Ключ поверни и полетели

      Сегодня я пришла в школу не за знаниями. Впервые за десять лет я пришла сюда с другой целью. Просто посмотреть на этих двоих. В прошлый раз я вела себя довольно… ладно, чего греха таить, я была попросту жалкой. Если я так буду делать каждый раз, то не впишусь ни в чью компанию. Впрочем, я туда уже шестнадцать лет не могу вписаться.       Господи, они доверили мне странную тайну, которую я никому не расскажу, потому что я всегда обо всем молчу. Они на это рассчитывали?       Это, конечно, глупо, но я все-таки последовала его совету, встала перед зеркалом и представила себя на месте Перышкиной. Честно сказать, у меня ничегошеньки не вышло. Я просто не допустила в свою голову мысли о том, что могу жить в доме без родителей, с мужчиной старше меня на… Сколько Владиславу лет?       Первый урок был гуманитарным, я слишком задумалась и не уследила какой… Смех! Преподаватель обществознания… Все понятно. Сегодня наш классный руководитель, столько переживший и дофига понимающий, решил не проверять нас на первом уроке.       О чем я переживаю, урок у него все равно должен состояться, потому у меня будет возможность увидеть его.       Не хочу. Мне вроде бы интересно взглянуть ему в глаза после вчерашних откровений, но не надо. Я бы с удовольствием прожила и без всего этого. Здоровее бы была. Лиза сегодня весь день ходила тенью. Она была всегда где-то рядом, но так, что я ее не всегда замечала. Она не разговаривала со мной, с Самойловым, с Сусликовым. Ни с кем не разговаривала. Теперь мы ходили вчетвером, а не как обычно втроем, но ощущение создавалось, что втроем…       Сегодня была одна-единственная литература. Но я же иду на олимпиаду, директор не простит ни мне, ни ему, если я вдруг пропущу дополнительное занятие. В итоге, их на этой неделе четыре.       Господи, я уже устаю от количества этого ужасного, еще не до конца поняла, лживого ли человека в моей голове. Она не под мужчин рассчитана, а под учебу. Книжки. Музыку. Он мне ни к чему.       Время снова торопится. Торопится настолько, что я вновь не услеживаю, каким образом я сейчас сижу за первой партой в кабинете русского и литературы. Лиза сидит рядом. Последний урок. Она весь день какая-то хмурая. Что-то случилось? Надо узнать. — Лиза, — шепчу я, — что-то случилось? — она поднимает на меня взгляд и, улыбаясь, так же шепотом произносит: — Да так, ничего особенного, не беспокойся, — я недоверчиво смотрю на нее, а она, догадываясь, что я не верю, договаривает: — Влад вчера наорал на меня за то, что я все тебе рассказала, а я сказала, что домой не вернусь, он, кажется, злой. Хотя, черт его знает, может это у него любовь такая… — от этого мне стало как-то не по себе. Я не думала о том, что он тоже может любить. Правда, не думала. Да, я понимаю, что его могут любить, что он может ненавидеть, но чтобы любить… Это что-то новое и непонятное. — Прямо наорал? — уточняю я, а она кивает. Я тут же поворачиваю голову в сторону учителя и ловлю его пристальный взгляд. Мне кажется, он когда-нибудь убьет меня своими глазами. Скорее утопит. Точно, утопит. — Перышкина и Малаева, вы там друг другу биографию рассказываете? Или? Давайте для разнообразия хоть Высоцкого возьмем… — после он добавляет тише: — А-то мейнстрим один…       Он отводит глаза, вздыхает, у него настроение тоже нехорошее. Брюнет поднимается со стула и идет к нам, я снова откидываюсь на спинку. Я помню, как от него воняет этой долбаной мятой.       Он подходит. Я подготавливаюсь. — Малая, сядь прямо, валяться дома будешь, — уже злобно говорит он, я слушаюсь, и он стоит у моей парты. Я вдыхаю и… Ничего кроме табака не чувствую. Не лучшее, конечно, но мяты нет. НЕТ МЯТЫ! Ура!       Я довольно улыбаюсь и вдыхаю еще несколько раз, он, наблюдая за мной, ухмыляется, но мне все равно. Я думаю, Кирилл тоже сейчас ухмыляется. Он знает, как я ненавижу мяту. Он чувствует, что ее тут нет.       Сегодня Сусликов сидит с Самойловым. Два сапога пара. Они, кстати, почти что лучшие друзья. Да. — Спасибо, — шепчу я, Лиза еще не знает моей ненависти к мяте, потому не понимает, за что я благодарю, а Маяковский либо очень догадливый, либо Ванга. — Пожалуйста, Малаева, — ухмыляется он и вновь возвращается к учительскому столу. Класс перешептывается, о чем — непонятно. — Ты это за что его поблагодарила? — она что-то записывает в тетради и ждет от меня ответа. Мы, оказывается, что-то самостоятельно должны выполнять. Мне директор не простит, если я начну плохо учиться. — Он… От него больше не несет мятой. Я ненавижу мяту, — я все еще улыбаюсь. — Так это он из-за тебя вчера?! — удивленно восклицает она. Да восклицает так, что на весь класс слышно. Маяковский поднимает на нас сначала удивленный, а потом опять топящий взгляд. — Вы заткнетесь или нет?! — я прямо чувствую, как он ненавидит, но мне опять удается не вздрагивать, хотя хотелось очень. — Что вчера? — напоминаю я ей о том, что она хотела что-то рассказать. — Да он вчера весь вечер ходил и балаболил мне о том, чтобы я ему эти мятные одеколоны, жвачки и прочее не покупала. Он редко ходит в магазин. Еще сказал, чтобы этой мяты у нас в доме вообще больше никогда не было. Я еще удивилась и спросила, что с ним. Он ответил мне, что мята ему не нравится. Я ответила тем, что тыкнула в него каким-то фактом о том, что он еще пару недель назад обожал эту мяту, а теперь ненавидит. Еще пошутила, что он себе девушку нашел и подался в подкаблучники, он огрызнулся и пригрозил мне чем-то. Так это из-за тебя?.. — она усмехается, смотрит на Владислава Максимовича взглядом а-ля «я все поняла», и он, нахмурившись, смотрит на нее. У нее получается лучше. Он думает, что все знает, но на самом деле понятия не имеет, о чем Лиза.       Лиза ведь знает, сколько ему лет? — А сколько ему лет? — спрашиваю я, она хмурится, как будто вспоминает. — Двадцать… шесть. Да. Ему двадцать шесть лет. Старик, — она отмахивается рукой, а я что-то дописываю в тетради. Двадцать шесть? Он даже старше чем мой Олег. Да нет, абсурд, они не могут быть друзьями.       Урок заканчивается, и все расходятся, я самая последняя, со мной остается Лиза, Самойлов и Сусликов. — Я задержусь, вы можете идти, — говорю я Самойлову с Сусликовым. — О, ты решила побыть наедине с… Не будем тебе мешать, — с сарказмом говорит Сусликов, Кирилл смеется, заботливо ерошит мне волосы, я хмуро смотрю на них. — Вам не поздоровится, — я пытаюсь угрожать, доросла. — Конечно, Катенька, конечно, а кто спорит, — Самойлов обнимает меня, я закатываю глаза и обнимаю его в ответ. — Только ты помни, что обещала мне не плакать из-за него. — Да почему я вдруг должна из-за него плакать?! — вот сейчас к нам подходит Маяковский и, стоя где-то рядом, наблюдает за нашим разговором. — Потому что еще мелкая. Зря что ли ты «Малая», а? — я продолжаю витать в непонимании, но догадках. Рядом стоит Перышкина. — Эх, Лизка, какая ты хорошая! — произносит Самойлов и кидается на нее с обнимашками, как он любит это называть, Лиза недоверчиво обнимает его в ответ. — Слышь, блондинчик, ты в курсе, что такие подкаты уже неактуальны лет этак пятьдесят, как минимум, — Сусликов с наигранным умилением смотрит на все на это, а после, как будто не выдерживает, тоже кидается их двоих обнимать. — Боже, как же вы и без меня! — восклицает он. Я смеюсь. Они вдвоем задавили Лизу. Маяковский ухмыляется. — Да я тут задохнусь, отпустите! — просит она и приседает от навалившегося груза. Самойлов подхватывает ее на руки, Сусликов помогает, и они вдвоем тащат ее в коридор, прочь из кабинета. — А, отпустите, идиоты! — вопит блондинка, но Кирилл перебрасывает ее на Сусликова, который уносится с ней в школьный коридор, подходит к Маяковскому, чуть ли не пуская наигранную слезу и чувственно произносит: — Вы мне как отец! — набрасывается на него с секундными объятиями, а Владислав, не понимая, что здесь происходит, даже не сопротивляется. Когда парень отпускает учителя, то мчится к двери с криками: — Не отпускай ее, мы продадим ее в рабство и заработаем кучу денег!!! — после дверь закрывается, я смеюсь, а учитель снова стоит с недовольным видом. Мы остаемся вдвоем.       Я моргаю один раз и вдыхаю. Жду, пока он что-нибудь скажет, а он молчит. Смотрит на меня и молчит. Смотрит так, что я перестаю улыбаться, и мне кажется, будто я что-то не так сделала. — Простите, — я опускаю голову и скидываю рюкзак на парту. Дополнительные занятия. Он еще больше злится, я не понимаю на что. — Господи, хватит. Ты действуешь на нервы с этой своей правильностью, — в смысле? — Прос… — он подходит ко мне близко. Очень близко, я замолкаю и вдыхаю от страха. Он ведь маньяк-насильник, так? Сердце грохается в пол, и я замираю. Он наклоняется ко мне, и тоже замирает прямо около моего лица. Прямо носом к носу. Близко-близко. Я растерянно смотрю на него, а он прищуривается. — Прекрати так часто извиняться. Особенно просто так, — он произносит слова отрывисто, и углекислый газ из его рта попадает мне на нос, на губы, я чувствую, как от него пахнет табаком.       Хватит! Снова он!       Я отшагиваю назад, наконец, выходя из оцепенения. — Ладно, Малаева, вали домой, хватит с тебя дополнительных занятий, еще завтра увидимся. У меня на сегодня были планы.       Я хватаю рюкзак и несусь к выходу. Снова. Пора относиться к его странным выходкам спокойно! Он уже раздражает. Он просто раздражает!       Я выхожу из школы и никого не вижу, пусто. До дома я дохожу быстрее обычного. Практически бегу, залетаю в квартиру и… тишина. Ни тебе здравствуй, ни тебе до свидания. Где все?       Я закрываю дверь и раздеваюсь. Снимаю куртку и сапоги. Наконец-то, из комнаты выходит Олег. — Катенька, родители уехали с друзьями к ним на дачу и просили передать тебе это. Я выполняю миссию, — он улыбается, я удивляюсь, в смысле? — А почему раньше не сказали? Почему так неожиданно? — он пожимает плечами и говорит: — Им с утра предложили, они, конечно, поругались, но решили съездить. Весна, все такое. Теплая погода. Мне поручили за тобой приглядывать, — о, здорово. — Чувствую, будет весело… — я улыбаюсь. Мою руки, а Олег стоит в дверном проеме ванной и продолжает: — Короче, оставить тебя одну я не могу, а вот взять с собой могу. Ты вполне взрослая девочка, — произносит он с долей шутки. — Я хотел встретиться с Владом: ну там выпить, закусить, тыры-пыры, ты понимаешь. И все вот это предполагается у него на хате. Я хотел взять тебя с собой, — он ожидающе смотрит на меня. В смысле? Завтра суббота, школа. Значит, его друг точно не Маяковский. — Хорошо, я согласна, — КАТЯ, ЗАЧЕМ ТЫ ЭТО СКАЗАЛА? Я вдыхаю и закрываю воду. — А как же школа? — Ничего, он недалеко живет… Впрочем, я думаю, если ты пропустишь один день, ничего не случится, — он пожимает плечами, я не прогуливала. Не хочу прогуливать. — Я не хочу прогуливать, — он усмехается. — Господи, какая же ты все-таки маленькая, так, одно учти, пить ты не будешь. И если что, запирайся в ванной. Она единственная из всех комнат не открывается снаружи. — На что ты намекаешь? — я встаю перед ним и смотрю с недоверием. Он меня запугивает. — Два взрослых пьяных мужика в одной квартире с маленькой и доверчивой девочкой ни к чему хорошему не приведут, — я пожала плечами. — Переживу. И какого черта вы все время все называете меня мелкой? — я возмущаюсь. Я, кажется, грублю, но это мне нравится. Потому что это звучит короче, чем вежливое обращение. — Ну супер, только не влюбись там в него, а то на него последнее время все девки вешаются. Он, конечно, еще все может, но так часто… Все хорошо в меру. Ага, — он пошел на кухню, а я — в комнату. Что я скажу Маяковскому в понедельник, чем мне объяснять прогул? Ладно, я буду беспокоиться об этом послезавтра.