Жизнь за жизнь

      Прошло несколько дней с того момента, когда Драко Малфой открылся Гермионе. Она до сих пор не могла понять: почему? Почему он рассказал ей всё это? Всё то, что Гермиона знала и так. Её холодный и расчётливый разум отказывался верить в искренность Малфоя, а уж о доверии не могло быть и речи! Какое, к чёрту, доверие, когда за плечами у обоих шесть лет взаимной ненависти?       Все рассуждения Малфоя о раскаянии и желании исправиться выглядели весьма неубедительно. Он был до отвращения жалок, и такими же жалкими и трусливыми были его оправдания. Что может чувствовать этот самодовольный хорёк, кроме собственного удовольствия потешаться над своими жертвами? Что он знает о том, чего не испытывал ни разу в жизни? Чувство вины, раскаяние, муки совести, душевные терзания... Он понятия не имеет о значении этих слов! И любовь...       Что за несусветную чушь он нёс о любви? Малфой не может любить, он презирает это чувство, ему оно незнакомо. Он не знает, что это вообще такое. Не имеет ни малейшего представления о том, как это — любить... Малфой и любовь. Чушь, бред, ерунда! Что он может чувствовать? Он Пожиратель Смерти, такой же жестокий и беспощадный, как и все остальные, против которых она сражалась.       Но ведь он не убил...       В последнее время голос совести стал звучать слишком уж часто, в основном оправдывая Малфоя. Ну да, он не убил. Не смог. Потому что трус.       Гермиона отчаянно пыталась сопротивляться своему разуму, который упрямо приводил всё новые и новые аргументы вины Малфоя. Она понимала, что полагаться только лишь на разум нельзя — человек в таком случае становится бесчувственным и жестоким. А она не была такой. Не была и не хотела быть. Поэтому-то она и пыталась найти оправдания поступкам Малфоя. Да, он — Пожиратель, да, он не убил. Трус. Жалкий трус.       Поставь себя на его место. Ты бы смогла убить?       От этих мыслей Гермионе стало не по себе, по спине пробежал холодок. Нет, конечно нет! Она не смогла бы вот так просто взять и убить. Убить человека, который за все эти годы стал родным, который всегда помогал им, верил, доверял и никогда не сомневался в них...       Убийство — самый страшный поступок из всех, он очерняет душу, делает человека другим: жестоким, кровожадным, безумным. И очиститься от этого нельзя. Душевные терзания, муки совести, угрызения страшнее любого палача. Они преследуют на каждом шагу, не позволяя забыть о своём страшном деянии, сводят с ума. С этим невозможно спокойно жить, спокойно спать, дышать.       Вот что двигало Малфоем в ту ночь. Вот чего он боялся — запятнать свою пока ещё невинную душу кровью.       Гермиону раздирали противоречивые чувства. Она не знала, абсолютно не имела понятия, как после всего относиться к Малфою. С одной стороны, он всё так же оставался мерзким слизеринцем, который не давал ей спокойно жить на протяжении долгих шести лет, надменным аристократом, стремящимся доказать всем и каждому, что он лучший, пуп земли. Но с другой — его нежелание убивать, хоть это и был единственный выход остаться в живых, его искреннее раскаяние...       А ещё спасение из Малфой-Менора, и... признание в любви. Неожиданное, и от того нереальное. К этому тоже неизвестно, как относиться. Так и не придя к умозаключительному решению, девушка решила чем-нибудь себя занять.

***

      Пару дней спустя Драко Малфой трансгрессировал на порог квартиры, где он скрывался с Гермионой от преследования сторонниками Волдеморта. Он несколько раз тайком от неё на свой страх и риск переносился к родному поместью, чтобы удостовериться, что с родителями всё хорошо, что они живы. Ему даже удалось выкрасть из дома палочку Гермионы и вернуть хозяйке. На вопросы он отвечал скупо и однообразно, понимая, что может произойти, если Гермиона узнает правду. Он злился на себя за то, что в рекордно короткие сроки из надменного и высокомерного слизеринца, упивающегося своей властью и положением, превратился в безрассудного гриффиндорца, стремящегося спасти всех, кого только можно, но не себя. Злился и в то же время гордился. Он удивлялся произошедшим с ним поразительным переменам, нахлынувшей, как цунами, смелости и отваге.       Но эта смелость не приносила успокоения. Напротив, он разрывался между семьёй, которой угрожала смертельная опасность, и девушкой, которую полюбил, пусть она и не отвечала ему взаимностью. И ей тоже грозила не меньшая опасность.       Драко отчаянно метался между двух огней, не зная, как помочь, как защитить, совершенно не думая о том, что и над ним дамокловым мечом зависла угроза. Тёмный Лорд не прощает предательства и измены, он найдёт Малфоя и заставит его долго мучиться, молить о смерти, прежде чем тонкий зелёный луч оборвёт его никчёмную жизнь.       Гермиона была в это время на кухне и готовила обед. Из-за вынужденной изоляции среди маглов она не могла применить магию, поэтому приходилось делать всё вручную. Ради справедливости стоит отметить, что готовила Гермиона неплохо — по всей квартире стоял манящий аромат кофе и свежеиспечённых булочек.       Чтобы не умереть с голоду — на кислом молоке и чёрством хлебе долго не продержишься — она на следующий же день после прибытия сюда с Малфоем устроилась к одной соседке няней: у той было четверо детей на руках, а сидеть с ними она не могла, поскольку работала на двух должностях и ежедневно носилась как угорелая из одного конца района в другой. Платила она Гермионе мало, так как у неё самой зарплата была небольшая, но девушка не жаловалась. Она прекрасно помнила те дни, когда вместе с Гарри и Роном скиталась по разным местам и жила в палатке.       — Грейнджер, уходим! — Драко влетел в кухню, где Гермиона в это время разливала по кружкам горячий кофе. Девушка едва не уронила чайник, увидев, в каком состоянии находился слизеринец. В его светло-серых глазах виднелся неподдельный испуг, он судорожно дышал, сжимая в правой руке палочку.       — Нас нашли?!       Паника Малфоя ощущалась почти физически и молниеносно перенеслась на Гермиону. Она резким движением выхватила палочку и напряглась, готовая защищаться до последней капли крови, до последнего вздоха.       — Нет, но произошло кое-что поинтересней, — быстро ответил Малфой. — Уходим отсюда, быстро! Подробности позже.       Трансгрессировать они не успели. В квартиру ворвались трое волшебников в чёрных мантиях и в масках. Гермиона, увидев их, побледнела настолько, что аристократическая бледность Малфоя казалась румянцем. Малфой резко развернулся, загородив девушку собой, и выставил перед собой палочку, готовый к яростному сопротивлению.       — Замечательно! — ухмыльнулся один из Пожирателей, тот, что стоял ближе к двери. — Предатель крови и грязнокровка! Хороша парочка! Тёмный Лорд давно жаждет встречи с вами.       — Много чести! — сквозь зубы процедил Малфой. Его охватила безумная и неудержимая ярость. Сейчас он готов был убить их голыми руками, если они посмеют хотя бы приблизиться к Гермионе. Страх и паника исчезли, уступив место гневу, который, подобно лаве, поднимался всё выше, вот-вот готовый вырваться наружу. Он чувствовал сзади натянутую, как струна, Гермиону, слышал её судорожное дыхание.       — Щенок! — в бешенстве заорал Пожиратель. — Как ты смеешь! Тебе была оказана огромная честь! Этого заслуживал каждый, но он выбрал тебя! А ты подвёл его! Дважды! Если в первый раз Повелитель тебя помиловал за твою слабость, то во второй раз пощады не жди! Ты предатель крови, спутавшийся с грязнокровкой! И ты жестоко поплатишься за то, что сделал! Круцио!       Малфой увернулся, но заклятье Пожирателя отскочило. Гермиона, стоявшая сзади него и не спускавшая глаз с палочки противника, успела поставить Щитовые чары. Защита пошла рябью, но выдержала.       Малфой быстро оглядел кухню и с неудовольствием отметил, что пространства для боя ничтожно мало — они впятером еле помещаются в этой крошечной кухоньке. Оставалось либо обороняться, либо трансгрессировать, но Пожиратели поставили антитрансгрессионный барьер. В душе Малфоя теплилась надежда, что они могли и не догадаться это сделать.       Ещё два заклинания — красный и сиреневый лучи — срикошетили в разные стороны, щит пока держался. Но долго в таком положении Драко и Гермиона находиться не могли. Пожиратели могли пустить в ход Аваду, от которой не спасёт ни одно защитное заклинание. Но они явно не торопились их убивать, решив перед смертью помучить.       После ещё двух заклятий защита пропала. И тогда Драко решил принять вызов. Всё ещё заслоняя собой едва живую от ужаса Гермиону, он послал в одного из противников Петрификус. Тот с лёгкостью отразил нападение и злорадно рассмеялся.       — Решил поиграть в героя? В смелого и благородного гриффиндорца? — глумливо произнёс он. — Что ж, у тебя почти получается, — и он снова захохотал, чрезвычайно довольный своей шуткой. Его товарищи поддержали своего предводителя дружным гоготом.       Дольше тянуть было нельзя. Воспользовавшись этой кратковременной заминкой, Гермиона внезапно вышла из оцепенения и едва уловимым взмахом палочки оглушила стоящего впереди Пожирателя. Тот упал, как подкошенный. Двое других резко замолчали и подняли палочки, но в ту же секунду те оказались у Малфоя.       — Верни наши палочки, сопляк! — хриплым голосом рявкнул Пожиратель, стоявший ближе к выходу. Второй сделал шаг к ним, сжав кулаки.       — Держи карман шире и двумя руками! — ухмыльнулся Малфой. В следующее мгновение оба Пожирателя упали без движения. Драко без тени сожаления сломал обе палочки и поджёг обломки заклинанием. Тем временем Гермиона присела возле одного из них и что-то прошептала.       — Что ты делаешь, Грейнджер? — вне себя крикнул Малфой. — Они же скоро очнутся!       — Стираю им память, — спокойно ответила Гермиона. — А даже если очнутся, то сделать ничего не смогут — ты сжёг их палочки. А без них они никто.       Драко согласился с ней и стоял, молча наблюдая манипуляции девушки. Когда всё было закончено, Гермиона подошла к нему.       — Ну а теперь — в Хогвартс, — вздохнув, произнёс Драко и взял её за руку. — Время действовать.       В следующую секунду они трансгрессировали.