Ключ поверни и полетели

      К концу шестого урока мой десятый класс не очень-то был рад новости о том, что во второй же день новый классный задерживает их после уроков. Впрочем, Лиза шла припеваючи, за ней шли и все остальные, по-моему, вспоминая «какой же он красивый». Но это я поняла по их перешептываниям и разговорам. Ну, а парни шли, потому что так надо. Самойлов шел, потому что шла я. Ему надо быть от кого-то зависимым. Если бы не было меня, он бы шел, потому что шел Сусликов. И так далее.       Весь класс целиком ввалился в кабинет и расселся по местам. Теперь это был кабинет русского языка и литературы.       Видимо, он нас очень ждал, так как сейчас с удовольствием дышал дымом в довольно расслабленной позе. После того, как в классе возникла абсолютная тишина, от которой мне даже не по себе стало, так странно, снова выбросил окурок уже в открытую форточку и, пройдясь к доске, произнес: — Итак, неудачники. Добро пожаловать в ад. Первое, прошу заметить, что вы теперь под моим полным руководством. А второе, я все-таки подумал, что, хотя бы пофамильно, я должен вас знать. Пусть мне это и неинтересно, но ваш этот доху… дофига правильный Марк Геннадьевич мне не простит, — посмотрел в журнал, после на какие-то бумаги рядом, — Ах да, точно, Малая, жду тебя в среду, пятницу и субботу после уроков, — я даже чувствую, как Перышкина покосилась на меня. Я, видимо, нарушила ее планы. Подождите-ка, получается, три дня в неделю я дополнительно буду неограниченное время заниматься с этим… Вот с ЭТИМ?! От него все еще несет мерзкой мятой. Кажется, сегодня вторник.       Он полчаса называл фамилии и иногда шутил, на мое, отнюдь не удивление, пошлыми шутками. Маяковский успел сегодня нарушить несколько правил, за которые директор бы послал его на каторгу, позаигрывать с ученицей, что, собственно, не казалось мне абсурдным. Я понятия не имею, сколько ему лет, но выглядит он молодо: Лиза была более доступной, чем все прочие в нашем классе.       Господи, как же все это странно! Всего десятый класс. Ей семнадцать. Но она не всегда была такой. Просто где-то в седьмом классе ее родители развелись. Она объявила бойкот всему миру. А после… Мне ее жалко. Однако она не признает этой жалости.       Маяковский сказал какую-то завершающую фразу и постепенно кабинет опустел. Я вышла из раздумий только тогда, когда Самойлов толкнул меня в бок. — Малая, че с тобой? — он как всегда улыбался. — Пошли домой, — он выжидающе посмотрел на меня, а я огляделась вокруг. Владислав Максимович стоял и разговаривал с Лизой, попутно стирая последние записи с доски. — Прости, но я немного задержусь, иди без меня, — Кирилл обошел парту и сел рядом. — Ты чего? — кажется, он удивился. — Влюбилась в этого… как его… — он кивнул в сторону учителя, а я еще секунд тридцать переваривала, что он только что сказал. — Самойлов, у тебя вообще голова на плечах есть?! Что за шутки! — я надеюсь, что не покраснела, однако парень пропустил смешок. — Иди уже домой! — Ладно-ладно, — с усмешкой он встал и вышел из кабинета. Я обратила внимание на преподавателя и Перышкину. Они разговаривали уже на повышенных тонах. Господи, первый день он пришел в школу. Хотя, может быть, они были знакомы и до этого.       В кабинете как-то прохладно. Мой слух поразил звук, который я не слышала с прошлой осени, в нос ударил запах мокрого асфальта, я кинулась к окну. Дождь. Господи. Сейчас бы на улицу. Я распахнула окно как можно шире и перегнулась наружу, мои волосы вмиг намокли. Ливень. Я вдохнула полной грудью и удовлетворенно закрыла глаза.       Однако, мое ликование длилось не долго. Чьи-то руки грубовато схватили меня за талию и отдернули назад. Маяковский. Кто же еще. Давно ушла Лиза? Он дотронулся до меня. До моей талии, не до руки, не до плеча, до талии. Это жутко интимно. Хотя, если подумать, сейчас нет ничего интимного, потому он, наверняка, этого и не вспомнит. Не трогай меня, пожалуйста.       Это не противно, просто я снова чувствую, что это я делаю что-то неприличное. — Малаева, черт возьми, если ты хочешь покончить с жизнью, сделай это как-нибудь не в моем кабинете, хорошо?! — он не выглядел обеспокоенно, но радости тоже не испытывал. Скорее злость. — Простите. — Синие. Как чертов Тихий океан синие. — Ты что-то хотела? — киваю. — Насчет дополнительных занятий… — я не успела договорить, как резкий и четкий голос Владислава Максимовича перебил меня. — Завтра. Начнем завтра же. Ты ходишь к каким-нибудь репетиторам? — мужчина сел за стол и достал блокнот. Маленький блокнотик, на обложке которого был приклеен детский рисунок. Может быть, он все-таки исправится? — Нет, а надо было? — Родители никогда не требовали от меня хорошей учебы. И медаль эта никому не нужна. Когда тебе шестнадцать, друзей нет, а из интересов — книги и музыка, жизнь становится однообразной, и единственное, куда можно деть свои силы — это направить их на учебу. — Отлично, — он убрал блокнот и, опираясь локтями на стол, а подбородком — на кулак, внимательно посмотрел на меня. — Небось, родители заставляют бедную школьницу учиться, а она устала от всего этого кошмара и хочет свободы, верно? — это он сейчас обо мне? — Если Вы обо мне, то Вы ошиблись. Все с точностью наоборот, — я собрала вещи в рюкзак. — До свидания. — Вообще-то, на свидания приглашать должен мужчина, — он ухмыльнулся и откинулся на спинку стула. — Очень рада, что Вы так считаете, — я открыла дверь. — До завтра, Малаева, — последнее, что я услышала, и дверь за мной закрылась. Я пошла к выходу. Эта дурацкая его фраза крутилась в голове до самого выхода. Я вышла за пределы здания и разочаровалась. Ливень кончился. Над асфальтом стояли клубы пара, влага испарялась, так же как и испарялись недавно возникшие представления о том, что может быть нормальным преподавателем.       Домой я добралась быстро. Но тем не менее мне казалось, что я иду медленно. До двенадцатого этажа я поднялась по ступенькам. Это весьма увлекательно. Идти и считать ступеньки. Ровно двести шестнадцать. Я открываю дверь ключом и захожу внутрь. — Катя, это ты? — доносится мамин голос из кухни. Я улыбаюсь и закрываю дверь. — Да, мам, — снимаю куртку и сапоги.       После чего мою руки и иду на кухню. Как же здесь вкусно пахнет. Да, моя мать восхитительно готовит. Пахнет чем-то сладким и сдобным. — Ну что, как дела в кулинарии? — я заглядываю в раскрытую книгу с рецептами. «Вкусная и полезная пища». — Ты знаешь, прекрасно, — наиграно важно отвечает она. — Прости, я испекла вишневый пирог. Я помню, что ты не любишь вишню, но мне что-то очень захотелось, — я улыбаюсь, господи, какая забота. Сколько человек я знала за свои короткие шестнадцать лет, никто ни о ком так не заботился, как мать о ребенке. — Сегодня приехал Олег. Он сказал, что ему нужно сходить к другу, забрать какую-то то ли тетрадь, то ли еще что-то… Не помню. Он скоро вернется, — она с улыбкой достала из духовки ароматный пирог. Ладно, ради нее я готова полюбить вишню. — Олег?! Он к нам надолго? А то, небось, плесенью оброс в этом своем Питере. У них там дождливо. Сегодня, кстати, ливень был, видела? — она посыпала пирог сахарной пудрой и поставила на стол. — Видела, — с улыбкой произнесла она, — Сказал, что на две недельки. У них там, в университете, что-то случилось. Вот их на две недельки и отпустили. А в школе что-нибудь новенького произошло? — я вспомнила о новом преподавателе. Я вспомнила, что мой брат, Олег, учится на филфаке. В Питере. Я почему-то их сравнила. Все-таки мой брат намного лучше, чем то, что пришло к нам в школу. — Да так, ничего особенного. Разве что новый учитель пришел, русский язык и литература, — я пожала плечами и налила себе воды. — Вот тебе и ничего нового! — она улыбнулась. — Красивый хоть? — я усмехнулась. — Красивый. Но очень грубый, — мама нахмурилась. Она всегда старалась воспитать меня так, чтобы я не попадала в плохие компании, не попадала под воздействие грубых людей. Я знала, что это ей не понравится. ***       А вообще, мои родители особенно никогда не контролировали мою жизнь. В детстве, когда Олег еще жил с нами, они в основном старались воспитать его. Он мальчишка, он был непослушным, а я просто понимала, что если я тоже буду нарушать общепринятые правила, то им будет сложно. Тогда еще мама тоже работала. Она и сейчас иногда выходит на работу, но, когда у отца дела пошли в гору, она предпочла оставаться дома. Однако, как только официально стала домохозяйкой, воспитание перестало быть нужным.       Олег уже уехал, а я всегда хорошо училась и мало когда истерила. Хотя такое за мной тоже наблюдалось. И все же я, наверное, потом просто сделала вывод, что не хочу причинять им беспокойства, и начала прятать себя настоящую дома, вываливая ее наружу на улице. Так прошла вся средняя школа. Я часто кричала на кого попало и, тем самым, лишилась друзей. А может быть, это всего лишь совпадение. Когда два девятых класса соединили, большинство из моего класса разлетелось кто куда. И все, кто остались, — это Перышкина, Самойлов и Сусликов. Нас объединили, и теперь уже никто и не помнит, что когда-то мы были совершенно в разных классах.       Вечер наступил незаметно. С домашкой я расправилась очень скоро и взяла новую, недавно купленную книгу «Одиночество в сети». Эта знаменитая цитата: «Из всего, что вечно, самый краткий срок у любви…» Мне не приходилось сталкиваться с этим. Впрочем, чего греха таить, лет в четырнадцать я только и ждала, что кому-нибудь понравлюсь.       В семь вечера пришел Олег с папой. Далее последовал обыкновенный семейный ужин. Самый теплый, вкусный и добрый. Брат рассказывал о том, что его друг теперь, к которому он, собственно, ходил, теперь работает учителем в школе. Мы посмеялись, представляя Олега в качестве учителя. Это действительно выглядело забавно, особенно, если учесть, что он не очень-то и любит детей, хотя сам по себе он добрый.       Вечером Олег предложил посмотреть фильм, и родители поддержали эту идею. Вообще, я давненько ничего не смотрела. Спорить я не стала, это была комедия. Вот так нужно проводить вечера, почаще, но не каждый день, а то они перестанут доставлять такое удовольствие. Все в этом мире надоедает.       Сегодня я впервые за учебное время не спала всю ночь! После того, как Олег пришел ко мне с диском какой-то игры, приставкой и двумя джойстиками, я поняла, что сон для слабаков.       Между делом мы разговаривали, и черт попутал меня спросить о его друге. Он усмехнулся: — Влад старше тебя на десять лет, не засматривайся, — почему я вспомнила Маяковского?