Ключ поверни и полетели

      Черт знает, какой день шел с последней нашей неофициальной встречи. Это тянуло из меня последние жилы. Мне казалось, будто я проживаю жизнь. Раньше это не так чувствовалось. Прежде виновниками наших ссор становились другие. Олег не хотел видеть нас вместе, социальное разделение не давало нашим отношениям развиваться спокойно и в нужном направлении. Но мы все это как-то перешагивали.       А тут вот… Нет, я не считаю, что Ева напрямую была виновницей нашего небольшого раскола. Она была одной из потенциальных причин, которую я в принципе самостоятельно выбрала для того, чтобы при разрушении всего, что мы построили, у меня было оправдание. Аргумент, достойный обоснуй, так сказать.       И вот теперь это чертовски растягивало меня во все четыре стороны. Я чувствовала, что эта вина лежит на мне и что никто за меня от нее не избавится. Но разве я могу признать, что Ева меня не беспокоит? Черт возьми, да она, наверное, беспокоит меня в последнюю очередь. Все так путано, что я уже не разбираюсь: то ли я разлюбила Влада, то ли эта Ева не дает мне покоя.       Родители ничего не подозревали. Я им не сказала, хотя могла бы. И даже было бы лучше, если бы сказала: они бы объяснили мне, что делать. Но я не сказала и делать этого не собиралась.       С того вечера весь мир будто бы отвернулся от меня. Даже не так, он стал ко мне так же холоден и несправедлив, как я к нему. К Владу. Это было сверх взаимопонимания. Этот мир и я мстили друг другу.       А Влад был тем, ради кого и из-за кого я это делала. Сама не зная почему.       Отложив на потом лирические отступления и вернувшись к происходящему, могу констатировать с точностью, что все это напоминало начало конца. Или конец начала. Поскольку это моя первая жизнь, я еще не разобралась.       Влад ходил хмурый и немножко неуравновешенный, как это обычно бывает, когда происходит что-то, что тебя не устраивает до бешеной степени, но ты никак не можешь повлиять на это.       Мы чуть ли не ненавидели друг друга. Его каждый хмурый взгляд впивался в меня и хотел упрятать в комнатку, отдаленную от этого чокнутого мира, и там объяснить, почему он прав, а я не права или наоборот, и все наладить. Но по каким-то причинам его взгляд этого сделать не мог, а я добровольно не сдавалась.       Но и я была хороша: я жалела о том, что тогда произошло, и вместе с этим хотела, чтобы он признал мою правоту. У меня есть основания не терпеть Еву, и он одно из них. И теперь, кроме чувства вины, во мне было ощущение того, что он не на моей стороне, учитывая, что я не знаю, были ли вообще эти стороны.       Наши дополнительные занятия теперь проходили исключительно в классе. Мы молчали. Или он рассказывал о чем-то важном для меня. Или я рассказывала о чем-нибудь, что мне бы пригодилось. И он спокойно выслушивал, не забывал хмуриться каждый раз, как только ронял свой взгляд на меня, и мы расходились.       Евы не было в школе уже неделю. Сначала учителя подняли панику, но потом кто-то догадался позвонить ее родителям и через некоторое время до класса дошел слух, где же она.       Она уехала на три недели. «И правильно сделала!» — думала я. Она теперь лишь усугубляла бы положение, попадаясь то мне, то Владу на глаза.       Лиза тоже знала, что мы поссорились. И первым ее вопросом было: — Ты готова пойти на уступку? А на компромисс? А кто вообще виноват? Ты хочешь помириться?       Да этими вопросами она завалила меня при первой же нашей встрече. Не удивительно, что она знает. Но это меня не беспокоило, потому что она рано или поздно узнала бы все равно. Если бы не он, то я. Кто-то рассказал бы ей, иначе бы она разузнала все самостоятельно. Лиза — это как специальный агент ФСБ. — Во-первых, Лиза, я хочу сказать, что он дикий болтун, а, во-вторых, — вот где-то здесь я сдулась. Мне нечего было сказать. — Что, во-вторых? Ты не хочешь мириться? Я, конечно, все пойму, но если из-за одной херни вы больше не обменитесь друг с другом словом, то вы оба — идиоты. И ты должна быть умнее, чем он. — С какой бы радости? Он молодец, потому что не признает, что я права, ибо вероятность того, что прав он, тоже безмерно велика. Но я в своей гордости… непонятно чего жду, — резко упавшим голосом завершила я.       Она посмотрела на меня грустными глазами. Самым расстроенным взглядом.  — Кать, я не могу заставить тебя, но если тебе вдруг интересно знать мое мнение, то я безумно не хочу, чтобы вы расставались. Вы оба дороги для меня, и одно то, что вы в ссоре, убивает меня.       Я обняла ее. Ничего не сказала. Потому что у меня нет для нее оправдания. Я представляю, что она может чувствовать. Это как твой любимый пейринг внезапно раскалывается к чертям и все, они больше никогда ни за что никем друг другу не будут приходиться.       Но уже давно было ясно, что все не так, как раньше. И будет ли оно таким же хоть когда-то — неизвестно. ***       Мои скучные деньки уступили место бесконечным бессмысленным думам.       Началась моя активная социально-сетевая жизнь.       Мне написал Олег. «Что у вас случилось?»       Ударило мне в голову, потому что все беспрестанно старались как-то вмешаться в нашу с Владом личную жизнь. Но в тот вечер был пик, и я решила, что Влад совсем охренел. Я набрала его номер. Зачем? Чтобы высказать ему все, что я о нем думаю!       Он взял трубку. — Какого черта ты направо и налево рассказываешь всем, что мы поссорились? Привлекаешь внимание к своей персоне? Или поплакать в жилетку некому, а очень хочется?       Последовала легкая пауза, и он произнес совершенно спокойно до ощутимой ненависти в словах. — Я никому ничего не говорил.       Это высшей степени наглость. — А кто? Откуда тогда знает Олег? Откуда Перышкина? — Я думал, это ты. И, к твоему сведению, если бы ты рассказала об этом хоть всем вокруг, меня бы это ничуть не побеспокоило. — Рада за тебя.       Мы снова молчали в трубку.       Мне было тошно. Он не винил меня ни в чем, а мог бы, и теперь мне было немножко стыдно за то, что я наехала на него, а он такой-сякой никому ничего не говорил…       Я, не отключаясь, написала Олегу. «Откуда ты знаешь?!» — Катя. — Что? — Ты действительно считаешь, что игра стоит свеч?       Олег не отвечал. — Влад. Это все равно рано или поздно случилось бы. Последнее время. Все шло к этому. — Я должен был быть к этому готов. Ладно, если тебе так будет лучше, то… — Нет, мне не будет так лучше. Этот расклад вообще не может никому обеспечить ничего хорошего. Мы попробуем снова? — Попробуем.       Я неожиданно успокоилась. Больше ничего не терзало мою душу. Будто бы мы попросили прощения друг у друга. Но, даже не сделав этого, я все равно чувствовала себя прощенной, и от этого становилось настолько легче! Будто бы я Атлант и держу небеса на своих плечах, а теперь я сбросила их.       Влад держал себя в руках. Так мне хотелось думать, потому что я точно знала, что если бы я была на его месте, то точно бы убила себя. Но нет, он не делал ничего и отдаленно напоминающего. А его слова «если тебе так будет лучше…» лишний раз убедили меня в том, что это я себя плохо веду. Все, что происходит, происходит из-за меня. До этого не сложно дойти, потому что он совсем не походит на человека, который бы стал плести интриги, искать адреналина и менять обстановку. А мне семнадцать. И я бы стала.       Олег так и не ответил. Я легла спать, забросив свой телефон подальше от себя. ***       Некоторое время все обходилось по касательной. Мир шел где-то рядом, но не сквозь. Это, честно говоря, радовало. Именно сейчас этот мир и должен был идти по касательной, потому что насквозь я бы его не воспринимала. Мне надо было думать об экзаменах, а у меня в голове смешанная крупа гречки, риса, овса и пшенки. И все это в один миг мне надо разобрать. Говоря проще, мне надо было сделать невозможное — построить все, что я разрушила в одно мгновение.       За три недели, что не было Евы, все более-менее наладилось. Мы забыли о ее существовании и вспоминать не хотели. Выстраивать все, что я разломала, было намного сложнее. Тысячи поцелуев за нашими спинами испарились, и теперь мы никак не могли заново сделать это. Мы еле-еле разговаривали друг с другом.       Оставшись в кабинете русского языка, мы молчали. Прежде мы всегда болтали о чем-нибудь, смеялись, плакали, что-нибудь испытывали и переживали, а теперь только череп сводит и всего-то. — Ну, я пойду, — в конце концов выдавливала я.       Он молча кивал, а потом добавлял: — Иди.       И все.       Это было странно. Но момента не подворачивалось. Ни разу мы не были так далеки друг от друга. На самом деле нас связывал всегда Олег, даже когда мы не были знакомы. И все переворачивалось с ног на голову.       Кстати об Олеге. На исходе первой недели мне внезапно пришло сообщение. Я тогда ожидала, что это ответил он, но нет. «Привет, собирайся, мы идем гулять», — пришло мне сообщение такого содержания от кого бы вы думали? От Яна Ротова. От того парня-идиота, с которым мы ни разу не пересекались и не разговаривали с лета.       Я внимательно смотрела на него три секунды, а потом написала: «О’кей, где встречаемся?»— я решила подыграть.       Я видела, как он начал набирать сообщение. Но потом перестал. А в итоге мне пришло: «Прости, я не тебе писал. Но если тебе не с кем погулять, то я забегу за тобой, через полчаса. Жди».       Я пропялилась в экран минут десять, а потом решила, что почему бы и нет. Ян был веселый, а веселье — это встряска. А встряска — это то, что мне нужно.       Я оделась достаточно быстро, напялила сапоги и решила, что если он не придет, то я просто постою у подъезда.       Я вышла, встала около лестницы, осталась ждать.       Минут через десять во двор ввалилась шумная компания, и по мере ее приближения к моему подъезду мне все больше мне становилось страшнее и все больше — интереснее.       Жизнь меняется, сейчас это я чувствовала особенно остро. — Ну что, Малая, пошли, — Ян подошел ко мне. — Так много народа, — выпалила я шепотом первое, что пришло в голову, заглядывая за его плечо. — Не боись, они тебя не тронут. Ты под моей защитой, — он улыбнулся и подал мне руку. Я подала свою. ***       Новый год прошел как-то мимо, я едва ли заметила чертову елку посреди дома. Посреди школы. Посреди парка. Время хоть и шло, но все менялось как-то медленно.       Мы наконец-то начинали разговаривать с Владом. Нет, я серьезно, как бы смешно это не выглядело, но мы только начинали, потому что теперь нам было о чем говорить в кабинете. Когда наступала пауза, мы не стеснялись переводить разговор на погоду или на какие-нибудь спортивные новости. И все-таки мы становились чужими близкими. Но был Ян. Ян Ротов. Что этот парень вообще делает около меня? Нет, этот вопрос был не главный. Почему он стоит сейчас около того места, где раньше стоял Маяковский? Вот в чем была соль.       Тогда мы отлично провели время, вся эта шумная компания никак ко мне не относилась, а я никак не относилась к ней. Ян был рядом, разговаривал со мной и как-то совсем неожиданно спросил: — А что у тебя с учителем?! — ему пришлось перекрикивать музыку. — А какое это имеет значение?! — крикнула я в ответ. — Никакого! — ответил он.       Мы помолчали, смотря друг на друга, музыка все играла невыносимо громко. Басы были понижены. И Ян, взяв мое лицо в ладони, крепко поцеловал меня. И я его не оттолкнула.       Что происходило со мной?! Что?!       Мы разошлись, он довел меня до дома. В следующий раз мы пошли гулять вдвоем. ***       Совершенно я не думала о том, что делаю. Мне вовсе не казалось, что я предаю Влада. Мне казалось, что с Яном мы просто друзья. Просто дружим. Просто вместе. Я делала то же самое, что делала Ева. Почти то же самое. У Яна была девушка, но он сказал, что они почти расстались. Но его девушка меня ни капли не волновала, у меня был Влад и я хотела встряски. Чтобы меня смешали в стакане с чем-нибудь острым и крепким. И меня смешали.       С Яном я проводила безумно много времени. Он встречал меня иногда после школы, иногда провожал утром. Мы не разговаривали о наших отношениях с другими да и друг с другом — тоже. Но мы были как-то странно счастливы. Как будто мы действительно в эту минуту нужны были друг другу и вот. Нас вдруг свел случай. Мне не давали обещаний и не брали их друг с друга.       На исходе третьей недели я осознанно меньше встречалась с Владом взглядом, меньше встречалась с ним вообще. И боялась, черт знает чего и черт знает почему. Вовсе меня не беспокоили мои отношения с Яном. Он был друг. И я и не думала о том, что это можно расценивать как измену. Но и не рассказывала ничего Маяковскому.       Я поступала, как последняя скотина. ***       Через три недели вернулась Ева. Она вернулась и, единственный раз взглянув на нее, я поняла, что в ней что-то изменилось. Она больше не была девочкой с глазами «я убью всех». Она смотрела как лепесток гребаной сакуры и смотрелась так же.       Это было неожиданно. Она по-прежнему была вредна и бесила меня, но эти изменения в ее…ауре настраивали ее саму как-то по-другому. Будто бы она радиоприемник.       Однажды она даже улыбнулась мне и это совсем выбило меня из колеи. Я рассказала об этом… Яну, а не Владу. И где тут моя ошибка? ***       Мы с Ротовым шли по парку, и я замерзала. — Знаешь, она меня настолько не беспокоит, что это даже пугает, — смеялась я, говоря ему о Еве, и очевидно было, что она меня беспокоит. — Не думай о ней. Вообще ни о ком не думай. Я давно понял, что чем больше ты думаешь, тем сложнее жить потом, — он не курил. Он выдохнул пар в воздух и посмотрел на небо. — Я запуталась. — Я тоже.       Он шел рядом в потертых старых джинсах и кедах. По снегу.       Я шла в огромной дутой куртке, и мне было холодно.       Мой покрасневший от холода нос я потерла ладошкой, посмотрела на ладонь, посмотрела на Яна и заплакала.       Он обнял меня, но этого мне не хватило. Мне бы и не хватило, если бы меня обняла мама. Мне казалось, что уже никто и ничто не спасет меня. Я виновата перед Владом и теперь немного страшно от того, что я делаю. Что происходит вокруг? Так часто звенит этот вопрос в моей голове, что уже и ответ искать не стоит. Все равно его не найти. Мне становилось так тоскливо, так невыносимо душно, что я медленно привыкала к этому, очерствлялась. ***       Вечером в среду в домофон позвонили. Мне было совершенно не до этого и когда я нажимала кнопку на домофоне, я даже не удосужилась послушать голос. Я решительно считала, что это почта. Ничего не могло предвещать беды, потому что ничего не случалось.       Но в дверь потом тоже позвонили, и уже тогда меня стало страшно. Я попросила открыть дверь отца.       Картина была сногсшибательная. На порог зашел высокий, цветущий и статный мой замечательный брат. Олег стоял во всей красе, улыбался и уже был в объятиях мамы. Когда он успел приехать? Почему ничего никому не сказал? Все это мы разузнали у него за сумбурным ужином. Мы расспросили его, как он попал в наши края, а он сказал, что приехал сюда сообщить нам важнейшую новость. Самую, что ни на есть.       Мне стало даже как-то не по себе. Свойственное каждому человеку любопытство отдавалось во мне мурашками, и мне было до чертиков не по себе. Его присутствие в нашем доме как-то уже заставляло меня трястись, потому что столько всего происходило вокруг, что надо бы было ему рассказать. Но делать это было еще страшнее, чем не делать. В итоге я просто молчала, улыбалась, смотрела на него и тряслась.       Он улыбнулся мне и еще перед ужином спросил: — Ты чего трясешься?       Я проигнорировала.       Уже вечером, когда мы все-таки доконали его, он сдался и принялся рассказывать нам новость, ради которой приехал. Честно говоря, его довольное лицо вызывало улыбку у всех вокруг. Даже папа улыбался. Олег был таким довольным только два раза в своей жизни, пожалуй: когда ему подарили большую машину на радиоуправлении на пять лет и когда он узнал, что поступил в универ в Питере. — Я решил, что если скажу это по телефону, то не увижу ваши лица, — он так радовался, что я видела все его белые зубы. — Сынок, что же такое ты хочешь нам сообщить? — с некоторым трепетом и осторожностью спрашивала мама.       Олег еще раз оглядел всех нас и торжественно заявил: — Я женюсь! ***       Дни бежали еще более сумасшедше и быстро. Олег сказал, что уедет в пятницу и познакомит нас со своей невестой в четверг. Я, кажется, двинулась мозгами. Мне было до жути интересно, кого он мог себе подыскать? И почему ничего не сказал мне?       Я рассказала Яну. Ян сказал, что не представляет Олега женатым. Я, честно, тоже. Но больше всего меня беспокоило то, на ком он может жениться? Это милая его однокурсница?       Владу об этом я тоже сказала, а он сказал, что знал о намереньях Олега и даже знает, кто невеста. Это совсем свело меня с ума. Потому что такой информатор ходил рядом ежедневно и молчал! Я уламывала его сказать мне, но он не поддавался. И уже в четверг я сидела как на иголках.       Олег испарился днем и сказал, что вечером придет не один. Подготовил нас, и мама сразу просекла, что надо бы готовить праздничный ужин. С готовкой у нее было немножечко туго, и потому я предложила свою помощь. С одной стороны веду себя как приличная дочь, а с другой — отличный способ, чтобы отвлечься и абстрагироваться.       Когда прозвенел звонок, я хотела открыть дверь, но меня опередила мама. В коридоре послышались голоса, приветствия. И этот женский голос. Этот чертовски знакомый голос. Я осторожно пошла к коридору, по пути гадая, кто же это может быть. Почему я не могу вспомнить?       Картина была маслом. Передо мной предстали двое.       Мой брат. Олег Малаев. И его невеста. Ева Безфамильная.       О! Что тогда случилось с моей головой! Я чуть-чуть не упала, чуть-чуть не ударилась головой и не лишилась крыши насовсем! Поверить не могу, она увела у меня не парня, но Брата! Если он женится на ней, то она будет моей родственницей, черт возьми!       Это настолько шокировало меня! Да кого бы это не шокировало! Каким образом все это вообще произошло?! Когда?!       Я просто сошла с ума.       Мне захотелось ударить ее. Ударить, серьезно. Но я сдержалась. — Катюша, это Ева, — улыбнулась мне мама.       Ева смотрела на меня совершенным взглядом. За пеленой своей ненависти я не различала абсолютно никаких взглядов. Она улыбнулась мне. Я улыбнулась тоже. — Мы знакомы, — произнесла я.       Она протянула мне ладонь. Я ее пожала. Боже, я чуть не сломала ее руку!       Олег прижал мою недоодноклассницу к себе и улыбнулся мне, как бы говоря, что вот моя новая лучшая подружка. ***       Четверг кончался бескомпромиссно. Я выслушала историю их знакомства. И теперь мне стало понятно, что делала Ева в Питере. Не теряла зря времени.       Я рано вышла из-за стола и меня осенило, что Влад знал! Влад! Знал! Как возмутительно! Он знал, что Олег собирается притащить к нам Безфамильную, и молчал! И кто из нас тут предатель, я не поступаю так отвратительно! Так низко! Так… Черт подери. Я чуть ли не задыхалась. Быстро набрав его номер, я сказала, что хочу встретиться сейчас около какого-то там памятного места. Он согласился.       Я незаметно и тихо вышла из дома, приклеила на дверь записку на тот случай, если кто-то вдруг захочет узнать, где я. Я не тратила времени на лишние разговоры, потому что вероятность того, что меня бы отпустили с такого знаменательного ужина, очень мала. ***       Я пришла безумно быстро. Настолько быстро, насколько это было возможно, потому что несла меня сюда практически ярость. Абсолютная и лютая.       Маяковский ждал. — Почему ты не сказал, что это Безфамильная?! Какого черта ты не сказал мне?! — сходу начала я.       Он ожидал этого разговора. Смотрел тихо и равнодушно. — Потому что иначе ты бы не впустила их в квартиру. Катя, ты перебарщиваешь. — Я перебарщиваю?! Маяковский, ты же знаешь, как я отношусь к ней, ты же… Если ты знал об этом… романе моего брата, почему ты не отговорил его?! Почему ты не сказал мне, черт возьми?! — возопила я. — Малаева, держи себя в руках, не будь истеричкой. Я не отговорил его, потому что это его дело. И мое мнение об этой девчонке не совпадает с твоим, мы это выяснили уже. Неужели ты действительно не видишь, что она такая же девчонка, как и ты! Такая же!       Я вдохнула побольше. — Такая же?! — Абсолютно. Разве что она не такая идиотка, как ты, — сказал он мне и умолк. Я умолкла тоже.       Ооо, этот милейший и очаровательный ком в горле. Он подступал всякий раз, когда я не находила понимания в людях, в которых ожидала его найти. Вот тебе и сейчас. Меня душила злость и разочарование. Я сдернула шарф, расстегнула куртку и села на ближайшую заснеженную скамейку, спрятав лицо в ладони. — Боже, видеть тебя не могу, — всхлипнула я.       Я ненавидела его. Почти. Нет, я не винила его в том, что Ева сидит у меня на кухне и пьет чай. Но я винила его в том, что я узнала, кто будет сидеть у меня на кухне и пить чай только сегодня вечером. Он осознанно не сказал мне, и я видела в этом определенный жест предательства. Он был одновременно виноват и не виноват. И всякая жестокость во мне испарилась. Я обессилила уже тогда, когда подходила сюда. И просто ничего не могла поделать с происходящим, и кто-то должен был быть виноватым. И почему-то им был Он. Мой любимый Маяковский.       Он все еще стоял возле меня. — Катя, пойми меня. Я знал, как ты отреагируешь. Я знал, что ты бы написала Олегу или позвонила ему. А этого нельзя было делать, потому что он счастлив с ней. И ты думаешь, что сделала бы правильно? Ты бы действовала только в своих интересах, — он закурил. — Знаешь, я думала, что в такой ситуации ты будешь на моей стороне. Но я ошиблась, и круто, что сейчас, а не потом. — Ты не хочешь ничего понимать, — констатировал он.       Я вытерла глаза шарфом. — Да, наверное. Иди к черту.       Я круто развернулась и пошла домой.       Он окрикнул меня. Еще раз. Еще.       Я добежала до дома, быстро поднялась, вошла в квартиру, заперла дверь в свою комнату и разревелась. Разревелась, как дура. Как та самая идиотка.       Они пили чай на кухне, мило разговаривали и были счастливы. Влад все еще стоял на улице, глубоко задумчивый и весь пропахший дымом. Я лежала на кровати и тупо глядела в потолок.

С тобою встретившись взглядом, Полетели ракеты. Как хорошо, что ты рядом, Ты мое солнце навеки.