Ключ поверни и полетели

      Я молча смотрю на себя в зеркало, расправляя подол платья. Самое классное будет, если я разрыдаюсь там напротив Маяковского. Не дай бог. На телефон приходит сообщение. От Яна: «Я приду к тебе на выпускной, во сколько?» «Ты не должен, если это только ради того, чтобы я не была одна. Не хочу тебя заставлять» «Время, Малая, время»       Я отправляю ему цифры, он что-то пишет еще, но я больше не отвечаю, замечая в себе нарастающее волнение. Еще бы, а чего я ждала? Чтобы все просто легко и просто? Так не бывает.       Мне приходится надевать туфли на не слишком высоком каблуке, очень милые и аккуратные. Лицо чуть украшено косметикой, что вообще не вяжется с моим повседневным образом. Волосы уложены. Все прекрасно.       Все, кроме внутреннего состояния.       Официальная часть пройдет в школе, будет идти час, а потом мы поедем в какую-то кафешку. Я еще раз смотрю на себя в зеркало, поправляю все, что уже и так поправлено и отворачиваюсь. О господи, что за дьявольские полтора года. Что они сделали со мной, что они сделали с Лизой, с Кириллом, со мной, с Олегом, с… Владом?       Я глубоко вдыхаю. Возвращать что-то глупо и не нужно. Надо сходить на выпускной. Вернуться домой, а там видно будет. ***       В зале шумно. Десятиклассники, что-то настраивающие, смеющиеся, повторяющие свои слова. Мои одноклассники: серьезные, веселые… Лиза, Кирилл. Она красивая, платье у нее что надо и Самойлову идет костюм. Наш классрук опаздывает, возится с оформлением директор. Действительно, почему же Влад опаздывает. Добряков на кого-то кричит, потом извиняется, что-то говорит, просит и командует.       Я подхожу к Лизе и Кириллу. Они очаровательная пара. Куда очаровательней нас с Маяковским. — Боже, Кирилл, как тебе идет костюм, никогда бы не подумала, — я улыбаюсь, похлопывая его по плечу.       Он улыбается мне в ответ, приобнимая. — Да брось, Малая, неужели никогда меня в костюмах не видела? Выглядишь — огонь! — он улыбается.       Я кидаю взгляд на Лизу, она серьезна, как никогда, не сводит глаз со сцены и смотрит на всех так наигранно заинтересованно. — Лиз, привет, — я делаю к ней шаг.       Девушка поворачивает на меня голову и тут же переводит взгляд на элегантные наручные часы. — Малаева, ты такая дура, — произносит она, берет меня за руку и, приказав Кириллу стоять на месте, ткнув в него пальцем, немедленно утаскивает меня прочь из зала.       Я тороплюсь за ней, пока она тянет меня в неизвестном направлении. Хотя я уже догадываюсь, что в туалет. — Перышкина, остановись, — я одергиваю руку, но она не выпускает.       Мы доходит до туалета, она толкает меня внутрь, заходит следом и, закрыв дверь, опирается на нее спиной. — Объяснись, — приказывает она. — Что с Владом? С Евой? С…Яном? — Лиза смотрит на меня испытующе.       Я молчу, и она не выдерживает. Расслабляется. Выдыхает. Девушка выдерживает минуту и подходит ко мне, обнимая.       Я, как окаченная водой, стою, смотрю на это и сжимаю ее в своих объятиях, боясь, что она снова оттолкнет меня. Она моя лучшая подруга, она стала мне ближе, чем все девчонки, все люди, существовавшие до нее. Она дорога мне.       Мне ее не хватало. — Мне так тебя не хватало, Катя, ты поверить не можешь, я так тебя люблю, — она прижимает меня еще крепче. — Я тебя тоже, ты так отдалилась от меня, мне было одиноко, прости меня, — я произношу это быстро, боясь одновременно, что она услышит и не услышит.       Она кивает, отпуская меня, но не отходя. — Так что с Владом? Что с… остальными? — она смотрит на меня, я по глазам вижу, ожидая хороших новостей. — Что ты уже знаешь? Ева выходит замуж за Олега. Влад и я… мы больше не… ну, он, наверное, тебе рассказывал? Ян — мой друг, — я смотрю на нее осторожно, боясь реакции. — Вы с ним встречаетесь? И Влад о тебе вообще ни с кем не разговаривает, он даже Олега игнорирует с такими вопросами. Ева рассказывает про тебя Олегу. Так что? — Нет, мы только друзья, ничего больше. Влад… Я виновата перед ним и ничего не могу сделать. Лиза, я люблю его, он мне дорого, но все не может быть, как прежде. Я люблю его… по-другому. Нас многое связывает. Ему лучше найти кого-то своего возраста и… — Да он тебя любит, дура. — Я, кажется, его обидела, потому что он холоден. Нет, я понимаю все, но хочу сказать, что наша… нелюбовь взаимна. — Он делает это, чтобы ты не чувствовала себя виноватой. Он отталкивает тебя, чтобы ты не осталась только из-за его чувств.       Она тяжело вздыхает, и открывает дверь. — Ладно, я… пойдем, скоро все начнется.       Мы уходим из туалета и, когда возвращаемся в зал, Добряков уже сидит на месте для директора, а со всеми вокруг возится Маяковский. Он приветствует родителей, которые подходит к нему о чем-то спросить, мил со всеми, улыбается. Пытается чем-то помочь и настраивает ведущих на нужный лад. Ну просто чудо, а не человек.       Мы садимся рядом с Лизой и периодически выбегаем на сцену, когда от нас что-то требуется. Маяковский упорно не обращает на меня внимание. Он не смотрит на меня ничего не делает, и он прав. Я думаю, что молодец, раз поступает так.       Тем более, если то, что сказала Лиза — правда… Ладно.       Проходит минут сорок безудержного школьного веселья и нам объявляют о выдаче аттестатов.       Выдает их директор, а Влад стоит поодаль и наблюдает. Он складывает всякие благодарственные бумажки и прочую ерунду в аттестат, передает директору, а директор торжественно вручает.       Когда Добряков называет мое имя я невольно улыбаюсь, предвкушая этот равнодушный взгляд в мою сторону от Маяковского, улыбки родителей, директора. Я размеренно поднимаюсь на сцену и прохожу мимо Маяковского, ощущаю на себе его взгляд. Он следит за каждым моим движением. Я обхожу Добрякова и он начинает говорить какие-то милости и поздравления, пожелания и все такое. Влад смотрит на меня, не сводит глаз. А я наконец-то останавливаю взгляд на нем и, пожалуй, утопаю в его взгляде. Столько всего мы пережили вместе, что теперь нас практически ничего не связывает. Точнее, так много нас связывает, что я могу просто так уехать.       Ему жаль меня. А мне его. Ему жаль, что все так кончилось, что я исчезну, что я завершила школу. Ему жаль всего. И мне тоже.       Директор забирает из его рук мой аттестат, передает его мне и что-то говорит, улыбается все так же, как и каждый год улыбается всем.       А Влад все смотрит на меня, провожает меня взглядом, смотрит, как я возвращаюсь на свое место, опускаюсь на стул и опускаю голову.       Ком подкатывает к горлу, я практически смеюсь этому. Что я наделала, сама все обрубила, а теперь видите ли реву? Смешно. Я смахиваю рукой слезу и поднимаю голову гордо, глядя прямо на сцену, где уже поздравляют кого-то другого.       Лиза внимательно смотрит на меня и тихо говорит: — Все хорошо? Ты плачешь, — она сочувственно берет мою руку.       Я киваю ей. Все хорошо, Лиз, разумеется все хорошо.       В сумочке вибрирует телефон. Я достаю его и читаю сообщение: «Кать, я немного опоздал, я приеду к тебе в кафешку, ладно?» «А сейчас ты где?» «В дверях актового зала»       Я оборачиваюсь, Ян поднимает руку, давая о себе знать. «Все скоро кончится» «Я подожду тебя тут»       Я убираю телефон и откидываю голову. Как-то слишком пусто у меня в голове. ***       В беседе пишут, что через полчаса нас жду в кафе. Влад говорит об этом громко, потом это повторяет директор и они оба переходят к ответам на все вопросы родителей.       Я выхожу на улицу, где стоит Ян. На нем джинсы и футболка. Легкая ветровка. — Привет, — я подхожу к нему.       Он улыбается мне и обнимает меня. — Ты очень круто выглядишь. Где учитель? — он заинтересованно оглядывается, не находя среди толпы выпускников и их родителей нужного ему человека. — Хочешь с ним встретиться? — усмехаюсь я.       Он пожимает плечами. — Мне кажется, он сам хочет посмотреть мне в глаза, — Ян пускает ухмылку на уголок и обнимет меня. — Ну что, золотая медалистка? Бухать поедешь? — парень глубоко вдыхает летний воздух. — Я не буду. Знаешь, кажется сегодня будут известны результаты последних экзаменов. Мне немного страшно. Вдруг я… не сдала? — я поднимаю на него взгляд.       Вижу как родители выходят из школы, разговаривая с Маяковским. Что происходит? Они смеются в компании, и я вижу, как мама ищет меня взглядом. Затем находит и, замечая Яна, хмурится. — Да все ты сдала, не ссы. Ого, я его вижу. Это…твои родители? — я киваю ему.       Они втроем подходят ко мне. Маяковский хмуро, но все еще равнодушно смотрит на Яна. Мама тоже недоверчиво роняет на него взгляд и говорит, что они пойдут домой с отцом, а затем домой меня привезет Влад, он сам им это пообещал.       Я испуганно смотрю на него, но он игнорирует меня.       Теперь остаемся втроем мы. Я, Ян и Влад. Маяковский подходит к нам поближе. — Мы решили, что поедем на такси. Я тебя довезу, — он переводит с меня взгляд на Яна и кивает ему, — Привет. А ты здесь…? — Моя подруга закончила школу, не хотел это пропустить, — улыбается Ротов.       Маяковский кивает. Я вмешиваюсь. — А кто-то еще с нами поедет? — я выпрямляюсь, отходя от Яна. — Да, Лиза и Самойлов, — он снова выдерживает паузу. — Вы встречаетесь? — ну ты и придурок, мы с тобой-то еще официально не расстались, а я с этим должна встречаться? Слышишь ты, все вообще не так, как тебе тут кажется. Конечно, удобно уронить на все взгляд и подумать то, что тебе хочется.       Но обо все этом я молчу. — Нет, мы просто друзья, не нервничай, — Ян усмехается. Я осуждающе гляжу на него. Но он не меняет своего взгляда. — Это не мое дело теперь, — равнодушно бросает Влад. — Пошли, ну нас двадцать минут осталось, — он кивает мне в сторону машины и уходит.       Я смотрю на Яна с легким раздражением, чтобы дать ему понять, что язык у парня без костей. Но этот парень весьма доволен собой. Не понимаю, какие у него вообще могут быть причины досаждать Владу, они не ненавидят друг друга, ничего вообще. — Ян, ты дурак. А теперь иди, тебе пора, — я смотрю на него снизу-вверх. — Я могу прийти к тебе в кафешку? — он интересуется, глядя в глаза, но я специально отвожу взгляд, стараясь найти машину Маяковского. — Да, конечно, если захочешь, — я молчу секунд тридцать, — Нет, слушай, лучше не надо. Там будет Влад. Ты его раздража… — А тебя все еще это волнует? И я ему сказал, что мы не встречаемся, поводов для ревности ноль, — он поворачивает мою голову на себя, я хмурюсь. — Делай, что хочешь.       Отстраняюсь от его рук, отхожу подальше и, прощаясь, иду к автомобилю своего учителя.       Черт возьми, неужели все в итоге к этому вытекло. А эти двое, когда поженятся, всю жизнь мне это припоминать будут. Надо же как мы оказались связанные одной цепью. И все трое связанные Маяковским. А еще Лиза с Кириллом. Боже, жизнь, почему ты такая…       Я сажусь на заднее. Кирилл сидит рядом с Владом, но разговаривает о чем-то с Перышкиной. Я еду в тишине, потому что ни один звук не проникает в мою голову, от чего тишина давит на череп изнутри. Все что я вижу: лицо Маяковского в зеркале заднего вида. Надо быть проще, и не такое случается. Но я не могу так просто его отпустить, потому что ощущение складывается, что я его не отпускаю, а выгоняю.       Мы доезжаем быстро и там ожидаем еще пару минут начала. ***       Темнота и биты чересчур современной музыки бьют по ушам. Плейлист, неизвестно кем составленный, собрал в себе и Пугачеву с «Позови меня с собой», и Свик с «Малиновым светом» и все прочее, чему можно подпеть, подо что можно потанцевать.       Картина, конечно, маслом. Весь мой дражайший одиннадцатый «А», скачет на танцполе под Киркорова с синим или черным цветом настроения, это уже никого не волнует. Все замечательнейшие туфли девчонок отброшены в сторону. Девочки носятся босиком, так же удобней.       Кто-то притаскивает алкоголь и эта подпольщина радует бывших одиннадцатиклассников до визга. Информация распространяется быстро и, мальчишки хватают со столов парочку пакетов с соком, наполовину из опустошают и доливают чего-нибудь спиртосодержащего. Эффект умопомрачительный. Сок пользует невиданную ранее популярность и Кирилл в кураже даже наливает мне. Я кошусь на него, на что он машет рукой, а Лиза из центра зала кричит мне — Пей!       Я смотрю на нее, роняю взгляд на Маяковского сидящего поодаль и понимаю, что этой даме больше не наливать, а этому парню еще не налили. Один Самойлов и выпил, и держит себя в руках.       Взгляд Маяковского слегка осуждающий, потому что он понимает что происходит, но даже не пытается это остановить.       Я залпом выпиваю бокал этого чудо-сока, но ничего не чувствую и Кирилл пару раз повторяет процедуру, убеждая меня в том, что я обязана повеселиться, а с моим настроением только из молока блины делать.       Я уже начинаю смеяться с тупых шуток, когда он зовет меня на улицу, Лиза просто подхватывает под руку и утаскивает туда. Там мы просто стоим, босые девчонки скачут под музыку с чьего-то телефона, которая едва ли не заглушает композицию, доносящуюся из зала.       Кто-то целуется. И, знаешь, Влад, это могли бы быть мы. Но я тупая дура.       Мне никто не предлагает, но я наглым образом забираю у кого-то коробку сока и пью прямо из горлышка. Смотрят на меня, как на конченную, потому что несколько часов назад я спускалась с каким-то замечательным аттестатом и была почти ЗОЖником, а теперь пью сок.       Ну почти сок. — Кать, ну ты надоела киснуть, пошли потанцуем! — Лиза уговаривает меня на движения, но я несогласная, хотя мое легкое головокружение приобретает голос Перышкиной и кричит тоже самое.       Последней каплей, наверное, становится последняя капля в бокале, который мне подсунул Кирилл. Эти двое вообще решили меня споить. Но я не сильно сопротивлялась.       И вот сейчас, жар, исходящий от окруживших меня одноклассников, моя собственная температура и этот бесконечный ритмичный шум вместе с Лизой заставляли меня прыгать все еще на каблуках и орать во все горло, наплевав на мелодию какую-то песню, вроде: — КРОШКА МОЯ! Я ПО ТЕБЕ СКУЧА-АЮ! Я ОТ ТЕБЯ! ПИСЬМА НЕ ПОЛУЧАЮ! ТЫ ДАЛЕКО! И ДАЖЕ НЕ СКУЧАЛА, НО Я ВЕРНУСЬ, ВЕРНУСЬ, ЧТОБ ТЫ УЗНАЛ-А-А-А! — и я уже не разбираю, чей это голос, мой, Лизин, или чей-то еще.       Все сливается в одну грохочущую массу, разгоняющую по венам адреналин. Я совсем забываю про Маяковского, кто-то дергает меня за руку, и я понимаю, что это одна из одноклассниц. В глазах одни яркие разноцветные пятна, цветные лица девчонок и полумрак. — Пошли на улицу! — кричит она мне прямо в ухо, а затем кричит то же самое Лизе.       Мы смеемся непонятно с чего, что-то кричим друг другу и вываливаемся на свежий воздух. Я едва ли не падаю, но Перышкина меня ловит.       Тут гораздо тише и правда свежее. Мы продолжаем смеяться, скорее даже хохотать. Кирилл подхватывает нас обеих под руки. — Девчонки! Чего вы такие веселые, а? — немножко смазанным голос говорит он, я понимаю, что он слегка пьян. — А тебе больше не наливать, да, солнце? — обращаюсь я к нему, на что он смущенно улыбается и отмахивается.       Лиза отскакивает от нас к другим девчонкам и что-то с ними обсуждает. — Ну, что, Малая, как дела? Все заебись? — смеется он, я улыбаюсь так же блаженно, как и он. — Нет, все отвратительно, но я ничего больше не могу с этим сделать, — я пожимаю плечами. — Вообще-то, всегда есть два выхода. Даже, когда тебя съели, — смеется он, — Один вверх, а дру…- его перебивает чей-то визг. — РЕБЯТА, Я СДАЛА-А-А-А! — визжит Перышкина, подбегая к нам и снося одного Кирилла, потому что я успела увернуться. — Откуда ты знаешь? — равнодушно спрашиваю я. — В интернете есть результаты, по всем предметам. Нам их в школе послезавтра скажут. А в интернете уже есть. КАТЬКА, МНЕ ХВАТАЕТ БАЛЛОВ, ЧТОБЫ ПОСТУПИТЬ! — она целует Самойлова в засос, он обнимает ее, и они как придурки валяются на теплом асфальте и целуются.       Я хмуро подхожу к компании девчонок и втискиваюсь к ним. — Вот бля, мне четырнадцати баллов не хватает — дрожащим голосом говорит какая-то из одноклассниц и убегает. Меня на секунду бросает в дрожь, потому что я не могу представить, что было бы, если бы не хватало мне.       Меня обнимает Ирина, пододвигая ближе к своему телефону. — Катька, прикинь, я все сдала почти по восемьдесят баллов! — он улыбается, скорее держаться за меня, чем обнимая. — Давай тебе посмотрим? — я говорю ей что-то вроде согласия, и мы минут двадцать стоим в полусогнутом состоянии и ведем дискуссию о том, как лучше набирать на клавиатуре и, что будет если я не сдала. Я таких мыслей не допускаю, а вот она очень даже. — Ну вот смотри, — она убирает телефон в карман и принимается считать в уме, поворачиваясь ко мне. —Семьдесят шесть плюс восемьдесят шесть и плюс девяносто девять… равно… ну, типа…двести пятьдесят… это сюда…три. Двести шестьдесят один. Ну чего, тебе хватает? — она смотрит на меня горящими глазами, а я чувствую, как моя трезвость возвращается вместе с паникой. — О, господи, Ира, — я прикладываю ладонь ко рту, чтобы не дай бог не крикнуть от негодования и отхожу на шаг.       Она замечает в моих глазах подступающую истерику и пытается как-то помочь, что-то сказать, что-то сделать, но я не слышу ничего. — Катя! Кать, да что случилось?! Сколько там проходные, куда ты хотела?! — она хватает меня за плечи и трясет. Я отталкиваю. — Двести девяносто два. Ир… о, боже… нет, — воздух из легких выбивает профессиональный удар системы образования и мне его критически не хватает.       Я перестаю видеть, потому что глаза застилают слезы, их щиплет от концентрации слез и я запинаясь на каблуках падаю на асфальт. И вместе с ударом, пришедшимся на руку, я перестаю себя контролировать и начинаю рыдать в голос.       Я пытаюсь заглушить себя, глотнуть воздуха и успокоиться, но ничего не помогает, ничего не получается, внутри кто-то бьет мне по самым чувствительным точкам и само негодование, гнев бессилия накрывает меня с головой так плотно, что я, ничего не чувствую кроме этого бессилия. Ничего, кроме боли и страха. Ничего, кроме злости.       Ко мне подбегает Ира, Лиза, Самойлов, что-то говорят мне и пытаются меня полнять, но я рыдаю скорее больше от разочарования, чем от плача, вою, как будто меня режут, и испугавшиеся одноклассники не знают, как мне помочь. Я теперь тоже не знаю.       Мне больно рыдать, больно дышать, больно просто думать. Где-то пару минут назад смысл моего существования исчерпал себя. — Черт возьми, что с ней? — я слышу голос отнюдь не Маяковского, потому что он сидит внутри и все боятся сказать ему о том, что напившаяся одноклассница сидит на асфальте и рыдает, как бешенная.       А Яну и говорить ничего не надо, он, почему-то, подошел с заднего входа, где все мы и узнавали свои результаты.       Все что я понимаю — это то, что он хватает меня за плечи и садиться передо мной на колени, не боясь, что испачкается, а боясь скорее, что со мной что-то не так. С ума сойти, я ему важна. Но если бы он мог помочь мне сейчас. Ничего мне не надо, только бы поступить, уехать туда, куда я хочу, в эту сраную столицу, ничего мне больше не нужно… Ничего! — Катя, ты меня слышишь, поднимайся! Кать? — он берет мое лицо в ладони и утирает с него слезы. — Принесите кто-нибудь воды? — но никто не шевелится с места. Парень оборачивается, видимо, принимая грозное выражение лица, — Воды, блять, принесите, ей плохо, ало?!       Я слышу, как убегает Лиза, за ней скрываются все остальные девчонки, а некоторые просто отходят от нас подальше. — Малая, что случилось? — тихо спрашивает он, прижимая меня к себе, — Кать, тебя ударили? Почему у тебя рука в крови? Почему ты плачешь, сокровище ЮНЕСКО? — он разглаживает волосы у меня на спине, мягко проводит ладонью по затылку, утешая. — Я не поступила. Не прохожу. Мне не хватает тридцати баллов. Господи, Ян, я такая глупая, я такая идиотка. Чем я занималась весь год? Крутила какой-то тупой роман, а надо было банально учится. Я такая идиотка, такая… — Тише… Ка-атя, ничего ты не идиотка. Экзамены — вообще лотерея. Ты попробуешь в другой университет, на другой факультет. Все будет хорошо. Сколько у тебя баллов? — он не перестает гладить меня по голове. — Двести шестьдесят один, — я неровно вдыхаю, чувствую, что голос дрожит и почти сорван. — Ну! Вообще-то это очень много, ты знаешь сколько набрал я? Сто пятьдесят один. Я дурашка, а ты у меня умница и красавица. Все хорошо, Кать. Баллы — не конец света. И… — Что тут происходит? — недовольный ледяной тон, почти треснувший под напором тревожности.       Я отскакиваю от Яна и испуганно смотрю на Маяковского, который так же испуганно смотрит на меня. Он за какую-то несчастную секунду оказывается рядом со мной и, заглядывая мне в глаза, тревожно спрашивает: — Что произошло? — все его нежность рвется наружу из-под серьезности и официальности.       Пока я хватаю воздух, как несчастная рыба, Ян спокойно объясняет ему положение дел. — Ей не хватает баллов, чтобы поступить туда, куда она хотела, — спокойно замечает он. А через полминуты молчания добавляет, — Что же ты не оказался рядом, чтобы успокоить свою женщину? Ей нужна была поддержка, — Ротов поднимается на ноги.       Я беру за руку Маяковского и тоже встаю с колен. Он прожигает взглядом Яна. — Зато ты так вовремя оказался рядом. Кать, разве стоит из-за этого так расстраиваться? Это все ерунда, солнце, — он смотрит на меня, как будто в первый раз, как будто я самое дорогое, что у него есть, а я задыхаюсь и говорю дрожащим голосом. — Я не поступлю. Куда я пойду, зачем все… На что я потратила целый год, Влад? Я все испортила, все испортила, — я отхожу от него.       Меня охватывает гнев того, что единственный свой шанс я упустила, упустила все, что было мне предоставлено, работай — главное. А теперь у меня ничего. — Кать, ты можешь выбрать любой другой вуз, а в следующем году пересдать все, если это для тебя принципиально. — Если бы я хотела в другой вуз, я бы…- я замолкаю тут же, отхожу от них еще дальше, не понимая, что теперь будет. Я не рассматривала других вариантов. Я…господи, так опростоволоситься. И никому теперь не докажешь, как важно для тебя это было. Было ли оно вообще хоть где-то, на задворках вселенной? — Что ж ты, учитель, не подготовил ее так, как она того от тебя ожидала? На что ты тратил с ней время, а? — Ян паясничает, а у меня нет сил, нет мозгов, чтобы его остановить. — Ты лезешь не в свое дело. Что ты вообще тут забыл? Тебя кто-то звал? — Маяковский говорит все это строго в полоборота повернувшись к парню. Я смотрю на них, как на петухов, которые внезапно решили поболтать о своем.       Меня раздражает практически все, что есть вокруг. Этот мир, такой нежный и чувственный, не способный выдержать и понять моего гнева, моей ненависти сейчас. Я ведь не выдержу, я не была к такому готова. Я такая дура.       Они говорят чуть громче, и в этом балагане я слышу какие-то отголоски колких фраз, впивающихся каждому в кожу. Они оба мне дороги, отвалите друг от друга и существуйте параллельно.       Маяковский не выдерживает первым и делает чертовский резкий шаг к Ротову, чтобы, скорее всего, ударить. Но со всей своей силы, имеющейся в запасе, хватаю его за руку, отдергивая на себя. Он разворачивается круто и шумно, глубоко дышит.       Позади стоит толпа моих одноклассников.       Я смотрю ему в глаза. А он не понимает, чего я хочу. Я выгляжу для него, как девчонка, желающая защитить этого паренька. — Прекратите это. Два придурка. Если ты его ударишь, я сама тебе вмажу, — процеживаю я в лицо Маяковскому, он смотрит на меня сверкающими глазами, полными какого-то презрительного понимания.       Но тут же я подхожу к Яну и говорю примерно то же самое: — Тебя это тоже касается, тронешь его, убью нахрен.       Он смотрит на меня как на неуравновешенную, но сейчас я, пожалуй, на такую и похожа.       Я медленно обхожу одноклассников, вытирая ладонями слезы, совсем не обращая внимание на кровь. Надо как-то все прекратить. Что-то нужно сделать. Это же невозможно.