Романист

      Прихожу домой мокрый и усталый. Проехал свою станцию, и вдобавок меня утешал какой-то левый альфа. Когда я успокоился и смог вернуться, на улице лило как из ведра. Блин, непруха. Не грех, конечно, иногда почувствовать себя настоящим омегой, жалким и плачущим. Хотя если ты милый, то и плачущим выглядишь неплохо. Я же смеюсь, глядя на себя в зеркало. Честное слово — это жутко: красный нос, опухшие глаза, прилипшая ко лбу челка. Привожу себя в порядок, заворачиваюсь в плед с чашкой горячего шоколада. Пошел этот Гарри Харт, я больше ни минуты не буду о нем думать.       Всю неделю работаю как проклятый. Люблю писать, это выматывает меня, но и удовлетворяет, как бы странно это ни звучало. Правда, словил какую-то печальку, да ещё и насморк.       В субботу приезжает отец, и мы идём на игру. Я вообще-то не фанат спорта, но папу расстраивать не хочу. Поэтому два часа пялюсь, как по полю гоняет мяч стая альф. Вокруг такой ор, что себя не слышно. Папа делает волну со всеми и вскакивает, когда его команда теряет мяч. С меня хватает фанатской шляпы и шарфика.       — Ты похудел, — говорит отец укоризненно. Мы направляемся после матча в кафе.       — Много работы, — шмыгаю я носом. Дождя нет, но воздух промозглый, меня потряхивает под спортивной курткой. — Забываю поесть.       — Разве ты не дома работаешь? — удивляется папа, хватая меня под руку.       — Дома, — подтверждаю я. — Но все равно забываю.       — Заведи себе режим дня, — голос у папы такой родной и сам он тёплый, так и хочется привалиться к его боку и заснуть. — На сотовом выставь предупреждения, иначе мне придется сказать матери, что ты не следишь за собой.       — Хорошо, хорошо, — пугаюсь я. — Обещаю, только не говори маме.       Еда в кафе вкусно пахнет, но мне кусок в горло не лезет. Я действительно запустил себя, забывал поесть, выходить за продуктами и спал мало. На неделе я всего раз был на улице. Нужно брать себя в руки, и обязательно сходить в клинику, насморк все никак не проходит.       Папа уезжает на следующее утро, я клянусь и божусь, что буду следить за собой. Я держу слово: выставляю будильник на Завтрак, Обед и Ужин, записываюсь к врачу. Но работа как наркотик, и, выключая сигнал на телефоне, благополучно пропускаю приемы пищи. Морган где-то в Уэльсе в командировке, Рокси и Чарли готовят новый проект, поэтому некому дать мне пинка. Так я и живу следующие две недели, пока не просыпаюсь с острой болью в горле и во всем теле. Я еле доползаю до ванной, даже не рискую дойти до кухни. Решаю остаться в постели и там поработать, но при попытке добраться до лэптопа, падаю и вырубаюсь.       Прихожу в себя уже в больнице, рядом Морган усталый и раздраженный. Это он нашел меня, когда не смог дозвониться по приезде в Лондон. Я даже не знаю, сколько провалялся в отключке, но на телефоне у меня сотня пропущенных звонков. Половина от Сьюзен, другая — от друзей и родителей.       Осложнения после простуды на фоне истощения организма — диагноз звучит так себе. Мне грозит проваляться в койке до двух недель. За два дня в моей палате перебывала куча народу, все лондонские кузены и кузины вдруг вспомнили про меня. Приехали родители, Рокси и Чарли синие от недосыпа заглянули на полчаса. Морган вообще крутится рядом, но апогеем становится появление Сьюзен.       — Так не пойдет, дружок, — выдает она с порога. — Мне нужен живой и здоровый автор.       Минут за пятнадцать мои родители и редактор сговариваются. Даже Морган, предатель, поддакивает — меня решено сослать в отчий дом, пока книга не будет готова.       — Ты должен быть под присмотром, Эггси, — на все мои возражения отвечает Сьюзен.       — У тебя был шанс, тыковка, — говорит папа. — Ты обещал мне, и слова не сдержал.       Мама очень категорична: «Эггси, хоть тебе и 25 лет, для меня это не аргумент, я не позволю своему сыну гробить своё здоровье».       — Надеюсь, мы договорились, Гэри Анвин, — строго говорит Сьюзи. — Ты выбился из графика, но не смей работать, пока не поправишься. Я записала контакты твоих родителей, буду держать тебя на контроле.       Меня одолели количеством, я сдаюсь. Уже предвкушаю два месяца под заботливым крылом мамы. Она выест мне мозг чайной ложкой, и не слезет с меня, пока не убедится в потере моей анальной девственности. Утрирую, конечно. Просто она попытается выдать меня замуж, это уж точно.       В клинике я только и делаю, что сплю. Морган, наконец, убедившись, что я не собираюсь отбросить коньки, не торчит круглые сутки в моей палате. Я, почему-то, не рассказываю ему ничего про разговор с Гарри, он предусмотрительно и не спрашивает.       Перед выпиской ко мне снова наведывается мой редактор, расписываем с ней график работы. Хорошо, что я не задержался в больнице дольше недели. Пока есть возможность, решаю прояснить ситуацию с Гарри.       — Знаешь, — начинаю я, когда Сьюзен уже собирается уходить, — мы с мистером Хартом не состоим в отношениях. Он просто знакомый моих родителей.       Сьюзи никак не реагирует, и я продолжаю.       — Ты не так поняла, а я не успел тебя разубедить.       — Это только добавляет тебе очков в моих глазах, Гэри, — редактор скупо улыбается. — Не выношу фаворитизм любого рода.       — И Уикхем клеился ко мне, — нужно выложить все карты на стол, пока Джон не успел распустить сплетни по редакции. — Я честно не заинтересован, но он зачем-то рассказал Харту байку о наших неуставных отношениях.       Сьюзи вздыхает и вновь присаживается на стул рядом с моей койкой.       — Я не должна тебе этого рассказывать, — заговорщицки склоняется она ко мне. — Не люблю сплетни, но Уикхем еще тот подонок. Знаю, что до своей блестящей карьеры в редакторском деле, он служил у семьи Хартов. Был у стариков то ли дворецким, то ли лакеем. Когда Гарри привез к родителям своего жениха, чтобы познакомить их поближе перед свадьбой, Уикхем соблазнил омегу.       — Так это был он! — поражённо замираю, досада на шефа сменяется брезгливостью. Вот почему альфа так психанул на меня, он обязан ненавидеть все, что связано с его врагом. Но есть странность. Возмущаюсь:       — Но почему сейчас Гарри общается с ним?       — Я вижу, ты осведомлен, — продолжает редактор. — Харт не может отказать. Он тогда сильно избил Уикхема, тот не стал заявлять в полицию. В обмен Джон взял обязательство с отца Гарри оказывать ему протекцию. Прошло много лет, но обязательство перешло на сына. Наверное, оно существует в виде контракта.       — Откуда ты столько знаешь об этом? — в моем голосе просто море недоверия.       — Я близко дружу с младшей сестрой Гарри, — выдает Сьюзен. — И я не стала бы рассказывать тебе ни о чем, если бы не знала, насколько опасен Уикхем. Будь с ним очень осторожен.       — У Гарри есть сестра? — удивляюсь я, никак не реагируя на предупреждение. Я и сам решил обходить за три версты лживого альфу. Если он только попытается ещё пристать ко мне, то получит по яйцам. Я в этом мастер.       — Да, — отвечает Сьюзи, — сводная. Отец Гарри в командировках встречался с омегой из Японии. Она родила ему девочку. Акико незаконнорожденная, она редко приезжает в Лондон, но мы с ней держим связь.       — Понятно, — многозначительно говорю я, и на этом мы расстаёмся. Разговор ещё долго не выходит из моей головы, но на следующий день я выписываюсь. Успеваю прибрать в квартире и собрать кое-какие вещи прежде, чем за мной приезжает отец. Это унизительно, в самом деле! Я мог бы и на такси приехать. Но нет, всю дорогу до дома чувствую себя как не оправдавшая ожиданий дочь (да, да, именно дочь!), которую возвращают домой.