***
Трихтерр важно восседал в своём кресле. Оглядев кабинет в Центре Партии, Юнак пришёл к выводу, что ничего тут не изменилось. Сегодня он пришёл раньше всех, даже вице-спикеров на месте не было. И если Трихтерр давно понял, что Ягар может уходить в запои, то отсутствие Бельзеиды он никак объяснить не мог. Болеть Юнаку изрядно надоело. Плевать в потолок и мучить прислугу — дело не самое приятное. Да и если в Маринганате к нему были прикреплены многочисленные помощники по дому, то в столице Страны Советов все их функции выполняли дети Трихтерра. И он понимал, что загружает их заботами, которые должны быть чужды подросткам их возраста. Именно поэтому Юнак отправился на работу, уже предчувствуя то, как он закашляет всех партийных деятелей. Не очень привычно было Юнаку сидеть в синем вицмундире с многочисленными орденами самых разных форм. Больше он привык к своему серому пиджаку, в котором он присутствовал на всех собраниях ЦК КПСА. На шее у Трихтерра была повязана красная тряпка, в которую были завёрнуты листы лечебного растения, которые помогали спикеру справляться с его кашлем. Мертвенная бледность лица Юнака никуда уходить не собиралась, и сейчас спикер производил ощущение ожившего трупа: бледная кожа, мешки под глазами и огромные фиолетовые круги там же, а также пустующие зелёные глаза — всё это пугало. Но так как Трихтерру сейчас важны были только сводки о текущих событиях, то он погрузился в них с головой, игнорируя всё происходящее.***
— Вот такие у нас дела, — Марингат закончил свою речь, подводя так ожидаемый Генералом итог. Лавмаг пытался сосредоточиться на речи Бакалавра, но его постоянно отвлекали мешающие ему солдаты, которые практически ежеминутно заваливались в помещение Генерала, что-то от него требуя. А когда Лавмаг выгонял их, отвешивая подзатыльники, то не мог вспомнить всего того, что рассказал ему Бакалавр. — Значит, против нас выступает какой-то пёстро одетый алкоголик, девочка, какой-то… юноша в чёрном и мальчик в доспехах? Исчерпывающее описание. Почему Предтечи мне об этом не рассказали?! Кого я теперь ловить должен?! — закричал Генерал. — А Предтечи ничего не видят. И по этой причине молчат. Так что я пока являюсь твоим докладчиком, — самодовольно сообщил Бакалавр, радуясь своей значимости. — Не докладчиком, а каналом информации. Помни, что я должен знать про них всё! В буквальном смысле! Чтобы поймать всех четверых… — Одного, — прервал Генерала Марингат, — нужно поймать всего одного. От одного мы избавимся, двое не представляют никакого интереса, ведь попали сюда просто потому, что оказались рядом с Предтечами. Таким образом, остаётся только один. И этот господин — и есть наш Носитель. — Что же, — Лавмаг улыбнулся, но улыбку скрыл бувигер, — это намного облегчает нам задачу. Ловить одного гораздо легче. И намного снизит нам затраты воинского состава. Разбазариваться воинами я не могу, сам понимаешь. Да и схватить их, судя по твоим рассказам, будет очень просто. Ведь так? — Очень легко, — ответил Бакалавр. Марингат взглянул на часы и понял, что разговор пора бы и закончить. — Не смею вас больше задерживать, — И выплеснул в чан воду из стоящего рядом стакана, затушив огонь и убрав изображение союзника. Бакалавр ждал лишь Кристалл-проявитель. Остальное было уже готово. Не зря все так долго готовились.***
В центре города, около Площади Марингата, строили новую статую. Её планировалось обнести искусственным водоёмом, поэтому постамент был окружён огромным рвом. И именно там трудились заключённые. Да, именно заключённые. Они передвигались по деревянным мосткам, таская различные блоки и инструменты. Сверху, на помостах во рву и на земле над ним за заключёнными наблюдали гвардейцы-пикинёры. Прямо из земли торчали трубы, по которым должна была пойти вода в скором времени. На помостах были построены будки для надзирателей и небольшие бараки для заключённых. Огромная статуя из золота, изображающая Бакалавра с протянутой вперёд правой рукой, возвышалась над всеми вспомогательными сооружениями. Она была практически достроена, оставались лишь последние доработки. Командовал всей строительной артелью старший надсмотрщик Люкдаун, который, однако, идти и командовать ею вовсе не хотел. Дело в том, что он очень боялся воды, поэтому работал всегда на суше. Он пытался отказаться от работы на строительстве статуи, но его поставили туда практически насильно. На одном из помостов расположилось небольшое здание, которое, судя по криво висящему флагу Бакалавриата и золотому гербу, было тут головным. Простая деревянная постройка, в которой располагалась прихожая, в которой стояли деревянные тумбочки с хозяйственными материалами, спальня, снабжённая кроватью, табуреткой и шкафом, и кабинет, в котором находились два шкафа с какими-то бумагами, письменный стол из самого дешёвого дерева, стул, лампа, дающая тусклый свет, и железный сундук. И в этом самом кабинете сейчас восседал чиновник в мятом синем вицмундире, к которому была приколота медаль "За воинскую доблесть", выполненная из меди, синих брюках и чёрных туфлях, на которых скопился слой грязи в несколько миллиметров. В портупее покоилась чёрная шпага. Чёрные волосы были растрёпаны и прядями свисали с головы, а такие же чёрные глаза уткнулись в пожелтевшие бумаги. Под глазами были заметны фиолетовые круги, появившиеся из-за нескольких бессонных ночей, когда артель работала всю ночь. На носу у чиновника важно сидели совсем не важные очки в покосившейся оправе с примотанной с помощью проволоки правой дужкой. Казалось, что лицо его выражает сейчас только жалость к себе. Жалость к себе в тот момент, когда он пошёл в надсмотрщики. Услышав звук спускающегося лифта, ловитель которого был расположен на помосте, где стояло головное здание, чиновник поднял свои пустующие глаза на дверь кабинета, ожидая гостей. Сначала послышалось топтание в прихожей, и только потом в кабинет ввалились двое военачальников, чуть не упав друг на друга. — Что вы хотели? — спросил чиновник совершенно безэмоционально. Военачальники отдышались и подошли к письменному столу. — Приветствую, господин Люкдаун, мы… — Ближе к теме! — уже крикнул чиновник, громко хлопнув по столу, чем оглушил своих нежданных гостей. Бартольд, переглянувшись с коллегой, кивнул и начал свою речь: — Высочайший Бакалавр приказал вам выписать нового заключённого на строительство! — Целого одного? — ехидно спросил Люкдаун. — Щедро. У меня этих уродов пятьсот человек трудится, а тут целого одного добавляют! — Да, только его нет, — неуверенно сообщил Шавкольд, всматриваясь в пустующие глаза бригадира артели. — Но он будет! — вторил Бартольд. — А, здорово. Ну я так и знал, впрочем. Ладно, тащите сюда своего рабочего, — ответил Люкдаун и опять уткнулся в бумаги. Военачальники потоптались на месте и покинули кабинет. "Придурки," — подумал Люкдаун, но от бумаг так и не оторвался. Новым источником звука для него стал вбежавший надсмотрщик, который начал активно жестикулировать руками. — Господин Люкдаун, там рабочий один работать отказывается. Ну, как рабочий… подросток. Его уже пытались убедить, но… Люкдаун схватил со стола свой деревянный жезл, которым он нещадно стегал провинившихся, оттолкнул надсмотрщика и выбежал из головного здания. а помосте стояли двое гвардейцев, которые едва были не скинуты старшим надсмотрщиком. Люкдаун рванул к лифту, дёрнул за рычаг и направился прямиком на третий помост, где, как он увидел, и произошло происшествие. Быстро соскочив с платформы лифта, чиновник побежал прямо к большому скоплению рабочих и солдат, попутно всех раскидывая. На нескольких перевёрнутых ящиках стоял молодой парень с волосами пепельного цвета, одетый в рваную рубаху и такие же мешковатые штаны. Он, кричавший до этого что-то про свободу, при виде Люкдауна сразу сник и побледнел. Надсмотрщик, воспользовавшись моментом, скинул "оратора" с его "трибуны" и наотмашь ударил своим жезлом по лицу. — Неподчинение законному наказанию карается бичеванием, ты в курсе, отродье? Пока ты не научишься чтить закон, то не будет тебе спокойной жизни! Все вы, мрази поганые, живёте на государственные деньги, а сами ничего не делаете! — кричал Люкдаун, подкрепляя свои слова ударами жезла. Бедный парень, на которого сел надсмотрщик, захлёбывался слезами и кровью, которая обильно шла из разбитого носа. Закрыть лицо он никак не мог, ведь верные Люкдауну гвардейцы прижали руки к доскам, чем вызвали ещё один приступ боли. — Пожалуйста, прекратите, — выкрикнул избиваемый, чем ненадолго отвлёк впавшего в раж Люкдауна. — Законное наказание? Какое законное наказание? Мего брата и сестру убили солдаты, а я, за попытку из защитить, попал сюда! Почему вы этого не знаете?! Почему я… — Очередной крик души парня был прерван ударом жезла, заставив его замолчать и лишь тихо заскулить. — Ты считаешь, что я всю эту мразь в лицо знать должен?! Ошибаешься, мальчик, — тихо сказал Люкдаун, наклоняясь прямо к уху парня, отчего по телу избитого им заключённого прошла дрожь. — Поверь мне, мне абсолютно на вас плевать, ведь я тут по велению Бакалавра, а не по добровольному желанию. Да и вы помираете тут каждый день. Знаешь, а твоя история меня могла бы тронуть. Да, могла, если бы его не рассказывала разбитая мразь, которая так героически пыталась защитить свою семью таких же мразей. Знаешь, а хорошо, что они умерли — теперь некому будет уродов плодить, и… Парень, собрав всю свою силу и обиду в кулак, со всего размаху дал Люкдауну в нос. Надсмотрщик отшатнулся и упал рядом с перилами, ограждавшими помост, едва не упав за них. За этот поступок парня гвардеец наградил ударом древка своей пики по спине, отчего новоявленный герой упал и согнулся. А Люкдаун в это время успел уже встать и подойти к бунтовщику, наступив ему на руку, а потом послушать истошный крик. — Идиот. Безумный храбрец. Эх… Нарушителю распорядка выписать наказание в размере пятидесяти пяти ударов плетью! И приговор привести в исполнение немедленно! — крикнул Люкдаун и ткнул жезлом в бунтовщика, приказывая гвардейцам поднять его. Когда надсмотрщик посмотрел на лицо избитого, его поразил страх: в глазах читалась насмешка над Люкдауном, а разбитые губы расплылись в победоносной улыбке, которую сопровождали окровавленные зубы. Люкдаун, увидев всё это, смог выпалить лишь: "Двадцать… двадцать ударов. И в лазарет," — и стыдливо убежать в сторону лифта, мечтая вернуться в головное здание и закрыться в нём.***
Господин Ульбарт наблюдал картину если не маслом, то какой-то побелкой — точно: многоуважаемые чиновники дрыхнут на скамейке около отеля. Вернее, дрыхнул только Ягар, а Роххельбакхер с виноватым видом сидит рядом и курит трубку. Ещё бы — так напиться. — Так, господа, это что такое?! — прикрикнул Ульбарт, разводя руками. Роххельбакхер посмотрел на него и только помотал головой, а Ягар отвернулся, утыкаясь носом в спинку скамейки. Ему было не до чиновника. У государственного министра были другие дела — ему снилось, как его награждают Орденом Великих Добродетелей. Не желая расставаться со своими грёзами, министр упорно отказывался просыпаться, ведь пробуждение могло разрушить всю идеальную картину, рисовавшуюся в его голове. — Это всего лишь спящий государственный министр, — вяло ответил Роххельбакхер, выпуская клубы дыма в воздух. Ему было стыдно. Стыдно за то, что он вдрызг напился. Более того, он даже не помнил, что происходило ночью! Благо, трезвел он быстро, поэтому сейчас уже сидел бравым и готовым. Заглянув в трубку, географ понял, что табак там закончился, поэтому убрал её во внутренний карман мундира. Ульбарт перевёл взгляд на возвышающуюся Башню Благодетеля, потом на Роххельбакхера, потом — опять на Башню. Несколько секунд всматриваясь в шпиль из зелёного кирпича, увенчанный Орлом Бакалавриата с расправленными крыльями, Ракрат зашагал прочь, оставляя географа в недоумении. — О! А это что за пень? — услышал Роххельбакхер и оглянулся. Министр Ягар приподнялся и указал пальцем на мужчину в чёрном костюме, который что-то спрашивал у группы людей, которых Лойль видел, как ему казалось, вчера. Получив необходимую информацию, этот мужчина кивнул и зашёл в отель, постоянно поворачиваясь и осматривая странно одетых подростков. — Докладываю: ваши цели найдены. Начинаю сбор информации. Сейчас они направляются на осмотр города. Действий не предпринимать никаких, ждите моих указаний. Пока я не соберу достаточное количество информации, даже не вздумайте что-либо делать! Конец связи, — сказал мужчина тихо-тихо, убирая небольшую рацию и направляясь к стойке администратора, который вопросительно смотрел на гостя.***
Башня Благодетеля размещалась в очень тихом месте, где никто и ничто не могло нарушить тишины и покоя старинного здания. Трёхъярусная стометровая постройка возвышалась над всей окружающей местностью, уступая только Башне Бакалавриата, которая была достаточно далеко от неё удалена да и построена в то время, когда научились возводить гораздо более высокие здания. Квадратный в основании, первый ярус из красного кирпича принимал на себя всю основную высоту здания, вмещая четыре этажа с высокими потолками. Следующим ярусом была колоннада с мраморными колоннами, которые венчали головы орлов, кои разместили на этих колоннах уже при существовании Бакалавриата. Ещё выше находилась смотровая площадка с мраморными перилами. Там же находились две мраморные статуи юноши в золотом шлеме и две статуи орла, приделанный к полой внутри кирпичной коробке. И если юноши стояли там ещё со времён монархии, то орлов опять-таки присобачили туда только при Бакалавре. Вершиной Башни являлся шпиль из зелёного кирпича, который украшала статуя Орла Бакалавриата, расправившего крылья. И опять — Бакалавр, взглянув на Башню, решил, что она "не соответствует Партийным идеалам", и приказал снабдить шпиль Орлом. И сейчас всё это стояло в ужасном захламлении, за территорией практически никто не следил, брусчатка потрескалась, а в клумбах, которые окружали Башню, завяли все цветы. Внутри она была полностью растащена вандалами, хотя и брать-то в ней было практически нечего. Коммунальные службы и реставраторы не собирались облагораживать территорию, а Бакалавр был занят своими делами, которые никак не пересекались с делами Башни. Таким образом, образец той архитектуры, которая сейчас оставалась лишь на западе Маринганата, превратился в откровенный бомжатник. — Приветствую, ашальез*! — сказал мужчина, зажигая лампу, которая осветила тусклым помещение с обшарпанными стенами, в котором находился круглый стол, за которым сидело внушительное количество человек. А ещё больше людей стояло. Все о чём-то шептались. Мужчина оглядел своих ашальез и громко ударил по столу, привлекая их внимание. — Наше следующее собрание может оказаться под угрозой. Власти Бакалавриата начали подготовку сил для нашего разгона. Пора переходить к активным действиям! — "Как?!" — "Что случилось?" — Что мы должны предпринять?" — "Нам нужно срочно уничтожить власть Марингата!" — послышались голоса отовсюду. "Груздиан" — "Союз несогласных" — находился в очень опасном положении. Тайно планировавший свержение власти Бакалавра, Груздиан допустил серьёзное упущение, позволив себе обрести поддержку в лице нескольких министров и Рыцарей-бакалавров, ведь именно через них УКР узнало о существовании революционеров. И хоть сейчас обстановка была спокойной, огонь реакции мог вспыхнуть в любую секунду и обжечь руки народа, протянутые к свободе. Бакалавриат не терпит задержек и наказывает смертью за их совершение. И если Груздиан не сгруппируется, то последняя надежда на то, чтобы вылезти из кабалы чиновничества, угаснет. — Начнём с выступлений. Эта Башня станет символом свободы! А потом, ашальез, народ страны должен узнать простую истину — Бакалавриат должен пасть…