Парадигма любви

Выйдя из душа, я обнаружил, что полотенца нет. Вот ведь раздолбай - мог бы проверить до того, как влез отмываться. Что делать - я пошлёпал из ванной, в чём мать родила. - Хорошая фигура, - услышал я голос, идущий, казалось, из ниоткуда, - подойдёт! - Для чего? - я заозирался по сторонам, выглядывая говорящего. - Для новой жизни! - Ой, а почему ты в таком виде? - прозвенел хрустальный голосок. В этот раз источник звука я увидел - в дверях стояла Эжен, зажав в руках большое махровое полотенце. - Вот на поиски полотенца я и шёл. Это ведь мне? - не дожидаясь ответа, я схватился за золотистые кисточки и, спустя мгновенье, мягкие волокна банного атрибута грели мои кости. - Полагаю, в халате тебе будет комфортнее. Я сейчас его принесу. А твои вещи ты больше не увидишь, они тебе больше не понадобятся, - отрезала милая девушка и, сверкнув глазами, скрылась. Однако, через минуту вернулась с халатом, не менее мохнатым, чем полотенце. Было такое ощущение, что его сделали из остатков персидского ковра, раскинутого на полу. О чём я и сказал девушке, но она лишь презрительно фыркнула на меня. - Сам ты коврик, это Верховный Мастер лично выбирал, специально для тебя, столько чести тебе, - надменно проговорила она. Зависть, девушка, есть плохое чувство. - А надзирателя-вуайериста Валера тоже сам подбирал? Эжен удивлённо подняла брови. - Со мной кто-то разговаривал, пока ты не вошла. Голос абсолютно незнакомый, сказал, что у меня хорошая фигура для какой-то новой жизни. - Не для какой-то, а для особенной, - гордо заметила девушка, - жизни здесь! А теперь пошли со мной. Нам велено тебя развлекать до завтрашнего дня. Конечно, я мог сказать что-нибудь резкое и грубое, мол, не больно и хочется, чтоб вы своё драгоценное время на меня тратили, но сдержался. - Чем я тебе не нравлюсь? - вполне миролюбиво поинтересовался я. - Что ж так зло вы со мной, что ты, что Ингрид? Чем я успел провиниться перед вами? - Тем, что на тебя пал выбор нашего властелина, - сквозь зубы выплюнула девушка, но тут же прикусила язык. - Я что ли чьё-то место занял? Вы знаете, что Валера хочет отдалить вас и сделать меня своим помощником? Эжен заливисто расхохоталась и ничего не ответила. В этот момент зашла Ингрид с видеокассетой в руке. - Пойдём, - кивнула она, - у меня свежая запись. Тебе, - она повернулась в мою сторону, - рекомендовано пойти с нами. Сомневаюсь, что наши девичьи фильмы тебе придутся по вкусу, но таков приказ Властелина - ты должен быть под нашим наблюдением. - Почему? - Верховному Мастеру не понравилось твоё состояние. До обследования врача мы несём ответственность за твою персону. Оставить тебя одного мы не можем по приказу, который не обсуждается, а выполняется. А лишить себя удовольствия от просмотра киноленты - не в силах физически, хоть повелитель и недоволен нами за это. Если что - скажем, что тебе показывали. А ты согласишься, согласишься ведь? - Эжен почти умоляюще посмотрела на меня. Куда пропала её ревность и ненависть ко мне? Да-а, что-то вспомнились мне мои коллеги с "почтового ящика". Им пожарные несколько месяцев подряд вдалбливали, что греть воду перемотанным скотчем кипятильником - почти ровесником революции - опасно. Причем не только для здоровья и жизни любительниц чая, но и для электросети. Фейерверк мог бы быть впечатляющим. И это было бы последнее, что они б увидели в своей недолгой жизни. Чай же дамам всё-таки оказался дороже: они продолжили пользоваться кипятильником. А чтоб огнеборцы не ругались - додумались отнести его в туалет, где зачем-то стояла 10-амперная защищённая розетка, вполне могущая выдержать серьёзную атаку допотопным агрегатом. Правда, чтоб теперь согреть чай, нужно было встать на подоконник - розетка-то под потолком была - и стоять там, работая привидением или офисным чучелом, крепко сжав кружку половой тряпкой, чтоб не обжечь пальцы. Польза от такого была - вороны, доселе регулярно гадившие нам на подоконник, теперь облегчались, не долетая. Уборщице было меньше прибираться. Так коллеги мои ей прикрылись, мол, помогаем труженице ведра и швабры в борьбе с антисоветскими пернатыми. - Кроме того, тебе может понравиться. Заинтригованный - а вдруг они концерт западных рок-звёзд собрались смотреть, - я, разумеется, пошёл за девушками. Ну, пускай они не спускают с меня глаз - мне так даже спокойнее. А то вдруг какой лазун проберётся сюда и перепутает меня с отбивной. Но что ж такого на этой кассете, что у обеих девушек аж глаза загорелись. Вряд ли пособие по выращиванию ромашек. Ну и не порнография же! Спустя полчаса просмотра я подумал, что лучше бы это всё-таки была порнография, хотя бы о выращивании ромашек. И почему они решили, что это может мне понравиться? Неужели я похож на... на... Обе девушки, усевшиеся по обе стороны от меня, с наслаждением смаковали подробности происходящего на экране. Фильм был снят явно ещё в 70-е годы и пропагандировал размножение советских граждан. Чёрно-белая картинка подрагивала, кадры маленьких детей сменялись видами родильных домов, беременных женщин и акушерок. Добрый голос, который, судя по интонации, перепутал социально-медицинскую ленту с фильмов ужасов, то есть совсем немного ошибся, ласково вещал о родах, разрывах промежности и очищающих клизмах. Только я обрадовался, что на экране появилась природа - клумбы, газончики, цветущие яблони и персидская сирень, как оператор и монтажёр суровой рукой перебросили место действия в кабинет УЗИ. Подрагивающее блестящее от геля надутое пузо, сардоническая улыбка будущей мамаши, кривые артритные пальцы медсестры - вот лучше бы я тут отключился, а не во время разговора с Валерой. Мне было неприятно на это смотреть. Ну да, это всё естественно, но как-то совсем не для меня. Детей я недолюбливал, своими не обзавёлся, хотя, может, где и забегали маленькие Володи после наших бурных гастролей. Генофонд мы в 80-е лихо улучшали. Ну а чем ещё заниматься между концертами? Книжки читать? Так мы и читали: одну дочитаем - за другой побежим. А то и целую связку возьмём... Только отвлёкся на прошлое, как настоящее врезалось в мозг противным жалобным криком. Непроизвольно я перевёл взгляд на экран. Раскинутые ноги, голое синюшное женское тело, люди в белых халатах, залитые кровью, - это была совсем не трэш-порнуха, а съёмка в родильном отделении. Наконец, показали измазанного слизью орущего младенца. Фоном же шёл бодрый голос, толкающий речь о том, что размножаться - это прекрасно. По трое-четверо детей в каждую советскую семью! И плевать, что на детские пособия протянуть можно разве что ноги. По обе стороны от меня душераздирающе вздохнули и сжали мои локти мёртвой хваткой. - Зачем вы это смотрите? - отгоняя подступающую дурноту от увиденного, прошептал я. К моему счастью в этот момент фильм остановился, побежали титры. - Затем, - выдохнула Ингрид. - Мы не можем иметь детей, так распорядилась природа. Но мы можем хоть ненадолго погружаться в этот волшебный счастливый мир. Нам никогда не испытать радости зарождения новой жизни внутри себя, ощущения движения крохотных ручек и ножек, причастности себя к сотворению нового человека, к дарению ему жизни. А эти записи - наш мнимый мостик в сладкие мечты. - Но когда запись заканчивается, вы ж возвращаетесь в реальный мир. Действие "наркотика" заканчивается, наступает ломка. - Как же ты прав, Володя! Но нам её помогает пережить мысль о том, что завтра мы увидим новую часть, очередную историю из прекрасного мира материнства. Этих записей у нас много - на жизнь хватит. Я искренне пожалел девушек: всё-таки несправедлива жизнь. Они мечтают о детях, но для них это невозможно. Как говорил герой "Кавказской пленницы": "Так выпьем за то, чтоб наши желания всегда совпадали с нашими возможностями". - Девушки, неужели для вас ничего нельзя сделать? Валера сказал, что у него тут лучшие учёные. Может, как-то можно у вас вылечить бесплодие? Вместо ответа они синхронно стёрли набежавшие слёзы и, вопреки приказам, оставили меня одного. Ну, я не расстроился - смотреть на их рыдания - удовольствие ниже среднего. Я вернулся в свою комнату, зацепив принесённые мне кроссворды, и потерялся в пространстве не хуже Ингрид с Эжен. *** - Вот актрисы, Станиславский бы обрыдался! - Валерий захлопал в ладоши, встречая девушек. Те, хлюпнув носами, заулыбались. - Мои милые, вы выполнили своё задание. Какое ж у него лицо было выразительное! Вы заметили? Ничего-ничего, посмотрим, что будет выражать его лик, когда... молчу-молчу, чтоб не сглазить. Отдыхайте, мои сладенькие крошки. Спровадив помощниц, Кипелов нахмурился и зашагал в соседнюю комнату, выхватив по пути плётку. Галауэр не ждал его визита. Короткий и хлёсткий удар сбил доктора с ног. - Что ж ты интригу нарушаешь? - грозно вопросил Валерий. - Не дай бог задумается Володя, что за ним следят, а это ему вредно. Помни о печке, она будет рада с тобой познакомиться. - Я больше не буду, - прошептал разбитыми губами врач. - Вот и молодец! Готовься к завтрашнему дню. Это должна быть большая неожиданность! - Слушаюсь... *** Имитируя бурную деятельность, Виталий углубился в шахту, скрывшись от постороннего взора. Вопрос "что делать?" стучал по вискам ещё интенсивнее. Кипелов издевается, ведя какую-то игру. Он совершенно не боится, что басист накрутит Володю - неужели всё-таки что-то с тем сделали, что он не воспринимает реальность? - а, может, всё в самом деле проще? Виталию попросту нечего сказать из фактов - одни ощущения, что наивного Володю ждёт что-то страшное. Смуту вносили и звенящий в ушах голос Валеры - торжествующий, уверенный, что всё будет исключительно так, как задумано. Что делать? Нужно ли вообще хоть что-то делать? Быть может, покориться судьбе в лице верховного мастера? Какая разница, где выживать - в мёртвой пустыне или в подземелье? Работать приходится и там, и там, кормить вроде как должны - не на самообеспечении же тут все бегают - радиация же сюда не проникает. Или всё-таки вытаскивать Володю и убегать от неизвестности в... неизвестность? Раз за разом Виталий прокручивал в голове всё увиденное и услышанное, но картина не складывалась. Желая хоть как-то упорядочить свои мысли, он оторвал кусок от своего одеяния, оказавшегося изнутри белым, вытащил попавшийся под руку осколок угля и начертил понятную только ему схему. Кажется, так учили анализировать известные факты ещё много лет назад в институте. Взгляд прыгал от одного слова к другому: "профессор", "пересадка органов", "почести Володе"... Пришли на ум последние слова убитого врача: "Больше всех не повезло женщинам". Что тот имел в виду? Что все женщины погибли? Нет, не все - лучница точно жива - мертвецы так не палят, да и лазуны со вторичными признаками женского рода ему попадались, редко, но всё же они существовали. Стоп-стоп-стоп! Самок лазунов басист видел, самцов - тоже, а молодых и подростков, грубо говоря, детей лазунов, нигде не было замечено. Или они как птенцы голубей - мало ж кто представляет, как те выглядят, на люди показываются только взрослые особи, желающие хлебушка и семечек. Лазуны не размножаются? Уж если им мозги отшибло, то животные инстинкты должны обостриться? А что если и люди не размножаются? Виталий напряг память, пытаясь припомнить разговоры охраны бункеров - хоть раз кто-то из них упоминал о детях или нет? Как не силился он вспомнить - не получалось. В сознании повисла тонкая, ещё почти эфемерная цепочка - женщины не могут размножаться, пересадка органов без отторжения, и совершенно без разницы, что и кому вставляется, противоестественные опыты, которые пытался отсрочить покойный доктор, упоминавший про преступление против законов природы. - Черт! Не может быть такого! Это невозможно! - сам себе крикнул Виталий и замер. А почему собственно нет? Единственное, что не вплетается в общую канву, - почему именно Володя, донор-то должен быть молодым, но реципиент... Да, скорее всего, тоже, выражаясь аллегорично, если в старый "Москвич" вставить двигатель от нового "Мерседеса", то он же не поедет. Вот теперь Виталию стало страшно. Знание - не всегда сила. От сложившейся картины по телу бежала крупная дрожь. Его Володьку ждёт такое, нет, лучше не представлять, что его ждёт. И всё-таки басист переиграл Кипелова - он понял, что тут творится. И это его козырь, его джокер. Дожить бы до утра, а там повидаться с Володей, и будь, что будет. Не отдаст от гитариста любимого на расправу, пусть за это придётся заплатить своей жизнью. Пускай Кипелов всё рассчитал, и на старуху найдётся проруха. Только бы не завтра, только бы не... С этими мыслями Виталий оторвал ещё один кусок от одежды и написал на нём несколько коротких предложений, после чего почти молитвенно сложил руки, мол, высшие силы, если вы существуете в этом мире, сделайте так, чтоб Володя поверил, пока для него не стало слишком поздно. *** Утро - это такая часть суток, когда завидуешь безработным. Оно может быть прекрасным, если начинается не с энергичного стряхивания одеяла и командирского голоса над ухом. - Вставай давай! - мой сладкий сон с Виталей в главной роли прервала холодная и властная рука Ингрид. - Душ и к врачу, потом покормим, надеюсь, ты протянешь. Увижусь с Виталей! Быстрее-быстрее! От спешки я едва не грохнулся в ванной и умудрился порезаться бритвой, но, судя по внутреннему хронометру и довольному лицу Ингрид, я с утренним туалетом справился крайне быстро. По коридору я почти летел, сердце приятно сжималось: не виделись чуть больше суток, а я уже скучаю по нему. Заноза в сердце моем сладкая, лучик света в тёмном царстве, я бегу к тебе. Ингрид едва поспевала за мной - её каблучки громко цокали по паркету. Последние метры до тяжёлой двери с алым крестом я проехал, заскользив по натёртому полу. Не дожидаясь, пока я или Ингрид постучим, створка с шипением приоткрылась. Девушка пригласила меня вовнутрь, сама же осталась в коридоре. Помещение, где я оказался, заливал синий свет, точно от лечебных ламп Минина. Воздух здесь был свежим и, как мне показалось, слегка разреженным, точно я находился в горах. - Встать прямо, вдохнуть - не дышать, - скомандовал металлический голос. Я подчинился ему, ещё и руки поднял к потолку, хенде хох, в общем. - Раздеться, вещи оставить, - из стены с жужжанием выехала полочка. С сожалением расставшись с халатом, я заозирался по сторонам - ну и где ж обещанный врач, где Виталя? Ответ на второй вопрос я получил через мгновенье, когда неприметная панель в стене отодвинулась, и в проём втиснулся басист, которого сопровождала та же Ингрид. - Виталя! - я бросился к нему в объятья, сжимая его как можно крепче. - Раздеться! - скомандовал голос. Виталик отстранил меня, скидывая оригинального вида наряд. Краем глаза я заметил, что басист что-то спрятал в подмышку. - Стоять три минуты, дезинфекция, - подул довольно тёплый воздух, приятно согревающий тело. - Володя, - неестественным голосом проговорил Дуб, - надо отсюда бежать. - Почему? - нет, я понимал, что просто так басист не будет говорить, но хотелось знать основания. - Тебя готовят на опыты. - С чего ты взял? Валерка ж сказал, что я буду его помощником. - Умеет врать, наглец! Нет, ты, может, и будешь помощником... в осуществлении его ненормальных планов, - басист почти прижался к моему уху, обжигая тёплым дыханием. - Как бы невзначай забери у меня записку, положи её в вещи, потом прочитаешь. Здесь наверняка камеры. Этот урод сидит и ждёт, когда я тебе начну рассказывать страсти-мордасти. Не дождётся, - неожиданно для меня Виталик повернулся ко мне и поцеловал. Наши глаза встретились. Его, что удивительно, поблёскивали от слёз, а в самой карей глубине таилась боль. - Виталий Дубинин, на выход! - три минуты пролетели быстро и бесполезно. Я остался один в синей комнате. От Витали осталась только записка - грязноватый клочок ткани, с трудночитаемыми буквами, начерченными тонким угольком. Что-то я ничего не понял! Что тут вообще происходит? Я присел над своим халатом, куда уронил записку, и попытался разобрать затёртые слова. "Не верь Валере, буде.. ...ой, ..ги, пока мож...! Свидим... ...щай!" И почему в этот самый момент мне захотелось убежать далеко-далеко, снеся дверь с петель? Почему в душе поднялся страх, который я не испытывал много лет? Иногда я верил своему внутреннему голосу, но чаще тормозил, как сейчас. Передо мной распахнулась ещё одна дверь, открывая вход в залитый электрическим светом кабинет. Отчего-то подрагивая, я подхватил халат и шагнул туда. - Ну это лишнее, - услышал я знакомый голос, - халат оставь, он тебе не пригодится пока что. А меня стесняться нечего, - на меня смотрел немолодой мужчина с каштановыми кудрями, поверх которых чуть кривовато сидела хирургическая шапочка. Он напоминал классического доктора из ужастиков 40-х годов: с виду безобидный и улыбчивый, а на деле покрошит в капусту и следов не оставит. - А где Виталя? - только и смог спросить я. - В соседней комнате, моя помощница измеряет ему давление, - улыбнулся врач. Я вздрогнул - его зубы были чёрными и заострёнными, его пальцы щёлкнули передо мной - тонкие латексные перчатки плохо скрывали длинные когти. Вашу ж мать! Что тут происходит? Это что за тварь в белом халате? Что меня ждёт? - Ложись на кушетку, посмотрим, что у нас тут. Сознание, говорят, теряешь? Нехорошо, малокровие у тебя что ли? - доктор облизнулся. - Будем проверять, ты ж нужен Властелину здоровенький и целенький. В 80-е годы поклонницы говорили, что у меня гипнотизирующий взгляд удава, так вот, этот доктор был целой анакондой! Словно скованный невидимой цепью, я прошёл к койке и улёгся на неё. - Что ж ты у нас видел? - длинный палец почти ткнул меня в глаз, оттягивая веко. - Не-ет, видел недостаточно, мало повидал, значит, нервы в порядке. Глаза - есть зеркало души, а душа твоя чистая и нежная, какая и нужна. Какой хороший экземпляр Верховный Мастер подобрал, глаз не оторвать. - Не надо от меня глаза отрывать, - единственное, на что я ещё был способен, - поюморить слегка. Врач шутку оценил, и мне пришлось снова наблюдать за его зловещей гнилозубой улыбкой. - В роду болезни хронические были? Онкология? Сердце? - Нет. - В армию сгодился? - Да. Его пальцы были холодны даже сквозь перчатки. Они мяли мне грудь, рёбра, дошли до живота. - Да, вот тут места много, подойдёт. - Вы о чём? - я почти подскочил на кушетке. - Лежи, мой дорогой, я так, о своём, не бойся, - рука была не только ледяной, а ещё железной. Подняться мне не дали. Вокруг моих запястий и щиколоток что-то свистнуло, и я понял - вырваться не получится. Мои конечности оказались надёжно скованы. Даже малейшее движение вызывало боль: я даже не дёргался - всё, попал. Это чувство нахлынуло с головой, смывая остатки рассудка. Где же Виталя? Что меня ждёт? И чем я это неведомое заслужил? Ответа не было. - Зафиксированное тело в предварительных ласках не нуждается, - донёсся добрый голос Валеры. Я зажмурился, попытался потрясти головой, чтоб отогнать наваждение. Не может быть такого! Наивный и доверчивый кретин - вот кто я. Это вот как раз суровая реальность. А ещё я склеротик - Валера всегда умел красиво говорить. - Я слишком долго этого ждал, целых 25 лет, - по моей щеке пробежали прохладные кипеловские пальцы. - Ты будешь моим, нет, моей - слово "королева" же женского рода, кем-то ты в общем будешь, но рядом со мной. Рядом, Володенька, отныне и вовеки веков.