***
В день концерта вся школа, как говорится, стояла на ушах. Занятий никто не отменял, но как вести их спокойно, когда на носу такое важное событие? Конечно, нормально не учился никто: все суетились, сновали по коридорам, таскали костюмы и реквизит. В кабинетах пахло лаком для волос и клеем, на досках красовались рожицы и написанные кривым почерком поздравления. Сам концерт прошёл весело и шумно; пока со сцены читали стихи и пели переделанные популярные песенки, учителя сновали между рядами, успокаивая разбушевавшихся зрителей, забегали за кулисы, чтобы помочь выступавшим, прятали носы в подаренные букеты (особенно эффектно выглядел Гаури с удивлённой физиономией и гладиолусами в руках). Когда всё окончилось, и от праздника остались лишь усталая пустота да рассыпанные повсюду конфетти, а ученики разбежались по домам, Лина взяла дальнейшее командование в свои руки. — Так… — оглядела она своих коллег испытующим взглядом, — Гаури. Ты сейчас дуешь домой — распихивать по углам свои грязные носки и прочий компромат. Понято? — Есть, командир! — Гаури шутливо козырнул. — С собой берёшь Амелию. По пути заедете в магазин, купите пельменей. Много. Если хотите сильно шиковать — прихватите ещё и кетчуп с майонезом, — Лина взяла со стола деньги, отделила часть и сунула в руки Амелии. — Но коллега Инверс, это же не празднично! — воскликнула та, роясь в сумочке в поисках кошелька. — Празднично тебе Сильфиль сделает, на ней вроде как салаты были, если мне склероз не изменяет, а я жрать хочу… — И я! — Ну вот, а как мы с Гаури жрём — знают все. Пельмени сварите. Соответственно ты, Силь, едешь за своим творчеством. Зел — за гитарой, и фиг ты у меня отвертишься. Тебе это тоже не грозит, — ещё часть денег перекочевала к Кселлосу. — После своего семинара дуешь на пару с Филией за сладостями и чаем, ясно? Марти, ты там вроде тоже чего-то порывалась притащить — езжай. И Занги тоже привези, вместе с едой. — А вы, коллега Инверс? — А я, дорогая моя Амелия, займусь самым важным — буду вами командовать, — рассмеялась Лина. — Шучу, шучу. Я пойду за выпивкой, потому что вы притащите либо много гадости, либо хорошего, но дорого и с гулькин нос вдобавок. Нет уж! Тут я сама разберусь. В кабинет, где обосновались учителя, заглянул Филионел. — Гулять собираетесь, молодёжь? — Собираемся, — кивнула Амелия. — Тебя есть кому домой проводить? — Папа! — Есть-есть, — Мартина толкнула вперёд вцепившегося в свой букет, как в спасательный круг, Зелгадиса. — Мы товарища Грейвордса отрядим, он вообще не против. Или мы с Зангулусом, если совсем плохо будет, подвезём… — Ну, тогда я за вас спокоен. — Может, хотите с нами? — любезно предложил Гаури. — Ну уж нет, вам я мешаться не намерен, да и свои планы есть, — директор подошёл к дочери, на мгновение сгрёб её в объятия, едва не сломав пару-тройку рёбер, и повернулся к выходу: — Гуляйте!***
— А когда мы наутро открыли глаза… Окончание фразы потонуло в хохоте. Гаури вопросительно посмотрел на Лину, но та была слишком увлечена рассказом, чтобы это заметить. — Не слышно! — запротестовала Мартина. — Давай ещё раз, а то даже Гаури вон по ходу не слышал — вон у него какой вид обалделый! — Да у него по жизни такой, тебе мерещится, — Лина со смехом толкнула соседа в бок. — Ну да ладно, когда мы… История, которую рассказывала Лина, повествовала об одном из совместных с сестрой Амелии кутежей. Эта самая сестра, Грация, была весьма известной личностью в городе. Когда-то уехав в столицу поступать на истфак, она обрела там свою судьбу в лице (ну, или не совсем…) рок-музыки. Кое-как закончив университет, она вернулась домой и со всей страстью отдалась увлечению. Вскоре поклонницы начали копировать её экстравагантный стиль одежды и безумный смех, а псевдоним — Нага Белая Змеюка — стал с завидной регулярностью появляться на страницах местных газет. Познакомившись с Линой Инверс, в ту пору — студенткой последнего курса местного университета, Грация тут же начала выяснять, кто из них круче. Их странная дружба-противостояние вылилась во множество совместных приключений и ничуть не ослабла, когда Лина устроилась работать в школу и завела близкие отношения с тамошним коллективом. — Эх, Лина, знали бы об этом твои, — утёр слёзы Гаури, отсмеявшись. — Мои-то восьмые, что ли? Да они знают, я их по блату к Наге на концерт водила… Хотя знают, конечно, сильно сказано, так, слегка, — поспешно добавила Лина, глядя на вытянувшееся лицо приятеля. — Кстати, о концертах! Зел, ты ж понимаешь, о чём я? — Если даже и скажу, что нет — ты ж не отстанешь… — Зелгадис потянулся за гитарой. Достав её, сел поудобнее и было начал перебирать струны. — Погодите! — Амелия вскочила, перецепилась через что-то, едва не упала, но её поймал Гаури. Благодарно кивнув, она пробралась поближе к Зелу. — Что-то хотела? — Спеть! Я мотив узнала, это же дуэт, одному его петь не очень-то… — Ладно, — пожал плечами Зелгадис и вернулся к своему занятию. Амелия устроилась рядом, на подлокотнике заваленного пальто кресла, и внимательно прислушалась к мелодии. — Пусть в пути этом Вас хранит неказистый простой браслет, — начала она, дождавшись конца вступления. — Я останусь — смотреть вослед, напустив беззаботный вид… — Голосок у неё был тоненький, нерешительный, но он креп с каждым словом. — Он со мной обойдет весь мир, — вступил Зелгадис, — и надежду зажжёт во мне, и в какой-то чужой стране мне прошепчет мечта: возьми. — Уходя, дайте Вас обнять: у порога стоит тоска. Как мне ждать, если рвусь искать, и веселья трещит броня? Амелия и сама не поняла, откуда в её голосе взялась такая отчаянная мольба. Она быстро взглянула на Зелгадиса, но тот, как всегда, отгородился от мира, занавесившись чёлкой. Очки у него сползли на кончик носа, и Амелии вдруг отчаянно захотелось их поправить. — Моя нежность — суха, строга, где-то скрыта на дне души. Ты ни строчки мне не пиши; нас разделят дожди, снега… В его голосе тоже звучало что-то странное. Зелгадис словно на миг приоткрыл дверь в собственную душу, снял маску строгости, застывшую на его лице, казалось, раз и навсегда. — Я вернусь, если ты — ждёшь, — продолжил он после длинного проигрыша, — хоть везде ей числа несть, здесь совсем не страшна ложь. — Ты вернёшься. Я жду — здесь, — твёрдым речитативом, в котором и вправду слышалось обещание, закончила Амелия, чувствуя, как заливается румянцем. Когда стихли последние аккорды, комната взорвалась аплодисментами. Хлопала Мартина, уютно устроившаяся на коленях у своего жениха, который обрадованно показал дуэту большой палец. Хлопала Лина, глядя с детским восторгом на Гаури, чья улыбка могла бы осветить полкомнаты. Хлопали Сильфиль, Кселлос и сидевшая рядом с ним Филия — последняя с удивлением обнаружила, что последние пять минут сидела, склонив голову ему на плечо. Счастливая, раскрасневшаяся, улыбающаяся Амелия повернулась к Зелу — поблагодарить, но тот отвёл взгляд. Лицо у него горело едва ли не сильнее, чем её собственное.