Времена года

Огромное снежное поле простиралось на десятки километров вокруг. Яростные порывы ветра то и дело налетали со всех сторон, и лес сгибался в муках под несокрушимым гнётом стихии. Вечерний сумрак заботливо набросил на кроны елей черное покрывало, и вся природа мгновенно погрузилась во тьму. Ни единого звука не доносилось из чащи, лишь вьюга отчаянно завывала и подбрасывала в воздух снежные хлопья, надеясь завлечь случайного странника в свои цепкие объятия. Одинокий ворон, притаившийся на еловой ветке, поежился и спрятал массивный клюв под крыло. Его чуткий слух уловил приближение человека, и несчастная птица почувствовала, что ей за долгое время придется столкнуться лицом к лицу с незнакомцем. Ворон за свою долгую жизнь видел многих путников, забредших в непролазную чащу на окраине Швейцарии, и запомнил каждое лицо, застывшее в снегу с блаженной улыбкой от пробиравшего насквозь холода. Отчётливое лошадиное ржание заставило птицу вспорхнуть от испуга — к такому повороту событий она была не готова. Из-за метели в лесу царил непроходимый бурелом, и как по такой местности могло пробраться животное, пусть и с опытным ездоком, оказалось загадкой. Ворон приземлился на одну из макушек, и его зоркие глаза впились в темноту. Всадник, статно державшийся в седле, показался из чащи. Его могущественные плечи облегала мантия, которая едва ли не закрывала шпоры начищенных до блеска сапог. Казалось, что путнику абсолютно плевать на капризы природы — его стан ни разу не шелохнулся, и ни один мускул не дрогнул на сосредоточенном лице. — Пошла! — всадник легко ударил шенкелями по лощеным бокам скакуна. Лошадь недовольно фыркнула и рысью вышла на занесенное снегом поле. Урс натянул поводья, заставив животное остановиться, и прислушался — по его данным в нескольких километрах отсюда находился заброшенный дом лесничего, в который швейцарец и держал путь. Цель поездки Бюлера смутно представлялась даже ему самому — он не знал, что именно хочет найти в обветшалом здании, насквозь проеденном молью и покрытом мхом. Музыкант помнил, что в детстве его семья часто наведывалась в гости к егерю, и надеялся, что сможет найти хотя бы малейшую частицу в память об уже ушедших родителях. Внезапно над поляной раздался пронзительный волчий вой. Конь испуганно поднялся на дыбы и едва не выбросил всадника из седла, но Бюлер лишь крепче сжал поводья, заставив кожаные перчатки, облегавшие ладони, трещать по швам, и приказал лошади следовать дальше. Опасность быть растерзанным его не пугала — он прекрасно понимал, что не представлял никакого интереса для хищников, ведь в его жилах текла особая кровь, один запах которой отпугивал санитаров леса в один миг. Урс не представлял, насколько чарующим могло выглядеть зрелище перед его очами — с каждой секундой всё больше и больше крошечных огней загорались по кромке леса. Метель стихла, и видимость позволила мужчине рассмотреть загадочное свечение. Бюлер поежился, когда осознал, что на него с Матильдой смотрели десятки голодных и налитых кровью волчьих глаз. Наездник не желал терять боевую подругу и со всей силы впился шпорами в её кожу, заставив несчастное животное моментально двинуться с места. Темп галопа настолько стремительно нарастал, что Урс не слышал ничего, кроме оглушительного свиста морозного воздуха. Снег летел из-под копыт, и колкие льдинки то и дело приземлялись на разгоряченное лицо всадника и в мгновение ока таяли, из-за чего вокруг Бюлера образовалось облако пара. Сейчас он, как никогда, походил на демона, стремительно появившегося из преисподней, и сердце Матильды сжалось от испуга — таким она не видела своего хозяина за всё время знакомства с ним. Урс устал — хватка постепенно ослабевала, и он молил мироздание о снисхождении. Погони не было, но боязнь заблудиться неожиданно превратилась в навязчивую идею. Бесстрашие испарилось, будто его и не было, а на его место пришла паника и желание быстрее убраться отсюда. Ворон летел за путниками из последних сил — птица не могла допустить, чтобы нога человека вновь перешагнула порог дома, о котором после смерти лесничего ходили легенды. О чем только не говорили злые языки: отравленные стены и пропитанные зельем вещи, призрак дочки егеря с разбитой фарфоровой куклой в руках, вечно горевший камин и опьянявшие до смерти клубы дыма из разрушенной трубы — сотни догадок и ни единого доказательства. Лишь только мудрый ворон знал правду, ведь именно он и был лесничим, погибшим от пьяной пули местных браконьеров. Смерть не всегда приносила покой и умиротворение — ворон знал об этом, как никто другой. Он не хотел, чтобы странник обнаружил крохотный тайник в пыльной кладовке, не запертой владельцем на замок. Птица каждый день приносила туда найденные в лесу раритеты, разбросанные пьяными убийцами — детские вещи, деревянные ложки, бусины, всё, что попадалось на глаза. Весной, когда сходил снег, трофеи оказывались на поверхности оттаявшей под солнцем почвы, и ворон трудился сутками напролёт, жалея о том, что не умеет плакать от отчаяния. Ему предстояли ещё долгие годы жизни, и он не любил просыпаться по утрам в тени еловых ветвей, так как знал, что вина за кончину близкого человека будет висеть тяжелым грузом на его шее до последнего дня. Именно егерь пригласил убийц в дом для откровенного разговора, не предположив, чем всё в итоге закончится. Бюлер спрыгнул с лошади и постучал в дверь дома — тишина. До слуха музыканта донёсся лишь скрип за стенами сооружения, и мужчина толкнул ногой входную дверь. Никого. Швейцарец погладил Матильду и подмигнул боевой подруге — та лишь опустила голову и замерла. «Смущается», — не без улыбки подумал Урс и зашёл в дом. Пол отчаянно хрустел — прогнившие доски не внушали гостю доверия. Бюлер, не сняв перчатки, провёл указательным пальцем по наспех сколоченному обеденному столу. Толстый слой пыли говорил о том, что хата пустовала уже долгий промежуток времени, чему Бюлер несказанно обрадовался. Он внимательно осмотрел помещение: старая посуда с остатками заплесневелой пищи, ледяная печь с отслоившейся побелкой, множество шкафчиков самых разных размеров, в которых хранились домашние заготовки. Швейцарец открыл один из них и взял в руки банку с протёртой брусникой. Урс помнил, что в детстве его мама часто собирала эти божественные ягоды, и мужчина зажмурился, сдержав поток огненных и ненужных ассоциаций. На самодельной этикетке стояла дата и название лакомства, в котором мужчина узнал почерк родительницы — то, что он искал, найдено. Сквозняк ворвался в комнату, и музыкант почувствовал, как яростно шевелятся полы его плаща. Метель вновь разошлась не на шутку, и швейцарец уже собрался заночевать в заброшенном доме, но не тут-то было — в помещение, яростно размахивая крыльями, влетел ворон. Из его крохотных глаз струился огонь, и эта встреча не предвещала страннику ничего хорошего. Птица приземлилась на стол рядом с путником и наклонила прелестную голову, словно в ожидании ответа. — Я не причиню Вам зла, — произнёс Бюлер и промокнул лоб мантией. — Мне всего лишь нужна часть меня, и она у меня в руках, — Урс поставил находку на стол, и ворон внимательно изучил емкость. Один взмах крыла, и от трофея остается лишь груда осколков и лужица ароматно пахнувшей субстанции. — Уходи, нечего тебе здесь делать, — гаркнула птица человеческим голосом и указала крылом на дверь. — Ступай, кажется, твоей лошади требуется помощь. Бюлер выбежал из комнаты и замер на пороге, в отчаянном жесте сжав скривившиеся от отвращения и горечи губы. Матильда пронзительно ржала и отбивалась от хищников, с аппетитом скаливших зубы. Твари сверлили кобылу голодными взглядами и периодически переглядывались, будто решая, кому достанется самый лакомый кусок. Урс в несколько шагов преодолел расстояние от дома до несчастного животного и выхватил нож. Из стаи на передний план вышел вожак — всем своим видом царь леса показал, что готов к битве и проигрывать её не собирается. Бюлер усмехнулся — ему и раньше доводилось выходить победителем из схватки с озлобленным зверем, неужели сегодня звезды не сойдутся в нужную комбинацию для гарантированного успеха? Вожак приготовился к прыжку, и Бюлер кровожадно усмехнулся, обнажив белоснежные зубы, но тут Матильда внезапно упала на бок. Все оцепенели — стая, казалось, не посмела даже дышать, обратив свои пристальные взгляды на предводителя. Лошадь подняла голову и посмотрела на хозяина. В её карих, словно спелые черешни, глазах мужчина прочёл столько преданности и безграничной любви, что этого оказалось достаточно, для того, чтобы понять затею животного. Едва великолепная грива коснулась настила, как Матильда испустила дух. Стая обезумела. Хищники набросились на несчастную, и острые, как лезвия, зубы, раздирали плоть, обнажив белоснежные кости. Бюлер закрыл глаза и старался не слышать отвратительных чавкающих звуков. Он знал, что останется в живых — после укуса волчицы во время одного из походов его обходили стороной. Вьюга в ту ночь неистово сочеталась с теми муками, что происходили внутри у странника. Как только последний зверь скрылся в чаще, Урс поднялся на ноги и подошёл к изуродованной туше. Он не нашел другого выхода и прилег рядом с любимой Матильдой, погладив её по нетронутой гриве. — Прости, что не смог защитить тебя, — произнёс мужчина, ощутив под обнаженной ладонью затихавшую пульсацию, — я не оправдал твоих надежд, не смог прийти на помощь, когда ты так нуждалась в этом. Разве я заслужил того, чтобы ты отдавала свою жизнь за меня? — ответа не последовало. Бюлер хотел закрыть Матильде глаза и заметил, как одинокая слеза прокатилась по шерсти, и это окончательно добило несчастного: — Девочка, моя милая девочка, — эти слова Урс буквально выдавил из себя сквозь дикие рыдания, охватившие его. Мужчина обнял животное за уцелевшую шею и прислонился щекой к ещё теплой шерсти. Щеки горели от слёз, и снег приносил временное облегчение. Мужчина сам не заметил, как не выдержал напряжения и уснул, а вьюга ещё долго бушевала над лесом и засыпала мягкими хлопьями случайных пленников.