Парадигма любви

Я проснулся от чувства, что кто-то внимательно на меня смотрел. И это была совсем не камера Системы, наблюдающая, что ты творишь во сне, как перебираешь ногами, дёргаешься и вскрикиваешь в непроизвольном кошмаре. Но когда я открыл глаза, то увидел, что никто на меня глянец не наводил: басист спал, чуть приоткрыв рот, а больше, кроме микробов, здесь никого не было. Я рассматривал Виталика, как ценитель прекрасного в художественной галерее. Мне в нём сейчас нравилось абсолютно всё. Мои чувства к нему стали только крепче и прочнее. Вот так, Володя, негаданно-нежданно обрёл ты и старого друга, и защитника в незнакомом мире, и любовника, три в одном, как кофе в пакетиках. Триединый басист чуть шелохнулся во сне, прижимаясь ко мне тёплым плечом. Надо же, совсем горячий, а ведь собирался дать дубу. Володя, Володя, ну-ка умерь свои лингвистические завихрения с фразеологизмами. Дубу тут как раз дал именно ты, в самом прямом смысле, без метафоричного окраса. Я аж всхохотнул сам над собой - это ж хорошо, когда можешь посмеяться над своей персоной. Ещё б при смехе задница не болела бы, а то чувство было, что в ней постоянно поворачивается маленький, но очень колючий ёж. Но, чёрт возьми, когда я последний раз улыбался и хихикал? Память отказывалась подсказывать ответ на этот вопрос. Эх, Система, липовое счастье, ты уничтожаешь не только тела и разум людей, ты глушишь их эмоции, заменяешь их апатией и пустотой. Во снах Системы я не заходился смехом даже во время исполнения "Дай жару", хотя тогда, в 1989 году, когда у нас было по два концерта каждый день, я искренне ржал, пугая уже нетрезвый первый ряд и столь же вменяемого Валерку. Как-то даже умудрился не сойти с ума и никого с этого самого ума подобно улице Роз не свести. И всё-таки - разговор с басистом встал передо мной, прокручиваясь точно на плёнке - что стало с нашими коллегами? Подозрительно до крайности, ну пусть Виталик ничего не знает, так мог бы мне сказать. А то навёл, понимаете ли, тень на плетень, что лучше мне этого пока не знать. Что он имел в виду? Я пытался заставить свой мозг думать, придумывать объяснения, варианты, причины таких его слов. Что мы имеем? Виталя не хотел меня пугать? Он знает, что Валеру и Сашу перемололи жернова апокалипсиса, не оставив и следа от них. Но тогда логичен следующий вопрос - откуда ему это известно? А, может, он сам их прикончил? Увидел, что они обернулись лазунами озверевшими, пострелял и сделал из них коврик. И он боится, что я его не пойму. А если посмотреть под другим углом: оба коллеги попали куда-то - в Арсу или в упомянутый басистом Подземный мир. Но опять же - получается, что Виталик это знает, но не хочет, чтоб знал об этом я. А я вот желаю знать, как охотник о местонахождении фазана. Просто хочу и всё, и я всё ещё лелеял мысль, что времена пост-апокалипсиса пройдут, и наступит новая эра полноценной жизни на земле. И что мы доживём до сей поры прекрасной, и снова будем играть свои песни. Такой я идеалист, мечтатель и романтик. И опять последнюю фразу я произнёс вслух. - Каким ты был, таким ты и остался, - сонно ответил мне басист, шумно переворачиваясь на спину. - Доброе утро, или какое сейчас время суток? - По часам, - Виталя дотянулся до своего хронометра на тумбочке, - 7 утра, значит, утро, но доброе ли? Ты вообще как после вчерашнего? - эти широко распахнутые карие глазищи уставились на меня, прошивая насквозь, как следователь смотрит на подозреваемого. - После чего именно? - я сделал деланно-удивлённое лицо. - У меня болит спина, плечо и шея, а ещё левая нога, бедро и междужопие. Виталик моргнул, переваривая услышанное, а потом расхохотался. - Хорошо сказал. Ладно, лежи пока, отдыхай. Я в душ, - я думал, что он помянет Шу, мол, он наутро после их первого секса так же сказал, ну или наоборот, совсем не так, но басист промолчал на этот счёт. Откинув одеяло, Дуб наклонился ко мне всеми кудряшками, неловко поцеловал в висок, пробегая губами по коже, и застрял в пути. Его вьющиеся волосы накрыли мое лицо, я оказался почти погребён под его мощным торсом, стало труднее дышать. - Сделал дело - слезай с тела, - прошептал он, дождался, когда до меня дойдёт, и скатился на пол. При ярком электрическом свете я впервые увидел его сегодняшнего обнажённым. Вчера-то больше домысливал, верхний свет же не был включён. Я разглядывал его, как он бесшумно передвигается по комнате, абсолютно нагой и взъерошенный, как подрагивают его лопатки, как пляшут по ним кудряшки, как бугрятся крепкие мышцы под кожей, и тихо заливался слюной практически в прямом смысле. Минувшие годы ничуть не попортили его, лишь дали лёгкую квадратность фигуре и пару морщинок у глаз. Худющий, почти рахитичный паренёк превратился в немолодого роскошного мужчину. Ему должно было быть 57 лет, лишь немного младше моих родителей, но, всматриваясь в его лёгкие пружинистые движения, ловя его яркие взгляды из-за пушистой чёлки, я убеждался с каждой минутой, что время не властно над ним. Какая сила духа, какой внутренний стержень должен быть у человека, который пережил апокалипсис, остался брошенным спасателями, долгое время был один, затем потерял близкого и любимого человека, но нашёл силы жить дальше?! В тот момент я в одностороннем порядке решил, что отныне принадлежу только ему - моему Виталику, долгожданной моей любви, настоящему дубу, не сгибаемому жизненными ветрами и бурями. Я буду рядом с ним всегда, попробую стать ему поддержкой и опорой, как Шу. Нет, выкинь из головы этого призрака, Володя, ты будешь лучше него, ты же способен на это. Мои размышления прервал вернувшийся басист. - Сделал дело - вымой тело, - выдал он очередную народную мудрость и сдёрнул с меня покрывало. *** Она скрипела и пыхтела, оглушительно ворча и пуская клубы дыма из выведенных труб. Ждала новых жертв во благо человечества. Уже предвкушала, как рванут её заслонку и кто-то, издав свой последний вскрик, захлебнётся болью, падая на раскалённые камни, прямо в огонь, пожирающий все живое. Только чувствуя, как язык пламени, бушующего в ней, нетерпеливо слизывает кожу жертвы вместе с волосами, как капает кровь, сворачиваясь на камнях, превращаясь в чёрные сгустки, немного отдающие горелой яичницей, она ощущала себя счастливой. Да, она была живым существом, заточённым гениальным мастером в тесные оковы гибрида мартеновской и русской сказочной печи. Орудие наказания непокорных и провинившихся, ужас и страх всех живых Подземного мира - вот кем она была. Не боялся её только создатель, перед которым она благоговела, которым восхищалась. Её чувства выражались в струях пламени, образующих вокруг зашедшего к ней Верховного Мастера огромный огненный ореол, мол, корона, а ты мой король. Но ни разу даже маленькая искра не обожгла его. - Ты ж моя красавица, - тепло говорил он, похлопывая блестящие бока печи, ничуть не боясь обжечься, - ты ж моя умница, мы с тобой приведём все человечество в светлое будущее. Я глава нового государства, а ты мой карательный орган: НКВД, КГБ, ВРК, ГПУ - на любой вкус, выбирай, как тебе больше нравится. Без жертв, увы, нельзя, отлынивают от работы, ничего не хотят делать, безмозглые куски мяса. А ты моя труженица, - печь довольно фыркала, разгораясь всё жарче, позволяя огню беспрепятственно проникать в самые укромные уголки в своем смертельном для человека танце. Сегодня в её недра должен был попасть пленник - охранник из Е-95, по глупости вышедший без оружия покурить на свежий воздуха и уж совсем не от большого ума осмелившийся противиться воле Верховного Мастера: работать не желал, трудился вполсилы, а добытые драгоценные камни прятал в сапоги, да к тому же, не до конца сражённый гипнотической силой, пытавшийся вносить смуту в ряды тех, кто ещё сохранял хотя бы самые элементарные признаки разума. - В человеке есть много чего хорошего, главное - хорошо его обыскать, - с улыбкой проговорил Мастер, вглядываясь в измождённое лицо смутьяна. Тот стоял на коленях, лазуны едва удерживали его, чтоб не завалился на бок. Лицо его было покрыто корочкой запёкшейся крови, губы разбиты, один глаз заплыл совсем. - Что ж ты, ошибка природы, делаешь? Сам не работаешь и другим не даешь! Нехорошо, ай нехорошо. За это ты приговариваешься к тесному знакомству с моей любимицей, - дверца в печь распахнулась - оттуда вырвалась пара языков пламени и потянулась к жертве, точно это были руки зловещей печи, которую именовали не иначе как адской машиной или машиной смерти. - Ужин, мадам, - провозгласил Мастер, схватил парня, силившегося вымолвить хоть слово, но язык точно прилип к нёбу, и втолкнул в довольно широкий проём. - Гори-гори ясно, чтобы не погасло, - нежно пропел он. Сопровождавшие приговорённого лазуны блаженно воздели руки к потолку и одобрительно заурчали. Но печь была настроена пошалить - растянуть удовольствие. Ни единый всплеск огня не коснулся жертвы, наоборот: пламя точно отодвинулось на несколько сантиметров и теперь задумчиво извивалось на месте змеёй в брачный период. Сзади парнишки-охранника раздался щелчок - лазуны установили заслонку. Бежать было некуда, жертва попыталась зажать уши, чтоб не слышать гудение печи и треск огня вместе с оглушительным жизнерадостным смехом маньяка - повелителя лазунов, но тщетно. Звуки проникали, своими частотами они рождали ещё больший ужас в душе. Парень не выдержал: не дожидаясь, когда его обожжёт первый кнут пламени, сам бросился в огонь. Молча, хотя, быть может, крик потерялся в торжественном реве печи: "Новая жертва, свежая кровь!" Верхняя заслонка слетела - столб пламени фейерверком на миг осветил своды пещеры. - Вот вам урок! - назидательно заметил Мастер. - Слушайтесь меня, и подобное вам не грозит. Сюда попадают только лентяи, глупцы и те, кто мне не нравятся. А вы-то пока не дискредитировали себя, - он потрепал лазунов по мохнатым щекам. Те домашними кошками потерлись о его руку. *** Коврик из шкуры недолазуна показался мне мягче персидского ковра. Я, наверное, минут десять перебирал пальцами грубоватый мех, слушая, как Виталик за стенкой ругается и чем-то гремит. Неожиданно звуки стихли. Все ещё не отделавшись от утреннего чувства, что на меня смотрел кто-то чужой, я осторожно выглянул из ванной. А в самом деле, кто знает, что тут могло быть в этом чёртовом мире? Лучше перебдеть - это я уже понял. Ощущение присутствия кого-то третьего в нашем бункере не покидало меня. Я не мог объяснить это рационально и с точки зрения логики. Высунувшись, я увидел поистине дивную картину, в какой-то мере отметающую мои неизвестно откуда взявшиеся страхи. В кресле восседал Виталик, в очках, нацепленных на самый кончик носа, сшивающий заметные прорехи в своем защитном рубище. Щурясь и чертыхаясь сквозь зубы, басист крупным стежками стягивал прокушенные лазунами дырки. Одно неловкое движение, и иголка воткнулась в палец. - Бляха-муха, - тут же отозвался Виталя, засовывая пострадавшую часть тела в рот. - Дальнозоркость, зараза! - увидев меня, пояснил он. - Давай я зашью, руки ещё помнят, как это делается, - предложил я. И тут же в меня полетела затёртая размахайка с прикреплённой к ней иглой. Освободившись от, полагаю, пыточного для себя занятия, Виталик повеселел. Очки он засунул куда-то в шкаф к фотографиям Шу. Не удивлюсь, если окажется, что очки принадлежали покойному сожителю. Выдохнув, басист принял упор лежа и нажал энергично отжиматься: сначала на обеих руках, затем на одной, поочередно поднимая ноги. При каждом рывке он удовлетворённо крякал, поглядывая на перекатывающиеся под кожей упругие мускулы. Чёрт, он же стареет, и его это не устраивает. Дальнозоркость - это возрастное, в молодости-то он прекрасно видел вблизи, да и вдали тоже. Время крадёт у него силы и здоровье, понемногу, постепенно, но это его напрягает. И он тренируется для того, чтоб отсрочить момент, когда тело даст сбой, перестанет подчиняться командам мозга и превратился в бесполезную старую рухлядь. Тогда он станет лёгкой добычей для лазунов или ещё каких существ этого мира. И я понял своё предназначение рядом с басистом - я ведь молод, верю, что здоров, силён и вроде бы в форме. Я буду рядом с ним, плечом к плечу мы будем пытаться пройти этот нелёгкий путь длиною в жизнь до конца. Шил я почти не глядя, больше любуясь Виталиком. Разумеется, повторил судьбу басиста, к счастью, только оцарапал ладонь. Боль принесла какое-то отрезвление, дала импульс раскинуть мозгами. И результаты этой мыслительной деятельности вызвали лёгкую дрожь в затылке. - Виталь, я, конечно, может, чего не понимаю, но ты вчера стрелял в эту тварь, полулазуна, но не проверил, убил ли ты её? - этот вопрос пришёл неожиданно, но он был закономерен для любого мыслящего человека, знающего ситуацию. Расправившись с обычными лазунами, басист проверял у них пульс и зрачки, говорил, что они вообще-то живучие твари. А странное недообросшее существо он подстрелил, но не факт, что насмерть, и даже не проверил, пришёл ли жертве "анкл-бенц". Что это? Беспечность? Не смешите меня! Человек, который четверть века живёт в мире с подобными тварями, не может быть столь наивным. Да и лазунов он инспектировал, одного подозрительного даже пнул, тот, как тяжёлый мешок с мусором, от удара чуть шелохнулся, но никаких признаков жизни не подал. Последствия заседания в морозильной камере? Мозги простудил? Расслабился? А что если... - Я всё думал, когда ж ты спросишь, - басист спокойно поднялся на ноги и уселся рядом со мной, - когда в твоей голове начнёт просыпаться логика. Дождался, это плюс, медленно, но верно твой котёл вспоминает, как надо варить, - его губы чуть тронула улыбка, такая осенне-печальная, веющая безысходностью от ситуации и снисходительностью ко мне. - Эти твари, "квазикриперы" - так их именовал Шу, слишком быстрые и крайне живучие, они могут не только подкрадываться, ещё маскироваться и ждать жертву. Лазуны-то сразу толпой лезут, им на ум не может прийти, что надо быть хитрее - по причине отсутствия этого самого ума, ты ж видел. Как вывод - могло быть только два варианта. Первый - я убил эту тварь, значит, беспокоиться не о чём. Второй - сука эта выжила и терпеливо дожидалась, когда я пойду к ней с проверкой, приближусь на расстояние броска. Третьего, поверь, не дано. Даже если рана была очень серьёзная - он мог легко загрызть меня. Мне ж из-за бархана его не видно, а я для него как на ладони, разгуливающий шашлык, твою ж мать. - Он может вернуться? Ты ж говорил, что лазуны чуют своих равно, как и жертв, то есть нас. Полагаю, что более совершенная тварь тоже способна на это. - Разумеется. Припрётся, злой, как чёрт, и с желанием прогрызть мне шею и налакаться горячей крови, - Виталик говорил отмороженно-буднично, будто перспектива закончить свои дни в клыках хищной твари его совсем не интересовала. - А я его буду ждать, с «ружжом». Начинается весёлое время: идёшь и думаешь - сейчас тобой закусят или через пару минут. Зато в тонусе находишься, - басист оптимистично хлопнул меня по плечу. Я не разделял такой радости, но в его словах была логика. Нужно побыть живцом, на который прибежит зверь, тут-то последнему и настанет каюк. *** - Стоять и ждать. Людей поймать и не жрать, - едва раскрывая рот, скомандовал квазикрипер, когда десяток лазунов замерли около входа в А-8. В ответ ему раздалось нестройное ворчание и возмущение: как так-то, люди такие вкусные, притом такие мерзкие, что автоматически заслужили того, чтоб стать обедом. Правда, эта мысль так и осталась на подсознании у лазунов, поскольку сформулировать её словесно они не могли. Одно из существ ткнуло кривым пальцем в окоченевшие тела своих собратьев, которые всё так же валялись около стены бункера, и издало противный горловой звук. Остальные тотчас же повернули морды к останкам. У кое-кого был чисто кулинарный интерес - пусть сородич, зато килограмм 70 отборного мяса, немного протухшего, поражённого трупным ядом, но все равно съедобного. Но большинство тварей, увидев проломленные черепа товарищей, хрипло зарычали; глаза налились кровью, пальцы сжимали воздух так, словно это была шея убийцы. На задворках их остаточного сознания разгоралось желание мести человеческим существам внутри А-8. Но твари ждали команды главного. Квазикрипер же, не моргая, смотрел на заалевшеее солнце, потерявшее свой привычный цвет, и напрягал имеющиеся извилины, припоминая, что означает такое явление природы. Неожиданно стало быстро темнеть. Солнце практически скрылось за фиолетовыми грозовыми облаками. Дожди в пост-апокалиптичном мире не шли - откуда им, собственно, взяться, - но тучи, похожие на грозовые, временами застилали небеса. Свет дневной иссяк: лазуны практически слились по цвету с окружающей средой, полузакопавшись в песок и затихнув. Когда стало совсем темно, так, что не было видно даже пальцев на вытянутой руке, твари, повинуясь внутренней команде, прорвали тент и вломились внутрь юрты. В кромешной тьме кто-то из них не заметил щедро расставленных капканов. Злобный вой разлетелся по всей пустыне. Не остался он незамеченным и в самом бункере. *** Виталя чистил ружьё, я сшивал из двух кусков ткани бандану, чтоб защитить самое ценное - голову от влияния радиации. Мы перешучивались, вспоминали былые годы. На какой-то миг мне показалось, что мы году так в 1990-м, на гастролях, в очень оригинальной гримерке. Да каких-то только их у нас не было: раздевалка хоккеистов, где всё пропахло сотнями мужских носков, трусов и защитных лат - дышать было нечем совсем, я со своей поднявшей голову астмой высунулся в форточку и пытался через соломинку пить пиво. Валерка, как помню, надел на нос прищепку и в долгий затяг курил, выпуская кольца дыма, замещая одну вонь другой. Разумеется, не на свой шнобель, а на Манькин, из наилучших побуждений, так как драммер крепко спал после вчерашнего переезда и якобы мог задохнуться во сне от запаха. Запихивали нас и в более злачное место - бывший СИЗО, где на стенах красовались такие фразы, что впору их было заносить в книжечку "100 лучших заборных надписей России". Впрочем, когда мы в Болгарии оказались в помещении школы, "наскальная живопись" была не лучше. Припомнил басист и дивный случай с коллегой своей жены. После этой истории у меня сил не было смеяться - я молча отвалился на спинку дивана и тихо икал. - Идёт этот мужик, видит очередь длинную, аж за угол заходит, - Виталя говорил увлечённо, перестав на какое-то время изъясняться рублеными прямыми фразами. Его лицо от воспоминания раскраснелось, потеплело, морщинки пропали, в глазах заплясали чертенята. Если к ним не приглядываться - передо мной мой милёнок басовый из тех самых 80-х. - За чем очередь? - заинтересованно спросил честный труженик, очень спешащий на работу. - За немецкими унитазами! - был ответ. - Диковинка же, да и производство капиталистической страны автоматически означало качество. Трудящийся выстоял очередь, на работу не пошёл, получит втык и выговор. Принес домой длинную узкую коробку. В ней он обнаружил две палки с острыми концами и инструкцию: "Одну палку воткнуть в землю и повесить на неё штаны; другой отбиваться от волков". Потом он внимательно прочитал название мелким-мелким шрифтом. А она гласила: "Ненецкий унитаз". Расстроился сильно, из палок вроде потом основу пугала на даче сделал, а случай этот рассказал на работе. Ухохатывались с него дня три точно. - Вот говоришь, радиация, на людей влияла, и они тупели с того. Над такими персонажами и трудиться не пришлось. В первый класс отправить таких надо, - заключил я, отсмеявшись. За разговорами время летело незаметно. Как вдруг... откуда-то донёсся приглушённый вой. Виталик, к которому я в ходе беседы прильнул и обнял, подорвался на месте, выхватил ружьё и с напряжением взглянул наверх. - Что за херня там? - вопрос был, наверное, риторический, так как басист не мог не знать, что ничего хорошего за пределами бункера не произошло. - Оно пришло, квазикрипер недострелянный, - негромко высказал я. - Значит, доведём дело до конца. Быстро он вернулся. Старею, стреляю плохо. Остаток фразы он пробормотал на бегу, вылетая в открытый люк с ружьём наперевес. - Бери второе и дуй за мной, - скомандовал он. Мы замерли на лестнице у второго люка. Сердца колотились как бешеные, стук, казалось, был слышен даже снаружи тому, кто там находился, или тем. Виталя заключил, что, судя по издаваемому грохоту, тварей там больше одной, что само по себе было погано. - Блядь, что ж там наверху такое? - звуки были такие, будто там плясал помесь калинки с гопаком целый отряд лазунов. - Не знаю. Виталь, ты ж говорил, что твари к нам не сунутся, пока там лежат трупы их собратьев. А квазикрипер должен быть один. Было видно даже в полумгле, что басист побледнел и ещё сильнее сжал ружьё. - Что-то не так, - тихо выдал он. - Может открыть люк и стрелять по каждому, кто свалится в него? - А если не свалится? - Тогда, может, нам уйти и замуроваться. Еды хватит надолго, воду и электричество нам не отрубят. - Сидеть и ждать, пока они не залезут? - А они могут это сделать? - Теоретически - да, если найдут рычаг, открывающий люк. Вов, у тебя правда плохо с думалкой после лет, проведённых в мирах Системы. Как я, по-твоему, открываю люк, когда возвращаюсь? Словно в подтверждение его слов, крышка люка медленно отъехала в сторону, и повисла тишина, прерываемая тяжёлым дыханием существ сверху. Они не хотели спускаться к нам, зная, что мы их можем поджидать со свинцовыми подарками, но и мы не могли лезть к ним. Гранат же Виталик не захватил. Напряжение только крепло, я чувствовал, как по моей спине течёт пот, как дрожат руки, сжимающие оружие. Можно, конечно, было сбегать за гранатами и глушить всех кого ни попадя там. Но, кто бы не сидел вверху, они услышат шаги и, поняв, что противников стало меньше, точно ломанутся к нам, задавливая массой. Время бежало, мысли крутились: знают ли твари наверху, сколько нас тут, в каком количестве они явились по наши души - от ответов на эти вопросы зависели дальнейшие действия. Неожиданно в люке промелькнула чья-то тень. - Вов, - шепнул Виталя, - беги в бункер, возьми пару гранат и рацию в шкафу. Свяжись с любым из соседних укрытий. - Как я тебя оставлю? - Вот так... Шевели манипуляторами, только тихо. Разрываясь между приказом и зовом сердца, я всё-таки почти пополз к бункеру, постоянно оглядываясь на басиста, всматриваясь в его напряжённое лицо. О том, что происходит, он знал явно больше чем я. Возможно, отсылал меня, чтоб я спасся, а он... Быстрее, ещё быстрее, я добрался до люка и рыбкой прыгнул внутрь. Звук моего приземления я не услышал. Вместо этого позади меня что-то стукнуло, хлюпнуло, и раздался нечеловеческий крик. К Витале, срочно! - Закрывай люк, - проорал басист, прежде чем задохнулся собственным криком. Какой я дурак! Зачем я его послушал? Почему он мне не объяснил, что происходит? Рацию я сцапал на автопилоте, гранату тоже, но бросить её не получилось - куда кидать-то, там где-то Виталик. Сквозь треск и помехи я пытался подать сигнал тревоги, но вдруг вспомнил, что Дуб говорил о связи: охрана из моего бывшего бункера вовсе не желала устанавливать контакты с А-8, считая Виталю разумным лазуном. И почему я об этом и не вспомнил? И почему басист меня послал... Твою мать! Кто-то неожиданно оказался рядом со мной, схватил меня за ногу и урча потянул на себя. Обернувшись, я увидел мохнатую лапу и окровавленную искажённую пасть лазуна. Рация полетела ему в голову - ничего больше под руку не попалось. - Виталя-я-я-я-я, - крикнул я, вскидывая ружьё и стреляя почти вслепую - куда уж попаду. Жрущего мою кроссовку лазуна я застрелил, но на шум по коридору пробежали еще двое, а патрон в двустволке был всего один. Перезарядить, логично, не дали. Тварь сбила меня с ног, с наслаждением втыкая клыки в лопатку. Перед глазами почернело, я попытался сбросить лазуна, но он был явно сильнее меня. В конце коридора я смог разглядеть могучую фигуру басиста, на котором повисло три твари, но он, вопреки человеческим возможностям, двигался ко мне, что-то шепча разбитыми в кровь губами. Когда-то давно я умел читать по губам. "Чего ж ты дверь не закрыл", - разобрал я. Да как ж я б тебя бросил? Ты меня отослал, зная, что по наши души пришло что-то страшное, это был твой выбор, а мой в том, чтоб хотя бы уж если суждено помереть, то вместе с тобой. Может, я дурак, но не эгоист. Виталя понял это по моим глазам и от души матюгнулся, мол, ну дурнина. Да знаю я, что надо было спасать свою задницу, но... Больше подумать мне не дали - лазун поднял меня над головой, довольно урча, трофей же. К нему подбежали ещё двое, начав дёргать за края тряпья, которые раньше были рубашкой. - Не жрать их! - хриплый голос привёл тварей в чувство. Лазуны замерли, почтительно вглядываясь в полусогнутую фигуру, спускающуюся по лестнице. - Повелитель ждёт, - вымолвил квазикрипер, выходя на свет. - Подземный мир, месть за рану, - прихрамывая, существо подошло к басисту и ударило когтистой лапой по лицу. Хлынула кровь, лазуны оживились, но лишь один взгляд их, как я понял, командира, привёл в чувство. - Не рваться, иначе жрать! - сообщил квазикрипер. Рыпаться было бесполезно: нас связали и понесли, как мешки с картошкой. Правда, на поверхности нас всё-таки поставили на ноги, примотали друг к другу и на аркане потащили куда-то по бескрайним пескам. Я смог оглянуться - квазикрипер последним выбрался из бункера с двумя пустыми мешками в лапе. Их он надел нам на головы, но получилось, что они прикрыли нас от макушки до пояса. - Радиация, - пояснила тварь. - Они должны нормально, - и что он имел ввиду? Нас не будут есть? Мы понадобились не поражённые радиацией кому-то там? Вспомнились слова Дуба, теперь они прозвучали как набат: "...и утащат тебя лазуны в подземный мир. Уж лучше бы они тебя съели". - Виталь, что делать? - прошептал я из-под мешка. - Уже ничего, поздно, что ж ты не послушался меня? - Как я мог тебя оставить? - Дурак! - Влюблённый в тебя. Даже сквозь мешок я видел, как исказилось лицо Витали. Да, я знаю, что имя мне - идиот, но не могу ничего поделать со своими чувствами, когда они говорят, мозг отключается. Тащили нас долго, даже начало укачивать - и от тряски, и от вони - лазуны последний раз не мылись никогда. На ощупь я попытался найти басиста, но смог дотянуться лишь до кончиков его пальцев. Так, чувствуя друг друга и от этого успокаиваясь, мы ждали своей участи. Виталя что-то вполголоса бормотал. Я смог разобрать только несколько слов, 99% из них были матерными существительными и определениями, характеризовавшими ситуацию и грядущие перспективы. Но вот он очень чётко произнёс: "Прорвёмся, Вов, главное, ничего не бойся и не слишком удивляйся". Я кивнул, уж как смог тряхнуть головой, и тут же получил когтистой лапой по ноющей прокушенной лопатке. Неожиданно процессия лазунов остановилась, тяжело дыша. Что-то загромыхало перед нами, кто-то ткнул мне в лоб острым пальцем. С меня стянули мешок и толкнули в спину, загоняя в каменную арку. Но даже в ней было светло: от яркого света заслезились глаза. Сквозь мутную пелену слёз я разглядел ворота с замершими у них по стойке смирно лазунами. - Впустить! - зарычал квазикрипер, стражники подчинились. Массивные грубоватые ворота, чуть окислившиеся и позеленевшие за годы воздействия на них внешних факторов, медленно распахнулись. Тягучий скрип, казалось, слышали все и снаружи и внутри - глубоко под землей. Квазикрипер, вблизи оказавшийся похожим на неандертальца с лицом троглодита, прихрамывая на правую ногу, злобно зашипел и приказал тащить нас внутрь. Мы шли бок о бок с Виталиком в окружении кольца лазунов. Уже спасибо, что нас не тащат волоком, была возможность поразглядывать окружающее пространство. А посмотреть было на что: за воротами начинался наземный тоннель, сооружённый из грубых сероватых блоков, снаружи, как я успел увидеть, защищённый свинцовыми листами. Изнутри же неизвестный мне дизайнер с явными психическими аберрациями украсил стены и своды тоннеля соответствующими рисунками. То тут, то там мелькали прочерченные чем-то острым изображения зубов, клыков, когтей. Слева я различил клубы дыма - тёмно-серые разводы на светло-серой стене. Справа пятна образовывали фигуры, условно напоминающие людей, бегущих прочь в ужасе и панике. А вот те же создания изображались павшими ниц перед гордо вытянувшимся кем-то. Лицо у него можно было определить только по заострённым пикам, претендующим на то, чтоб называться зубами, и четырём дыркам - двум белым побольше и двум чёрным, расположенным рядом, - глаза и ноздри. Заворожённо я разглядывал данную "картинную галерею", пытаясь представить, что имел в виду автор рисунков, изображая ту или иную загогулину. В помощь были рассказы моей матери о художественных потугах её подопечных. Вокруг становилось всё темнее, точечное освещение на стенах уже не рассеивало тьму. Только тут до меня дошло, что туннель идёт по наклонной вниз, медленно, но верно мы проходим под землю. Виталик же молчал, даже не поднимал головы. Было такое чувство, что он уже видел эти каракули. - Один раз я убежал отсюда, - вдруг проговорил он. - Так ты здесь был? - я почти подпрыгнул на месте. Лазуны ткнули меня всё в ту же ноющую лопатку, чтоб я не дёргался. От боли я забыл всё на свете, но тяжёлый взгляд басиста вернул меня на землю. - Ловили, - пространно выдал он. - Ещё Шу был жив. То был единственный раз, когда охрана Х-3, который в 20 километрах к югу от А-8, вспомнила про меня в хорошем смысле. Для всех я лазун разумный, а как настоящие твари их человечка уволокли, так и они и стали рваться в эфир, мол, Охотник - меня знают под этим наименованием - спаси парня. Точно я им какой-то американский супергерой. Я их послал нахуй, как мне помочь - так они в стороне, как у них беда, так по всем каналам трезвонили. Утащенным лазунами был кем-то важным, сыном коменданта бункера, что ли, вот и засуетились. А сколько народу кроме него попало сюда - так никто не почесался даже. Шу - добрая душа - загорелся желанием сделать хорошее дело. И мы пошли туда, не зная куда, в поисках парнишки. Измором взял меня, а потом охрану Х-3, оружие и провиант за спасение с них затребовал. Такой вот он был - и поможет, но и выгоды не упустит, как ближней, так и дальней. Спаси мы парня - нам бы доверяли, в случае чего долг же платежом красен. Сил только не рассчитал, ни своих, ни моих. Не понравилось это мне, но что поделать, мнение друзей надо уважать, - горько усмехнулся басист. - Я знал про это место, о кое-чём догадывался из разговоров, перехваченных по рации. В общем, парня не спасли, сами едва ноги унесли. Сюда-то мы влезли, но вот дальше... Короче, ребятам из Х-3 доложили, что парень возврату не подлежит - съели его лазуны. В доказательство мы принесли кроссовки и серебряную цепочку, найденные в этом тоннеле прямо у входа. Уж не знаю, чем лазунам не понравились именно эти вещи. - Вас поймали, но вы смогли сбежать? - я видел, что Виталя не горит желанием распространяться в эту сторону, но у меня аж свербело узнать всё. - Мы заблудились, - признался он, - свернули в одно из ответвлений, - басист махнул рукой, и я увидел, что от коридора действительно отходит несколько ходов в стороны. - Причём весьма неудачно. - Почему? И как можно удачно заблудиться? - А вот так, сам увидишь, - загадочно выдал Виталик и неожиданно крепко прижал меня к себе. - Эх, Володька... От такого заявления мне стало не по себе. Так не обнимают даже приговорённых к расстрелу, так не скрывают информацию даже от тяжело больных. Что меня ждёт? Что ждёт нас? Виталик с виду спокоен, но за себя. - Со мной-то хуже смерти ничего не сделают, - больше ему сказать не дали. К нам приблизился квазикрипер, рыкнул, чтоб мы заткнулись, и снова надел мешки нам на голову. Последнее, что я увидел - массивную дверь с чисто советской железной ручкой. Дальше ориентироваться пришлось, полагаясь только на слух. Я ступал медленно, несмотря на тычки в спину, почти молясь, чтоб не споткнуться. Вот с шипением открылась дверь, а под ногами оказался не каменный пол туннеля, а, судя по скрипу, добротная деревянная лестница с широкими ступеньками. Не успел я подумать, где мы оказались, как вдруг меня фактически швырнули прямо в мешке вперёд. Я проехал по идеально натёртому полу и врезался во что-то твёрдое. Лопатка от таких экзекуций просто полыхнула болью, а я только забыл о ней. - Так-так, - кто-то заговорил надо мной на чистом русском языке. - Что ж мы имеем? Служба доставки сработала безукоризненно, - сильная рука рванула с меня мешок. Хорошо, что я стоял на коленях, падать было недалеко. Нет, не от абсолютно чёрного интерьера помещения и цвета в целом, разбавленных только серебристыми точечными светильниками, напоминавших ночное звёздное небо, не от двух клыкастых тварей раболепно склонившихся по сторонам от меня и Виталика. - Вот и свиделись, Виталечка! Ну что ж ты кислую рожу сделал, будто водочки тёплой попил да закусил чем неподходящим. Ты ж знал, что рано или поздно окажешься здесь. Кто однажды сюда попадает, тому судьба определена сгинуть здесь. Своим побегом вместе с тем небритым толстяком ты лишь выиграл время, но итог всегда один. А это у нас Володенька, такой молоденький, зовут Володенькой, люблю его, девчоночки мои, - хорошо поставленным высоким голосом пропел не кто иной как уже поминаемый мной Валера Кипелов. Его можно было легко узнать по голосу. Этот звенящий тенор я впервые услышал в 1984-м, сразу решив, что именно этот человек должен петь то, что напишем мы с Аликом Грановским. За прошедшие годы сила и красота его голоса не пропала, эффективность тоже - лазуны блаженно высунули языки и с невероятным теплом взирали на него. А он самодовольно приглаживал всё такие же ухоженные волосы. У меня челюсть отвисла, я не сразу смог закрыть заклинивший рот, глядя, как он вытащил из-за ремня плётку, провёл концом по своей практически фарфоровой щеке, а затем с улыбкой взмахнул плетью. Хлыст щёлкнул буквально в сантиметре от моего лица. Не верю своим глазам! Это тот наивный и светлый парнишка с широкой русской душой, которая лилась на концертах бурным потоком прямо через золотые связки, а потом и после выступлений на банкете с не меньшим энтузиазмом. Добрый, романтичный, искренний - вот как бы я характеризовал Валеру конца 80-х, а тут такая большая неожиданность, как он сам как-то выразился в интервью. Передо мной стоял чёрт, только рогов и хвоста не было. Весь в чёрном, только волосы золотом блестят. Глаза горели холодным голубым огнём, губы кривила ехидная усмешка. Мало что напоминало Валеру, которого я знал. Черты лица были теми же, но многое кардинально изменилось. Пропали даже любимые нашими поклонницам пухлые щечки. Тонкая светлая кожа туго обтягивала острые готические скулы, придавая ему ещё более зловещий вид. В этом мире он не был жертвой, заморенной и доведённой радиацией до потери человеческого облика. Он был хозяином, господином, повелителем. - Верховный мастер, - непроизвольно выдохнул я. Валера улыбнулся и кивнул. - Именно, Володенька, догадливый ты мой, - он почти ласково потрепал меня по спутанным волосам. - Так, басиста в клетку, скрипач не нужен, этого ко мне в покои. Лазуны схватили меня и поставили на ноги. Я обернулся к Виталику - тот поднялся сам и покорно пошёл, понукаемый лазунами. Он не говорил ничего, лишь на прощанье коснулся моего плеча. - Ну, вот и всё, - тихо проговорил он. - Я не верил до последнего.