Советский Маринганат уже постепенно засыпал, но в Доме офицеров при Верховном Совете горел свет. Собравшиеся полководцы, забыв в своих разговорах о времени, явно засиделись. И именно туда — в этот Дом — направлялась член Президиума Верховного Совета Павушко.
У Атланты было прекрасное настроение, которое не испортил даже Титус, который весь день пытался философствовать. Ведь она-то знала, что права в отношении новой власти, поэтому не сочла нужным слушать Первого заместителя Трайда.
Наблюдая за мелькающими звёздами и совсем не обращая внимания на сигаретный пепел, который летел ей в волосы, депутат Верховного Совета потихоньку приближалась к длинному бетонному зданию, с колоннадой и золотой звездой над аркой. Так как здание являлось показательным, то любые погрешности не допускались, поэтому складывалось ощущение, что здание каждый день накрывают огромным одеялом, чтобы ни одна пылинка не вздумала лечь на место сходов всех высших офицеров Союза.
Посмотрев на портрет Трихтерра над входом и затушив сигарету, вынув её из мундштука и выбросив в урну, Атланта открыла огромные и тяжёлые — ей пришлось навалиться на них — двери. Войдя в здание, она обнаружила, что дежурного нет, а даже если бы и был, то всё, что он смог бы увидеть — барабашку, так как изрядно нашвырялся сегодня, о чём свидетельствовала перевёрнутая стеклянная бутылка. Плюнув на дежурного, товарищ Павушко направилась к лестнице, устланной красным ковром. Хватаясь за перила, она жалела, что не взяла свою любимую трость, которая помогла бы ей подняться гораздо быстрее. Но так как у Атланты сейчас было отличное настроение, она лишь грустно улыбнулась и продолжила подниматься.
Кабинет, в котором горел свет, находился на третьем этаже. Оттуда слышались громкие разговоры, разносящиеся по всему Дому офицеров. И депутат Верховного Совета, которая наконец поднялась, сразу направилась туда. Зачем-то она прицепила к своему платью некоторые свои медали, среди которых выделялись два Ордена Трихтерра и одна Золотая Звезда Героя Социалистической Ассамблеи — высшие награды советских граждан. Остальные ордена и медали были не так важны, и сейчас только лишь создавали шум, ударяясь друг об друга.
И вот, стуча орденами и медалями, депутат открыла двери кабинета. Там, за круглым деревянным столом, сидели несколько мужчин. Первый обладал красиво уложенными белыми волосами (это он так поседел), которые точь-в-точь совпадали с цветом его мундира и плаща, накинутого на плечи. Следующим был невысокий мужчина, явно постарше, волосы которого поседели не так красиво, поэтому были тёмно-серого цвета. Отряхнув бежевый мундир, вызывая звон орденов, этот товарищ перевёл взгляд своих серых, как и волосы, глаз на дверь, всматриваясь в того, кто их побеспокоил.
— Привет Советской Армии! — крикнула Атланта, прикладывая руку к виску. Она сняла свою шляпу с цветком, повесила её на крючок и села за стол.
Кабинет принадлежал Офицерскому Собранию — тем полководцам, которые показывали самые лучшие результаты и которые контролировали гарнизон города. Правда, в силу того, что в Собрании сидели высшие чины, командовали они и армиями сразу.
Дорогая мебель свидетельствовала о хорошем положении этих офицеров в рядах советского народа: шкафы и стеллажи из дорогого дерева с дверцами из резного стекла, обтянутые кожей стулья с позолотой, герб ССР-СА из чистого золота, висевший над письменным столом, и, собственно, этот самый письменный стол, за которым правда, сейчас никто не сидел — все пересели за круглый стол.
— Привет Верховному Совету! — крикнул мужчина в белом мундире, приветствуя нежданную гостью. Он хотел провести время в компании своих товарищей, но вместо этого получил депутата.
— Как я посмотрю, маршал, нас сегодня маловато, — заметила Атланта, усаживаясь на один из стульев. Не получив ответа от офицера в белом мундире, Павушко обратилась к следующему: — Генералиссимус, чего это мы так?
— Вышли наши офицеры, — нехотя ответил генералиссимус. — А вы что тут делаете? — спросил офицер, явно удивляясь такому позднему визиту.
— Зашла вас проведать, — сказала Атланта и посмотрела на маршала, который отводил свои синие глаза куда-то к окну. И это не было пропущено депутатом. — Маршал Титус, чего это вы?
— Ничего, — Титус со своим голосом мог идти и озвучивать какого-нибудь злобного гения в фильме — настолько он был… злодейским. — А как там наши друзья в Верховном Совете?
— Всё в порядке: Трайд куда-то с Первиным умотал, ваш сын, маршал, философствует, а остальные просто ничего не делают. Как всегда, — лениво ответила Павушко, вспоминая сегодняшний день в Верховном Совете.
— Сегодня расстреляли какого-то интуриста, — влез в разговор генералиссимус. — Его смерть послужит уроком врагам Отечества, — сказал он голосом, который чуть-чуть не дотягивал до голоса маршала Титуса.
— Ой, Блюхер, вы зачем мне это рассказали? — закричала Атланта, чуть не выронив из рук заранее вытащенный мундштук. — Вы же знаете, что я… всей этой мертвечины до жути боюсь!
Товарищ Павушко действительно боялась темы казней и расстрелов поэтому никогда их не посещала. А генералиссимусу и его протеже, казалось, всё это было по барабану — ведь семидесятилетний Блюхер и шестидесятилетний Титус ходили на эти расстрелы, сидели там, а потом ещё и отпускали фразы в адрес казнённых, которые особой лестью не отличались.
Генералиссимус Блюхер всю свою жизнь посвятил уничтожению врагам социализма. Вернее, он посвятил свою жизнь этому делу с того момента, как повстречался с Трихтерром и Марингатом, которые толкали революционные идеи в массы. Если бы этой встречи не состоялось, так бы и сидел многоуважаемый Фридмарт Блюхер, происходивший из рода потомственных военных, в капитализме, а потом бы тихо умер во время революции, не вынеся тяжёлого испытания времени. И именно из-за этого, из-за своей боязни так скоро уйти, он пошёл туда, где бы его точно запомнили на века. Что и случилось — он стал вторым по значимости военным, уступая только самому Трихтерру.
Маршал Титус был отдельной личностью, которая изначально была пропитана идеалами пролетариата. Когда ему было сорок лет, революция всё-таки свершилась, чему он был очень рад. И с тех пор, все эти двадцать лет, которые он жил уже в Стране Советов, он повёл в реформах, постоянно пытаясь перестроить армию. Но маршал был слишком самоуверенным, что не было его недостатком — он брал в бой самые лучшие и отборные войска, в которых был уверен, да и подкреплял их мощными резервами. Титус и Блюхер стали именно теми командирами, за которыми пойдёт армия, зная, что они их никогда не бросят из-за своей идейности.
— А что вы хотите услышать от военных? — спросил генералиссимус, вглядываясь в ночную гостью, увешанную наградами. К слову, на Блюхере было гораздо больше наград, из которых выделялись аж восемь Орденов Трихтерра, четыре Золотые Звезды и пять Орденов Серпа и Молота, выполненных в виде большой рубиновой пятиугольной звезды, в центре которой находились символы социализма, выполненные из золота.
— Да что угодно! — ответила депутат Верховного Совета, направляя свой взгляд к маршалу, который встал с места и начал просто бродить по кабинету, гремя своими орденами и наградами. Свой плащ маршал повесил на спинку стула, а сам остался в белом мундире, таких же брюках и сапогах. — Маршал, чего вы такие хмурые сидите? Такой хороший день же!
— Товарищ Первин решил, что к нам может быть заслан шпион, поэтому нам приказано контролировать работу СМЕРШа. Он уверен, что во время болезни товарища Трихтерра будут совершены попытки переворота, — ответил маршал, усевшись на стул около письменного стола.
— О! Он же политический просветитель, чего вы его слушаете?! У него мания величия уже развилась. Так долго сидит, а Ордена Трихтерра так и не получил. Не обращайте вы на него внимания, — посоветовала Атланта, вспоминая заскоки товарища К. Первина, которые доходили до того, что он один раз ввёл чрезвычайное положение на территории всего ССР-СА, думая, что в степях Страны Советов расположен вражеский склад, в котором хранились новейшие разработки противника. А потом оказалось, что склад этот давным-давно не работает, и хранятся там не разработки, а бомжи, которые грелись там.
— Хотели бы мы его не слушать, — сказал Блюхер, выпивая воду из гранённого стакана, стоящего рядом с ним, — так он нам угрожает. Говорит, что обвинит в оппортунизме. Надо признать, что Первин уже начал терять рассудок.
Товарищ К. Первин состоял на должности заведующего сектором политпросветработы ЦК КПСА. И он решил, что будет искоренять буржуазные элементы всю свою жизнь. Да, он был идейным, но просветитель из него никакой. Его речь изобиловала тавтологией, часто он мог растягивать речи на несколько часов, объясняя одно и то же, но разными словами, да и ради своей веры в коммунистические идеалы он лишал себя и многих других людей радостей бытия, привязывая жизнь социальную к жизни партийной. Много раз Трихтерр обвинял его в чрезмерной активности, так как жалобы на просветителя шли тоннами, но Первин всё равно умудрялся оставаться на своём месте.
— М-да, — задумчиво произнесла Павушко, поправляя волосы. — Ладно. Удачи вам в вашем ничегонеделании, я пошла! — Атланта встала, поклонилась офицерам, сняла свою шляпу с крючка и вышла из кабинета, оставляя полководцев наедине со своими мыслями.
***
— Да, хорошо сказал! — заметил Бакалавр, наблюдая за своими же речами на экране. Уже довольно долго он находился напротив высокого здания со стеклянными нагромождениями, на котором висел огромный экран, по которому транслировались обращения правителя Бакалавриата к своему народу.
Марингат был весь в предвкушении. Да что там говорить — весь Бакалавриат был в предвкушении! Предтечи обещали ему Кристалл-проявитель, который он так долго искал, но не нашёл. Да ради такого он был готов в лепёшку расшибиться. Он знал, что должен выполнить все приказы Перворождённых, хоть и не до конца их понимал их значение.
Отдельной темой для его размышлений стали те, кого Предтечи считали своими первоочередными врагами. И всякий раз Марингат усмехался, когда думал, что группа безалаберных (по его нескромному мнению) подростков могла победить тех, без кого бы не было ни-че-го!
Бакалавр решил все свои силы угрохать на то, чтобы дать этим новоявленным господам понять простую вещь — здесь главенствует он! И он это мог сделать без особых усилий.
С мыслями о своём превосходстве, которые пришли в голову после просмотра самого себя, Бакалавр побрёл дальше. Почему он решил дойти пешком — неизвестно, но почему-то решил.
***
Глубокая ночь спустилась на Бакалавриат. В поместье Бакалавра, крышу которого венчала золотая статуя хозяина, свет был погашен во всех комнатах. что давало понять одну простую истину — все обитатели, даже слуги, спят.
Не спал, видимо, только младший из сыновей-близнецов. Дарэт всё думал о загадочной комнате, которая преследовала его весь день. Повернувшись к кровати брата, он увидел, что Кирэт спит, уткнувшись носом в подушку и закрывшись одеялом. Ему было не до выдумок младшего брата, а особенно — выдумок, связанных с отцом, ведь получить промывание мозгов от венценосного родителя — дело не из приятных. Взять того же Сериза — мальчик очень сильно боялся Марингата. Часто близнецы слышали, как их самый-самый младший брат навзрыд ревёт при упоминании Бакалавра. Конечно, при самом родители мальчик этого не показывал, но все остальные знали, что он является кошмаром Сериза.
Дарэт же хотел узнать обо всём, что скрывается в этой комнате. Именно поэтому он тихо-тихо встал с кровати, так же тихо подошёл к двери, открыл её и вышел в длинный коридор, завешанный портретами Бакалавра и его семьи. Чтобы найти комнату, нужно было дойти до конца коридора и свернуть направо. Но никаких проходов там никогда и не было! А сегодня — дверь!
По коридору разносились какие-то приглушённые звуки, которые иногда замолкали, но потом опять продолжались. Стараясь не обращать на это внимания, Дарэт пошёл дальше, но остановился у комнаты Сериза, так как услышал оттуда всхлипывания и увидел слабый свет фонарика через щель между дверью и косяком.
Зайдя в комнату брата, Дарэт увидел, что Сериз сидит на кровати, прижимая к себе подушку, и светит фонариком во все стороны. Увидев брата, мальчик быстро откинул подушку, подбежал к двери и закрыл её, заталкивая Дарэта внутрь.
— А ты чего не спишь? — поинтересовался парень, всматриваясь в брата, который нервно оглядывал комнату. Когда опять послышался тот приглушённый звук, мальчик вскрикнул и прижался к Дарэту.
— Братик, мне страшно! — тихо проговорил Сериз, сдерживая всхлипы. — Эти голоса… они страшные. В доме монстры, да? — осторожно спросил мальчик, готовясь расплакаться, но увидел улыбку брата и как-то воспрянул духом.
— Никаких монстров тут нет, глупенький. Я сейчас пойду и узнаю, что там за звуки. Хорошо? — спросил Дарэт, потрепав брата по голове. Сейчас Сериз выглядел просто умилительно, хотелось взять и заобнимать его.
— Угу, — коротко ответил мальчик и забрался на кровать, опять схватив подушку.
Дарэт вышел из комнаты брата и побрёл к эпицентру звуков. И как он и предполагал — они шли именно из той загадочной комнаты. Парень боялся, что вместо двери он увидит стену, но его опасения не подтвердились — белая дверь с золотым кругом была на месте.
— Время выполнить предначертанное!
Звук испугал Дарэта, и он отшатнулся, но потом взял себя в руки и постучался в дверь. Голоса замолкли, послышалось топтание, потом открылся засов, и своё лицо сыну явил Бакалавр.
— Почему не спишь? Хочешь заработать бессонницу? Болеть в наше время — непозволительная роскошь, — сказал Бакалавр, оглядывая коридор. Его волосы растрепались, глаза нервно бегали, да и сам он выглядел… странно.
— Я… Ты… Эм… Сериз мне пожаловался, что… какие-то звуки мешают ему спать. Ты… можешь потише разговаривать с… тем, с кем разговариваешь, — неуверенно выговорил Дарэт, боясь реакции отца. Его раздражённый вид не предвещал ничего хорошего.
— Ни с кем я не разговариваю, — Бакалавр махнул рукой, — я тут телевизор смотрю. Хорошо, я сделаю потише, но, — Марингат сделал паузу, — скажи брату, чтобы ложился спать. Ясно?
Бакалавр громко хлопнул дверью, давая сыну понять, что разговор окончен. Дарэт вздохнул и направился к комнате брата. Сериз всё так же сидел на кровати, светя фонариком туда-сюда.
— Братик, звуков нет! — радостно закричал мальчик, подбегая к Дарэту и обнимая его. — Спасибо! Ты самый хороший! — Сериз потёрся о пижаму брата, вызывая у Дарэта ещё большую дозу чувства умиления.
— Конечно! А теперь — ложись спать, — заботливо ответил парень, отклеивая брата от себя. Дарэт посмотрел на Сериза и увидел, что мальчик смущённо отвёл взгляд. — Эй, что случилось? — обеспокоенно спросил Дарэт.
— Братик, а ты можешь со мной поспать? Только одну ночь, честно-честно! Просто, — мальчик запнулся, — я боюсь, что звуки могут опять вернуться. Пожалуйста, — жалобно проговорил Сериз, увидев вытянувшееся от удивления лицо брата.
— Поспать с тобой? — Дарэт явно не ожидал такого вопроса, поэтому довольно долго думал над ответом. — Ну ладно, давай.
— Ура! Пойдём! — радостно закричал мальчик, потянув брата к кровати и толкнув его на неё.
Как же радостно было ему, когда рядом он почувствовал родное тело. Двенадцатилетний мальчик всё никак не мог избавиться от привычки спать с кем-то. То он убегал к матери, то к близнецам. Один раз лёг рядом с Марингатом, но посреди ночи был выгнан за "неподобающее поведение в дневное время, из-за чего в ночное вводится наказание". А сейчас, увидев улыбку брата, Сериз почувствовал необъяснимую теплоту в душе. Он улыбнулся в ответ и закрыл глаза.
А Дарэт ещё долго лежал и думал над комнатой, над Марингатом, который там оказался, и над тем, что с ним сделает брат, когда узнает. Но силы сна взяли верх, и Дарэт послушно закрыл глаза, подчиняясь им.
***
— Тебе так сложно? Ты же агент СМЕРШа! Старший агент! Ну помоги ты нам! — уже в который раз повторял Бартольд, общаясь с человеком в чёрном мундире, стоявшему к нему спиной.
— Действительно! — вторил ему Шавкольд. — Мы же солдаты, а не шпионы! А для тебя шпионаж — плёвое дело. Мы и заплатим, если…
— Не надо, — прервал его агент. — Не хватало ещё, чтобы я деньги за такую работу брал. Хорошо, я вам помогу. Но на мне — только сбор информации, на вас — всё остальное. Я агент СМЕРШа, а не УКР. Я внедрюсь в их… место обитания и подготовлю вам информацию, а вы… вы сделаете остальную часть. Ясно? — спросил агент, разворачиваясь к своим давним товарищам. Чёрные глаза с равнодушием осматривали местность, а короткие волосы пшеничного цвета умудрялись как-то развиваться.
— Конечно! Всегда знали, что на тебя можно положиться! — крикнул Бартольд, пожимая руку агента.
— Что же, с утра начнём нашу операцию.
***
Забавно, да: мы знаем, что делает Марингат, но не знаем ничего о нашем Носителе. Кто он? Тревожит такой вопрос, надо признать. Кто из этого великолепного квартета, вновь собравшегося? Тот, кто может мечи из воздуха призывать? Да, такого бы Носителя подчинить себе — вот был бы толк! Девочка? Неприятно будет её мучить — как прекрасно она пела дифирамбы любви и победе над вселенским злом! Аж за душу берёт! Самоуверенный и вечно болтающий… господин, который себя мнит мировой звездой… какой-то там игры? Да упаси нас Великий от такого Носителя! Мальчишка в красных доспехах? Этот субъект слишком слаб. Он может умереть, а заодно — и нас с собой забрать! А если он и есть наш Носитель? Аж страшно становится! Подумать только — Предтечам страшно! Смешно. Очень жаль, что мы сейчас слепы. Если бы могли видеть!!! Но время идёт своим чередом, поэтому мы пока можем лишь ждать. И прошу мне поверить, те, кто радовался нашему уходу, наше возвращение не сулит вам ничего хорошего!
