Синее пламя

А вот здесь надо работать. Хенвон по-прежнему пользует непонятно откуда взявшимися выходными и начинает подозревать что-то неладное. Ладно, допустим, Хосок мог накосячить перед тем как уйти, но как ему было нужно провиниться перед АйЭмом, чтобы ему набавили столько рабочих часов. Хосок приходит в их комнату, где ждет его Хенвон. Второй сразу же отвлекается от того, чем занимается до прихода старшего, в данном случае это чтение одной из книг Хосока, и подбегает к старшему, укладывая свои руки на его плечи и заглядывая в глаза. - Подожди, я приму душ, хорошо? - он утыкается носом в ключицы и шумно вдыхает в себя аромат тела младшего. Ему так нравится это тело, а не те прочие. Тело, которое не просит себя ублажать, но которое хочется заласкать и затянуть на себя, просто даже держать за руку - Хосок берет за руку Хенвона - вот так, вот как сейчас. Просто переплести пальцы с его, тоже как сейчас. Вот так, хорошо. Да, так хорошо. Старший закрывает глаза, устраивая голову на плече Че. Это удобнее самой мягкой подушки. Хенвон такой... для Хосока он именно такой, кажется. В этом месте найти уютного человека - подумать о том, чтобы подумать страшно. А вот Хосок имеет это, он знает какого это чувствовать и касаться этого чувства, он во всем этом утопает и он счастлив сейчас. Не испытывая никакого забвения, просто трезвая и рациональная радость. - Ты много работаешь, Вонхо, - Че неловко называть здесь его настоящим именем, будто он может... даже "Вонхо" говорит после поездки каким-то вкрадчивым шепотом. Пальцы свободной руки зарываются в волосы и накручивают прядь волос. - Я... - но довершить ему не дает шум, раздавшийся из кухни-гостинной. Они устанавливают зрительный контакт вопроса между собой. Но никто не знает и ответа не дает. Оба выходят из комнаты, разняв руки. А там за столом, в наполовину расстегнутой рубашке, Минхек, улыбающийся блаженной улыбкой. Он бьет бутылки, скидывая одним взмахом руки их со стола. Он хихикает совсем пьяно и произносит: - Я вас разбудил, ребятки? Вонхо, иди ко мне, я буду тебя обнимать! - он еле встает из-за стола и, протягивая руки вперед, направляется к парню. Хосок и сам идет к нему на встречу и хватает, чтобы тот не упал. А он лишь смеется, глухо и непонятно почему. Идиотский смех, такой он... обреченный смех. А что остается иногда? А ничего, кроме как посмеяться над тем, что происходит, может, смех убережет от петли? В гостинной появляется Кихен с плотно зажатыми губами. Губы - линия на лице. Он уверенно подходит к держащего на своей шее и придерживающего своими руками Хосоку. - Вонхо-хен, давай я, - и даже не дожидаясь ответа, тянет сзади за рубашку Минхека, который совсем-совсем слаб и по-прежнему смеется. - Братец, а мы ведь с тобой похожи, - говорит Ли Вонхо, улыбаясь и прищуривая глаза. - Нас ведь с тобой теперь трахают чаще, чем мы дышим, сраные ублюдки, - и снова заливается смехом. Взгляд боли на лице Хенвона, он не может посмотреть на Хосока, который опустил голову вниз, сдвинув брови и сжав руки в кулаки. Кихен сжимает челюсти. - Я отведу Минхека-хена спать, отдыхайте. Я смогу позаботиться о нем, - многозначительный взгляд Хенвона провожает Кихена до самой двери. Сочувствующий и понимающий взгляд. Кихен отводит Минхека в комнату и укладывает на кровать. - Хен, пожалуйста, не мешай мне тебе помочь. Ты слишком буйный. Давай, я уложу тебя и ты просто уснешь? - Минхек не может сфокусировать свой взгляд, лицо младшего размывается перед ним, он весь какой-то... а кто он? Минхек? Или Кихен? Рука старшего тянется к размывающемуся лицу перед его пьяным взглядом. Он касается щеки мягко, так, как не касается никого и никогда. Так, как он однажды прикасался к своей матери. Кихен замирает, не зная как реагировать. Ладонь старшего слегка влажная, она проводит по щеке тыльной стороной и губы слегка приоткрываются, Минхек сглатывает скопившуюся слюну и слабо, ненавязчиво тянет к себе младшего, заставляя его наклониться. - Хен, - только и успевает произнести Кихен, прежде чем их губы соприкасаются. Поцелуй без чужих проникновений. Простой, поверхностный поцелуй. О боже, как не хватает этого Минхеку. Простых прикосновений, а не "чем глубже - тем лучше". Губы у Кихена тонкие, как и у него самого, такие вот не блядские, не как у самого Ли. Приятно их касаться, потому что их касались меньше, чем собственных. Вторая ладонь притягивает Кихена за затылок к себе, а затем обе руки тянут тело на себя. Младший легко поддается на эти прикосновения и действия хена, он ждал, он не против и он сам получает ни чуть не меньше. Для него это так волнительно и ярко, он только начинает работать и еще не привык, его все еще можно смутить, он смущен отчасти перед старшим, которому просто наконец-то нравятся прикосновения. Это хорошие прикосновения и ощущения. Кихен не то, что он обслуживает целыми днями. - Хен, - тихо шепчет Кихен, утыкаясь носом во впадинку между ключицами. - Я хочу сделать все возможное, чтобы перевалить часть твоего груза на свои плечи. Я сделаю, правда, - и он заглядывает в прикрытые глаза, направляя в них через зрительный контакт всю свою серьезность и свои намерения. - Я смогу, хен. Я не хочу, чтобы ты издевался над собой. Я хочу, чтобы ты был... понимаешь, я уже не ребенок, - Минхек понимает только то, что с такой уверенностью и твердостью о своей взрослости говорят только дети. Только дети. Как ему становится жаль, что именно этот Кихен здесь, а не какой-нибудь другой. Как ему становится худо от этой мысли. Завтра в него будут пихать и... и он будет пихать в... сколько всего, что завтра будет с этим ребенком. Почему он здесь? Почему все они здесь? Минхек получает второе высшее, бюджетник, увлечен разбором учений Платона и Аристотеля, пьет чай с сахаром и кое-что смыслит в русском балете. Так думает его мама. Так уверен и гордится его отец. Раз в полгода он уезжает на неделю и привозит им деньги. Просто кто-то слетел с бюджета даже на него не поступив, не поступив никуда. Кто-то занимался самообучением, чтобы не быть совсем бревном и радовать родителей. Шлюхи так набожны. Святые люди так безбожны. Это жизнь и получается так, как получается. А получается так, что Минхек просто прижимает к себе уверенного и яростного Кихена. Он огонь еще молодой и горящий во все стороны, щедро разливая свет. Получается так, что руки сползают вниз, к ягодицам и аккуратно сжимают их, а губы оказываются на губах этого ребенка. Пальцы подцепляют края футболки и тянут вверх, прерывая поцелуй. Кихену нравится ощущать на своей спине подушечки пальцев хена, пусть даже так мимолетно. Все происходит степенно и как-то само собой, словно так было запланировано, это естественно и не нуждается в том, чтобы это обсуждали. Кихен оказывается снизу, под телом старшего, руки оглаживают бока совсем невесомо, не хотят прикасаться сильнее или чувственнее, все должно получиться легко и ненавязчиво, не так, как получается с ними каждый день по раздельности. Не так, как делают с ними. Нужно быть полным идиотом, чтобы хотеть близости после этого. Но это же Кихен. Как не обласкать его тело? Но это же Минхек. Как не поддаться этим ласкам, вызывающим внутри что-то легкое и щекотливое? Старший резко останавливает свои руки, они замирают на теле Кихена. - Значит, меня хочешь? - Кихен давит в себе все смущение, выдвигая на первый план уверенность. - Хочу, хен, - брови Минхека сдвигаются. Он словно в один миг трезвеет и теряет в себе все зачатки нежности и аккуратности. Нет ничего совершенно, только горькая обида и злость на самого себя и на этого идиота малолетнего. - Ну отлично, Кихен, ты получишь, - он резко разворачивает младшего к себе спиной и начинает проделывать то, на что Кихен был явно не настроен. Нет больше никаких легких прикосновений, который оставляли за собой приятное покалывание, только ногти впились в плечи. Пах Минхека трется о ягодицы младшего, и это происходит так резко и оставляет у Кихена неприятный осадок. Минхек сдавливает плечи сильнее. И тяжело выдыхает где-то в области лопаток Кихена. Младший несильно сжимает одеяло под собой в левой руке, а правую укладывает поверх ладони на своем плече. Только сдвинутые брови у обоих, у одного - злость, у другого - боль. Нет возможности произнести и единого слова. Только хлюпанье, зажатые руки, резкие толчки и шлепки тело о тело. Кихен зажимает губы плотнее, сжимает руки в кулаки и ни звука, только выдохи через нос, редкие и шумные. Сил держать себя нет, но они откуда-то берутся. Так больно ему не делал еще никто. Он работает не так уж и долго, но с ним всегда были более менее аккуратны и он мог работать дальше. Но Минхек, - как казалось по ощущениям Кихену, - откровенно говоря рвал его. Кровать отвратительно скрипела под ними, бедро со внутренней стороны до боли сжимала рука Ли. Отвратительно. Да и еще слова над ухом: - Сполна получишь, Кихен, - шипящий голос, ужасный голос, на Ли совсем не похоже. - Получишь в три раза больше, чем ты хотел. И его тело имеют, кажется, бесконечно. На самом деле, не так это долго, как могло показаться Кихену. Все, что считается по секундам, на самом деле кажется бесконечным. Младший всеми возможными способами пытается найти оправдание старшему, понять причины смены его настроения. И останавливается на одной, самой подходящей версии - просто он очень устал. Он тоже должен расслабиться и если этот способ ему помогает, то хорошо, Ю потерпит, это все ерунда по сравнению с тем, что держит в себе Минхек, по сравнению с тем, что с ним делают. В него кончают и сразу же жар чужого тела исчезает, оставляя его на этой кровати одного. Минхек застегивает свои джинсы. Он действительно трезвеет, алкоголь выветривается практически весь, только какие-то капельки теплятся на дне, но и они уже не в счет. Старший поворачивается и смотрит на обмершее тело Кихена, смотрит, как из него по внутренней стороне бедра вытекает его семя и кровь. Да, он его порвал, потому что растянул только для того, чтобы войти. Кихена не так уж часто и трахали, видимо, скорее всего его заставляли работать ртом намного чаще. Ли беззвучно вздыхает. Опустошенный он выходит из комнаты, закрыв за собой беззвучно дверь. Пусть видит, что вот так оно на самом деле и не пытается больше приблизиться к тому, что он там себе сам навыдумывал. Минхек выпивает стакан воды и некоторое время находится в какой-то прострации. Он замечает, что осколки от разбитых бутылок парни убрали, вымыли пол и оставшиеся бутылки за ним прибрали. Становится вдвойне паршивее. Он думает, что облажался, кажется. Сделал больно и себе, и ему. Опять облажался. Это судьба? Всегда он лажает, хотя намеренья у него никогда не... Минхек снова вздыхает и направляется решительным шагом к комнате Вонхо и Хенвона. Они спят на своих кроватях. Хенвон укутан с головой в одеяло, а Вонхо наоборот раскрыт и его одеяло на полу. Ли аккуратно, даже бесшумно подходит к кровати спящего Вонхо и слабо трясет за плечо. Глаза практически сразу же открываются. Он трет их и присаживается на кровать, вопросительным кивком спрашивает, что тут забыл Минхек в это время. А он встает и жестом головы указывает на дверь, слыша за своей спиной недовольный раздраженный, но тихий, чтобы не потревожить спящего, вздох. Только дверь закрывается, как Минхек произносит: - Я все понимаю, Вонхо. Но, пожалуйста, давай поменяемся комнатами.