Я ненавижу тебя, Пак Чимин

Затаив дыхание, я прислушалась. Эти шаги отличались от легкой, едва слышимой поступи Чимина — они были праздными, ленивыми, будто их обладателю была неохота переставлять ноги, а они, упрямцы, продолжали вести его, шаркая носками по полу. Тяжелое дыхание, сбитое приветствие и недовольное ворчание по поводу сломанного кем-то лифта. Мин Юнги собственной персоной навестил с утра Чимина, раскручивая младшего на чашечку бодрящего кофе. И что понадобилось этому угрюмому молчуну, от которого извечным тонким шлейфом тянется привкус ментоловых сигарет? Что нужно было этому загадочному хитрому лису в законный выходной от Пак Чимина, от человека, впускающего в свой тонкий мир ограниченное количество людей? Видимо, нечто очень важное, раз он решил потратить на это субботний выходной. За это время, пока он разувался, я успела тысячи раз пожалеть о том, что призналась Чимину в своих чувствах, послушалась совета Тэхена и разлила тот злосчастный кофе на белоснежную футболку Юнги. Интересно, как бы тогда повернулась жизнь, случись все иначе? Признался ли бы Тэтэ мне в любви? Имели бы место неловкие, влажные поцелуи с видом на цветущий сад? Теплые объятия уставших избитых тел под теплым одеялом? Привкус медовой сладости и терпкого зеленого чая на губах в довесок к сахарной пудре свежеиспеченного имбирного печенья? Лай собаки под окном и проникновенный, низкий смех, от которого приятной волной расползаются по коже мурашки? Истома загорающегося пламени в груди, распаляемого невинными шалостями скользящих по спине рук? Узнать наверняка уже невозможно. Как бы мы не старались, мы не в силах изменить прошлое, однако именно у него мы можем научиться исправлять свои ошибки. Воспоминания о Тэхене заставили меня вырваться из оцепенения. Как можно тише я порылась в своем рюкзаке и выудила оттуда мобильный телефон. Десятки пропущенных, сотни смс и жалкие проценты на полоске батареи. Он так и стоял на беззвучном со вчерашнего дня, игнорируя все попытки желающих быть услышанными. Как оказалось, в шкафу не было розетки, зато там находилось множество интересных вещей. То, на чем мне приходилось сидеть и что больно упиралось мне в спину, были спортивная сумка и кеды, хоть и поношенные, зато довольно удобные. Кучи верхней одежды свисали на голову, щекотали мехом нос, царапали золотистыми молниями. Мой взгляд невольно наткнулся на висящую неподалеку от меня кожаную курточку и красовавшееся на ней светлое пятно. Чимин так и не отправил ее в химчистку, и она гнетущим воспоминанием мельтешила перед глазами, подобно бельму, напоминая о грянувшем тогда позоре. А ведь у Пака было достаточно денег и слуг, чтобы придать одежде первозданный вид или даже приобрести новую, если ему была уж так противна сама мысль о въевшемся пятне. А оно въелось, намертво, расползаясь белесым озером где-то в районе сердца. Жаль только не в его эпицентре. А в это время тихо заскрипели спинки стульев, и по белоснежным фарфоровым чашкам разлился черный, как ночь, кофе. Слегка поостывший, но от этого не утративший своего аромата. А он был, бодрящий, дурманящий и слишком уж крепкий, без единой капли молока. Так нравилось Юнги. Молчаливая горечь, как внутри, так и снаружи. — Да у тебя тут целый пир, — усмехаясь, подметил он, окидывая взглядом укрытый тарелками стол, — а меня дома ждали лишь парочка подгоревших тостов с маслом на завтрак. Не подумай, что я завидую. Мне на самом деле фиолетово. Я не люблю считать чужие деньги. — Знаю, — кажется, Чимин улыбался, — Бери все что хочешь, я все равно уже позавтракал. — Лучше подлей мне еще кофе. Ночка выдалась та еще. Ничего если я закурю? — Валяй, — пожал плечами Пак, пододвигая к хену пустое блюдце, — Как прошла репетиция? Юнги молчаливо затянулся, блаженно выпуская клубы дыма. Призадумался, склоняя голову набок и сбил с тлеющей сигареты пепел. — Все задавали один и тот же вопрос — где Чимин? — он вновь затянулся, запрокидывая голову назад, — Я тоже задавал себе этот вопрос. Сделал пару звонков, послушал надоедливые гудки. Намджун даже предполагал, что на тебя напали, но Хосок его разубедил, уверяя что ты просто сбился с курса, увязавшись за короткой юбочкой. Чимин ухмыльнулся. — А в целом? Юнги призадумался, задумчиво разглядывая темно фиолетовые ирисы. — В целом, все было как обычно. Припрятанная бутылочка горячительного под матрацем сделала свое дело. Джун написал неплохой текст, а Чонгук и Хосок показали нам как нужно двигаться под незамысловатые биты. Будь моя воля, я бы записал это на диск. Первые места в музыкальных чартах нам обеспеченны. — Говоришь, как Намджун. — В этом плане у нас схожие мнения, — пожал плечами Мин. Докурив, он затушил сигарету о блюдце, подобно дракону выпуская клубни пара из носа, запивая ментоловую горечь кофейной полынью. Зевал, блуждая взглядом по крышам домов. - Ты хотел мне что-то сказать, хен? — напомнил о себе Чимин, когда тому надоела повисшая между ними тишина. — Нет. Я просто решил проведать тебя. Вот и все, — очнувшись от раздумий, протянул Мин, покидая насиженное место — Я, пожалуй, пойду. — Тебе все-таки удалось вывести то пятно, — уже у самой двери подметил Чимин, наблюдая за тем как обувается его друг. — Все оказалось не так плохо, — ухмыльнулся Мин, шурша курточкой — А что насчет твоей кожанки? — Висит в шкафу, — отмахнулся Пак. — Могу порекомендовать отличную химчистку, — в голосе прозвучали насмешливые нотки, — И совсем не дорого. — Поручу это дело замухрышке, — нарочито громко произнес Чимин, складывая руки на груди, будто искренне верил, что в шкафу плохо со слышимостью. — Как знаешь, — вновь пожал плечами Мин, прощаясь и исчезая за дверью. Истинная цель визита так и осталась для Чимина загадкой, но он тут же забросил ее, все еще пытаясь разобраться с проблемой, нависшей грозовой тучей, в моем лице. Что-то мне подсказывало, что я была костью в его горле, и эта мысль почему-то грела, гадливым чертенком радостно улюлюкая в такт приближающимся шагам. Дверь шкафа резко распахнулась и Чимин невольно подметил ухмылку на моем лице. Однако, он не разделял моего праздного веселья, бросая в мою сторону сверху гневный взгляд. Ведь именно его репутация сейчас была под угрозой, находясь буквально на волоске от гибели. Одно неверное движение - и прекрасная легенда обрушится подобно карточному домику, и по всей школе поползут самые невероятные слухи. Он даже думать не хотел о том, что было бы, если бы я внезапно чихнула, или в шкафу зазвонил телефон. Его передергивало лишь от одной мысли об этом. — Тебе повезло, что хен достаточно ленив, чтобы не лазить по чужому дому, — сухо бросил он, потирая ноющие виски, — Сходила бы ты лучше в храм. Твое невезение просто заразительно. Я промолчала, обиженно поджимая губы. Да кто он вообще такой, чтобы говорить подобные вещи? Красивое лицо и богатство еще не повод унижать других, вознося себя на вершину Олимпа. Ведь все что он имеет — это вещи, добытые непосильным трудом родителей, которых он, вероятно, даже не ценит. Для него они лишь источник денег и ничего более. Такому как он не понять, каково это, тосковать по давно покинувшему эту землю отцу… Дергая входную дверь, я вольной птицей выскочила на лестничную клетку, подгоняемая в спину гостеприимным хозяином. Споткнувшись, я чуть было не поцеловала пол, чему Пак был бы несказанно рад. Однако я не доставила ему такого удовольствия, и он лишь разочарованно хмыкнул, прислонившись боком к дверному косяку. — Даже не попрощаешься? — состроил обиженную гримасу Чимин тут же расплываясь в нахальной ухмылке, — Где твои манеры, замухрышка? — Там же где и твои! — в сердцах бросила я, сбегая вниз по лестнице, — Бесчувственный урод! — Тупая замухрышка! — донеслось сверху, прежде чем дверь квартиры с грохотом захлопнулась, покрываясь осыпавшейся сверху штукатуркой. Не различая пролетов сквозь пелену слез, я неслась вниз, едва сдерживаясь, чтобы не разрыдаться прямо здесь, на глазах у ничего не понимающих жителей дома. Ну и пусть они сплетничают потом, думая обо мне невесть что, хуже, чем думает обо мне собственная мать уже не будет. Что подумает она, узнав утром, что я не ночевала дома? Окинет внимательным взглядом, цепляя превратные детали, перекраивая в своей голове факты на свой лад, и в довесок к утраченному доверию примешает ничем не прикрытое разочарование. Оно будет проскальзывать в каждом жесте, в каждом брошенном ей взгляде, в каждом слове, высказанном уже не с упреком, но презрением, ножом по сердцу вырезая каждое слово. Непутевая. Блудница. Шлюха. Не стоит от нее ждать понимания и поддержки — этого она никогда не умела. В отличие от отца, который подолгу мог гладить по голове, уверяя в том, насколько прекрасна его дочь. Он ушел слишком рано, тогда, когда в нем нуждались больше всего… Первый этаж, сбившееся дыхание и блаженные минуты, чтобы перевести дух. Легкие разрывает от боли, а сердце ноет от тоски. Говорят, в двух местах одновременно болеть не может. Какая же это несусветная чушь… В груди как заведенное стучит сердце, не механическое, а вполне живое, но от этого не легче. Оно горячее, но не согревает, гоняет стылую кровь туда-сюда без цели, без видимого на то смысла, пропускает удар и снова бьется, работая на износ. Глупое, человеческое сердце… Прямо передо мной массивные железные двери. Кодовый замок снаружи — простая кнопка изнутри. Пара тройка цветов в глиняных кадках, незамысловатая картина на одной из стен и чей-то вкрадчивый шепот над ухом у самой спины. — Куда-то спешишь? — говорит он, подобно змее обвивая трясущиеся от страха руки. Улыбается, опаляя дыханием шею. Немой крик застыл в горле, не смея вырваться наружу. Рухнул занавес, являя лишь одну простую истину, обращая ее в тревожную пичужку, бьющуюся о клетку скованного страхом сознания. Здесь меня никто не спасет.