Ночь не закончится

— Савамура, ты мне нравишься. На долгую секунду наступила гробовая тишина, но потом глаза питчера заблестели радостными искорками. — Так это значит «да»? — весело переспросил он. — Половишь сегодня? — Э, ага, — бормочет Миюки, отводя взгляд в сторону. Недогадливость Эйджуна его и злит, и радует одновременно. Питчер смеется и воодушевленно убегает в сторону лестницы, чтобы похвастаться перед Фуруей очередной своей победой. Кетчер провожает его взглядом и изо всех сил пытается сдержаться, чтобы не исправить это недоразумение, но тут у его плеча раздается до боли знакомый голос, и Миюки забывает о Савамуре непосредственно и начинает волноваться по другому поводу. — Вот так-так… — протягивает Курамочи, — такого я не ожидал. — Да если бы я не согласился, он бы все равно от меня не отстал, — отвечает Кадзуя, нервно улыбаясь и надеясь, что шорт-стоп под своими словами имеет в виду именно это. — Какая неожиданная развязка, — продолжает Йоичи тем же тоном, — неужели наш капитан сохнет по идиоту? — он нахмурился, подняв взгляд вверх и притворился задумавшимся. Миюки стоял неподвижно, ожидая еще одного удара, потому что знал, что Курамочи так быстро не теряет интерес к темам, связанным с издевательствами над ближними. Отрицать что-либо кетчер не собирался, так как был уверен: шорт-стоп ему не поверит. В это время идиот, о котором шла речь, дошел до лестничной площадки, остановился перед чередой каменных ступенек, уставившись себе под ноги, но ничего не видя перед собой. Его губы дрожали, уши стали ярко-алыми, а на лице не осталось ни капли того воодушевленного веселья, которым он отреагировал на фразу, сказанную ему минуту назад. Но давайте не будем ее напоминать, дабы еще больше не взволновать нашего первогодку, который поднимаясь по ступеням, не чувствует их твердости, словно ступает по воздуху, и чей голос негромко обдает шепотом стены пустого коридора: — Нет, это не могло быть… Савамура так и не заканчивает этой фразы, потому что понимает, что тогда сказал бы неправду, а он не считал приемлемым лгать, ни окружающим, ни самому себе. К тому времени, как он поднялся на четвертый этаж, на третьем Курамочи уже вовсю веселился, привлекая внимание проходящих мимо незнакомых людей громким смехом и донельзя остроумными комментариями в сторону одноклассника, которого все считали его лучшим другом. Миюки уже был готов убить шорт-стопа, но ему помешал звонок на урок, после которого им пришлось вернуться в класс. Впрочем, ограничившись издевательствами, Йоичи так и не сказал ему, что лицо питчера выглядело совсем не беззаботным, когда он услышал эти слова, да и скорость, с которой он ретировался сразу же после того, как он их услышал, тоже имела мало общего с воодушевлением. Курамочи и не собирался делиться этими наблюдениями с капитаном, ведь вне зависимости от того, понял ли сам Миюки или нет, следующая неделя обещала быть намного неожиданней и веселее, чем все, что были до этого. К большому сожалению шорт-стопа, его ожидания не сбылись, и Савамура продолжал вести себя, как обычно, словно действительно не понял, что это было самое настоящее признание. Йоичи не спешил верить этой притворной глупости, потому что в отличие от остальных, действительно считавших Эйджуна идиотом, он знал его немного больше, чем другие, и видел чуть больше, чем позволяло даже самое острое зрение. Вместо доверительного спокойствия сквозь бесконечные стычки и резкие выпады теперь между Миюки и Савамурой висела напряженная тишина, хотя они и продолжали вести себя, как раньше. Оставаясь в глазах других точно такими же, какими были вчера, в глазах шорт-стопа они сильно изменились. Между горкой и домом невидимой струной натянулось напряжение, разрезающее воздух и сковывающее движения. Совершенно точно, с этим нужно было что-то делать, но Курамочи решил не вмешиваться, когда понял, что такое поведение Савамуры может означать лишь одно: взаимностью он ответить не может. Тем временем ни один из этого бэттери объяснить причины возникшей между ними неловкости не мог, и поэтому они терялись в догадках. Миюки принял точку зрения Йоичи, посчитав, что Эйджун ничего не испытывает к нему. Савамура пытался понять, было ли это признание очередной шуткой, или кетчер говорил всерьез, но так как они оба вели себя так, будто ничего не произошло, ни одна теория не была подтверждена на практике, а тем временем напряжение между ними только нарастало и, достигнув определенного пика, спало, оставив после себя лишь смутное воспоминание, чем оно было вызвано. На носу был осенний турнир и портить слаженность бэттери из-за пустых догадок не было смысла. В тот вечер, когда Миюки принял это решение, он лег пораньше, но уснув, сразу же проснулся. Проснулся в совершенно другом месте, выглядевшим почти реальным, но таковым не являвшимся. Почти спокойно кетчер заключил про себя, что это сон. Они бегали с Курамочи вокруг поля, позади них почти весь основной состав, бегали, кажется, уже очень долго, потому что все выглядели измотанными, но сам кетчер не чувствовал усталости, только с удивлением осознавал, что его ноги касаются земли, и он ощущает это ритмичное, повторяющееся прикосновение, но в то же время он отчетливо чувствовал, что лежит в кровати, накрытый одеялом и не двигается. Закончив с бегом, кетчер присел на скамейку, чтобы отдохнуть, хотя все еще не чувствовал себя уставшим. Рядом приземлился Курамочи и с уверенной ухмылкой начал наблюдать за троицей первогодок, которые продолжали наматывать круги. Вдруг Миюки кое о чем вспомнил. — Как ты относишься к Коминато? — поинтересовался он у шорт-стопа. — Да… нормально, — пожал плечами тот, не совсем понимая суть вопроса. — Не думал о том, чтобы встречаться с ним? — напрямую спросил Миюки, гадая, придется ли ему все это повторять в реальности или нет. — Он же парень, — хмуро проговорил Курамочи. — Мне плевать, кто нравится тебе или Савамуре, но я в вашу шайку не собираюсь. — Но ты же так заботишься о нем, — протянул кетчер, игриво ухмыльнувшись. — Не боишься, что бедняжка влюбится в тебя? — С чего бы ему… — начал Йоичи, но умолк на половине фразы, нахмурился и посмотрел на бегущих на противоположном конце поля первогодок. Махнул головой, отгоняя ненужные мысли, после чего встал и ушел, бросив: — Не неси чуши. Оставшись один, Миюки с облегчением выдохнул и стал оглядываться по сторонам. Все вокруг выглядело точно таким же, как и в реальности, только воздух казался более густым, и от этого нельзя было вдохнуть полной грудью, а движения казались непривычно медленными и тяжелыми. Бешеная троица наконец закончила с пробежкой и остановилась у кранов с водой, чтобы освежиться. Шорт-стоп шел в их сторону, и кетчеру пришла в голову неожиданная идея. И как только она пришла ему в голову, сразу же и воплотилась в жизнь. Подозвав к себе Коминато, шестой номер перекинулся с ним парой слов, а потом наклонился и поцеловал. Миюки не выдержал и рассмеялся, подумав о том, что, если бы Курамочи знал, что ему придется сделать и по чьей вине, кетчер бы давно был мертв. Перестав обращать внимание на новоиспеченную парочку, Кадзуя начал наблюдать за парочкой питчеров, стремительно, наперегонки, приближающихся в его сторону. Убегать он не собирался, лишь с сожалением подумал, что теперь даже во сне должен контролировать свои чувства, чей голос уже прорывается сквозь густой воздух в самое сердце: — Миюки Кадзуя! Голос, в котором нет ни капли уважения, ни толики хорошего отношения. Голос, который хочется заткнуть или заставить перейти в шепот, взволнованный, трепещущий, беспомощный шепот. — Кадзуя, ты дурак. Миюки оборачивается на знакомый голос и видит сидящего рядом Мея. Он в форме Инаширо, но кажется, совершенно спокойно чувствует себя на площадке чужой школы. Синие глаза направленны вверх, на небо, и Кадзуя, не задумываясь, переводит взгляд туда же и замирает, не в силах ни воспринять, ни описать увиденное. Вместо обычной синей бесконечности, пасмурной серости или черной глубины ночи, это бескрайнее пространство отражало, казалось, все возможные времена суток, все возможные свои состояния. В одной стороне был рассвет, в другой закат, синий переходил в желтый, потом в красный, отдавал алым и превращался в ночь, полную ярких созвездий. Звезды затягивали тучи, которые медленно приобретали темно-фиолетовый цвет, который медленно переходил в черничный, краснел, желтел, становился розовато персиковым, а потом небо снова синело. Все эти состояния замерли в одной секунде и в одном месте, хотя и не могли разделить одно и то же небо. Вдруг кетчера охватила паника, грудь сдавило, и он понял, что не может вдохнуть. Стена, о которую он опирался спиной, стала мягкой, как вата, и он провалился в нее, а потом все вокруг почернело, и Миюки лишь услышал, как в ушах бешено колотится сердце. Ощутимо почувствовал себя в реальности и понял, что проснулся. Резко раскрыл глаза, поднялся с кровати и начал ходить по комнате, пытаясь полностью и до конца поверить и принять увиденное. Он надел очки, посмотрел, который час, и с удивлением понял, что не прошло еще и сорока минут с тех пор, как он уснул. Наконец немного успокоившись, кетчер снова вернулся в свою постель, и целая ночь впереди не принесла ему больше никаких сновидений. Но утром, перед самым звонком будильника, он был далеко от Сейдо и от бейсбола, и даже от самой планеты Земля он был где-то очень далеко. Небо было лимонным, почти зеленым, но его это не удивило, как и красные пески вокруг, и странные деревья, цвет ствола которых больше напоминал переливающийся в солнечном свете кобальт, и то, что он находится у жерла огромного вулкана его тоже не удивило. Единственно неизменным оставался его вечный спутник, преследующий его, как во снах, так и наяву. Они шли по узкой каменной дорожке, внизу кипела ядовито оранжевая лава, обдавая все тело невыносимо горячими волнами воздуха. Здесь было душно и почти невыносимо, но им обязательно нужно было попасть на другой берег. Савамура шел впереди, Миюки за ним, и его не покидала одна цепкая мысль, которая не имела ничего общего с понятием «безопасность». Они прошли уже больше половины, когда Кадзуя схватил его за руку и предложил: — Савамура, а давай потанцуем. — Ты что сдурел, что ли? — мрачно поинтересовался питчер, но Миюки ничего не ответил, только притянул к себе, положив одну руку на талию первогодки, а второй держал ладонь Эйджуна в своей и начал двигаться в такт одному ему известной мелодии. Савамура послушно ступал за ним, иначе рисковал упасть в лаву, а особым желанием оказаться там он не пылал. Но чем больше они двигались, тем сильнее трескалась и крошилась дорожка под ними, и в какой-то момент они остались стоять на крохотном квадрате, откуда уже никак не сбежать. — И что теперь делать? — недовольно пробурчал Савамура, будто просто начался дождь, а он забыл дома зонтик. — Целоваться! — беззаботно воскликнул Кадзуя, и последнее спасение под ними рухнуло, отправив их в свободный полет.