Ключ поверни и полетели

Автор правит.

«Не мы такие, жизнь такая»

      С чего начать этот день? С чего вообще начинать их? Она не спала ночью. У нее были черные волосы, непонятного цвета глаза, и она не придавала этому значения. И никто тоже не придавал.       Всего Еве было восемнадцать полных лет. Она немного грустила по этому поводу: она хотела жить спокойно и встречать праздники с семьей. Но все, что она получала, — это восемнадцать лет и всеобъемлющее распоряжение своей жизнью.       А, впрочем, все это лирика. В жизни есть только цели и средства-пути, с помощью которых можно этих целей добиться. И каждый день как война: ты борешься за свое место под солнцем. Простые истины. Ежедневно необходимо что-то делать, чтобы оставаться на плаву.       Вот и она делала и оставалась. Ей многое удавалось, но для этого приходилось прикладывать немало сил. Немалым жертвовать. Впрочем, свою главную жертву она принесла уже давно и не по собственной воле.       Она редко вспоминала об этом, а когда вспоминала, то тут же отталкивала от себя всякие мысли. Это была ошибка, которую уже не исправить, наверное, потому что отец не слишком любил ее. Но тогда у нее хотя бы была возможность думать, что любил, а теперь… она не любит думать об этом, потому что теперь — ничего.       Ева Безфамильная мало с кем разговаривала в детстве, потому что не понимала, что отвечать людям. Правда не нравилась никому, а за вранье обзывали лгуньей. Странное дело. И спросить было не у кого. Много кто не понимал ее, а взрослые любили решать всякие проблемы наказаниями. Она часто тусовалась в углу, где познакомилась с мальчиком, который просто любил драться. Это была настоящая дружба, длившаяся два года, но потом ее отправили в школу, а его увезли в другой город. Об этом он сказал в последнюю их встречу.       Даже дети в семь лет соображают иногда побольше взрослых. Но этот случай не подтверждал данной теории. С тех пор она ни с кем больше не дружила и даже если стремилась, то все ее отталкивали и она оставалась одна.       О какой жалости тут может идти речь? Разве что о той, которую обычно испытывают к жертвам Евы. Не в прямом смысле, конечно. Но как только она поняла, что людям надо говорить то, что они больше всего хотят услышать, дело оставалось за малым, надеть милую маску и понять, чего хочет этот человек больше всего.       И теперь она практически дышала этим ежедневно, стоило только выйти из дома.       Классе в шестом, когда она училась в лицее, ее избила небольшая группа одноклассников.       Тогда выдался тяжелый год, она вовсе ни с кем не ладила, а, поссорившись, как ей тогда казалось, крупно с одной популярной девчонкой, она подписала себе приговор на бойкот. Нет, молчаньем обходиться тут никто не собирался. Наоборот, травля была легкая и вроде бы даже безобидная, ибо ее просто обзывали, и она даже привыкла не обращать на это внимание. Но когда ее отец подарил ей какую-то вещицу, сейчас она даже и не может вспомнить, что это была за вещь. Она была совершенно незначительна и мала, настолько мала, что на третий день она потерялась среди других вещей. Впрочем, тогда она уже была где-то на мусорке.       Ева умудрилась оказаться не в том месте, не в то время.       Девчонка, из-за ссоры с которой все и началось, завидев эту мелочь, решила устроить скандал на пустом месте. И она его устроила. Это было, конечно, феерично. Крики, ругань, драка… учителя оттаскивали их друг от друга добрые двадцать минут. А после школы, когда Ева решила дойти до дома своим ходом, ее подкараулила толпа «доброжелателей» и, порвав любимую кофту и отобрав эту бесполезную, недавно подаренную ерунду, избила ее.       Жива она, разумеется, осталась. Но вернувшись домой помятой, она воспроизвела на отца неизгладимое впечатление, после которого он написал заявление и, позволив ей посидеть неделю дома, отправил в другой лицей.       Да, дети жестоки, правда понимают они это только тогда, когда вырастут. ***       В новой школе все было куда лучше. Там у нее появились знакомые, она разговаривала с одноклассницами и не видела в них врагов. Это зависело от точки зрения, но теперь Безфамильная была настроена доброжелательно и, устав от борьбы, позволяла другим подчинять себя.       В девятом классе она готовилась к экзаменам, больше прогуливала и через одноклассниц познакомилась с местным десятиклассником, и он тут же произвел на нее неизгладимое впечатление. Такое неизгладимое, какое она произвела на отца, когда пришла домой в шестом классе.       Мальчик был пречудесный, он был достаточно весел, вежлив, честен и добр. Она была действительно покорена, и каждая новая встреча с ним отзывалась в ней фейерверком.       Честно говоря, парень тоже был покорен и через три недели знакомства предложил ей встречаться. Она, завороженная, согласилась, и еще через две недели они уже в открытую ворковали в школьных коридорах.       Однако, всему приходит конец. Дело шло к маю, экзамены были на носу, и она, усталая, поняла что что-то не так.       А перед самим экзаменом по русскому языку, к которому она готовилась битые сутки, подруга принесла ей телефон с фотографиями ее молодого человека с еще одной подругой. Ева устроила разнос обоим. Оба покаялись, но она смачно вмазала парню и послала нахер подругу. В итоге, она снова осталась ни с чем, и экзамен был сдан на тройку. ***       На самом деле у всех были чувства. Да, она иногда думала о том, что все люди способны что-то чувствовать: какое-то сожаление да ту же злость. Но ее славная мачеха, так похожая на девчонку из шестого класса, вновь и вновь опровергала все ее догадки. Она была похожа на камень. На мачеху из золушки. Такая вредная карга, которая думает только о своих дочерях. Разве что у этой был сын, и она предпочитала просто не замечать Еву.       Ей было не обидно. Она умела мстить.       И игнорирование было лучшим из зол, с которыми она могла столкнуться. И это она поняла уже после всего того, что случилось далее.       Она решила мстить за невнимание. За холодность.       И после последней ее мести отец всплеснул руками, сказал очень громко «С меня хватит!» и перевел ее в другую школу.       Сначала она не слишком испугалась, едва ли одна частная школа отличается от другой. Но, как оказалось, другая отличалась хотя бы тем, что была вовсе не частная. И в новом классе она решила, что друзей нет.       Даже не друзей, а просто… нет никого. Вряд ли хоть кто-то из этих людей сможет стать ей другом, а остался жалкий год, поэтому не стоит зря тратить время. Надо просто показать себя в таком свете, в котором никто не будет иметь к тебе претензий и одновременно не захочет общаться.       Семейные проблемы — дело тонкое, но распространенное.       Она думала о зле и добре. Поводов ненавидеть сводного брата было предостаточно, но она решила идти другим путем. Даже не местью. Она решила переманить его со стороны матери на свою. Если мачеха осознает, что любимый и единственный сын неплохо проводит время с такой девчонкой, как Ева, то вряд ли этому обрадуется.       И все получилось. В общем-то, ей удалось. Она победила. Но чего это ей стоило? Она потеряла и отца. Не физически, конечно, но морально. Эта потеря была большой, но постепенной, и осознавать ее было не так… сложно? Они же все-таки разговаривали. Он наставлял ее на хорошее поведение, заботился об образовании и… пожалуй, все. Он выполнял свой долг.       Больше ничего. Никаких семейных отношений. Здесь она была бессильна. И в своем бессилии она была одинока.       Она иногда решала, что делать, но не придумывала нужного варианта и ничего не меняла. Каждый раз понимала, что если что-то срочно не изменит, то утонет в этом до такой степени, что вернуть хоть что-то будет невозможно, но менять было нечего. Какой-то замкнутый круг.       Она и сама не знала, что ничего уже не будет, как прежде.       Это у времени закон такой. Все, что проходит, остается в прошлом и никогда не возвращается. Ты можешь вспоминать об этом — пожалуйста, можешь смотреть, писать, думать, рассказывать и спрашивать… Все что угодно! Но никогда не вернешь.       И с этим тоже надо было смириться.       Сколько бы стрелки на часах не вертелись тобой в обратную сторону, время тебе подвластно не будет. Ведь не время идет сквозь часы, а часы сквозь время. Они не облекают его в форму, они лишь ставят некоторые условия, чтобы людям было проще понять ход этого времени. И всего-то.       Ева как-то дошла до этого и поняла, что нельзя даже перевернуть страницу. Никаких чистых листов. Все твое прошлое всегда за тобой. Ты никуда не денешь его и никуда от него не денешься. ***       Сегодня был четверг.       Хотя, вообще-то память немного изменяла, и Ева нашла в телефоне, что все-таки суббота.       В эту субботу она проснулась так же, как и в прошлую и так же, как проснется на следующей неделе.       Обычно четверг — не самый удачный день, но сегодня суббота. А день все-таки был так себе.       В пустом, большом доме было светло и тихо. Она могла бы закричать и застрелиться, никто бы не услышал.       Где все — вопрос вечный и тоже глупый. Они всегда не рядом. Мало кто задерживался рядом с Евой. А после того, как мачеха что-то наговорила своему сыну, он разделился надвое, его Еве стало жалко, но поделать с ним она ничего не могла. Иногда они дрались, она сбегала из дома, но вечно возвращалась туда. Он никогда не отвечал на ее оскорбления или удары, она чувствовала себя пустой и виноватой, злилась еще больше, он все терпел, и она убегала.       Он не считал это слабостью. Он вообще не думал даже о том, что Ева слабая. Он считал ее своим прежде когда-то другом и теперь, когда он уже выбрал вместо Евы мать, немного сочувствовал Безфамильной. Она вновь осталась одна. Но он не знал, что «вновь».       Каждый день она просыпалась с двумя мыслями: что делать дальше? и Как перестать думать о Маяковском.       Да, можно было бы подумать с грохотом и даже молнией: «что?! Опять?!» Но, к сожалению, да, опять. Она думала о Маяковском больше, чем положено, и если бы знала подробнее историю Малаевой, то поняла бы, что идет уже проторенный Катей путь.       Она уже знала гораздо больше, чем ей полагалось. Она знала теперь Катю и знала, что она — единственная ее конкурентка.       Если говорить прямо, то Ева думала о Кате немного хуже, чем есть на самом деле. Это такая особенность людей, которые немного паранойят. Ева не могла доверять своим глазам на 100%, поэтому додумывала немного сама. Легкое недоверие к окружающим иногда грозило тяжелыми последствиями, но она всегда этого избегала.       А Маяковский… он уже который месяц казался ей чуть ли не идеальным. Она была чуточку реалистична и потому слово «идеальный» не употребляла.       Всякое чувство, проходящее сквозь нее, она, разумеется, возлагала исключительно на себя, и вот эта ее любовь к Маяковскому не уживалась в ее голове. Она не была к этому готова, но была готова добиваться своих целей. Маяковский был одной из них. Но уже который месяц он спокойно объяснял ей, что ничего подобного между ними быть не может и спокойно умалчивал о том, что «все подобное» у него уже с Катей.       Но она все видела, она же не дура. И убрать Катю с пути было достаточно сложно, и в общем-то она решила, что невозможно. Он ее любил. Действительно любил. А Катя, в свою очередь, любила его и любые ссоры проходящие. И ничего не рушит их связь.       И это как-то бесило. Она была бессильна, во второй раз. И во второй раз она была одинока в своем бессилии. Некому было рассказать обо всем.       И сегодня была суббота. Она планировала прогулять уроки. Она в очередной раз решила, что устала и больше не может жить так. Не может ничего поменять, не может разомкнуть этот круг.       Все бессмысленно, все бесполезно, ей уже казалось, что все это граничит с каким-то психическим заболеванием или чудом. Что если все настолько сложно и плохо, то это гребаное чудо должно уже случиться.       Сегодня суббота. Она медленно выбралась из дома. Зимой было холодно и светлело поздно. Она шла по немноголюдной улице. Куда и зачем шла — непонятно. Но шла.       Каждое действие несет за собой результат.       По улице шагала пожилая пара, несколько одиноких, спешащих людей и отец с маленькой дочкой.       Отец был как-то хмур, на его лбу были морщины, даже когда он не хмурился, потому производил впечатление строгого и несколько злого человека. Девочка, подобно всем детям, была достаточно резва, легка и беззаботна. Ее беспечность вызывала слабую зависть, но ничего более. Они шли почти рядом с Евой.       На улице заморозки. Зимой всегда что-нибудь происходит. Вот и в голове у Евы произошла какая-то революция. Маленькая и кратковременная, но что-то у нее перемкнуло. Так бывает, в один момент ты смотришь на те же вещи, но другими глазами. Это, возможно, удивительно, но действительно. Она смотрела на этих двух людей, вспоминала, как она так же шла когда-то со своим отцом и больше это не вызывало в ней тоски. Она больше не скучала по тому времени, когда могла говорить с ним обо всем. Она смирилась и это было… сложным чудом. Не тем, которое она ожидала, но все-таки чудом.       Она не перевернула лист, но по крайней мере начала новую строчку.       Они шли, девочка прыгала, носилась вокруг отца, а тот, в свою очередь, что-то ей выговаривал. Она не слушала. Она была ребенком и думала, что жить будет вечно.       Девочка с легкостью перепрыгнула через бордюр. Ева невольно оглянулась, чтобы убедиться: нет ли машин на дороге. И убедилась. В обратном.       Вот и снова так бывает. Ты не успеваешь даже расставить приоритеты. Это заложено где-то внутри. Ты не надеешься на других, ты делаешь сам и рассчитываешь только на себя. Тогда Ева, кажется, сошла с ума. Она сама не успела понять, что случилось.       Машина ехала быстро и была большая. Не грузовик, но внедорожник.       Девочка встала посреди дороги и уставилась на несущуюся машину, отец бездействовал, а Ева уже бежала. Она ни о чем не думала, может быть только о машине. Которая должна сбавить скорость! Которая не делает этого! Ноги Еву несли к девчонке, которая огромными глазами смотрела на машину, летящую, не тормозящую, черную и явно смертоносную.       За пару секунд она схватила девочку, утягивая ее на другую сторону дороги, падая вместе с ней на снег.       Машина проносится мимо и уезжает, скрываясь за первым же поворотом.       Отец уже стоит рядом, с бешенным выражением лица, на котором и злость, и страх, и слезы, и ярость одновременно. Все смешалось.       Ева встает, чувствует, как трясутся коленки, чувствует, как хочется плакать, но сама улыбается. Странное ощущение, когда тебе хочется высмеять и выплакать свою истерию одновременно. Но у нее дрожали руки и внутренние органы, она смотрела на девочку, которая сидела на снегу и растерянно начинала плакать. — Женя! Женя, ты жива?! Женя?! — мужчина хватает девочку, прижимая к себе, поднимая на руки. Он часто дышит, прижимает ребенка крепче, девочка заливается слезами, они стоят втроем в полном чуть ли не вакууме.       Ева смотрит на них. Ей тяжело, она опирается на дерево. — Вы спасли мою дочь, — он держит паузу. — Спасибо.       В эту минуту к ним подбегает молодой человек. Безфамильная на него не смотрит. Она ничего не видит. У нее туман в голове, перед глазами туман, туман везде. Она ничего не хочет видеть.       Она осознает, что каждый день может стать последним. Что возможно на этом миссия и закончится, что пора бы прийти в себя и осознать мир вокруг. Ей страшно и уже — нет. — Артем, что произошло? — встревоженный голос кажется девушке знакомым, но она не торопится его вспоминать, она не думает о нем вообще. — Женя выбежала на дорогу. Она спасла ее, — брат не дал договорить Артему, как тот недоумевающе произнес: — Безфамильная? — она взглянула на Влада. Оттолкнулась от дерева, чуть не упала, Влад придержал. — Что с тобой? Вызвать скорую? — Она выхватила Женю из-под колес машины, — пояснил Артем, его голос немного дрожал, что было крайне непохоже на него. — Ева, ты живая? — риторически спросил Маяковский, снова опирая девушку на дерево, немного потряхивая ее, смотря ей в глаза.       Безфамильная была где-то в прострации. Точно не здесь. Она бояласась думать, что было бы, если бы она не побежала. Никто бы не спас эту девочку. Этот мужик, который ее отец, вовсе не вызывал уважения, а сам Владислав Максимович стал такой мелкой точкой на фоне всего произошедшего, что она даже и забыла думать о нем. Он казался маленькой звездочкой на фоне бездонного космоса. Она поняла немного больше, чем ей положено. Это пугало, но теперь она уже на точке невозврата.       Она посмотрела на Влада. — Все так глупо. Отправьте богу тортик, Владислав Максимович. До свидания, — произнесла Ева и, убрав его руки от себя, пошла в ту сторону, из которой пришла.       Жизнь поворачивалась странным боком. Она вроде мнимый враг его девушки, а теперь он несколько должен ей за Женю.       Ева шла, приходила в себя, снова дышала, осознавала, осматривалась. Думала, что что-то пошло не так, она не способна на такое. Но все случившееся — правда, и это было на глазах Маяковского. Теперь она немного переживала, что он изменит свое мнение о ней только из-за того, что она спасла эту девочку. А этого ей не нужно, она шла, думала снова пустить все на самотек, надеть свою маску и забыть об этом случае. Все менялось, а Ева хотела оставить все так, как есть, потому что, поменявшись изнутри, окружающий мир она менять была не готова.