ничего для Вас не значат… … ведь один из ваших убил Яна, - закончила она про себя. Глаза Второго основателя сверкнули в полумраке как два ярких рубина. Урд закончил устанавливать очередной контейнер и вновь открыл клапан. Отрегулировав скорость трансфузии, он снова присел на кушетку, но уже совсем рядом с девчонкой. - Не равняй меня с теми, кто вложил эту мысль в твоё сознание, – сказал он. – Я не заинтересован в смерти кого-либо из вас. - Тогда, почему именно я? - Таково моё желание. Ты ведь сама сказала, что власть у вас всегда выше закона. Значит, тебе не привыкать. Услышав эти слова из собственных уст, Урд неожиданно почувствовал некое удовлетворение: ведь так естественно вкушать полюбившуюся кровь из тела, вонзать клыки в тёплую плоть, ощущать губами мелкую пульсацию пустеющих жил, вдыхать исходящий от жертвы аромат страха. И он, как власть имущий, может позволить себе это удовольствие. Но тут, точно из-за спины, раздался голос старшего брата: - Закон – всего лишь иллюзия, а твой мир – утопия… Урду показалось, будто он чувствует щекочущее прикосновение мягких волос к своей щеке, точно Риг склонился, чтобы прошептать в самое ухо: - И ты сам только что доказал это! «Нет!» - подумал Урд с гневом. – «Твоим словам меня не смутить! Столько лет трудов не могут быть напрасны. Всему виной свет этой девчонки: необходимо как можно быстрее выяснить его природу!» - Владыка Урд.., - Слабый голос смертной отвлёк раздумий Второго Основателя. - Что будет, если кто-то узнает о… о том, что Вы делаете? - А как в таких случаях поступают люди? – вопросил он в свою очередь. - Н-ну, заставили бы молчать. Бывало, за молчание убивали или шантажировали близкими.., - внезапно девчонка осеклась, а во взгляде промелькнула тень осознания. - Мне стоит поступить так же? Урд заметил, как после его слов кровь вновь отлила от лица девчонки, а светло-зелёные глаза потускнели от ужаса. - Но вы же говорили, что не заинтересованы в нашей смерти, - быстро проговорила она и тут же добавила, – увеличите «кровавый налог», да? Урд не ответил – ни к чему, ведь что девчонка ответила на свой вопрос себе сама вместо него. Действительно, кое-кто из его приближённых давно предлагал увеличить объём собираемой крови, однако сие могло пагубно отразиться на физическом состоянии людей в дальнейшей перспективе, поэтому предложение он отклонил. Но девчонке-то об этом невдомёк. - А Ваш подчинённый, кажется, Лиам, что будет с ним? Он же всё видел. - Верно. Его стоит также призвать к молчанию, не так ли? - Владыка, - тут смертная кончиками указательного и среднего пальцев сжала край его чёрного плаща, - я обещаю, что исполню любой Ваш приказ, обещаю, что никто не узнает о нас с Вами. Поэтому, пожалуйте, не увеличивайте налог и, пожалуйста, не убивайте никого. - Даже если это вампир? - А какая разница? Я не хочу, чтобы кто-то из-за меня пострадал. Обещайте. Таких слов Урд не мог ожидать. Он долгим взглядом посмотрел на девочку № 1041996, заглядывая в её лучистые глаза, взирающие с мольбой и надеждой. - Хорошо, будь по-твоему, – сказал он наконец. Смертная облегчённо выдохнула, и на её губах расцвела слабая благодарная улыбка, а затем глаза её закрылись, и она погрузилась в сон.***
- Она не чувствует страх, она как-будто пьяна.
Она порочней измены и благородней вина.
Она живёт лишь когда играет радость и боль
И не находит себя, когда кончена роль..,
- Сидя на старом диване в комнате Валерки, Лёшка монотонно перебирал струны акустической гитары и вполголоса напевал грустную песню. Лида устроилась рядом, опустив голову ему на плечо, Алёнка и Павлик дремали в больших креслах с мягкой велюровой обивкой. На низком японском столике перед ними стоял пузатый давно остывший чайник и аккуратный стеклянный заварник. Заварка в нём совсем потемнела, но над столом всё ещё витал аромат мяты и мелиссы. Рядом стояли хрустальная вазочка, полная круглого румяного печенья, розетка с вишнёвым джемом, кувшин с кипячёной водой и шесть пустых кружек. Лида уныло обвела взглядом накрытый к чаепитию стол, затем посмотрела на настенные ходики - минутная и часовая стрелки почти встретились в верхней точке циферблата - и вздохнула. Она так надеялась весело провести время с друзьями, похвастаться собственноручно выращенными травами и приготовленным печеньем, попеть под гитару, посплетничать с Дашкой, но увы: подруга как назло куда-то запропастилась. И Валерка туда же: сказал, что приведёт её, а сам пропал уже на два часа.- И чем сложнее сюжет, тем виртуозней узор.
Обившись лентами до ног, она идёт на костёр..,
- продолжал петь Лёшка, когда послышался скрип входной двери, характерное шуршание верхней одежды и стук сброшенных тяжёлых сапог, а через несколько мгновений в комнату вошёл Валерка с раскрасневшимися щеками и взмокшими волосами. - Нету, - выдохнул он и плюхнулся на диван рядом с Лидой. - Мне это совсем не нравится, Валер, - проговорила та, поднимая голову. - Ты уверен, что она в театре? - Должна быть. - И какие черти её туда понесли? - Лида соскочила с дивана и принялась мерить шагами комнату. - Ты ж её знаешь, - уклончиво проговорил Валерка, потянулся за кувшином, налил воды в одну из кружек и выпил залпом, - не может без музыки. Лида замерла на месте и посмотрела на друга долгим проницательным взглядом. Прищуренные небесно-голубые глаза походили на две острые льдинки. Валерка почувствовал, будто его просвечивают рентгеном, и нервно сглотнул.- На кадрах жёлтых страниц она опять хороша,
Хотя так трудно смеяться, когда плачет душа…
Расплескались капли на столе, словно кровь на снеге белом,
Раскинул руки на кресте, тобою сделанном умело..,
- тихий мелодичный голос Лёшки и звон гитарных струн под его ловкими пальцами на какое-то время сделались единственными нарушителями воцарившейся тишины и не позволяли повисшей в воздухе тревоге перерасти в страх. - Надо идти искать! - жёстко сказала тут Лида. - Даша никогда так не задерживалась! Это что-то ненормальное! - Успокойся, Лид, - проговорил Валерка. - Я сам… - Ты только что попытался “сам” и…?! - Она перекинула свою золотистую косу с плеча на плечо, и Валерка непроизвольно втянул голову в плечи: этот жест обычно не сулил ничего хорошего. Но, прежде чем Лида успела начать гневную тираду, Лёшка ударил ладонью по струнам, оканчивая песню преждевременно. - Не заходись, - спокойно сказал он подружке, - так ты только глупостей натворишь. - А что прикажешь?! - та возмущённо посмотрела на своего кавалера, но Лёха и бровью не повёл. Он отложил гитару, вальяжно потянулся, разминая затёкшую спину и ноги, затем по примеру Валерки налил воды в кружку и сделал небольшой глоток. - Ты, может, считаешь нас совсем слепыми, - обратился он к другу, - но мы же видим, то у вас что-то случилось. - Вот именно! – поддакнула Лида и подбоченилась. - Вы второй день как в воду опущенные ходите! А ещё Дашкинс стала такая бледная, и синяки под глазами – просто жуть! Словно она на стаканах спала, страшно смотреть! Валерка опустил глаза в пол: к такому заявлению он готов не был. А ему-то казалось, что им с Дашкой довольно неплохо удавалось шифроваться. И тут Лёха хлопнул его по плечу и сказал: - Выкладывай всё начистоту, дружище. Мы тыщу лет знакомы, так что нам ты точно можешь доверять. - Точно! А мы вам поможем, - добавила Лида и присела перед другом на корточки. Валерка испустил тяжёлый вздох: от друзей как всегда ничего не утаишь. - Вряд ли вы тут что-то сделаете, - тихо проговорил он, проводя ладонями по лицу, - ладно, только обещайте, что это останется строго между нами, даже Дашке не говорите! - Обещаем! – торжественно прижимая кулак в груди, ответил Лёха за себя и за Лиду. - В общем, слушайте…