Откровения вечности

- Оливия! Ливи, дорогая, открой глаза! - Лау? - Оливия еле смогла разомкнуть губы; во рту пересохло, а вся кожа была стянула чем-то липким, давно засохшим и въевшимся настолько прочно, словно было прибито гвоздями. Чем-то, что отдавало запахом нагретой металлической стружки. Девушка никак не могла толком раскрыть глаза и сосредоточиться на говорившем, у нее получалось делать только жалкий секундный взмах ресницами и снова бессильно лежать с закрытыми глазами. Даже на осознание того, что ее тело лежит, ушло несколько мучительных минут, и все же она до сих пор сильно сомневалась, по-прежнему ли она имеет при себе полным комплект конечностей. И руки, и ноги были лишены всякой чувствительности, оттого, должно быть, она лежала непременно в крайне дурно вывернутой позе, словно те несчастные, которых калечат буйные лошади. То, что окликал ее мафиози, девушка после долгих, тягучих размышлений, угадала лишь по голосу, крайне встревоженному, да по знакомому сладковатому запаху дыма, густого и успокаивающего. Должно быть, стряслось нечто ужасное, если она в таком состоянии, разбитая, словно ваза, в мелкую пыль и осколки, часть которых безвозвратно потеряна во тьме времен, и теперь даже самый опытный реставратор никогда не сможет собрать целостной картины. - Ох, ты живая, лисы тебя дери, Лив, живая! - как быстро может перемениться тон - теперь он был полон неприкрытого торжества и ликования, словно девушка, делающая осторожные вдохи, раз через раз (вдруг воздухом можно захлебнуться?), была чудом во плоти. Хотя, возможно, так оно и было, если учесть то... - ... то... с-чилось?.. - давясь словами, кашляя, Оливия упорно шевелила сухим языком, извлекая бурлящие звуки, лишь издалека напоминающие речь, стремясь во что бы то ни стало, как можно быстрее заполнить пробелы в памяти, пока цемент, из которого вырвали кирпичики воспоминаний, не успел закостенеть, ведь тогда даже забылся бы сам факт неполного знания событий вокруг. Что такого сверхъестественного произошло, раз даже китаец, прекрасно осведомленный о бессмертии Лив, соизволил предаться тревоге, что было на него в меньшей степени похоже? И, раз уж он позволил себе выказывать эмоции столько явно и открыто, следовало предположить, что находились они тет-а-тет, и можно было попытать счастья разобраться в ситуации. На нее напал охотничий ажиотаж на грани с истерией, девушку затрясло; осталось только преодолеть страшную, сковывающую движения, словно узника цепями, усталость, да продраться сквозь дебри небылиц мафиози, которыми он щедро удобряет любой свой рассказ, особенно если хочет увильнуть от исполнения истины. - Прости, но времени на объяснения нет, - неожиданно серьезно произнес Лау, четко, а не как обычно, словно пробуя слова на распев, - придется тебе некоторое время пребывать в неведении. Кстати о времени... Его у нас тоже совсем нет. Он плавно, но настойчиво, схватив девушку за запястья, придал ей сидячее положение, но силы настолько покинули ее, что голова, описав неполный полукруг, бессильно повисла, упираясь подбородком в грудь. Волосы, которые даже не пытались сохранить хоть какое-то подобие прически, тут же покрыли лицо, плечи взметнулись один раз и опустились, округляя, сгорбливая спину. - Прос-ти, Лау, я... Что бы ты ни задумал, я ... не мо-гу... Силы меня покинули, - баронесса выталкивала из себя слова с каждым выдохом, отрывками, слогами, запинаясь, цепляясь языком за зубы, отчего бормотала невнятно, неуверенно, потерянно. - От тебя многого не требуется, - мафиози не отличался терпением, и теперь в его голосе проскакивали нервные нотки, поднимая голос буквально на долю тона, но в общей картине плавной речи это было очень заметно даже оглушенной Лив, - достаточно просто стоять, и соглашаться со всеми обвинениями в сторону графа, точнее, лже-графа... Небольшая плата за жизнь и свободу, согласись, моя дорогая?.. Позже она задумается, отчего мафиози заговорил про волю и попытки избежать смерти, в чем был корень его тревог, ведь девушка не знала более могущественного человека на ее стороне (конечно, были всякие королевы и ей подобная благородная знать, но ведь они даже не знали о ее существовании, так что в счет не шли)? Но сейчас Оливия была честна с собой - из мутных, словно илистое дно, речей Лау, понятны ей были лишь отдельные слова, а общий смысл полупросьбы-полуприказа обходил ее стороной. Но приходилось кивать, словно болванчику, черпая силы на это из космоса, в долг, пока мужчина вертел ее и так, и этак, стягивая костюм, задеревеневший от засохшей крови, некогда приятного песочного цвета, теперь в буроватых подтеках, словно в ржавчине, он упорно не хотел отлипать от тела девушки, и Лау ругался сквозь зубы. - Оставь как есть, - раздалось вкрадчиво откуда-то сверху, - так даже будет лучше для нашего маленького представления. Ваш выход должен свершиться под гвалт, треск, шум и гам, обычно хаотично воспроизводимые сотрудниками Скотланд-Ярда. Это кристально простая задача, и вы должны с ней справиться. У голоса было продолжения в виде тонких, жилистых, цепких рук, которые венчались длинными ногтями, нежно царапнувшими макушку Оливии. Она скосила глаза, чтобы разглядеть незнакомца, но слишком долго фокусировалась - размытая серая тень выскользнула из ее поля зрения, и, посмеиваясь, удалилась в глубины не узнаваемого ею здания. Слишком личный жест покоробил её, ведь она давно не ребенок, чтобы с готовностью принимать трепыхание макушки со вздыбливанием наэлектризованных волос, так еще и со стороны чуждого ей человека - верх развязаности рук. - Милый, где... мы? Почему я здесь?... В таком виде?... Мы что,.. принимали сомнительный заказ на... подозрительную вечеринку у, кхе, крайне... мутных персонажей? - баронесса все никак не могла восстановить цепочку событий, которая подвела её к краю обрыва памяти, вместо этого она пыталась пользоваться имеющими сведениями (вернее их крохами) да логикой. - Ливи, полчаса позора и фарса, и, клянусь своим годовым доходом, я все тебе подробно, с биографией всех действующих лиц до седьмого колена, объясню, только сейчас, молю, без лишних вопросов и телодвижений. Верь мне, - Лау так устало вздохнул, словно те события, которые Оливия не могла припомнить, были и для него ужасно тяжелыми, как подлый удар в спину, как смерть близкого, как "невыразимо жуткий кошмар". - Прости, должно быть, ты устал вытаскивать меня из передряг. Сколько лет прошло, а я совсем не становлюсь дальновиднее и осторожнее. Так много пустого беспокойства из-за моей дурной головы, притягивающей дурные события. Прости, даже в глаза тебе не могу взглянуть, а без этого грош цена моим извинениям, хотя даже и гроша я бы не дала... Положусь на тебя, как и всегда, - острое чувство вины ощущалось, словно комариный укус в том месте, которое ты в силу определенных обстоятельств не можешь почесать - ужасный, изводящий зуд, и от бессилия над эмоциями девушка еле слышно всхлипнула, со свистом втянув в себя воздух через сжатые зубы. - Ты ни в чем не... - начал было китаец, но запнулся, отчего-то передумал разубеждать Лив, лишь сжал ее за плечи посильнее. - Идем же, идем. Вот так... Знаю-знаю, все тело наверняка одна сплошная дрожащая, ноющая и молящая о пощаде мышца. Но надо идти вниз. Надо... Давай, шаг, еще шаг, умница. Спокойный, но уверенно сообщающий о достатке владельца дизайн в большинстве деталей укрылся от баронессы - взглядом она цеплялась то за изящно изогнутую вазу с мелким голубым рисунком, то за темно-зеленые, тяжелые гардины, бережно подвязанные шелковыми веревками, идеально вымытый пол. Да, пожалуй, полы она разглядела во всех деталях: идеально состыкованный деревянный настил, полированный чем-то маслянисто блестящим, мягкие ковровые дорожки, выдержанные в холодных тонах то под стать шторам, то в тон стенам, и наконец, пол, выложенный плиткой на манер шахматной доски. Плитка черная, плитка белая, плитка черная, плитка белая... Шаги здесь раздавались гулко - девушке тяжело было ступать мягко, она брякала стопы как придется, большей частью опираясь на Лау, надеясь, что её тело с подгибающимися через шаг коленями не слишком тяжелая ноша. *** - ПОЛИЦИЯ! Гвалт, треск, шум и гам - все все и обещал погладивший по голове незнакомец. В довесок шли сорванные с петель двери да мгновенно кончившийся воздух ввиду неимоверной толкучки в просторном, но все же не бесконечном пространстве холла. Оливия все же подняла голову, с полным отчаяния стоном отрывая подбородок от груди. Любопытство - не просто вторая натура, а неотъемлемая часть естества. - Старший инспектор Аберлейн? - кто-то позвал руководителя полицейского налета, и в мельтешении одинаковых форм рядовых служащих его разглядеть даже для Лив было не трудно. Пистолет в руках, курок взведен, мужчина обеспокоен, взмок от проливного дождя снаружи. Щетина бессонных ночей не красила его лицо, но уверенный, честный, открытый взгляд пришелся девушке по душе, и она была бы не прочь слегка пофлиртовать с юным детективом, чтобы выбить из равновесия его наивный душевный настрой. - Ваше сиятельство Миддлофорд? - представитель высшего сословия угадывался так же легко. Светлые волосы, холеный вид, костюм, выглядящий лучше, чем все те хорошие моменты, что были в жизни баронессы. Видно было, что хмуриться и сердиться не в его природе, морщины не прорезывались глубоко даже в потерявшей упругость коже, отчего вид его сиятельства становился еще более угнетающим. За ним - сын, буквально живая моложавая копия, такой же напряженный, жаждущий чего-то, готовый вырваться вперед, но из последних сил, привитых воспитанием, почтительно держался позади. - Мы получили анонимное сообщение, что сообщники Бравата, ответственного за серию убийств в театре-варьете "Сфера", скрываются в этом поместье. Граф Фантомхайф, не соблаговолите ли вы объяснить... А?.. Оливия попыталась понять, чем был так удивлен Аберлейн; похоже, и с этой задачей ее измученный разум справился играючи: два абсолютно одинаковых мальчишки, абсолютно точно находящиеся по разные стороны баррикад, по каким-то лишь дьяволу известным причинам. Безумно красивые - за такие глаза, похожие на погруженные в радужку блистательные сапфиры кристального качества, можно было и убивать, и предавать, и поклоняться. В довесок шли два странных джентльмена диковинной наружности: женоподобный, с волосами цвета мака в самом сезоне, да хиленький мальчонка в лабораторном халате; оба в очках да при странных инструментах. И если маленькую косу хоть как-то можно было идентифицировать, то странное устройство, явно созданное для разрезания, разрывания, разрубания и прочих способов нарушения целостности, напугало Оливию своим неизвестным видом. - Дядя Алексис, - прижав тоненький кулачок к сердцу, горячо и ясно произнес мальчонка, возвышавшийся на лестнице над всеми прибывшими, - я через многое прошел, но в конце концов мне удалось вернуться в свой дом. Однако я обнаружил, что мой младший брат выдает меня за себя! Самозванец, до сих пор мокрый после дождя, являл собой жалкое зрелище, словно осуждающие взгляды собравшихся в холле были подобны ударам камней, острые, тяжелые, беспощадные. Он кривил рот, слегка щерясь, словно дикий зверь на изготовке броска, и слегка прятался за неимоверно высоким слугой, слишком для разглядывания лица из-за разрывающейся от боли шеи Оливии. Однако сложен мужчина был ладно, и целиком запакован в одежду - ни сантиметра открытой кожи, словно слился с костюмом дворецкого. - Это правда, - с высот, на которые Оливия не могла поднять взгляд, раздался полный презрения и... тоски девичьи голос, - Сиэль говорит правду. А все это время лгал он. Должно быть, девушка обличающим перстом указывала на дрожащего то ли от страха, то ли от смехотворной в таком тщедушном теле ярости самозванца. Оливию мало интересовали подробности, пусть и трижды громкого, должно быть, кровавого (в самом прямом смысле, ведь были обнаружены какие-то флаконы с кровью) дела; ей было глубоко плевать на фанатичные россказни блаженного о сиянии звезд, предсказания, воссоединение помолвленных, тревоге опекунов, семейно-наследственные разборки, глав культа, на жертв, на всех и вся. Все, чего она жаждала, был сон, долгий сладкий, приносящий облегчение и утешение, длиной не меньше, а то и больше целых суток. Поэтому она, склонив голову на бок, едва ощутимо боднула плечо Лау. - Да, пора, - выдохнув слова ей за ухом, одобрил идею мафиози. - Где мой муж? - она медленно обвела присутствующих взглядом, но зрительный поиск не увенчался успехом - барона Барнетта здесь не точно было. Только после того, как Оливия подала голос, их все же соизволили заметить, и суета накатила новой волной - слуги и полиция окружили их со всех сторон, не давая слабому голосу Лив ни шанса пробиться через их озабоченный гвалт. - Мисс Лив, боюсь, ваш шок слишком силен, и от испытанной боли разум помутился - ваш муж уже несколько лет как преставился, - испытывая страшную неловкость от необходимости скомкано сообщать о смерти супруга баронессы, Аберлейн потирал шею и беспрестанно откашливался. - Видите, до чего её довела жизнь в этом доме? - приподняв бровь, Лау слегка подался вперед, заставляя инспектора наоборот, инстинктивно отклониться назад. - Бедняжка даже не помнит событий последних лет. Должно быть, ее здесь пытали, не иначе. Вы только взгляните на нее, и любое сомнение тут же улетучится. Какими же надо быть чудовищами, без крохи жалости и сомнений, чтобы... - Что ты сказал? - охваченная ужасом, Оливия еле совладала с севшим голосом, чтобы произнести слова вслух. - Как это - лишилась памяти? - Все потом, потом, я же обещал, - едва слышно сквозь зубы прошипел Лау, не желающий растягивать трагикомедию, потому что единственное, чего он желал в данной обстановке - оставить все эти разборки людям, стремящимся в них участвовать, лишь бы ни его, ни Оливию более не касались. Однако инспектор рассудил, что стоит немедленно ввести баронессу в курсе дела: - Вы нанимались сюда учительницей изящных искусств, много проводили времени с граф... нет, мистером Фантомхайвом, а так же участвовали в распутывании некоторого числа громких дел, потрясавших Лондон в последние года. Госпожа?.. - он прервался, заметив, что у Оливии крупно подрагивают плечи. В полной тишине, сдавленная со всех сторон ожиданием хоть-какой либо реакции, Лив разразилась истерикой: смех вперемешку со слезами, всхлипывания, кашель, хватание себя за бока, попытки осесть на пол. - Лау, ты слышал? Кха-ха, какой забавный юноша, правда? Мне таких небылиц в жизни никто не рассказывал! Какая уморительная история, ты только представь - я, в строгом платье, воротник-стоечка, корсет стянут так, что не вдохнуть, не согнуться, полная рвения, рассказываю про то, как правильно наносить тени на натюрморт из перезревших груш. О, боги немилостивые, инспектор Аберлейн, так? Пощадите, умоляю, тело и без того состоит из боли. Не надо больше. Не надо... Девушка снова не поднимала взгляда, что было даже к лучшему - так не было нужды ломать голову над смыслами взглядов, которыми ее осыпали: девушка-горничная одной рукой утирала слезы из-под очков, другой сжимала передничек, мужчина в поварском облачении уже собрал вокруг себя неприличную кучку бычков, хмыкал да озадаченно чесал в затылке, мальчишка в соломенной шляпе, весь в земле (садовник?), что-то отчаянно шептал, да все порывался к кому-нибудь подбежать, инспектор нервно дергал носом, потирал мочку уха и бегал взглядом ото всех, мальчишка-самозванец во все глаза уставился на Оливию, словно желал никогда не слышать ее последних слов, дворецкий лишь беспристрастно гипнотизировал сгорбленную фигурку Оливии. - Мистер Фантомхайв, убедительно просим вас проследовать с нами в участок, - Аберлейн забубнил предъявляемые мальчишке обвинения, и Лив уже было решила, что их участие в разоблачении преступников окончено, и можно удаляться под аплодисменты, но нет, инспектор снова о ней вспомнил. - Мисс Барнетт, вас же я настойчиво прощу, если хотите, буду умолять, показаться нашему доктору. Время позднее, вам в таком состоянии не стоит заниматься поисками специалиста. А при Скотланд-Ярде всегда есть дежурный, поэтому... - Я не поеду с вами! - несколько визгливо отказалась Оливия. - Обо мне есть, кому позаботиться. - Но вы же вне всяких сомнений нуждаетесь в осмотре доктора, в самом срочном порядке! - Не стоит взваливать на себя чужие заботы. Ее осмотрит мой личный врач, - отрезал Лау. - Думаю, что освидетельствования Лив достаточно, чтобы понять - мы более ничем не можем помочь следствию. Разрешите откланяться. Наконец мужчина позволил себе подхватить девушку на руки и, под гвалт ареста, чуть нервно вздохнуть - притворяться ему было не впервой, но эта эпопея с Фантомхайвами вывела его из себя. Слишком много неизвестных появилось в его картине мира - все равно что просыпать чай всех сортов из лавки и собрать новый мешок - вкус его будет крайне гадок, с нотками испорченного вечера, и именно такое ощущение прочно засело в Лау, завязло на языке, застряло в легких, сковало движения. Радовало одно - концерт по крайне настойчивым заявкам окончен, занавес опускается, можно расходиться. Он медленно направился к выходу, ни с кем не прощаясь (хорошая традиция - уход по-английски), Оливия не шевелилась, и мужчине показалось, что она задремала, но, когда они оказались в экипаже, девушка ехидно поинтересовалась: - С каких пор у тебя есть личный врач? Ты от всех хворей табаком лечишься же. - Похоже, твоя психологическая травма несколько преувеличена впечатлительностью окружающих, раз ты не потеряла способность разбрасываться саркастичными колкостями, - мягко усмехнулся Лау, наедине сумевший сбросить напряжение и стать обычным собой, уверенным, расслабленным, как сытая кобра в корзинке. - Все это было ложью, правда? - распластавшись одна на целое сиденье, внезапно тихо спросила Лив. Лау, не разобравшись, о какой именно лжи она спрашивает, предпочел промолчать - лучше, чем отвечать, основываясь на догадках, ведь так частота попадания впросак была запредельно высока, а китаец любил выходить из всех ситуаций победителем. - ... ни ты, ни твоя любовь - не настоящие.