Ночь не закончится

Курамочи не имел никакого понятия, что произошло между этими двумя после его ухода, но на следующее утро картина была весьма необычная. Миюки буквально не отставал от питчера ни на шаг и даже согласился тренироваться с ним до конца недели, причем ничего не просил взамен и даже перестал подшучивать, что вызывало подозрения у Эйджуна и искреннее недоумение у всей остальной команды. К концу дня выяснилось, что, кроме Савамуры, есть и другие питчеры, чьи подачи не так хороши, как хотелось бы, поэтому тренироваться только с Эйджуном Кадзуя не может. Несмотря на это, кетчер не отчаялся и старался не терять своего питчера из виду ни на секунду. Даже приходил в класс к первогодке на переменах и постоянно пытался выпытать, какие у него планы на день, не собирается ли он куда-либо поехать. Эйджун охотно отвечал, но от этого его озадаченность данной ситуацией никуда не девалась, так как он так и не смог понять, что нашло на Миюки Кадзую. В конце концов, только одноклассницы начали относиться к Эй-тяну холоднее, ведь капитан бейсбольной команды не был таким милым и вежливым ни с одной девушкой, что вызывало в девичьих сердцах искреннюю зависть. Когда после вечерней тренировки Савамура вышел раньше всех и направился к общежитию по знакомой нам тропинке, желая хотя бы минуту побыть наедине с собой, ему в действительности дали всего одну минуту. А потом его догнал Миюки, и не то чтобы Эйджуна не устраивали его чувства, но такое преследование начинало раздражать. — Планы на вечер? — поинтересовался кетчер, не поднимая взгляд от земли. — Даже если они есть, я не собираюсь ими с тобой делиться, — недовольно объявил Савамура. — Ты уже достал меня, с каких пор ты решил в сталкеры записаться, Миюки? — Миюки Кадзуя. — Чего? — питчер в недоумении посмотрел на него. — Обычно ты говоришь «Миюки Кадзуя», — кетчер поднял на него уставший, насмешливый взгляд, и от этого выражения у Эйджуна по спине прошелся холодок. Больше, чем раздражение, каждый раз, когда Миюки вел себя так, Савамуру охватывало беспокойство. Он еще никогда не видел Кадзую в такой безысходности, и мысли о том, что могло довести его до этого состояния, внушали страх. — Что происходит? — негромко спросил питчер, чувствуя, что голос его дрожит. Миюки пожал плечами. Он не мог рассказать Эйджуну правду, потому что ему бы не поверили, сочли сумасшедшим, и тогда Савамура вообще перестал бы его слушать и делал бы все назло. Он не мог признаться в том, что каждую ночь ему снится один и тот же сон. Что он оказывается в одном и том же месте и каждый раз до последнего не может понять, какая опасность ему угрожает. Каждую ночь он переживает это так, словно это происходит с ним в первый раз. Савамура бежит впереди, веселый и беззаботный, и ничего не предвещает беды, и Миюки пытается отогнать плохое предчувствие, убеждая себя, что все это ему мерещится. Но каждый раз он теряет Савамуру и не может этого пережить. Каждый раз. Каждый раз он просыпается в холодном поту и со слезами на глазах и понимает, что у него был шанс все изменить, но он ничего не сделал. Каждый следующий день Миюки ненавидит себя за это. И чем больше проходит времени, тем сильнее он нуждается в том, чтобы иметь Эйджуна подле себя, не терять его из виду, не отпускать его ни на миг. Потому что он ни за что не даст этому сну сбыться. Пусть для этого ему нужно преследовать Савамуру, пусть его это раздражает, Миюки ни за что не отпустит его. Ни за что не потеряет так просто. Без особой причины они остановились у автомата с напитками. Некоторое время сидели на скамейке в тишине, а потом Эйджун поцеловал его. — Подожди, — Кадзуя ненадолго отстранился, чтобы снять мешающие очки, и, не открывая глаз, застыл в ожидании. Савамура смутился, но снова прильнул к нему, осторожно целуя, ненастойчиво, но в то же время уверенно, словно в этом шаге для него не было ничего необычного. Миюки же наоборот, был скорее поражен и все никак не понять, что это? Очередной сон? Если так, то пусть ночь не закончится. Ведь это намного лучше, чем те кошмары, которые преследуют его по пятам. Лучшее, чего можно было бы пожелать вместо этих кошмаров. Его щеки нежно касаются холодные пальцы, и Кадзуя на миг задумывается о том, что руки Савамуры совсем не холодные — это он сам горит. Его лихорадит от прикосновений, именно от прикосновений этого человека, каждое из которых будто оставляет на коже шрамы и ожоги. Он прижимает Эйджуна к себе, прижимаясь губами к его шее, и не хочет думать о том, что это ощущение когда-нибудь его покинет, что в какой-то момент ему придется с ним расстаться навсегда. Он просто не позволит этому случиться. Но, когда он отстраняется, приходит в себя и понимает, что все это было частью реальности, а не иллюзией, все мысли кажутся пустыми и бессмысленными. Ему ничего не изменить и лучше вернуться и быть тем обычным Миюки Кадзуей, по лицу которого никогда не скажешь, веселится он или грустит. — И что это было? — произносит кетчер с усмешкой. — Ты выглядишь таким грустным в последнее время… — пробормотал, смущаясь, Эйджун. Просчет был прост: Савамура уже давно перестал замечать его маски и всегда смотрел на него настоящего. Миюки медленно выдохнул, потом взял первогодку за руку, проговорив: — Савамура, я… — Я знаю. — Нет. Ничего ты не знаешь, — возразил Кадзуя и прижал ладонь питчера к своей груди. Она действительно была теплой. Такой теплой, что наверняка бы согрела и в самую холодную зиму. Но еще больше радовало то, что может согреть она только его, Миюки Кадзую, и больше никого на свете. — Ничего ты не знаешь, — тихо повторил кетчер, и Эйджун почувствовал, как и так быстрое сердцебиение капитана еще больше ускорилось. — Ты мне действительно нравишься, и я ни за что не отпущу тебя. Никогда. Со стороны Савамуры послышался тихий смешок. — Теперь это больше похоже на похищение, чем на преследование, — проговорил он. Миюки резко потянул его за запястье на себя, и от его серьезного в своем безумии взгляда у Эйджуна все внутри затрепетало. — Если мне придется тебя похитить для этого, я это сделаю. После этих слов тело охватила дрожь. Савамура опустил глаза. — Знаешь, я… совсем не против… быть похищенным тобой, — негромко признался он, после чего уткнулся Миюки в плечо. После таких слов он не мог смотреть ему в лицо. «Все будет хорошо, — думал Кадзуя, улыбаясь и прижимая его к себе, — все обязательно будет хорошо». * Темнота комнаты топила образы. Здесь было тепло и уютно. Впервые за последнее время его собственная постель не внушала Миюки ни страха, ни ненависти, ни отвращения. — Ты уверен? — после долгого молчания голос казался немного хриплым. Савамура повернулся к нему, тихо посмеиваясь. Потом притянул к себе, поцеловав. — Не будь идиотом, — весело проговорил он и на ухо шепотом продолжил: — Миюки. Кадзуя. — Обычно из нас двоих идиотом оказываешься ты, — в тон ему ответил кетчер, а потом так же шепотом добавил: — Савамура. Эйджун. В эту ночь Савамура так и не вернулся в пятую комнату. Впрочем, если бы вернулся, его бы все равно выгнали, потому что Курамочи тоже решил не сбегать от своих чувств. В эту ночь Миюки снова был на той станции. Все было таким же черным и мрачным, только на этот раз он вспомнил, какая опасность ему угрожает. Однако вспомнил слишком поздно. Когда Эйджун уже поворачивался к нему, когда Кадзуя увидел эту улыбку, его прошибло током, и он ринулся с места, пытаясь ухватиться за него, спасти в последний момент, но снова не успел. Рельсы выкрасились в красный, а прохожие так и остались равнодушными к этому, потому что это была не их трагедия. Тогда Миюки понял, что проблема не приближающемся поезде и не в развязанных шнурках, проблема в том, что они находятся здесь вместе, он и Эйджун, и если бы его здесь не было, все бы сложилось иначе. В этот раз его никто не подталкивал, он сам шагнул вперед. В тот самый момент, когда справа послышался гудок приближающегося поезда. Открыв глаза, Миюки увидел перед собой Савамуру, беззаботно спящего, и слабо улыбнулся. Было еще совсем рано, небо только начало светлеть, и в комнате было не так темно, как ночью. Долгую минуту Кадзуя бездумно рассматривал оставленный на плече питчера укус, потом накрыл Савамуру одеялом до подбородка, приобняв его рукой. Он был теплый. Живой. Здесь. И этого было достаточно, чтобы утвердиться в мысли, что умереть этот идиот не может. Миюки просто ему не позволит. Эйджун придвинулся к нему ближе, тоже обнимая, и, не раскрывая глаз, пробормотал: — Который час? — Еще рано, — прошептал Кадзуя, — спи. Савамура улыбнулся, прижимаясь еще ближе и утыкаясь носом в ключицы кетчера. — Миюки. — Этого обращения было достаточно, чтобы Миюки понял все, что не было сказано. Он тепло улыбнулся в ответ и сомкнул веки, почти сразу же провалившись в сон.