Парадигма любви

*** - Подруга моя, как же тебе повезло, ты будешь счастливая с ним, он самый лучший из миллионов мужчин, а мне придётся отложить в долгий ящик свои надежды на счастье, первобытные страсти будут терзать тебя. Ты же мне потом расскажешь всё? Нет, не расскажешь, тебя не станет, так пусть останется загадкой, - приговаривала Эжен, облекая подругу-соперницу в семь покрывал. Ингрид поминутно облизывала пересохшие губы, глаза её бездумно блуждали по стене. - Прощай, подруга, - вдруг произнесла она, обретая осмысленный взор. - Не свидимся больше, полагаю. И не должна я сожалеть об этом, но что-то тревожит меня, подруга. Боюсь и жаждаю одновременно, - девушка медленно поднялась и, не оглянувшись, вышла в коридор. Эжен глядела ей вслед, на ощупь доставая из-за пазухи тёмный флакончик с надписью "яд". - На её месте должна быть я, - шептали искусанные губы. Пальцы сами открыли крышечку, пахнуло чем-то неприятным. Ни одной лишней мысли, ни одной капли сомнения, залпом, до конца. Короткое жжение в горле, дыхание перехватило. *** - Крыски-крыски-крыски, крыски Лариски, я навёл то, что вы любите: зерно с цементом и антикоагулянтами, - объект №2 крался вдоль стены коридора, ведущего к гарему, за которой шелестели красноглазые грызуны. - Откуда ты добыл яд? - поинтересовался я. - То есть вопрос, где я достал цемент, уже не стоит? У сестры позаимствовал, она решила его применить нерационально. - Эжен решила отравиться? - Какой ты догадливый. Именно, эта влюблённая дурища под влиянием левой ноги, ПМС или полнолуния - кто ж её знает - решила испортить мне всю малину, да и тебе тоже. Вообрази альтернативную историю - Эжен травится, помирает, органы её ни на что не годятся, ну и... Мне что-то поплохело, не то от собственной фантазии, не то от ароматов, которые источало неаппетитное месиво для крыс. - А лазунов этим можно накормить? - вдруг поинтересовался я. - А ты мне нравишься. Поймай сначала хоть одного, заставь его это скушать, проверим, можно или нельзя! - ехидно заметил парень. - Лазуны, конечно, узкоумственные, но не совсем же враги себе. Объект №2 наконец нашёл, что искал - отверстия в стене, похожие на крысиные норки. По-моему, до апокалипсиса он подрабатывал на стройке - меткость, с которой он с размаху залеплял ложку с отравой точно в дырку, заставляла задуматься о его профессиональных качествах. Интересно вдруг стало, а кем были ребята из гарема до того, как попали сюда? Какие истории за их спинами стоят, и как же так случилось, что никто из них, очутившись здесь, даже не попытался убежать. Или прав Валера, и отсюда убежать невозможно? Тогда почему этот парнишка, которому я доверился, уверенно говорит о побеге. Надо бы выяснить этот вопрос, хотя бы потому, что мне-то бежать отсюда нужно не на 100, а на все 200%. Виталик, услышь меня, мы убежим отсюда. - Слышу-слышу! *** Святая святых - опочивальня верховного Мастера была полностью приготовлена к таинству, которое должно было свершиться. Не лишённый чувства прекрасного повелитель лазунов в приказном порядке организовал уборку и украшение в соответствии с потёртыми картинками в альманахе, посвящённом живописи нового и новейшего времени: Жером, Делакруа, Ван Лоон, Штифтер. Вместе это являло собой не подлинную "приёмную" султана в гареме, а лишь представление европейцев о таинственном и притягательном месте, где смешались турецкий, индийский и персидский стили в единое целое, помноженное к тому же на русский колорит. Повсюду мягкие, пастельные тона, однако, перемежающиеся с кроваво-красными вставками, цветами августовской травы и холодных альпийских вершин. Пол от раздвижной двери до самого ложа царственной особы был устлан турецкими коврами - циновками - вышитыми вручную замысловатыми узорами. При должной фантазии их можно было бы трактовать полем маков из волковской сказки. Арочные проходы занавешивала тонкая кисейная ткань, окна наглухо задраены бархатными лапами штор с длинными увесистыми кистями. Приглушённый свет исходил из напольных светильников, сделанных из толстого цветного стекла, мутноватого, переплетённого изогнутыми железными шипами. В этой полумгле различались очертания подушек, кое-как побросанных на полу, но лишь на первый взгляд. Они прокладывали путь вошедшей девушке в сердце опочивальни, к ложу властелина - широкой жёсткой кровати, с бронзовыми фигурами по углам и балдахином из нежной серебристой органзы. Ингрид перебегала взглядом по убранству комнаты, фиксируя то мозаичное панно с видом набережной Москва-реки, то картину неизвестного художника, запечатлевшего парк Царицыно в майский расцвет. От шагов девушки негромко позванивала медная и хрустальная утварь на кованых полках, их нежные переливы складывались в мелодию, которая переплеталась с едва слышным мурлыканием верховного Мастера. Тяжёлый наряд давил на плечи - Эжен постаралась усложнить путь главной сопернице. - Ингрид, иди ко мне, - властный голос прервал пение. - Повинуюсь, - прошептала девушка, бесшумно проскальзывая сквозь последнюю арочную занавеску из крупных бусин и стекляруса. Сильно пахло апельсинами и розами, источник света - масляная лампа - источала аромат сандала. У Ингрид закружилась голова, да так, что девушка едва не упала, но удержалась, правда, сбив по пути ротанговое кресло. - Я здесь, властелин. Я столько лет этого ждала, что уже не помню... забыла себя саму. - Прощаю тебя, - царственный голос отозвался в висках девушки, едва фокусирующей взгляд на колыхающейся органзе, за которой просматривался обнажённый силуэт. Страх овладел Ингрид, замершей, точно от взгляда василиска. Сколько раз она представляла себе этот волнующий момент, прокручивала в голове, как она войдёт, как снимет поочередно все покровы, двигаясь в древнем танце ахумитов, как, преклонив голову, войдёт на царственное ложе, распуская волосы и полностью отдаваясь во власть своего господина. Сколько лет она мечтала об этой ночи, а после неё - да хоть потоп, её жизнь оборвётся, но она, как пушкинский орёл, взмоет в безбрежные небеса, и камнем вниз готова будет пасть. Вышло с точностью до наоборот - ей вдруг захотелось жить, дышать, каждый день видеть властелина. Что будет по ту сторону, когда она умрёт, - неизвестно. Но вряд ли у неё будет полноправная возможность встречаться с ним, говорить с ним, касаться его рук, тайно лелеять свои мечты. Мечта тем и прекрасна, что она зажигает душу, поддерживает в ней неугасающее пламя надежды. Никто не запретит смотреть на него, хотя бы смотреть. Такая малость, а как много для неё это значило. Но утром Ингрид канет в небытие, станет бесплотным призраком, без сердца и души. Тонкая занавеска взметнулась, из полумглы сверкнули глаза Верховного Мастера. - Я иду к вам, - тихо прошептала Ингрид, щурясь, ловя каждую чёрточку того, чей портрет она хранила под подушкой, чьи песни напевала вслух и про себя, чей образ ярким факелом согревал её и освещал путь в прекрасное далеко постапокалиптичного мира. Руки сами вспомнили движения: первым слетело тяжёлое парчовое покрывало. Дышать стало чуть легче, но сердце замерло, точно Снежная королева коснулась его своей рукой, замораживая в ледышку. А разморозишь - будет полуфабрикат, не годный ни к чему. Второй покров, вуаль, фата с жемчужными нитями, вплетенная ей в волосы. Длинные тёмные локоны из сложной причёски каскадом разлетелись по плечам. Ингрид двигалась тягуче и плавно, не замечая, что подчиняется ритму, задаваемому властелином, мирно намурлыкивающем что-то из своего обширного певчего прошлого. Прозрачная рубашка из тончайшего шёлка облегала тело второй кожей. Ингрид несмело потянула руки к завязкам, но тут же отдёрнула. Финальный рубеж, прощальный аккорд, последний танец. Балдахин распахнулся, привечая девушку. - Красавица, мало красоты в этом мире, танцуй, моя чаровница, танцуй. Гибкий стан девушки раскачивался, томно вращались бёдра. С каждым мигом она становилась всё ближе и ближе. Уже чувствовалось дыхание верховного Мастера, нет, не пыхтевшего пожарной лошадью на тревоге, не самцом гориллы в весеннюю пору, ровное и спокойное, лишь на выдохе скользило лёгкое предвкушение. Властелин ждал, когда девушка, оставшись нагой, сорвав последнюю жемчужную заколку с копны волос, взойдёт на его ложе. Закусив губу, Ингрид встала на колени на краю постели. Её взгляду предстал Верховный Мастер в мечтательной позе турецкого романтика: скрестив ноги, он сидел, опираясь спиной о изголовье ложа, раскинув руки, будто желал объять весь мир и девушку вместе с ним. Густые волосы, заколотые невидимкой, и белая кружевная шаль, прикрывающая бёдра и колени, дополняли образ. Рядом дымился ароматный мятный кальян. Пальцы повелителя лазунов нехотя перебирали завитушки на мундштуке. Девушка замерла, впервые она видела Властелина без одежды. И последний, о чём горько отметила она про себя. - Если это лик смерти моей, то как он прекрасен, - прошелестела она, неслышимая никем. Короткое движение сильного тела, повелитель лазунов выпрямился, упираясь ладонями перед собой. Упругие мускулы заходили под светлой кожей, немного лоснящейся от масла. Проницательные глаза поймали взгляд девушки, сканируя её, точно рентгеном. Одним движением властелин сгрёб свою жертву в объятья, прижимая к широкой груди до хруста хрупких девичьих костей. Губы жадно впились в висок, поражая разрывной пулей. В этот миг время для девушки остановилось. Её руки взлетели, обвивая шею верховного мастера, но безвольно сползли вниз, хватаясь за плечи властелина, как утопающий за любой маломальский прутик, похожий на спасение в бурном водовороте. Горячая плоть прижималась к ней в сладостной дрожи, её не испугала боль от пальцев, продиравшихся через сплетение мышц и вызывавших спазматические сокращения с кровоточащими разрывами. Широко открытые глаза, в которых отражался узорчатый потолок, наполнились слезами, и тут же хлынули бурным потоком, обжигая горячую грудь. *** - Мы в ответе за тех, кого насадили. Антуан де Сад Экзюпери, - Кипелов перевернулся на спину, осторожно укладывая безвольное тело девушки на подушки, - будьте с ней поосторожнее. По щелчку его пальцев в опочивальню вошли оба доктора, за ними бесшумно вырос профессор Бергер. - Профессор, что ж вы не сказали, что сия нимфа - девственница? Одно меня теперь несказанно радует, что Володенька имеет кой-какой постельный опыт. Надеюсь, он не потеряет сознание, зажимая свои роскошные ляжки, точно всадник на непокорном коне. Пальцы мне теперь кто вправлять будет? Или это эти двое - работники клизмы и микроскопа, которые путают диссимиляцию с дефлорацией, не отследили. Я успокаиваю себя мыслью, что сие было не удовольствием, а работой. Иначе страсть как хочется подбросить костяных да мясных дровишек в печку. Властелин говорил мягко, даже с улыбкой, переходя на развязность, но Бергер поджал губы, чувствуя скрытую угрозу. - Доктор Веймаер, - позвал профессор, - будьте настолько любезны, возьмите плеть и объясните вашему личному составу, как нужно проверять девушек-доноров. - Непогода, видимо, на поверхности, - Бергер ненаигранно ухватился за локоть, - ноет. Ребятки, - вкрадчиво начал профессор, - ваши руки молоды и сильны, так накажите сами себя. Избавьте меня от этой физически тяжёлой работы, я уже старенький. А вот и плеточка. Одна, но вы же можете меняться. Проверьте... Почувствовал двусмысленность фразы, Бергер гулко расхохотался, заражая смехом и Кипелова. Тот едва не рухнул с кровати. *** Осторожнее, драгоценный мой. Не калечь своё тело прекрасное, не стряси свою голову светлую. Целиком ты мне нужен, соколик. Заря моя весенняя. Не хмурь свои брови тонкие. А пальчики твои музыкальные я помассирую, как только все лишние покинут комнату. Не только для девчонки этой здешний уголок Востока создавался. Сегодня вечером весь мир остановится, в потолке зажгутся истинные звёзды, а я приду сюда к тебе, жаль покровы не сорвать. Я буду плести из твоих волос косы и чертить линии твоих строгих форм. А завтра мы сделаем шаг в грядущее, рука об руку. Начнётся новая жизнь, согреет наши охладевшие сердца, я вырву из темницы мёртвых эмоций одну живую. Механизм будет запущен. Ты улыбаешься, щурясь, я знаю - этот взгляд для меня. Не могу улыбнуться в ответ, коснусь тебя лишь взглядом, но сердце отзовётся, энтропия любви. *** Если вы дольше одного дня чувствуете себя спокойным и счастливым, знайте, от вас что-то скрывают. Это был пыльный мешок, в буквальном смысле. Бесплатная анестезия. С объектом №2, которого, как выяснилось, зовут Лео, играли в очко. Доигрались, очко заиграло. А у кого б не началась анальная партия, когда к тебе подкрадываются, пыхтят в спину, ты не успеваешь ничего сообразить, как тебя превращают в мумию с мешком на голове. - Антисептический порошок, - хрипит чей-то голос. А я задыхаюсь, Лео орёт, но ему затыкают рот. По звуку я понял, что толкнули в угол, и он сильно ударился. Я рванулся, вслепую промчавшись несколько метров, но был пойман за плечи. Стальные когти сжали моё горло. Эй, мне можно подышать? - Привели, сопротивлялся, - с меня сорвали мешок. Проморгавшись и протерев глаза, я увидел, что нахожусь в неуютном помещении, стерильном и пахнущем лекарствами. - Ну что, Владимир, готовы к гистерэктомии? - Бергер улыбался, отчего мне стало не по себе. Эта добродушная улыбка без тени сумасшествия страшила. - К чему? - К великой миссии. Вы не понимаете, Владимир. Вы станете новым человеком, исполните свой долг перед миром. - Когда ж я ему задолжать успел? Бергер вместо ответа расхохотался. - Философ, философия - это хорошо. Полагаю, эта черта пригодится в качестве доминантной вашему потомству. - Во множественном числе? - у меня волосы распрямились. - Кто знает, как дело обернётся. У девушки-донора в роду двойни были. - Ингрид? Что с ней? Её уже... - Можете посмотреть, - Бергер провёл меня по операционному блоку. - Вот, холодильничек. Она там, мёртвая, не бойтесь, не укусит. А органы её бесценные вот тут рядышком плавают, - профессор отодвинул крышку. Оттуда выпала безвольная синюшная рука. По кольцу с фиолетовым аметистом я понял, что это именно Ингрид. Вот так, был человек, и нет его. - Колечко, на память колечко, уже несвободно сердечко, - басовито проговорил Бергер, - эх, становлюсь, как властелин, песни запел. Хотя и не знал их вовсе, всё в науке, да в науке. Ну что ж вы бледный такой. Вы у меня гематоген будете ложками есть! Моя методика означает идеальное приживление органов, но реципиент должен быть здоров от и до. Поэтому вас выбрали. Вы сами ляжете на операционный стол, избавив меня-старика от трудов вас раздевать, или не пожалеете? Кто б Ингрид пожалел. Неужели Валера её прямо в "брачную ночь" прикончил? Что за зверь! Есть ли хоть капля человеческого в нём? - Как она умерла? - вопрос сорвался с губ. - Быстро. Если вы слишком чувствительный, то возьмите платочек. Я ввёл ей ксилазин и сульфат магния. Нехорошо получилось... - Почему? - сознание у меня мутилось. - Ветеринарные препараты, впрочем, она была собачкой при своем повелителе, туда и дорога, - ни жёсткости, ни сожаления в словах. - Раздевайтесь и ложитесь. Не надо смотреть на окно, Владимир, это путь в никуда. Куда вы намылились? Там стена! В соседнем помещении господа Веймайер и Галауэр. Если вы помышляете схватить скальпель и перерезать мне горло - валяйте, да я же вижу, вы глаз не спускаете с сего орудия. Я уйду из жизни с осознанием того, что моё дело будет закончено. С того света спрошу у обоих, и с вас, как третьего лица. Вот так, и больше ничего. Бежать некуда, ну что, Лео, поверю тебе. Давайте, эскулапы, делайте из меня "королеву", через тернии достигнем звёзд. Виталик, я люблю тебя и буду любить, если смогу пережить всё это. Если нет - живи и помни обо мне. Моё сердце всегда с тобой.