Будешь моей тюремной женой?

Утром Евгений опять долго не хотел вставать, но потом все же поднялся и принялся натягивать черные штаны. — Жень, ты не трогал мою тумбочку? — вдруг замерев на месте и внимательно оглядывая дверцу тумбочки, спросил мужчина. — Неа, — удивился юноша и даже оживился: — А что такое? Зек помедлил, задумавшись, затем ответил: — Я дверцей прижимаю бумажку. Сейчас бумажка на полу, значит, тумбочку кто-то открывал… ночью. — Но я не… — Я не говорю, что это сделал ты, — сердито перебил он. Женя опустил глаза, услышав нотки раздражения в голосе зека, и надел майку. Васек еще несколько секунд просто стоял, разглядывая тумбочку, ища улики, раздумывая, что могли взять. Вдруг в коридоре послышалась какая-то возня, крики охранников: — Из камер никому не выходить! Сидеть по камерам! А ну, стой, назад! Затем кричали уже зеки, передавая «благую» весть: — Шмон, шмо-о-он! — Блять! — вырвалось у Васька, после чего пазл тут же сложился. Он быстро упал на колени рядом с тумбочкой, распахнул ее и принялся там рыться, раскидывая содержимое по камере. Евгений вскочил, испуганный, глядел ему в спину, переминаясь с ноги на ногу, боялся задать вопрос. Юноша догадался, что их сейчас будут обыскивать, но неужели у Васька есть такое, что нужно прятать? Вдруг зек перестал рыться, замер и, грубо выругавшись, оторвал приклеенный в углу нижней полки пакетик — небольшой, но недостаточно маленький, чтобы уместить его в кулаке. Евгений боязливо, но с любопытством глянул на найденную вещицу. Внутри были какие-то таблетки, впрочем, несложно догадаться какие. — Вот же уебан… — прорычал Васек, поднимаясь на ноги, затем неожиданно решил объяснить ситуацию парню: — Не моё, подбросили. Пять лет накинут за такой пакетик колес… Женя ошарашенно глядел на мужчину, не веря, что правда ни за что, когда он действительно не виноват, к сроку добавят и так много. Через мгновение молодой человек, конечно, очнулся, понял, что зеки всегда отпираются и врут, глупо было бы надзирателям им верить. — Спрячь! — Неа, — покачал головой Васек. — Шмон хороший, все перевернут, а найдут! Пизда… Евгений, кажется, беспокоился больше зека. Схватив себя рукой за волосы, он бегал глазами из стороны в сторону. — А если съесть их? Съесть их все? — Умрем, дурак, — махнул рукой мужчина, уже отчаявшись. — Я выброшу в туалете! — Не пустят, когда шмон начался, из камер не выпускают. — Но нельзя же так! — вдруг истерически закричал парень и попытался отнять у Васька пакетик. Тот не дался, отпихнул юношу и крикнул: — Идиот, в пять раз твой несчастный год увеличат! Но Евгений не отступил, применив усилие, он все же вырвал из рук зека пакет, сунул его себе в трусы и попятился к выходу, огромными от ужаса глазами глядя на Васька. Тот примирительно поднял руки, шокированный, прошептал: — Что ты делаешь? Ебанулся? Но Евгений и сам не знал. Скорее всего, у него и вправду в голове что-то сломалось, только он не смог удержать себя на месте, хоть на минуту остановиться и задуматься о том, что он, черт побери, делает? Выскочив в коридор, он быстрым шагом направился в сторону туалета. — Стоять, рыжий, сука! — тут же крикнул ему надзиратель и неспешно зашагал к нему. Васек, выскочив в коридор, чуть не столкнулся с этим мужчиной и остановился. Надзёр пригрозил ему дубинкой и прошипел: — Место! Зек, быстро дыша, попятился, с нервозностью глядя на замершего в конце коридора Евгения. Тот стоял, не зная, как быть: может, убежать скорее к туалетам? А что, если он догонит, а, господи, что, если он выстрелит? — впрочем, последняя мысль была уж совсем не реалистичной. Звук размеренных приближающихся шагов дико нервировал парня, он медленно повернулся к надзирателю. Перед ним оказался мужчина лет тридцати пяти, русский, брюнет, ехидный на вид, такой, что с первого взгляда ясно — нет души в человеке, внутри одна чернь. — И куда это мы так бежим? Приспичило? Евгений опустил голову, не ответив. Тогда надзёр упер конец дубинки ему в подбородок и заставил посмотреть на себя. — Не слышу ответа. Разве ты не слышал команды — сидеть по камерам? Ты забыл, что уже не в школе, принцесса? Тут Женя узнал его, смутно припоминая, что именно этот ублюдок был первым встретившим его здесь. И уже тогда он успел сделать ему больно — словесно издевался, нарочно слишком сильно затянул наручники. — Мне нужно в туалет, — нахмурившись от прежней обиды, ответил парень. — Ух ты. А потерпеть никак? — Нет. — Тогда тебе придется сделать это прямо в камере. Знаешь, я даже лично после обыска сопровожу тебя в столовую и прослежу за тем, чтобы ты хорошо позавтракал, выпил побольше чаю, а потом, ну, может быть, через часик-другой я загляну к тебе на работу и разрешу сходить в туалет. А до тех пор, дружочек, я тебе туда и руки помыть зайти не позволю. Евгений сжал кулаки, вдруг сделался совсем растерянным и лишь пролепетал: — Мой сокамерник… он пристает ко мне… Я не мог там находиться больше, поэтому вышел… Пожалуйста, не возвращайте меня к нему! Из Жени, однако, вышел хороший актер — надзиратель поверил и, ухмыльнувшись, ответил: — Ух ты, какой несчастный… Думать нужно было, прежде чем с таким милым еблетом преступления совершать, а теперь наслаждайся! Руки вверх! Евгений теперь растерялся по-настоящему, поднял руки и даже зажмурился. Парень прекрасно знал, что мужчина не побрезгует потрогать его там. Тщательно прошарив его карманы, надзиратель проверил штанины, а затем, хмыкнув, потянулся рукой к паху молодого человека. Вообще это правильнее было бы сделать по-другому. Так принято: придержать парня руками за плечи и осторожно коснуться его промежности коленом, но мужчине отчего-то хотелось все проверить наощупь. Евгений весь сжался. — Блять, Антох, не смей, — послышался голос из-за спины надзирателя, тот тут же убрал руку. Евгений боязливо приоткрыл глаза — перед ним стоял один из начальников, кто точно — он не знал. — Меня его отец заебал требованиями, чтобы я бегал за ним днем и ночью и смотрел, чтобы его никто не трахал! А теперь его еще надзиратель будет лапать! Я охреневаю с тебя, самому не мерзко? Что ты у этого недоростка там ищешь? Нож? Может, партию наркотиков? — На этом слове Евгений невольно вздрогнул. — Этот хлюпик — главный дилер, да? Надзиратель (его, как стало известно, звали Антоном) помрачнел от замечаний начальства и обиделся, что его отчитывали прямо перед зеком. Он ничего не ответил, лишь отшагнул в сторону от парня, оставляя его в покое. — А ты чтоб позвонил своему батьке и сказал, что тебя здесь никто не трогает, ясно? — настоял второй. Евгений, счастливый, спешно закивал. Ему одновременно было стыдно за своего отца (такие выходки в его духе), но радость, что ему не добавят пять лет, перекрывала все! Ринувшись в туалет, он быстро убедился, что находится там один, и, высыпав в унитаз таблетки, смыл их. Когда парень вернулся в камеру, Васек схватил его за руку. — Ну что? Что? — Ничего не случилось, — тихо ответил тот. — Я сделал. — Серьезно? — Зек не верил. — Да-да, мне повезло. — Блять, да ты же реально спас мою шкуру! — Васек, еще толком не придя в себя, вдруг широко улыбнулся, а затем стиснул юношу в объятиях. Тот засмущался и ответил на поцелуй, когда мужчина накрыл его губы своими. Пережив стресс, молодые люди были счастливы выплеснуть нервное напряжение в страсти. — О, сокамерник, говоришь, пристает? — послышался язвительный голос Антона. Евгений тут же как ошпаренный отлетел от Васька. Стыд накрыл юношу всего с головой: он только что ему жаловался, а теперь надзиратель застал парня, целующегося с зеком, да еще как целующегося: страстно прижавшись к мужчине, закинув на него ногу. — Может, если ты не будешь запихивать ему язык в рот — он и не будет приставать к тебе, как думаешь? — ненавистно проговорил Антон. — Думаю, что вы правы… — Евгений, распаленный победным ликованием, даже позволил себе искренне улыбнуться. Васек тут же встретился с ним серьезным взглядом и отрицательно помотал головой, намекая, чтобы он вел себя сдержаннее. Юноша удивился, а Антон, хмуро посмотрев на него, едко произнес: — Ты же не думаешь, что, если за тебя однажды заступились, я побоюсь прижать тебя к стенке в другой раз? Я тебя, сука, изувечу, если ты мне еще хоть раз посмеешь зубки показать. Заберу тебя от твоего кобеля и кину в другую камеру, к трем другим кобелям. С тремя соседями интереснее будет, согласись? Евгений испуганно посмотрел на надзирателя, затем опустил глаза, нервно сжатые губы его дрожали, выдавая негодование. Второй охранник уже рылся в тумбочке Евгения. Закончив с ней, он принялся осматривать разбросанные по полу вещи, пиная подозрительные ботинком, переворачивая их и разглядывая пристальней. — Вижу, готовился к проверке, а, Шевчук? — спросил Антон, поглядывая на Васька. — Есть что прятать? — Нет, начальник, нету. Просто хотел убедиться, что никто ничего не подбросил, — со спокойным видом ответил зек. — Ой, да кому ты нужен, «блатной» — тоже мне… Подбрасывать ему что-то будут. — Надзиратель наклонился и поднял с пола открытую пачку презервативов, Евгений залился краской, Васек невозмутимо смотрел прямо перед собой. — Как они только считают тебя за авторитета и не замечают, что ты тут главный петух? — мужчина сунул себе в карман пару презервативов, а остальные высыпал заключенным под ноги. Женя коснулся заинтересованным взглядом зека, совсем не поняв, к чему это было сказано, но тот даже не изменился в лице. Второй охранник уже обшаривал матрасы, бессовестно роняя подушки на пол. — Чисто, — закончив, сказал он и хотел было обыскать заключенных, но Антон остановил его: — Я сам. Мужчина пошел в следующую камеру. Васек убрал руки за голову и широко расставил ноги. Надзиратель без особого удовольствия обшарил его. Затем он обыскал и Евгения, а под конец вдруг ухватил его за яйца. Парень даже вздрогнул, испугавшись, и еле сдержался, чтобы не отпрянуть назад. Шумно дыша, он пустыми глазами уставился прямо перед собой. — Ты не думай, что меня здесь хоть что-то может остановить, сучка, — прошептал он ему на ухо, а затем отпустил и повернул голову к Ваську — тот даже не глянул на него. Антон вышел из камеры. — Никогда не дерзи псам. Запомни: они здесь — всё, а ты — ничто! Хоть раз глянешь на надзера сверху вниз, когда он, опустившись на колени, прошаривает тебе штанины, — психанет и кинет в карцер. Понял? Улыбаться, блять, вообще забудь. Здесь похожие правила с остальной тюрьмой — веди себя сдержанно, не поддавайся на провокации, — убирая свои вещи в тумбочку, сказал Васек. — Хорошо… Извини, а почему он назвал тебя петухом? — Жень. — А? — Заткнись, — холодно отрезал он. Парень тут же всполошился, ему стало неловко, подумалось о том, что такое спрашивать вообще-то — неэтично. Он хотел помочь мужчине убраться, но побоялся трогать его вещи. Тогда он решил заправить распотрошенные кровати. — Так как тебе удалось выкрутиться? — поинтересовался Васек, сидя на полу. — А, смешная история… Мой отец, оказывается, звонил кому-то из начальников и просил, чтобы ко мне тут не приставали… Вот тот начальник увидел, как надзиратель хотел меня облапать, и ринулся на помощь. — Хах, хороший у тебя батёк. — Ну… да… Но порой перегибает палку. У него панический страх, что я могу оказаться педиком. Он замучил меня этими своими подозрениями. И, главное, не верит мне! Жутко бесит! Васек повернул к нему голову. — Что? — удивился Евгений. — Я же не гей. Зек приподнял одну бровь. — Хочешь сказать, ты — гей? — возмутившись, спросил юноша. — Нет. — Ну, так. Ты ж сам говорил: в тюрьме геев нет, мы все здесь ебёмся поневоле. — Говорил… — Можно спросить по поводу этого надзера… Антоном его, кажется, звать? Он… ну… — Пристает к зекам? — Да, вот, про это. Он серьезно может? Ну… — Нет, — Васек поднялся на ноги. — Лает, но не кусает. Вот кто здесь настоящий пидор — так это он. У самого жена есть, а он тут зеков за хуи жмакает. Причем прямо эталон латентного гея: агрессивный, видно, что хочет, но борется с собой. А вообще он немного больной: всегда первый охотник пиздить провинившегося, в карцер отправляет кого-нибудь чуть ли не каждодневно. Та еще сука, змея! — Мужчина сжал кулаки. Евгений вдруг понял, насколько сильно Антон разозлил Васька, даже подивился тому, как ему удалось сдерживать такой гнев. — Но изнасилованиями он не балуется. Все-таки за такое его и вправду легко могут к нам посадить, — добавил зек, печально улыбнувшись. — Ты с ним будь осторожен — он любит слащавых мальчиков страшить. Научись поджимать хвост, говорю тебе! Ты как будто назло до сих пор ходишь тут, распустив его, как павлин! Я тебя от зеков защищу, но не нужно же так вызывающе себя вести! У меня и так дел не оберешься! — О чем ты? — не понял юноша. — Я твой мужчина, ты помнишь? Все в тюрьме должны хорошо это видеть. Ты ходишь со мной, за обедом ты говоришь со мной, в душе моешься со мной. А сейчас ты все время шугаешься меня в коридорах и, задрав нос, ходишь один, на меня уже косо смотрят — мол, спускаю тебе с рук. Еще и Куцый этот трется все… Я в глазах других выгляжу беспомощно, понимаешь? Теряю авторитет! Ты как хочешь, а я разберусь с этой сукой, не могу иначе! Правила такие, ясно? — Нет! Я на это не подписывался. Ты сам помнишь, что обещал мне все фиктивно? А я с тобой уже потрахался. Это я тебе одолжение сделал. — Ха! Королевна! — Завались, может, и так. Только ты сам сказал — меня все в тюрьме хотят. Найду себе другого покровителя, поуступчивее. Васек засмеялся. — Ну, ты учишься, сучонок. Смекаешь… Уже угрозы какие себе позволяешь! Уйдет к другому… — Ага, к Карпу. — Евгений презрительно посмотрел на него, закончив застилать свою койку. — Я предупредил тебя, что Куцего прищучу. Бить не буду, обещаю. — Ладно, я ему тоже не защитник. Сам все прекрасно знал. — Вот, кстати, Карп как раз, скорее всего, и подослал сюда уебка с таблетками. Для Куцего слишком круто… Хотя, может, он и его к тебе специально сам подослал — меня позлить. Хотел, чтобы меня в карцер забрали, мразота… Все интересней… Игра началась, теперь мне нужно придумать, как ему отомстить. — Так ты правда уверен, что подкинули нарочно? — Нет, блять, в подарок. Еще ж не пожалели — какую партию большую! И стукачи с утра псам слили, чтобы те шмон провели. Что меня еще беспокоит: а не мог ли застать ночной гость нас с тобой за нашим занятием? Мы ж в метре от себя ничего разобрать не могли… Ох, мне ж пиздец будет, если всплывет… — Блин, все это так стремно… Не хочу думать о таком… — Евгений принялся застилать кровать Васька — из-под матраса выпала фотография — юноша поднял ее и вдруг усмехнулся. — Попахивает педофилией. На фото были изображены улыбчивые мальчик и девочка лет семи. Васек ответил равнодушно, совершенно не злясь: — Нет. Это мои дети. Евгений вдруг перестал улыбаться и шокированно глянул сначала на маленькую фотографию, затем на зека и чуть ли не побелел от неловкости. Ему и в голову не приходило, что у мужчины могут быть дети. Сколько ему лет? Он еще и женат? Парень как-то запамятовал об их значительной разнице в возрасте. На свободе все друзья юноши были его ровесниками, никто не был ни родителем, ни в браке. Отчего услышанное просто выбило у Евгения всю почву из-под ног: он трахается со взрослым человеком, у которого уже есть семья, это как-то неправильно? Вдобавок, конечно, парень всегда считал детей чем-то неприкосновенным, а тут он отпустил такую грязную шутку, даже не подумав! — Господи, прости. Я идиот, — Женя резким движением протянул мужчине фотографию, желая лишь одного — провалиться сквозь землю. — Это-то я уже давно понял, не страшно, — зек принял листочек, с тоской глянул на любимые мордашки и убрал фото в тумбочку.