Я ненавижу тебя, Пак Чимин

      Входная дверь элитной многоэтажки громко хлопнула, извещая о появлении хозяина. Небрежно оброненные на полке ключи жалобно зазвенели, нарушая царившую в это время тишину. Странно, ведь обычно соседи уже начинали браниться, осыпая друг дружку нелестными словами. И их крики еще долго не умолкали вплоть до поздней ночи. И Пак послушно терпел, корпя над горой учебников и домашних зданий.       Однако в этот раз все было иначе.       — Дурацкий день, — устало пробурчал себе под нос юноша, устало зашвырнув обувь внутрь шкафа. Туда же отправилась и курточка, которой явно требовалась поездка в местную химчистку.       Чимин подозревал, что пятно вряд ли удастся вывести, а если так, то на это место придется накладывать какую-то латку или нашивку в виде логотипа. Чего ему совершенно не хотелось. Итальянская куртка из высококачественной кожи черного цвета, сделанная по последней моде, идеально сочетающаяся как с рваными джинсами, так и со строгими, приближенными к классике слаксами, обошлась ему в целое состояние. Однако дело было вовсе не в деньгах. А в любимой куртке и ущемленной гордости.       Ни для кого не было секретом, что родители Чимина — баснословно богатые мистер и миссис Пак, обладатели контрольных пакетов акций лидирующих промышленных компаний и по совместительству владельцы крупной фирмы, специализирующейся на недвижимости в Сеуле — не ограничивали своего единственного сына в наличных, позволяя ему тратить ежемесячную часть денег на то, что ему заблагорассудится. Дорогие брендовые вещи, украшения, обеды в лучших заведениях, техника, поездки заграницу и многое другое оплачивалось Чимином из собственного кармана — деньгами, которые в обычных простых семьях именуют «карманными».       Он был избалованным, своенравным мальчишкой, желающим быть лучшим во всем, в чем только можно. Обласканный родительскими деньгами, но обделенный любовью и вниманием, он находил утешение в литературе, спорте и искусстве. Ходил в музыкальную школу, занимался несколькими видами танцев, играл в баскетбол. Но ему всегда всего было мало, и порой он доводил себя до изнурения, пытаясь достичь невозможного, превысить весь допустимый лимит и, дойдя до грани, узнать предел своей прочности. Не сломаться, балансируя на краю обрыва.       И наконец успокоиться, утешая свое самолюбие.       В холодильнике как всегда было много еды. Слишком много для того, кто живет один. Личный домашний повар, мисс Чон, готовила изысканные вычурные блюда европейской кухни уже на протяжении пяти лет, и ни одно ее блюдо ни разу не повторилось за этот период. Картофельный гратен, клюквенный мусс, утиная ножка «Конфи», порт-о-фе с телятиной, вишневый штрудель, яблочный пирог и ее знаменитый фирменный пирог с яблоками, цукатами и пряностями, который она готовила исключительно на большие праздники. Пожалуй, это было единственное блюдо, являющееся исключением.       Выудив клюквенный мусс, он без особого аппетита стал ковырять его ложкой, задумчиво рассматривая стену напротив. Часы показывали полночь.       «Как тривиально», — подумал Чимин.       Однако, вопреки ожиданиям, мысли его сегодня не были увлечены чем-то обыденным, повседневным. Они целиком и полностью были поглощены той самой замухрышкой, которой удалось пошатнуть устоявшийся однотонный мир Чимина.       Она ворвалась в его мир внезапно, безо всякого предупреждения, свалившись, будто снег на голову в начале июля. Ничем не примечательная, без особых талантов и умений, она была похожа на девушку-призрака, каких было если не сотни, то определенно тысячи в их небольшом городке.       Сперва ему даже показалось забавным ее неловкое проявление симпатии и чувств. Все девушки, окружавшие Чимина, знали о его благосостоянии, выклянчивая для себя всякого рода красивые безделушки. Он не скупился на них, но только до тех пор, пока девушка не надоедала ему своей болтовней и тупостью, которую было не спрятать даже за самым лучшим макияжем. Их жажда наживы и стремление к роскошной жизни не стесняло разводить перед ним ноги, опускаться на колени и творить вещи, за которые родная мама вряд ли погладила бы их по головке. Чимин лично сплавлял таких Хосоку, который проделывал с этими пустоголовыми куклами то же самое. А порой и вовсе не один. Но Паку было на это совершенно наплевать.       Его не интересовали бездушные подстилки.       И все же, замухрышка неким волшебным образом смогла его зацепить. Дело было вовсе не в любви и симпатии, как многие хотели подумать. Это чувство было сродни соперничеству, азарту, игре, в которой он не желал уступать.       После случившегося она наверняка попытается ему отомстить, но пока ее дружок будет валяться в кровати, этого не произойдет. Ведь что может сделать одна маленькая девушка пяти крепким парням?       Чимин заулыбался, отметая эту мысль. Пусть об этом подумает на досуге Намджун, который любит распутывать трудные загадки. А у него в запасе есть еще парочка козырей, которыми он не преминет воспользоваться при удобном случае.       И он, так и не притронувшись к клюквенному муссу, уселся за белоснежный рояль, мягко опуская пальцы на клавиши.       Лунная соната идеально подходила нынешней ночи. Весенняя прохлада лилась сквозь открытое окно, принося с собой умиротворение и тонкий едва уловимый аромат цветущей в саду вишни.       А на прикрытых глазах мелко подрагивали ресницы, и пухлые губы невольно расплывались в улыбке, отдаваясь захлестнувшим его с головою чувствам. Они бурлили, вздымались волнами из глубин и превращались в бурный водоворот, обрушиваясь с неимоверной мощью на черно-белые клавиши ни в чем не повинного рояля.       И безумный, заливистый смех смешивался с надрывным плачем музыкального инструмента, лишая соседей долгожданного сна.       Однако в эту ночь они так и не пришли, боясь постучаться в его входную дверь.