Ключ поверни и полетели

      Сегодня суббота. Сегодня я с Олегом пойду к его другу. И самое главное — сегодня я впервые за свои десять лет учебы в школе прогуляю. Теперь меня будет мучить странное чувство беспокойства.       Ладно, я всегда хотела жить не по правилам, что, собственно, у меня отлично и отчаянно не получалось. Сегодня будет разнообразие, я и не думала, что менять что-то или нарушать так страшно. Зато, наверное, мне будет, что вспомнить потом. Надеюсь, я захочу об этом вспоминать потом.       С самого утра Олег ходил и напряженно сочинял «несколько» пунктов правил для меня, которые я должна буду соблюдать. Выглядело это забавно, но он сказал, что серьезен как никогда. — Первое правило: ничего не пить, кроме воды, — он немного подумал еще, — и безалкогольных напитков.       Это было первое и самое очевидное. Ну, я согласилась, да, вполне логично, будь у меня младшая сестра, я бы тоже запретила ей пить с моими друзьями. — Дальше, второе правило: если вдруг этот идиот будет к тебе приставать, я уже сказал, прячься в ванной и не открывай, пока я не приду, ясно? — я усмехнулась, не думаю, что ко мне будет кто-то приставать. Нет, я не страшная, просто неинтересно как-то, да и вообще абсурдно. Он же старше меня на десять лет, вряд ли я могу его заинтересовать… Впрочем, не буду вспоминать новости. Я кивнула, но сама даже не пыталась запоминать этот пункт. — Третье… Сейчас-сейчас, — он задумался, а я пошла в комнату: надо бы захватить с собой книжку. А-то, судя по всему, весело там будет только моему брату и вот этому его другу. Черт возьми, да почему мне так упорно его другом представляется гребаный Маяковский?! Что он тут вообще забыл. Ну не могут они быть друзьями. — Так что же третье? — крикнула я из другой комнаты, выбирая книжку, Олег пришел ко мне. — Третье: сама его не совращай, — мне кажется, мои зрачки сейчас сузились до размеров вселенной. — Олег, ты чего? — единственное, что высказалось у моего обезоруженного мозга. — Ой, да ладно, я пошутил, куда уж тебе такой милой малышке взрослого мужика совращать? — он посмеялся. Обижаться? На что? На дурацкие шутки.       Не буду. — Слушай, мы договорились в пять. Сейчас… — он глянул на настенные часы, я тоже на них посмотрела: три часа дня, — сейчас три часа дня… Это значит, что у тебя есть всего два часа. Да, еще я тут присмотрелся, что все-таки живет он дальше, чем я предполагал. В общем, уйдем мы в воскресенье утром, — тут-то до меня и дошло, что я вполне могла пойти в школу. Господи, а этот упрямец настоял на том, чтобы я выспалась.       Спасибо. Впрочем, такая забота приятна, но плохо отзывается на учебе. — Господи, он точно прибьет меня… — произношу я так, что Олег слышит и удивленно смотрит на меня. — В смысле? — он смотрит настолько удивленно, что мне кажется, будто я не то сказала. — Классный руководитель, Маяковский Владислав Максимович. Вот он-то и прибьет меня за то, что я сегодня прогуляла, — я хмурюсь. Не уж-то снова непонятно? — Классный руководитель? Серьезно? — а сейчас он расплывается в ухмылке, мне становится не по себе, будто он знает что-то важное, чего не знаю я. Я хмурюсь, мне это уже не нравится. — Ну да, что такого? — он пытается быть серьезным, но у него не получается. — Очень хорошо, что ты сегодня в школу не пошла. У тебя и так весьма насыщенный день, — я мир спасла, что ли? Что в этом дне насыщенного?       Но вопроса я не озвучиваю, наконец выбираю книжку, которую можно почитать в гостях и никого не смутить. Да, это тебе не «Бойцовский клуб». Впрочем, его я тоже решаю взять. Ладно, не все же мне скучать.       Я продолжила нервничать и не знала: нравится мне это или нет. Однако, два часа пролетели незаметно, а мне стало даже страшно.       Понятия я не имела, кого я там встречу, но мое великолепное воображение представляло самые странные и страшные картины. Да, картинки моей расчлененки там тоже были, меня хорошо воспитывали. Чего только не встречалось в моей голове. Читая книжки и слушая веселые истории окружающих, мои фантазия и воображение неплохо так развивались.       Впрочем, все не так плохо: я представляла, что встречу там какого-нибудь порядочного гражданина, который покажет мне свою мини библиотеку, а потом они с Олегом культурно отдохнут, и это мне нравилось больше, но верилось в это мало.       К пяти часам мы вышли на улицу, я прихватила с собой рюкзак, заполненный все-таки двумя книжками, телефоном, плеером, зарядками и непонятно какой одеждой. Я очень предусмотрительная. В апреле в пять вечера все еще светло, однако день сегодня был ветреным, шапку я не надела, потому что мне нравилось, когда голова, под кучей волос, мерзла. Куртка была не такая уж и теплая, шарф я забыла, а сапоги решили, что они сегодня будут как куртка.       Короче говоря, я все-таки переборщила и довольно сильно замерзла. Очень сильно замерзла. Все растаяло, правда листьев еще не было видно. Но и погода больше напоминала весну, чем осень. Однако, температура решила иначе. А может быть, я просто с непривычки. Обычно тепло.       Впрочем, ладно, руки у меня всегда холодные, на удивление даже мне. Сколько бы варежек я на них не напяливала, они потели, но не грелись. В моем организме когда-то, видимо, случился сбой.       Шли мы от силы минут двадцать. Ладно, если бы мы шли быстрее, мы бы шли минут двадцать. Так мы шли ровно сорок восемь. Я начала замерзать на тридцать пятой, потому точно отмеряла время. Он преувеличил с тем, что его друг «недалеко живет»…       По пути я узнала, что эта квартира Владу, его другу, досталась от бабушки, она однокомнатная и там на стенах ковры. Однако, «хата уютная, без особого пафосу сделанная, так что мне нравится», — сказал Олег, и я представила ее в красках. Мне тоже понравилось. Также он поделился со мной ОЧЕНЬ важной информацией насчет того, что они в этой квартире ни разу не засыпали по доброй воле, обычно напивались до такой степени, что вырубались сами или сидели и «квасили» до утра.       После этого он сказал, что это для того, чтобы я не подумала, что они геи. Я так и не думала.       Еще он добавил, что у Влада есть еще одна квартира, которую он делит со сводной сестрой. Вот тут-то я и запнулась о воздух. Да. Впрочем, я свято верила, что все в мире — совпадение. Потом Олег пошутил про то, что не знает куда меня класть, если я там засну, потому что квартира однокомнатная. И завел шарманку про то, кем работает его друг.       Это он все говорил для того, чтобы я знала к кому иду. Для общего впечатления. Оно не сложилось. — … и эта ученица спалила его с сестрой в кабинете… — единственное, что я услышала, он смеялся, — кстати, зовут ее как тебя — Катя, — по мне пробежала дрожь, но это от мороза. Мы подошли к подъезду и поднялись до четвертого этажа. Сейчас мне было глубоко плевать на все в мире, пусть там за дверью окажется Маяковский, главное, чтобы было тепло. Я слишком замерзла, чтобы выбирать. Он постучал в дверь, а после услышал крик из квартиры: — Открыто, твою мать, как будто первый раз! — голос, черт возьми. Голос! Я пожалела, что не матерюсь. — Блин, ну Влад, ты как обычно: не мог сделать все это до того, как мы придем? — возмутился Олег и закатил глаза. К нам вышел парень… или мужчина? В джинсах, мокрой, но плотной рубашке, и с полотенцем на голове. Какая, черт возьми, знакомая рубашка… Рубашка была мокрая, потому что он только что принял душ и вытерся наспех. Почему джинсы? Понятия не имею, а вот полотенце скрывало лицо, а я предвкушала, что сейчас будет. Почему рубашка? Да еще снова плотно застегнутая под самую шею.       Я сняла рюкзак, куртку и сапоги. Черт возьми, тут теплее. Я почувствовала себя кусочком льда, которого сунули в печку. Сама холодная, а все вокруг теплое. — Просто душ тут, знаешь ли, ни к черту. Ну че, знакомь, — улыбчиво произнес, как я успела заметить, брюнет и запер дверь, после повернулся, и я встретилась с ним взглядом. Улыбка с его лица слезла.       Я стояла, сжимала зубы, плотно, чтобы не стучать на всю квартиру, тупо смотрела на него и непонятно чего ожидала. Ожидала счастливого момента, когда пойму, что согрелась. Но ничего подобного не наступало. Ожидала чего-то, чего совершенно не хотела. Я хотела, чтобы меня выгнали, но одновременно, чтобы оставили. Я не хочу находиться рядом с ним, но тут тепло и уютно. Он — сплошная катастрофа, которая живет, как все нормальные люди, и нарушает правила «моей» жизни. Привычной для меня. Они все их нарушают. И к этому можно привыкнуть. — Это моя сестра — Катенька, — насмешливо произнес Олег и приобнял меня; ничего себе, у него руки такие теплые! — Катенька, значит?.. — протянул «Влад» и подошел ко мне. — Д-добрый вечер, В-Владислав Максимович, — слишком тихо произнесла я, а он внимательно, снова топил меня взглядом. Господи-боже, как же от него чертовски сильно веет теплом, просто жаром, просто батарея! «Владислав 2000» — Добрый, Малаева, — сурово произнес он, а Олег приобрел серьезный вид. — Вот черт, я думал, все чуточку лучше, — он повесил мою и свою куртку на вешалку и уставился на нас. Наверное, он ожидал, что мы стали лучшими друзьями. ***       Я помыла руки горяченной водой, но холод отдавался еще где-то в мозгах. Собственно, по всему телу. Так бывает, когда съешь сразу много холодного мороженого. Вода не помогла, и вскоре руки снова замерзли.       Я заметила, что телевизора в квартире не было — она и правда была небольшой. Ковры я тоже заметила. В большой и единственной комнате стояло радио на подоконнике, а рядом большой фикус*. Больше всего мебели было в комнате. На кухне стоял холодильник и примерно пять ящичков рядом с раковиной. Плита была газовая и занимала немало места, поэтому пространство казалось не пустым. Но, кроме всего этого, стоял лишь маленький круглый стол и два стула. Не густо. Но и кухня-то небольшая.       В большой комнате стояли два дивана и журнальный столик. Большой темный шкаф, пару кресел — вот эта комната казалась заполненной. Все было в теплых тонах и потому казалось уютным. Да, свет тоже был теплым.       Одним словом, мне тоже понравилось все, кроме одного: хозяина квартиры.       Я сразу отнеслась к нему категорично, восприняла в штыки. Я была уверена, что он будет таким же мерзким, как и в школе, что у него будут те же глупые и пошлые шуточки, все то же. Я просто не могла воспринимать его как человека обычного, как все живущего. Он был для меня преподавателем, который портит жизнь таким, как я. Хотя в этом я тоже не до конца убедилась.       Я все ставила под вопрос и утверждала, что это проблема подростков, что потом я все пойму, со всем разберусь и точно определюсь: где верно, а где ложно. Но это будет очень не скоро. Сейчас я просто сомневаюсь в действительности.       Мы уже с полчаса сидели в большой комнате. Я продолжала мерзнуть и покрываться мурашками. Слава богу, я сидела на диване, который понравился мне больше. Он был большой настолько, насколько это возможно, и, сидя у подлокотника, в углу, я чувствовала себя маленькой. Хотя меня часто напрягал мой рост — сто семьдесят сантиметров. В сравнении с маленькими девушками, я лет с четырнадцати чувствовала себя огромной. Но сейчас мне все нравилось. Каким-то нелепым образом получилось так, что я сидела на одном диване с Владиславом.       Книжку я достала ту, которую хотела дочитать, там оставалось примерно сто страниц, так что за вечер-то уж точно управлюсь.       Мне меньше всего хотелось признавать, что друг моего брата — Маяковский. Только не он! Первые десять секунд мне хотелось разреветься, но я помнила, что «сильные не плачут».       Я не сильная.       Но и не заплакала. Какая я умница! Стыдно было бы. А так, я просто тихо молчала и никого не трогала, меня тоже никто не трогал.       За эти тридцать минут, что они только не обсудили… Преподавателей в учебных заведениях. Маяковский рассказал о наших с ним сложившихся «отношениях». Единственное, что я нашла интересным, — он часто улыбался, смеялся и говорил более живо и эмоционально, чем в школе. Я понимала, что люди в определенных обстоятельствах ведут себя по-разному. Но не настолько же! Вот сейчас-то он и показался мне действительно человеком. Действительно живущим и чувствующим. Глядя на него вот такого, я задумывалась о том, что тогда в беседе с Лизой, я зря сомневалась, может ли он любить. Вот такой, какой сейчас, — может.       Вывод, который пришел ко мне, значил то, что один из двух РАЗНЫХ Маяковских — настоящий. И я уже наперед знала, что настоящий тот, который сидит тут.       Я впервые заметила за собой ощущение, что таким я бы хотела видеть его каждый день. Таким он мне нравится больше.Таким он мне нравится. Он не злой, не пафосный и не наигранный. А я наивно считала, что, то, что я вижу в школе, — это и есть правда. Может быть, не зря они меня ребенком зовут. — Я и не догадался, что Малаева — твоя сестра, хотя мог бы… по фамилии хотя бы, — Владислав пожал плечами. — Ладно, зато теперь знаешь, — усмехнулся Олег.       На столе давно стоял всякий алкоголь, который можно было приобрести на зарплату учителя и небольшую стипендию плюс деньги с подработок в немалом количестве. Также несколько тарелок с овощами, колбасой, мясом, сыром и так далее. Они встречаются пару раз в полгода. Потому что летом Олег приезжает. На новый год — тоже. Они каждый раз встречаются, после чего мой любимый брат выслушивает лекции от отца с матерью о том, что нельзя так напиваться.       Так прошло пару часов… Стукнуло девять. Я уже сидела с другой книжкой и, уже даже на мое удивление, все еще ежилась от холода. Неужели заболела?! Надеюсь, что нет. — Кать, есть хочешь? — спросил Олег и вырвал меня из хода моих мыслей. Я пропустила то, что было у меня в голове и не поняла, что хочет от меня Олег. Сердце снова ухнуло в пятки, потому что он обратил на меня внимание не только свое, но и Владислава Максимовича. Того Владислава Максимовича, который мне нравился. Вопросительно посмотрев на брата, я ожидала, он повторил: — Есть, спрашиваю, хочешь? — я облегченно выдохнула, почувствовала новую дозу мурашек и отрицательно помотала головой.       Мурашки заставили меня встрепенутся, я подышала на руки. Но и это не помогло. Тело затекло, и я пересела. Забрав ноги на диван, я почувствовала приятную боль в затекших мышцах, но никоим образом не тепло.       Владислав Максимович огляделся и, привстав, дотянулся до кресла, стоявшего рядом, и достал оттуда то ли одеяло, то ли плед. Кинув его мне, он внимательно проследил, что я буду делать, а мне стало жутко неудобно: я уже второй раз привлекаю его внимание и заставляю его беспокоится о чем-то. Надо было сидеть дома. — Спасибо, Владислав Макси… — меня нагло перебили, что поначалу взбесило, но после я опомнилась. — Можешь называть меня просто Владом. Хуже не будет, — он отпил из стакана. — Закутайся и не мерзни. — Тут же вроде тепло, — напомнил о себе Олег и осмотрелся. Я послушно закуталась в пледодеяло** и снова уставилась в книжку. Их разговор продолжился.       Н-да, это помогало мало. Однако, спустя еще час, я перестала контролировать время и осмелела. Мне пришла в голову веселая, очень приглянувшаяся мысль о том, что я живу тут один раз и если сейчас буду стесняться, то когда-нибудь буду жалеть, что не сделала это. А так будет что вспомнить. Надо быть смелее.       Я села более свободно, ближе к Маяковскому, и сейчас мне стало еще удобнее. Я чувствовала, что они становились пьянее, пьяные — это весело, но страшно. Я прочитала до половины и захлопнула книжку. Надоело.       Они чокнулись, что-то весело одновременно произнесли и выпили. Почти одновременно. Я сейчас заметила, что играет радио. Сидя рядом с Владом… боже, как непривычно, даже неприятно слегка, сидя рядом с ним, я чувствовала, как от него просто веет жаром. Снова. Ну почему от меня не веет жаром? Почему я должна мерзнуть?! Несправедливо! Таким жаром, что он мог бы согреть Ледовитый океан.       Но не меня, мне не помогало. Ледовитый океан был у него в глазах, когда он был безразличен. Во все остальное время в глазах у него был Тихий и глубокий океан. Этот монолог в голове о его глазах мне даже понравился.       Я нахмурилась и откинула пледодеяло** — Все равно холодно, — недовольно проговорила я и посмотрела на мужчин, что сидели поблизости. Они оба и одновременно задумались, господи, это так забавно выглядит! Я рассмеялась, но они на это не повелись. Пьяными они еще не были, но подвыпившими — точно.       Первым что-то сообразил Владислав. Не придумав ничего лучше, он поднял руку и жестом показал, чтобы я села рядом, типа он теплый и все такое. — Иди ко мне, — вот тут вот и есть тонкая грань между трезвым и подвыпившим. Он не понимает, что говорит. Я на пару секунд впала в ступор, но тут же поняла, что лучше сделать так, как он говорит, потому что меня уже заколебало мерзнуть. Он об этом и не вспомнит, а я согреюсь, круто же.       Впрочем, я также помнила о втором полушарии моего мозга, который в этот самый момент растаял от тепла в этой комнате и, слава богу, еще не начал влюбляться. Я отчаянно этого не хотела. Последний раз я влюблялась в четырнадцать лет, потому что хотела, чтобы любили и меня, но этого не произошло: меня отшили, и я приняла решение, что общаться с книжками гораздо круче! Я поняла, почему у меня исчезли друзья.       На их место пришел Маяковский.