Контракт

Три года спустя. По телевизору очередной критик рвал к чертям уже крепко установившиеся порядки и традиции по поводу деления людей на оплодотворителей и вынашивателей плода, но Томас не слушал его, уныло жуя утреннюю порцию хлопьев с молоком. В каком-то смысле он разделяет позиции с этим визгливым дядькой, но висевший в шкафу отглаженный костюм и только вчера купленная перьевая ручка с золотой отделкой не давали ему полностью отдаться идеологии равноправия. — Сейчас большая часть населения тупеет из-за того, что эти ваши контракты по зачатию всё больше обретают моду! Вы платите незнакомцам для того, чтобы они осеменили ваше чадо, точно бык корову! — мужчина в пластиковой раме яростно махал руками, пока Томас одевал белоснежную рубашку и застегивал все пуговицы. — Вам важна только их родословная и отсутствие патологий! Мужчины не желают учиться и умнеть, потому что считают, что могут стать альфа-самцами и зарабатывать на жизнь оплодотворением. Чушь! Скоро вы поймете, что натворили, не спросив, а хочет ли ваш ребенок насильно быть оплодотворенным? Быть инкубатором, а не человеком?! А желает ли ваш ребенок отдавать дитя, которое он вынашивал столь долгое время в себе чужому человеку?! Томасу стало тошно и он выключил оравший телевизор. Затем проверил, всё ли с собой, пригладил воротник, взял ключи и закрыл квартиру. Он в каком-то смысле обрадовался, что заволновался и это его второй — и наивно понадеялся, что последний — подобный визит. В прошлый раз его никто не спрашивал, хочет ли он переспать с той девушкой, что впоследствии умерла от инфекции яичников вместе с ребенком внутри. Даже если бы она не скончалась и не подцепила инфекции, то всё равно случился бы выкидыш из-за какой-то там её патологии, остановившей развитие плода на второй неделе, так что и расстраиваться нечему. Тем более заключался контракт по зачатию, а не брачный договор… Но его родители жутко расстроились. Томас, остановив свой автомобиль на светофоре, поспешил переключить монотонную мелодию, навевающую ему не самые приятные воспоминания из прошлого. На следующей радио-волне крутили Les Champs-Elyees, давно любимую и с до сих пор непонятными текстом и смыслом. Она более чем нравилась Томасу, только вот французским не владел. Поездка до дома заказчиков под эту песню пролетела незаметно. В горле у парня пересохло, когда он зацепил взглядом нужное здание и припарковал возле него авто. А эти Эстеры довольно богаты, раз позволили себе такой шикарный двухэтажный дом, странно втиснутый в ряд похожих себе. Томас вытер вспотевшие ладони об обшивку сидения под собой и, открыв дверцу машины, принял вид собранного, приветливого и одновременно серьёзного молодого человека. *** Мать заставила Ньюта напялить ненавистный, дурацкий костюм. Выглядит он в нём глупо, да и воротник жёсткий. Конечно, можно втихую расстегнуть верхние пуговицы, но слышать выговоры не хочется. Ему и так попало за прослушивание space-рока, хорошо ещё отец торопился забрать из бюро нужные для контракта документы. Больше всего тревожил будущий партнёр. В своих изредка хороших снах он видел его красивым, понимающим и любящим мужчиной. И самое главное, не способным сделать ему больно. Чего он не потерпит, так это грубости. Конечно, можно жениться на милой девушке, а деторождением для их пары, на крайний случай, займётся суррогатная мать. Но: «Мы не для этого тебя рожали! Ты родился таким, значит и предназначена тебе именно такая судьба!» — бесит аж до истерического припадка. Столик в гостиной окружили пять кресел. В одно из них родители усадили сына, в другие два сели сами, ожидая заказанного оплодотворителя. Как сказала бы Бренда: «Сборище кланкоголовых шанков». Где девушка набралась такого — загадка испокон их Дружбы. — Мам, почему вы решили сделать это сейчас? — задал вопрос Ньют, пока никто посторонний им не мешал, и нервно поелозил в своем кресле. — Потому что раньше ты был слишком молод, — мать рассматривала свой идеальный маникюр, совсем не задумываясь о чувствах сына. — Мне уже две недели восемнадцать лет, по идее я дееспособен два года, — он чувствовал внутри себя булькающую, будто злой суп на огне, ярость, приправленную раздражением и страхом. Чёрт бы побрал этих родителей! — Потому что вынашивание ребёнка в шестнадцать лет может отразиться на твоём здоровье. В дверь постучались. Отец встал с целью открыть её, а мать скороговоркой перечислила Ньюту краткие правила приличия, и чтобы он — не дай БОГ! — не опозорил своим поведением семью. У Ньюта сразу возникли образы, где оплодотворитель предстаёт в нескольких вариациях: миловидный парень с добрым характером и коротеньким списком пожеланий в шесть заполненных пунктов из пятидесяти, большущий волосатый амбал, брюзгливый старикашка (от этой мысли его чуть не передёрнуло) и подтянутый молодой джентльмен. Он даже незаметно скрестил пальцы под столом, молясь хотя бы на джентльмена, не говоря уже о миловидном пареньке, но надежды рухнули со скалы прямо на подводные камни разочарования, разбившись в миллионы-миллионы маленьких щепок. Даже не на осколки, а именно в щепки, впившиеся в его натянутую улыбку и порвавшие ему легкие. В гостиную зашел накаченный темнокожий мужчина в белоснежном костюме, не потрудившийся натянуть на свою рожу приветливое выражение хотя бы ради приличия, хотя бы ради уменьшения волнения и страха Ньюта. От него веяло грубой силой, удушливым одеколоном и чем-то ещё, ужасающе подавляющим, давящим на личность. От вида этого осеменителя у жертвы системы и традиций лопнули поджилки. Ох чёрт, нет, он не даст этому амбалу даже раздеть себя! Тревога усилилась, захотелось выпрыгнуть из окна с душераздирающим криком: «Пошли вы все на огромный хрен марсианина!». — Присаживайтесь, мистер Штейн, — отец жестом указал на одно из свободных кресел, садясь в своё. Ньют едва сдержался от радостного выдоха, когда амбал-осеменитель занял самое дальнее от него место. Не хватало для «счастья» сидеть рядом с эпицентром вонизма. Мало, что ли, и так вдыхать его отвратительный, невероятно приторный одеколон? В комнату маленьким, тихим ураганчиком влетела смешная в своём чепчике домработница, неся в руках поднос с чайным сервизом. (Прим. автора: изначально задумывалось написать «спешная», но случилась опечатка, и я решила оставить всё как есть, добавив пару слов о чепчике. Довольно забавно получилось). — Подождем нашего второго гостя и начнём, — произнесла мать, взяв в холенные ладони горячую чашку. — Какого «второго гостя»? — тут же напрягся Ньют, с ужасом пытаясь вспомнить или понять, о ком идет речь. — Помнишь, мы обещали тебе на твоём семнадцатом дне рождения небольшой дополнительный подарок? Так вот, мы решили дать тебе выбор между двумя оплодотворителями, — с наимилейшей самодовольной улыбкой произнесла женщина. Ну да, как же. Они просто не смогли выбрать, кто из двоих кандидатов лучше. «Не проще ли просто выбрать того, у кого длиннее член? Ведь, как пишут газеты, от этого фактора тоже многое зависит!» — со злостью думал Ньют, стараясь взять себя в руки. Получалось плохо. Не прошло и минуты, как в дверь позвонили. Позвонили. Чёрт, этим звонком никто не пользовался с похорон бабушки Матильды! Неужели всё-таки джентльмен явился?! Дверь открыла, как ни странно, домработница Роза. Видимо, отец забыл предупредить о ещё одном госте. — Здравствуйте мистер Дэльсон, — отец вновь встал с кресла, чтобы пожать руку зашедшему молодому человеку. Как только Ньют увидел второго гостя, у него, как говорят, аж отлегло сердце. Второй кандидат на его матку «сердце» оказался улыбчивым брюнетом приятной внешности. Он не сколько улыбался, сколько вел себя приветливо: поцеловал руку его матери, приветствуя её комплиментом в адрес маникюра, и поприветствовал Ньюта рукопожатием и мягким взглядом темных глаз. Сын Эстеров невольно вспомнил приятные лица отцов Дэльсона, что мельком увидел пару лет назад. Может, всё обойдется? Ньют поймал себя на том, что улыбнулся юноше в ответ. Поймал себя на том, что легкий аромат корицы вдыхает с какой-то непонятной жадностью, даже не смотря на то, что, находясь рядом с его источником, всё рано чувствует тошнотворный одеколон Штейна. Поймал себя на том, что, при всё своём нежелании участвовать в этой афере, с радостью выберет Дэльсона. Всё-таки он лучше этого амбала. И, нет, он всё ещё хочет положить молот древнескандинавского бога молний на ситуацию, родителей и двух гостей. Вот только кто будет слушать парня, чьи родители в тот момент заказывали его осеменение?! Время сжалилось над Ньютом, позволив основным процедурам пройти быстро. Когда перед ним положили два листа, горло и живот закрутило в водовороте тошноты. Списки пожеланий. На первом четко выделялась фамилия и имя амбала, написанные печатным почерком — Альберт Штейн. Далее шёл длинненький перечень его желаний, явно не дававший широкого размаху для Ньюта. Тридцать восемь заполненных пунктов из пятидесяти. Неужели этот осеменитель оставил ему всего двенадцать пожеланий?! Второй лист словно создавался уже с аккуратным почерком Томаса Дэльсона, хотя пара гласных букв у него везде косили в сторону. Он оставил ровно половину пунктов пустыми. Вот уж на двадцати пяти можно разгуляться по полной! Ньют чувствовал себя более, чем странно: пожелания Томаса отличались почти неприкосновенностью к теме процесса полового акта, и от этого появилась благодарность к юноше. Не тревожить звонками и письмами их обоих, визиты к родителям раз в неделю по желанию, половой акт не чаще одного раза в день, отдельная квартира, возможность выезда из города… Да, ему точно понравилось всё, особенно где нет участия родителей и их опеки. Не хватало ещё их присутствия! — Пункты Томаса о выезде из города и визиты домой по желанию мне нравятся больше, чем месяц в квартире мистера Штейна, — вслух пробормотал Ньют, ни на секунду не задумываясь об этом. — Мистер Дэльсон, Ньют, — поправила мать строгим голосом. — Я не против такого обращения, мисс. В конце концов, мы почти ровесники, и я не вижу причин для строгого этикета, — всё так же очаровательно улыбаясь мягко возразил брюнет. Каменная оболочка тревоги, сжимавшая сердце Ньюта, немного ослабла. Хозяева дома некоторое время советовались между собой, обсуждая кандидатов. «У мистера Штейна богатый опыт.» «Да, но у мистера Дэльсона богатая родословная и отличное здоровье.» «Мистер Штейн богат.» «А мистер Дэльсон сын влиятельного человека и владеет собственной канцелярской кампанией.» «Однако мистер Штейн сделал своё состояние сам, без помощи отца.» А потом они, будто вспомнив о существовании сына как личности и данном ему обещании, повернулись к Ньюту и вопросительно на него уставились. — Кто из этих чудесных джентльменов тебе кажется лучшим кандидатом, сынок? — спросил отец. Ньют сглотнул и вынес своё решение, которое принял чуть ли не с момента появления Томаса.