Я слышу, в коридоре Слепые санитары уже идут за мною. Им вирой — гнутый сольди, Они едят друг друга. Когда им станет мало Они полезут в небо.
Ханамия улыбался, обводя чашку пальцем по ободку. — С терапией вас ждет ещё больше двадцати лет безбедной жизни. Как минимум. Девушка, сидящая напротив, Нагаи Акеми, могла вызвать у него лишь отвращение и очевидно напрасно строила ему глазки. Прелесть что за дурочка. Он вздохнул, размышляя: зато здоровая. Отличная лабораторная мышь. Ханамия подтянул к себе салфетку, доставая из нагрудного кармана ручку и выводя сумму быстрым росчерком. Двумя пальцами подвинул к Нагаи, наблюдая на тем, как округляются её густо накрашенные глаза. Конечно, таких денег она в жизни не видела и не думала, что увидит. Он продолжал улыбаться. — Нам нужна будет ваша кровь и — когда лекарство пройдёт тесты на животных — вы сами. Вы внесёте большой вклад в науку и медицину. Вы спасёте жизни. — И почему вы не воспользуетесь услугами уже инфицированных? Ладно, не такая уж и дурочка. — Контролируемые условия, — вдохновенно запел Ханамия, — имеют решающее значение. — Мы должны наблюдать за развитием от начала и до конца. — До смерти. — Или до выздоровления. Мы ведь лекарство ищем, не забывайте об этом. — Почему неофициально? — Фармацевтические компании, крупные корпорации ищут финансовой выгоды. ВИЧ, СПИД... Не выгодно. Не прибыльно. Приравнивается к пропаганде. К тому же пока мы дождёмся разрешения на тесты с людьми, пройдёт пара десятков лет. Поверьте, вы сделаете благое дело, и это единственный выход для нас. Ханамия пересилил себя, надеясь только, что его улыбка не выглядит фальшиво — а вот у Имаёши точно получилось бы улыбаться во все тридцать два так, что никто и не заподозрил бы ничего, — и накрыл своей ладонью кисть Нагаи, лежащую рядом с салфеткой. Её взгляд быстро метнулся с глаз Ханамии на их сцепленные руки, а потом сразу на его губы. Он заулыбался ещё старательнее. — Так что, Акеми? — её имя он произнёс, чуть понизив голос и глядя из-под ресниц. — Поможем друг другу? Нагаи закусила губу, не то задумываясь, не то флиртуя. Ханамия знал и о её больных родителях, и о погибшем муже, и о голодных детях. Деньгами, которые его спонсоры предлагали ей за фиксированную продолжительность жизни, она решила бы все свои проблемы. Он сжал пальцы, приободряя, и подумал, что точно захочет вымыть руки после этого. Отчаяние всегда отвращало его. Оттого тяжелее было его испытывать. В конце концов Нагаи кивнула, переворачивая ладонь и сплетая их пальцы. Усилием воли Ханамия не отнял руки. — Я согласна. Где мне расписаться? — О, нигде. Это всё неофициально, сами понимаете. — Незаконно. Да. Да, я понимаю. И как мне... — она замялась, облизывая губы, — как это происходит? Ханамия прекрасно знал, что ни на что она ещё не согласилась. Она только заглотила наживку, но на крючок пока не попалась. — Мне надо с кем-то переспать... Или что? — Нет, что вы. В лаборатории наши сотрудники просто сделают один укол — сначала мне, потом вам. Вот и всё. — Так вы тоже больны? — выдохнула она и тут же прикрыла рот ладонью, смущаясь своей бестактности. Осторожно... Не дать сорваться. Ханамия обвёл пальцем выступающую косточку на её запястье, скользнул по голубоватой вене. Там, в этой вене, текла здоровая, живая кровь, и совсем скоро он должен был её отравить. Если только она не сорвётся. Но он не дал бы. — Да, и, как видите, превосходно себя чувствую и не испытываю никаких проблем. Он ей нравился, действительно нравился, Ханамия видел это в блеске в глазах, понимал по тому, как она едва заметно сжала его ладонь в ответ. Вот только она ему была отвратительна, как и всё сломанное, как всё выброшенное. Сам он не сломался и отрицал саму вероятность такого исхода. Нагаи улыбнулась и скомкала салфетку, не выпуская его руки. Вот теперь точно попалась.***
До лаборатории они добрались быстро — Нагаи не захотела откладывать, а Ханамия её в этом поддержал. Время на раздумья, время на сомнения — всё это сыграло бы против его плана. К тому же, кафе для встречи он выбрал совсем рядом: кто стал бы искать подпольную лабораторию в центре города? Кто стал бы вообще предполагать её существование? Ханамии никто ещё не отказывал. Дело было не в бешеном обаянии, хотя его, конечно, было в избытке, дело было в умении находить их — отчаявшихся, безнадежных, зашедших в тупик и неизменно здоровых. Нагаи он провёл вдоль красивых и чистых столов, приобнимая за плечи, чтобы та локтём не смахнула чашки Петри, накрытые прозрачными колпаками. Имени его она не знала, и это лишь выдавало степень отчаяния. Когда они опустились в соседние кресла, один из безмолвно снующих сотрудников подлетел к ним, молча выкладывая салфетки для инъекций и пару одноразовых шприцов. Всё то время, пока Ханамия снимал пиджак и закатывал рукав рубашки, пока спиртовый раствор холодил кожу, пока кровь наполняла шприц, Нагаи смотрела на него неотрывно. Это было привычно, нормально, как бы к уколам ни относились их подопытные до сделки — за своей отложенной смертью они предпочитали наблюдать лично. Пока Ханамия расправлял рукава, Нагаи считала деньги в плотном бумажном пакете, который он отдал ей. — Через месяц я свяжусь с вами, надо будет провести первые тесты. Нагаи кивнула, поднимая взгляд, и в нём не было осмысленности, как будто она не понимала, что сделала только что с собой, или наоборот, понимала это слишком хорошо. По пути из лаборатории она, задумчиво постукивая пальцами по подбородку, спросила: — А кто заразил вас? — Мой предшественник, — беззаботно отозвался Ханамия, внутренне поёжившись. Нагаи ответ устроил, хотя и был бесстыдной ложью — единственной, кстати говоря, ложью, которую он допускал в беседах с клиентами. Если бы он только знал, кто его заразил. Если бы он только знал. Впрочем, ничего бы это не изменило. Проводив её до дома, Ханамия вернулся в лабораторию. После удачных дней он всегда чувствовал себя измождённым, вот и теперь просто сбросил пиджак и устало опустился в одно из кресел в углу. Пробегающий мимо Хирата хлопнул его по плечу, и Ханамия вздрогнул. — Ты сегодня молодец! — выпалил он с таким энтузиазмом, как будто Ханамия торговал резиновыми уточками, а не выкупал чужие жизни. Он натянуто улыбнулся — к концу дня у него сводило мышцы лица от этой обязательной улыбки — и откинулся на спинку кресла, прикрывая глаза. На этой неделе встреч больше не планировалось, так что нужно было отправляться на поиски потенциальных клиентов. На поиски будущих мертвецов. На поиски таких же, как он.***
У Имаёши ушло два месяца, чтобы найти кого-то, кто согласился бы поговорить с ним. Это было долго, и это было трудно, чертовски трудно, однако, кажется, стоило того. Он пробовал разные пути и, пожалуй, мог бы даже достать списки больных — но ему нужно было доверие, а доверие, он точно знал, не завоёвывается так просто. Разговоры на форумах в сети не подходили, а анонимные встречи не дали ничего, кроме нескольких историй, которые он даже использовать не мог из соображений этики. Он понимал, куда копать, но не было того с кем можно было бы копать. Оставалось только караулить в центрах, но и это не казалось адекватной стратегией. В итоге он просто повесил объявления на досках: в больнице, в месте анонимных встреч и на форуме — тоже. Звонок раздался через неделю, неожиданно, но Имаёши уцепился за собеседницу, убеждая её встретиться. Она согласилась довольно легко, назначила встречу в кафе, и Имаёши наскоро нашёл адрес, быстро собираясь и выскакивая из дома с ключами и диктофоном, едва не забыв телефон. «Профдеформация, Имаёши-кун, — страшное дело», — посмеялся бы Одзава-сенсей, но сам он только хмыкнул, зажимая бумажку с адресом в зубах и на ходу натягивая пальто. Девушка была вполне миловидной, лет на пять старше него самого, и совсем не казалась больной. Впрочем, Имаёши давно заметил: «плюсы» больными выглядели редко, а те, которые выглядели, уже не в состоянии были вести полноценную жизнь. — Имаёши Шоичи, — представился он, отодвигая стул. Девушка помешивала свой кофе и смотрела на него задумчиво. Он же прекрасно знал, что интересует её в первую очередь, так что поспешно добавил: — Ваше настоящее имя мне не нужно, скажите любое, каким хотите, чтобы я вас называл. Она улыбнулась и проговорила: — Шимизу. Называйте меня так. Ваше объявление было довольно абстрактным, но, кажется, вы совсем отчаялись. Расскажите мне больше о том, чем занимаетесь? — Я изучаю... — он сделал паузу, подбирая обтекаемую формулировку, но безуспешно. — Смыслы болезни. Жизненный мир ВИЧ-инфицированных. Пишу научную работу. — И для этого вам нужно общаться с больными, да? — сама она говорила об этом так легко, что Имаёши засомневался в том, что она — та, кто ему нужна. Гораздо позже он понял, что Шимизу была его подарком судьбы, но до этого момента оставались недели и месяцы. — Да, — кивнул Имаёши. — Общаться, иногда делать записи. На диктофон и от руки. Шимизу задумчиво качнула головой и посмотрела куда-то поверх его затылка, продолжая помешивать кофе. Так она просидела секунд десять, пока он терпеливо ждал, и терпение его вознаградилось. — Что ж. Думаю, мы можем подружиться, Имаёши-кун.***
К удивлению последнего, они действительно подружились. Он был не против — годы работы с людьми как концепцией и как частностями сделали его гибче, выучили говорить на языке собеседника, забывая собственный, так что вскоре она познакомила его со своими детьми. Узэджи и Тэкэхико полюбили его моментально, а Имаёши, в общем, был не против. С детьми всегда было проще, и это ещё больше расположило Шимизу к нему. Они говорили о многом и никогда — о болезни; один-единственный раз он отправился с ней в больницу. Там, сидя в приёмном покое и глядя на чашу Гигеи на стеклянной вставке в двери, он почувствовал дежавю, но сразу отмёл свои ощущения, вглядываясь в тех, кто сидел рядом с ним. Кроме него в приёмном покое была только молодая пара: девушка беспрестанно рыдала, а юноша приобнимал её за плечи, что-то нашёптывая вполголоса. Имаёши с трудом заставил себя отвести взгляд. Шимизу вышла ещё через десять минут, и это показалось ему самым настоящим спасением. Имаёши тогда промолчал, а она ничего не сказала, только встретилась с ним взглядом, моргнула, по-птичьи дёрнув плечами, и спросила: — Кофе? — Кофе, — согласился Имаёши, напоследок косясь на парочку.***
Между ним и Шимизу не было ничего романтического, как будто она каждую минуту помнила о том, что ему на самом деле от неё нужно, просто пыталась насладиться этим подобием дружбы, кажется, первым за долгое время, что она могла получить. Имаёши был не против: общение с ней казалось медитативным, похожим на болотную воду — успокаивало и заставляло ненадолго забыть о собственных интересах. Так что на фестиваль он отправился с лёгким сердцем, и когда в самый разгар веселья среди шума толпы различил её слова, не сразу понял даже, что она говорила с ним. — Меня заразил Торговец смертью! — прокричала она, хлопая в ладоши и глядя на людей в цветных юкатах. Имаёши не поверил своим ушам, и фестивальный гул моментально смолк для него, оставляя только её голос — и дурацкое клеймо журналистов. — Что?! — переспросил он. — Торговец смертью! Ханамия Макото! Шимизу смеялась, не глядя на него, только на радостных людей впереди, а Имаёши не мог больше выдавить из себя ни слова.