Wishing on a star (Pt. 1)

Дэвид проводит рукой по волосам, когда нервничает, в точно таком же жесте, что и она. Зачарованный Лес вовсе не кажется волшебным и прекрасным – он пропитан запахом крови и пыли и пепла, от него несёт гниением разлагающихся трупов; Зачарованный лес ни капельки не Зачарованный, он Проклятый – Эмма не знает, куда все так хотят вернуться, но точно не сюда. У них на двоих один меч – вроде его, а вроде уже и её – и один пистолет, из которого обоим очень хочется выстрелить, но толку будет никакого. Дэвида передёргивает от желания её защитить, встать стеной между ней и всем миром (всеми мирами), но он понимает, что Эмма этого никогда не позволит, поэтому просто прикрывает ей спину. Он настоящий рыцарь в сияющих доспехах, хоть и не был рождён в богатой семье, или семье хотя бы имеющей хоть какое-то отношение к рыцарству. Остатки благородства исчезают быстро – новая версия Зачарованного Леса не терпит героев. Эмма теребит края рукавов на своей кожаной куртке в нетерпении, точно также, как и он. У них на двоих одинаковая паранойя – люди вокруг, может, и ведут себя дружелюбно, но они научены горьким опытом, знают, что доверять никому нельзя. Никому, кроме друг друга. Эмма в своё сердце не впускает никого, но с Дэвидом всё иначе – он как будто бы всегда был там, несмотря на то, как сильно ей хочется ненавидеть его и Мэри Маргарет (Белоснежку) за то, что оставили её одну. Эмма хочет обижаться, хочет ненавидеть его, но у неё не получается, как сильно бы она ни старалась. Она сирота, в которой всегда жили негативные эмоции по отношению к её родителям, но только Дэвид не чувствуется как её отец, он просто её. Её не мучают угрызения совести – всё это больше похоже на сон, к тому же, не то чтобы она когда-либо была святой. У них похожий изгиб губ, которые они одинаково прикусывают, когда не знают, что сказать. Их разговоры – череда незаконченных предложений и долгие паузы, не потому что им нечего сказать, а потому что они понимают друг друга с полуслова, с полувзгляда. Она в своё сердце не впускает никого, закрыв его на семь замков и заморозив сверху – для пущей осторожности. Она сама будто покрыта слоем льда: так безопаснее, но при этом очень-очень холодно. Он заключён в сияющие рыцарские доспехи словно в ловушку. Он уже давно раскололся на тысячи кусков, распался на части, но золотой металл держит форму, показывает людям доброго и благородного короля. Жизнь не обходилась с ними хорошо, оставив их сломанными, словно куклы в руках беспечного ребёнка. Они проходят сквозь Зачарованный Лес, как нож сквозь масло – король и принцесса, одетые в кровь и грязь, с коронами из мяса тех, кто встанет у них на пути. У них боль и тьма в душах, похожие как две капли воды – боль и тьма, которые они никогда никому не показывают. Они отражаются друг в друге, отдаются эхом и тянутся друг к другу, как магниты. Ни один из них не знает, когда это началось и как именно, но оба знают, что им это нужно. Дэвид пропускает пальцы сквозь волосы Эммы – они такого же оттенка, что и его – и проводит губами – с таким же изгибом, что и её – по её шее. Эмма ловит рукой его запястье, оттягивает истерзанный рукав и целует выделяющиеся сине-зелёным вены. Когда Дэвид входит в неё, Эмма чувствует себя в безопасности – от всего мира, от любой боли, так, как никогда раньше не чувствовала. Когда Эмма толкается навстречу его движениям, Дэвид чувствует себя нужным и любимым – как не чувствовал никогда раньше, даже со Снежкой. У них на двоих одно дыхание между поцелуями, отдающими болью, и когда они дышат друг другом, запаха крови, пепла и разложения Зачарованного Леса почти не чувствуется. Их кожа горит в тех местах, где они соприкасаются, и этот жар растапливает её лёд и металл его доспехов. Они собирают друг друга по кусочкам, складывая в одно целое полувзглядами и полусловами. У них по венам течёт одна кровь, с похожими последовательностями ДНК, она пульсирует в венах и проходит через их сердца, объединяя их. У них души переплетены так, что никакая кровь значения не имеет.