***
День у Амелии Сейрун выдался просто ужасный. Стоило только подумать о надвигающейся районной работе — настроение портилось моментально. Будучи дочерью учителя, а затем — директора школы, весьма принципиального и оттого собирающего на себя множество шишек, она в целом представляла себе, с чем встретится, придя работать в школу с теми же представлениями о честности, как и у отца. Но, как известно, представлять и почувствовать на себе — вещи совершенно разные, так что столкновение с теми вещами, о борьбе с которыми Амелия когда-то говорила легко и весело, даже с боевым задором, оказалось очень болезненным. Хорошо ещё, к её приходу коллектив успел полностью смениться, и все её коллеги были ненамного старше, отчего в общении с ними у Сейрун не возникло никаких проблем, даже наоборот, они успели сдружиться. И грозная Лина, и дружелюбная Сильфиль, и серьёзный Зелгадис, и эксцентричная Мартина, и Кселлос с Филией, без чьих споров сложно было представить школьные будни, стали для Амелии как бы продолжением её собственной семьи. Теперь дело было за малым — принять в этот круг Гаури, против чего она вовсе не возражала, ей лишь было нужно немного времени. Всё это помогало новоиспечённой учительнице преодолевать проблемы, встававшие на её пути. Помощь и дружеская поддержка сопровождали её с того самого момента, как она пришла сюда работать в самом конце прошлого года, окончательно отчаявшись отыскать место там, где ей не грозили бы обвинения в том, что её взяли только из-за родства. Но где-то не было вакансий, кому-то не нравилась неопытность юной учительницы, а кого-то банально раздражали её энтузиазм и стремление придерживаться собственных принципов. В конце концов, даже красный диплом не возымел веса, и Амелия сменила на посту преподавательницу географии, старенькую, но полную решимости не покидать пост, пока ей не найдётся достойная замена. Надо ли говорить, что об этом выборе Амелия не пожалела ни разу?***
Семь уроков тянулись долго. Голос у Амелии, правда, уже не садился к концу дня так сильно, как в начале года, когда ей приходилось перекрикивать учеников, ещё не настроившихся на рабочий лад, но от непрерывных объяснений всё же становился немного сиплым. Привычная усталость перепутывала в голове слова и мысли. Амелия подошла к шкафу, в котором хранила учебники, тесты, документы и всё в этом духе. Открыв дверцу, она вытащила оттуда стопку папок, в которые складывала когда-то всё, до чего не доходили руки. Летом, покупая новый шкаф, меняя дверь и перекрашивая стены кабинета, Амелия не нашла времени привести всё в порядок: голова у неё тогда шла кругом. В дверь постучали. Амелия обернулась на звук: в дверь уже заглядывал Зелгадис. Она кивнула ему — входи, мол, — и опустила папки на ближайшую парту. — Что тебе нужно — конкретно, я имею в виду? — уточнил он, подходя ближе. — Я вот тут нашла папки, куда всё что ни попадя напихала летом. Там должны вроде как анализы контрольных тестов за прошлые пару лет быть ииии… ой, нет, проще посмотреть. Мне бы всё это, в общем, разобрать как-то, — поправив разваливающуюся стопку, вздохнула Амелия. — Ну что, давай вытряхивай, будем раскладывать. Хорошо, что ты меня позвала, а то возилась бы тут до ночи…***
Листы складывались в стопки, стопки раскладывались по файлам. Монотонная работа занимала в основном руки, оставляя простор для посторонних мыслей — например, о лёгких жестах Амелии и её внимательных синих глазах. Зелгадис с девушками никогда особенно не общался, сначала из-за собственной внешности, потом из-за замкнутости — отчасти связанной с комплексами, отчасти природной. Книги казались ему намного интереснее людей, большинство которых считало своим долгом выяснить у молодого человека, что же случилось с его лицом. С лицом случилась подхваченная в детстве кожная болезнь, не слишком-то удачно вылеченная дедом Зела, Резо Грейвордсом, знаменитым в городе врачом, тогда уже начавшем слепнуть. Сделанная ошибка вынудила Резо покинуть больницу и надолго рассорила его с внуком, доведённым до истерики постоянными шуточками и боязнью окружающих заразиться. Для Резо эта история завершилась примирением, состоявшимся в день его пятидесятилетнего юбилея и — одновременно — женитьбы на его бывшей ассистентке Эрис, которая была куда моложе доктора; впрочем, влюбиться в начальника девушке не помешали ни разница в возрасте, ни то, что Резо был почти слеп. Для Зелгадиса же ничего не закончилось: помирившись с дедом, более общительным он не стал, да к тому же посадил себе зрение, окончательно зарывшись в книги. Потом в его жизни появилась эта школа — и Лина, вихрем ярких красок расцветившая его жизнь. К ней вскоре примкнули тихая Сильфиль, и скрытный Кселлос, война с которым стала со временем приносить какое-то странное удовольствие, и Филия с Мартиной, вечно втягивавшие его в какие-то бессмысленные, но приятные разговоры. Венцом всему стала Амелия, при виде которой он делался ещё более косноязычным, чем всегда, и едва мог скрывать это. Амелия, сейчас сидевшая рядом с ним и нечаянно касавшаяся его руки своей — маленькой и тёплой, так что хотелось завладеть её кистью и прильнуть губами к нежной коже. Он не знал, хватит ли ему когда-нибудь решимости сделать что-то подобное, перестав скрывать свои чувства, как он это делал всегда.