***
Встретившаяся Амелии в коридоре Мартина недоумённо подняла бровь: Сейрун, прущая куда-то (но совершенно точно не к себе) тарелку, полную свежей и вкусно пахнущей выпечки, возбуждала подозрения. Потому что такого за ней обычно не водилось. Школьники, стоявшие у подоконника возле кабинета — Зелгадис не любил впускать их до звонка, избегая шума — тоже покосились на Амелию странно, но ей не было никакого дела до этих взглядов. В кабинете торчал некормленый трудоголик, убивающий желудок пустым кофе, и с этим надо было что-то делать. Точка. — Вот. Зелгадис поднял голову. Вторичного появления Амелии он даже не заметил, пока под нос ему не плюхнулась тарелка с едой. — Спасибо, — попереводив взгляд с горки пирожков на нежданную благодетельницу, наконец выдал вежливый ответ он. — Но я бы и так обошёлся. — Ага, и вышли бы в конце дня ногами вперёд! — Амелия сурово нахмурилась. — Ешьте уже! Зелгадис утянул пирожок, откусил, кивнул: — Присоединяйся. Амелия принесла стул, уселась рядом и принялась за какую-то слойку. Да так активно, что Зел посмотрел на неё — страшно похожую на хомячка — и даже сходил к кулеру и заварил ещё кофе. Вернулся обратно, протянул кружку: — Запей. — По очереди? — спросила Амелия, уже протягивая кружку обратно. Зелгадис кивнул. Так они и сидели — молча передавая друг другу кружку. В этом было даже что-то романтичное — по-своему романтичное, по-Грейвордсовски; Амелия думала об этом, потихоньку прихлёбывая остывающий кофе. Вообще-то, она не была уверена, вкладывал ли Зелгадис в эти их посиделки хоть что-то. Кроме, естественно, благодарности и ответной, слегка покровительственной заботы, которую он проявлял к ней, самой младшей из всех. В конце концов, одна кружка на двоих объяснялась только тем, что второй в кабинете просто не было… Но думать об этом категорически не хотелось. Тем временем тарелка опустела. Амелия протёрла салфеткой с этой самой тарелки кружку, молча вернула её владельцу. Тот с едва заметной улыбкой кивнул: — Спасибо. — Я отнесу тарелку, — Амелия смахнула крошки с края стола. — Оставь, я сам, — Зелгадис бросил взгляд на часы. — Через две минуты звонок уже. — Две?! Блин, я ж опоздаю! Не улыбнуться было невозможно.***
Второй раз за день Амелия столкнулась с Мартиной в туалете. Та стояла у зеркала и поправляла макияж, что-то мурлыча себе под нос. Заметив в зеркале знакомую фигурку, она обернулась. — О, привет ещё раз! Смотрю, у вас с коллегой Грейвордсом всё наконец-то наладилось? — Мартина подмигнула, и Амелия в который раз позавидовала её умению рисовать стрелки. — Поздравляю. Я уж думала, так и будете вокруг да около ходить! — Наладилось… с коллегой Грейвордсом? — Амелия захлопала глазами, чувствуя, что неудержимо краснеет. — Ой, да ладно, было бы чего стесняться! — отмахнулась Мартина. — Будто никто не заметил! Хорошо, что ты тогда у Гаури петь вызвалась — у вас ведь с этого всё началось? — Так ничего не начиналось же, я же говорю… — Амелия вздохнула. — Откуда такие новости? Мартина замолчала. Постояла с полминуты, переваривая информацию. — Так это… пирожки же? — Ну, пирожки. Что они значат, пирожки эти… — Амелия сникла. Иллюзии о непрямом поцелуе через кружку развеялись окончательно. — Мой тебе совет, дорогая, — Мартина широко улыбнулась, — действуй сама. Потому что Зел точно будет отмораживаться в углу, потому что он у нас самый страшный, суровый и никому не нужный дядька как минимум в этой школе. Та-ак что, — Мартина подмигнула ещё раз, — действуй! Даже когда дробный стук шпилек затих и растворился в пыльном воздухе коридора, Амелия не сдвинулась с места. Так и стояла у раковины с обалдевшим видом, невидящим взглядом изучая собственное отражение.***
После рабочего дня Гаури, как обычно, вызвался подвезти Лину домой. По крайней мере, поездка с остановкой у ближайшего супермаркета и совместным ужином в финале официально именовалась так. Сценарий был отработан — от судорожного пересчитывания денег и покупки еды в складчину до ритуального распития чая с чем попало. Этому сценарию они и последовали на сей раз. Приготовленный совместными усилиями ужин был уже съеден, за окнами стояла густая, как гуашь, синева, а чашки на столе исходили паром. Гаури медитировал на одну из них, погружённый в мысли о разговоре с Сильфиль. Его собственное признание удивляло его не меньше, чем её слова: во втором случае Гаури хоть немного да догадывался о природе её взглядов украдкой, хотя и не принимал всерьёз: сколько времени со школы прошло? — Товарищ склероз, ты про пятницу помнишь? — Помню, проверка. Ох, как же не хочется-то… — протянул Гаури, растекаясь по стулу недовольной амёбой. — Кстати, как твой открытый урок? — В порядке. Пока эти дебилы ничего не… — она вдруг осеклась. — Чего ты смотришь? — Если я скажу, ты мне голову оторвёшь. — усмехнулся Гаури. — А мне оно не надо. — Я постараюсь держать себя в руках, — произнесла она и — в самом деле — обняла себя за плечи. — Просто ты очень красивая. — Знаю я, — Лина отвела взгляд, затеребила серёжку. — Хватит лыбиться, мне твои приколы нафиг не сдались. Он поднялся и в пару шагов преодолел разделявшее их расстояние. Опустился на корточки, глядя Лине в глаза снизу вверх. — Я не прикалываюсь. На самом деле, мне кажется, что я люблю тебя. Лина молчала. — Пару дней назад мне призналась в любви Сильфиль. — Силь? Ну что ж, это неудивительно. — Я сказал ей правду. Сквозь привычный добродушный облик Гаури вдруг проскользнуло что-то иное — стальное и решительное. Это испугало Лину — нет, скорее насторожило. Равно как и его признание. Любовь была для Лины хуже любого форс-мажора. Хуже недовольства Луны, бросившей поучать её шваброй, но негодовавшей всё ещё весьма бурно, хуже слизняков, хуже… всего, с чем можно справиться. Потому что с любовью справиться нельзя. Лина уже это почувствовала на своей шкуре. А теперь объект этой самой любви сидел у её ног и заглядывал в глаза, словно пёс. — Зачем ты заговорил об этом? Всё ведь шло хорошо. — Тебя это пугает? — Гаури поймал её руку, начал перебирать пальцы. — Ты первый, кому я могу ответить. Это непривычно, и я чувствую себя глупо, и веры всему этому нет, и… — Я тебя не оставлю, если ты об этом, — он поцеловал кончики её пальцев. — Я хочу защищать тебя. — Я могу… — Можешь, кто бы спорил. Именно поэтому влипаешь куда не попадя. — Всю жизнь мне будешь это припоминать, — усмехнулась Лина. — Я попробую. Она наклонилась к нему, и её рыжие волосы смешались с его. Поцелуй вышел какой-то отчаянный, словно их пытались разлучить. — Я останусь? Лине казалось, будто она замерла над пропастью. — Да, — произнесла она, чувствуя, как падает в чёрную жадную глубину.***
Лёгкий щелчок выключателя — и тёмную комнату затопил тёплый тусклый свет бра. — Да ну тебя, нафиг включил? — недовольно фыркнула Лина; выпростала руку из-под пледа, зашарила по стене над низенькой диванной спинкой, пытаясь нащупать висящий на проводке выключатель. — На тебя посмотреть. — Гаури крепче прижал её к себе. — Ты красивая. — А то, — хмыкнула она, явно польщённая. — Ну правда. Даже странно, что ты раньше ни с кем не встречалась. — Ты потрясающе тактичен, — Лина закатила глаза и замолчала на минуту, задумавшись о чём-то. Потом высвободилась из объятий и села, подобрав под себя ноги. Волосы липли к спине и ключицам, и Лина раздражённо собрала их в кулак на затылке. — Я, конечно, богиня, это бесспорный факт, но ещё и доска вдобавок. Причём занозистая. — Пф, — Гаури с восхищением оглядывал открывшуюся ему картину. Бра мягко подсвечивал фигурку девушки, играя бликами на смуглой коже и превращая рыжие локоны в живой струящийся огонь. — Как будто я единственный фанат досок в целом мире. — Хоть бы для приличия девушку утешил! — Лина недовольно поджала губы, закрутила волосы в пучок. — Убить тебя мало. — Каюсь, каюсь, — Гаури улыбнулся. — Сам дурак, и шутки дурацкие. — Дурацкие. Но, вообще-то, и правда не единственный. Первый мой ухажёр получил по шее сразу же, это ещё в школе было. Второй отделался полегче — живой, здоровый, вон, нашего школьного психолога окучивает… — Психолога… Бог мой, к тебе что, Кселлос подкатывал? — Он самый, — ухмыльнулась Лина. — Мы в кафетерии столкнулись, в универе ещё, повздорили чего-то, ну и этот идиот прямо в разгар событий поцеловал меня в щёку. — А ты? — А я сказала, что если он сделает это ещё раз, то я поцелую его трёхтомником всемирной истории. Ибо нефиг! Гаури рассмеялся. — А ты сурова. Сел, развернул её к себе спиной, обнял, положив подбородок на макушку. Подумав, добавил: — И мне это ужасно нравится. Протянул руку, нашарил выключатель и погасил свет.