Сделка

      Прижимаясь спиной к решетке и вслушиваясь в реплики Брауна, раз за разом проносящиеся в голове эхом, Уилл, дергаясь от нервной дрожи, освобождал легкие от малейших запасов воздуха, будто тот был самым тяжелым бременем его жизни. Мелкие рваные выдохи, бодро рвущиеся наружу, выгоняемые из организма осознанием того, что хочет от него Браун. Воздух кончился. Грэм закрыл глаза и попытался успокоить себя мыслью, что он уже почти достиг цели. Осталось совсем немного. Немного подыграть. «Скрепить» контракт на убийство. Тревога и зона комфорта сдавались под опьяняющей возможностью получения свободы от чужого влияния. Профайлер неловко улыбнулся: - Не думал, что от скуки тебя избавляют такие животные обыденности. Убийство, кстати, тоже из этого ряда? - он бы хотел сказать что-то еще, но губы двигались уже немо.       Участки тела, которых касался Браун, горели. Не страстью. Нотками боли и отвращения, которые впивались в кожу подобно клейму. Грязью, от которой нельзя будет отмыться. Ужасное и противное ощущение, что возникает у жертв насильников и маньяков. И у Уилла было чувство, будто он сорвался из одного капкана, но добровольно попал в другой. Грэм чувствовал всё: какие именно мышцы сжимаются в кисти руки Брауна, чтобы сделать то или иное движение; как именно воздух из его легких с нотками горечью от сигарет дотрагивается до шеи и ушной раковины; как мелкие импульсы судорог пробегают по его собственным мышцам.       Забавно, как тело быстро забывает, что такое человеческие прикосновения. И как быстро рождается голод, необходимость их наличия, когда кто-то коснется хоть раз. Коснется... приятно. Как быстро этот голод пожирает человека, заставляя его делать неосознанные движения, что скорее похожи на символы. Можно сказать, что символом «да» для Брауна, а так же символом того, что Уилл, увы, полностью в его власти, могло послужить прижатие Грэма к решетке. Тело сдавалось под опьяняющей возможностью получения человеческой теплоты. Браво, Браун. Браво.       Рука Уилла плавно скользнула вверх, крепко сжав запястье Брауна, подобно наручникам. Будто запирая его с ним по эту сторону решетки. Уилл не говорил «да», не давал молчаливого согласия – кивка. Он лишь повернул голову, подняв взгляд на Мэтью. Взгляд, в котором читалось, что, если все это всего лишь дурная шутка, он убьет его на месте. ***       Ощущение пальцев Грэма на собственной ладони заставило санитара напрячься. В памяти ярко мелькнула картинка, на которой была изображена детская узкая кисть руки, распоротая по линии связок безымянного пальца. Через набухающую кровью рану были видны белые сплетения сухожилий, а лезвие ножа отражало любопытную и чуть хищную улыбку ребенка. У этих кадров было продолжение: казенные белые стены коридоров больницы; украшенный нелепыми и пугающими игрушками кабинет детского психотерапевта, чья деланная понимающая улыбка и вкрадчивый тон вывели для Мэтью важную аксиому – ему не хочется, чтобы его понимали.       Это было первое и последнее посещение Брауном мозгоправа, всплывшее сейчас в памяти и лишившее смотрителя толики уверенности в своих действиях. Нет, ни какого страха быть пойманным или нелепых моральных угрызений. Все было гораздо более примитивно: столь близкий контакт с человеком, который не содрогается в предсмертной агонии, разрывая последние ниточки с собственным сознанием (эти нити были куда менее прочные, чем те, которыми были связаны жертвы, чтобы не иметь возможности коснуться их мучителя по собственному желанию), был у санитара впервые. И сейчас, стоя под пристальным взглядом Грэма и все еще ощущая на внешней стороне ладони липкость от чужого прикосновения, Мэт понимал, что не сможет отречься от привычного сценария, хоть и смягчить его придется.       Пальцы сжали края воротника на полурасстегнутом комбинезоне, сначала медленно ведя ткань вниз, по плечам и предплечьям, а потом, резко дергая, так, что треснули швы, заставляя костюм пасть на пол ничком. - Закрепим, - процедил смотритель, говоря то ли о сделке, то ли о замке наручников, который защелкнулся на ловко перехваченных запястьях профайлера. Руки заключенного были вздернуты над головой. С какой-то жесткой насмешкой сталь наручников поприветствовала металл ограды камеры. Пальцы, осмелившиеся ранее коснуться и пробудить в памяти психопата неприятные кадры, оказались заведенными за прутья клетки и вдавленными сильной ладонью в железо. - Держись, мальчик, - прошептал уже охваченный чем-то нечеловеческим санитар, удерживая чужие кисти на горизонтальном железном пруте, словно учил Грэма висеть на турнике. Свободная рука Мэтью юркнула под футболку заключенного. Пальцы сыграли стаккато на выпирающих ребрах, после чего резко, забирая частички ДНК под ногти, рванулись вниз, срывая белье. - Доверие очень важно, когда закрепляешь сделки, Уилл, - холодно шептал Браун, пробегая ладонью по внутренней стороне бедра профайлера. Скользнув пальцами между ягодиц, мучитель повел кисть выше, переходя на поясницу, где толчком средней силы заставил Грэма прогнуться. Под ладонью психопата, рассеченной тем давним шрамом из детства, инстинктивно сжались пальцы заключенного, цепляясь за металл решетки, чтобы под давлением Мэтью не уронить своего хозяина на колени. Выводя освободившуюся руку вперед, через прутья клетки, Браун усмехнулся, глядя на ломаную полоску светлой израненной кожи, после чего коснулся пальцами губ Уилла. - Доверие очень важно, - скорее для самого себя тихо повторил санитар, после чего добавил уже напарнику по сделке, пряча в нотках резкость и заменяя ее какой-то зловещей ласковостью: - Оближи и расслабься.