Откровения вечности

- И все же полуденному чаю в имении Фантомхайв нет равных! - слегка музыкально протянув эту фразу, искрящийся удовольствием от жизни и пудинга блондинистый репортер страшно действовал на нервы Оливии и так же страшно быстро уплетал поданные к чаю сласти. Мнения насчет качества обслуживания у Сиэля она придерживалась ровно такого же, но беспрецедентное количество бестолковой болтовни выводило баронессу из равновесия. Настолько, что даже интерес к сладкому зачах на самом корню, ведь стоило ей подумать только, что в своей охоте за сахаром девушка могла быть хоть толику похожа на мальчишку-репортера, тошнотворные спазмы подкатывали к горлу, и есть не хотелось совершенно. Пришлось по глотку давиться нелюбимым горьковатым сортом чая (и какие демоны нашептали Себастьяну заварить именно этот чай точнехонько в этот день?). Вне себя от досады она незаметно смахнула припасенный для Сиэля экземпляр газеты с сенсационным (кто бы только мог подумать) разоблачением театра-варьете, не желая более вспоминать об охочих до крови фанатиков, руководимых Браватом. Умом она, конечно же, ясно осознавала, что история только набирала обороты, и общественность зря провозглашает торжество справедливости (и попутно пытается обогатиться на теперь ненужных браслетах из театра-варьете), ведь далеко не всех пропавших, в том числе и Элизабет, отыскали, сам Брават куда-то спешно (и успешно) скрылся. В целом, получилось бурное толкание воды в ступе. Брызг много - пользы ни на грош. Едва Ливи смогла абстрагироваться от навязчивого журналиста, погрузившись в методичное разламывание пудинга на равные дрожащие кусочки, как события в обычно тихой гостиной взорвались феерией звуков. Причем все произошло в считанные мгновения, пока озадаченная девушка поднимала голову. По итогу она смогла лицезреть тяжело дышащего, словно только что из потасовки, графа, сжимающего в кулаке смятую фотографию, миролюбиво поднимающего руки вверх репортера, словно признающего свое поражение, стоящего на пороге усталого Аберлейна, с лица которого стерлось наивно-детское выражение, взамен приобретшего налет щетины и угрюмый вид. Фото ее не заинтересовало - она недолюбливала подобные отображения реальности, считая, что они искажают действительность хуже деревенской сплетницы, к тому же, в силу бессмертия неясной этиологии ей приходилось намеренно избегать любого запечатления своего образа. Появление юного инспектора спасло Оливию от общества репортера, но лоску в ее глазах мужчине не прибавило, ибо она не забыла, как благородный мальчишка в первый раз поступился своими принципами служителя правопорядка. А все исключительно из-за пагубного влияния дьяволенка Сиэля, толкающего всех вокруг себя на лишь ему угодные скользкие пути-дорожки. - Милорд, это же ваших рук дело? - поднимая газету лишь двумя пальцами, с видом оскорбленной невинности поинтересовался Аберлейн. - Неужели и вправду возможно сфотографировать сцену совершения преступления в самых подходящий момент? - И шарлатан бывает ясновидцем, если начинает гадать на фактах, - Оливия усмехнулась и удостоила служителя закона весьма уклончивым ответом. Должно быть, демон, маячивший где-то за их спинами, мысленно одобрял саркастические выходки девушки, однако проследить за его гордой реакцией не представлялось возможным, о чем Лив жалела - разлитая в его глазах темнота иной раз подавляла всякое раздражение. Однако в итоге граф, передержав неприличную даже для прожженного актера паузу, поступил неожиданно щедро - раскрыл перед гостем карты. Переливание крови, переманивание гостей, перестаравшийся Брават - в этой истории все было чересчур. Бледнеющий Аберлейн цеплялся пальцами за подлокотники и честно терпел. - Поскольку кровь типа "Сириус" была крайне важна для этой секты, инцидент с смертью от обескровливания был лишь вопросом времени. И математика, и смерть – никогда не ошибаются,* - баронесса картинно поджала плечи и махнула ладонью куда-то в сторону. Мол, что поделаешь, статистика - наука безжалостная, не щадит никого, подминая под свои отчетные единицы что угодно из ныне имеющегося на этой бренной земле. Здесь мужчина не выдержал, вскочил, даже не утерев выступившую от подавляемого ужаса испарину: - То есть вы хотите сказать, что косвенно стали причиной смерти носителей Сириуса? Ваше сиятельство... не слишком ли это жестокий метод? - Я, как благородный дьявол, принял меры. В то время как вы, полиция, спасовали. Аберлейн скрипнул зубами, медленно, но грузно опустился обратно в кресло, подавился возражением, свесил голову едва ли не до колен и признал собственное бессилие, едва ли испаряясь от силы испытываемого стыда: - В следующий раз я решу дело сам, не вынуждая вас марать руки! - пылко заявил юный инспектор, цепляясь взглядом то за Сиэля, то за Оливию. Та сердито отмахнулась, отказываясь от подобных широких жестов в свою сторону. - Скорее продвигайтесь по службе, мистер Аберлейн, - довольно добродушно усмехнулся граф, но на месте мужчины баронесса не стала бы доверяться "благородному дьяволу", который уже наверняка придумал, как и сколько раз можно использовать своего человека в рядах полиции. *** Едва плащ инспектора выскользнул за ним в дверной проем, Сиэль тут же поторопил Себастьяна собираться - ему не терпелось вырваться в город, к своим обычным темным делам. Подальше от сияющих и излишне брызжущих энергией остальных обитателей этого дома. Дворецкий собирался слишком долго, поэтому Зиглинде и Сома успели настичь несчастного графа. - Неужели мы больше не "Фантомная пятерка"?! - сетовал принц, мельтеша прямо перед лицом Сиэля. - Но ты же обещал протестировать мои новые изобретения! - подвывала ведьмочка, лязгая огромными ногами "паучьего" механизма. - Нам ничего не остается, кроме как повременить с группой, - устало вздохнув, Сиэль принялся медленно разжевывать очевидные истины, - долгосрочные представления невозможны ввиду состава полностью из учащегося контингента. К тому же, нашего главного солиста увела его мать... - Такая женщина даже тебе не по зубам... - Лив перебралась в кресло поближе к окну и меланхолично следила взглядом за стекающими по стеклу каплями - уже в который раз на этой неделе небо затягивалось непроницаемыми бледно-серыми облаками, и из него исторгалась мелкая морось. - Оливия, не составишь мне компанию? - граф без особых надежд окликнул девушку. Не дождавшись ответа, нервно дернул плечом и поспешил покинуть дом. Сома и Зиглинде продолжали восторженно вопить, выплясывая непонятные коленца возле кресла Лив, и наперебой делиться идеями. Баронесса, возможно, и соизволила промочить пальто в промозглую погоду, но догадывалась, что за дверьми поджидает раздосадованный дух справедливости и чистоты - Агни. У дворецкого принца наверняка доставало ума для того, чтобы сложить казалось бы очевидные вещи, но в то же время недоступные для понимания большинства задействованных истины - они были соучастниками убийства. Косвенными, не ведающими замысла графа, они запятнались в крови, как дорожная одежда пылью - примелькавшийся глаз не заметит до тех пор, пока тайное на станет явным при ином свете. - Зиглинде, если я через полчаса зайду в твою комнату и увижу там тот ужасающий кавардак, который никоим образом не подобает юной аккуратной леди, то никакой Вольфрам не спасет тебя от страшной кары в виде Оливии Барнетт. Единственный эффективный и доступный способ контроля - способность уверить нужного человека в том, что его маленькие странненькие секретики по твоей воле могут легко всплыть из самых дальних и глубоко похороненных ящичков на свет солнечный в самый неожиданный момент, да еще и под позорящим, порицающим лозунгом. Под скрежет механических ног и причитания на невероятно высоких нотах, девушка растеряла энтузиазм покорителя технических тайн сцены и умчалась в полуприпадочном состоянии прятать ценности по шкатулкам-шкафчикам. С уходом Зиглинде в зале стало гораздо тише. Оливия вздохнула с облегчением и вольготно уселась в кресле, откинувшись на спинку и полностью расслабившись. В одиночестве с принца схлынуло все веселье и он присоединился к меланхолии Лив, забравшись с ногами на подоконник. Едва слышно раскрылась дверь, и в комнату кто-то вошел. Даже с закрытыми глазами баронесса догадалась, что это был Агни - мягкие, уверенные шаги, от которых веяло скрытой смертоносностью, как от тигра. Только в этот раз к ним добавилась дрожащая напряженность, как у перетянутой струны. Зал заполнил аромат выпечки и влага от дышащего паром заварного чайника. - В такую погоду грешно пить чай, - мгновенно собравшись, Оливия неуютно поежилась и встретилась взглядом с Агни, и заметила огонек озабоченности, предназначающийся принцу, и немного разочарованности и презрения, доставшиеся ей. Решив не мешать явно начинающемуся тяжелому разговору о будущем гостей из Индии, Лив деликатно поспешила на кухню, как и намеревалась - откупоривать вино и пить, вслушиваясь в глухое рокотание дождя. Вино она всегда выбирала, пренебрегая этикеткой - ни один сомелье все равно еще не сподобился достойно описать вкус напитка богов, и доверять убогим рекомендациям, нотки чего ей следует уловить в вине, девушка не собиралась. Бултыхание алкоголя в бокале должно было насытить вино воздухом, раскрыть его вкус и дать Оливии возможность потеряться в бездумности повторяемого действия, но своеобразную медитацию прервал звук скрежета тормозящей возле дома кареты. Несдержанно-громкое ржание лошадей перекрывало звуки непогоды, и баронесса не спеша встала, заинтересовавшись внезапными гостями - для возвращения графа было рановато. Десять шагов от стола до двери из кухни. - Что случилось, может, у тебя жар? - озабоченный голос принца вместе с его шагами, больше похожими на ритм танца, донеслись из холла. Еще семь шагов по темному коридору. В дождливую погоду (то есть почти всегда) даже излишне темному, поэтому Лив всегда пролетала коридор, едва касаясь стены подушечками пальцев - для пущей уверенности, чтобы избавиться от противного ощущения растворения в потемках. - Не смей ко мне прикасаться, - донельзя знакомый голос, до дрожи незнакомые нотки в нем. Звук взведенного курка? Чужой бег, сотрясающий половицы. - ПРИНЦ СОМА! - безумный крик Агни, настолько громкий и отчаянный, словно звуком можно защитить, сбить с ног противника. БАХ! К сожалению, нельзя. - Это определенно был выстрел, - тоном учительницы, вознамерившейся отчитать шкодника школяра, завела Оливия, - какой лишенный инстинкта самосохранения безумец может позволить себе подобное вопиющее хамство в поместье Фантомхайв? И она увидела, кто. Удивиться не успела, испугаться тоже, ибо пришлось отступить назад, открывая дорогу ревущему, словно станок на фабрике, Агни, вставшего на путь кровавой войны за честь и здоровье своего господина. Сома прерывисто всхлипывал и выглядел так, будто его худшие кошмары начали оживать. Он получил пулевое ранение навылет, прямо через ладонь, которой наверняка хотел коснуться его. Или не его, а странную копию, похожую на ожившую куклу. Копию, которую отливали в демонических кузницах на родине Себастьяна, потому что существо хоть с каплей света внутри так смотреть не может. Надежды Лив на то, что ее не заметили, изначально были весьма шаткими, но окончательно рухнули только после того, как некто, скрывающий лицо под капюшоном, поднес палец куда-то ко рту. Девушка была готова поклясться, что при этом лицо вторженца перекосила ядовитая ухмылка, и к этой твердой уверенности присоединилось подспудное знание о знакомстве с существом в капюшоне. В том, что это вряд ли был человек, сомнений практически не было - люди не дерутся с Рукой Бога на равных, тем более не обыгрывают Агни по силе, скорости и ловкости. Стоит ли вмешиваться? Взведенный в ее сторону пистолет еще раз напомнил о том, что темнота редко бывает абсолютной, а вот тьма - пожалуй. Однако рука с пистолетом, если ее долго держать на весу, рано или поздно дрогнет. И вот... - Сейчас! - Оливия скомандовала сама себе, и рванула, мимо разрушенных перил, оскальзываясь и вымачивая мягкие домашние ботиночки в уже успевшей потемнеть крови. Таким не сильно грациозным, мерзко чавкающим и крайне травмоопасным, но достаточно быстрым маневром она вырвалась наперерез "капюшону", отделяя его от Агни и Сомы. - Достаточно игр, джентльмены, - правило, которое в нее давным-давно вбила жизнь - если нет клыков и когтей, не расставайся с тем, что тебе их заменяет, теперь могло выиграть для гостей из Индии время. Перспектива расстаться с жизнью была малоприятной, но временной, оттого и мало пугающей. Нарочито небрежно поигрывая прихваченным по дороге ножом, который был так неосторожно оставлен нападающим, девушка делала вид, будто она здесь и королева, и палач. Унизительное поражение наступило без излишних прелюдий - в одно мгновение баронесса лишилась чувств. Впрочем, грубую силу к ней если и прикладывали, то в весьма четко дозированных количествах. Словно в воспитательных целях для паршивки, помешавшей идеальному плану. Однако возможно разбитая голова пока что мало ей досаждала - очнувшийся мозг был раздосадован. И больше всего ему досаждала загадка произошедшего - баронесса была уверена, что не успела даже разочек моргнуть. Впрочем, что толку заниматься рассуждениями, если тебя волокут, словно безмозглую соломенную кучу, прямо по кровавым следам, которые, казалось, протянулись через весь дом. Охота, в которой Лив в первых рядах присоединилась к числу трофеев. - Смотри, - когда ее (кстати, довольно мягко) уронили на пол, маленький носок аккуратного ботиночка жестко повернул ее лицо к нужной двери. В этом не было нужды - от разворачивающейся животной бойни она бы сама не смогла отвести взгляд. Когда-то ей на глаза попалась прелюбопытная теория о том, отчего людям некоторые, казалось бы, противоестественные человеческой природе и в принципе малоприятные явления наоборот становятся гипнотически притягательными. Опасность. Вот в чем все дело. Опасность сопряжена со страхом смерти. А уж страх позаботится о том, чтобы вы во всех деталях рассмотрели самые пугающие вас подробности происходящего. С каждый прохождением лезвия через плоть верного слуги принца девушку пробивала волна дрожи, больше похожая на приступ падучей. Каждое лезвие лишь с одной стороны было заточено, а с другой имело ряд ровных, но тупых зазубрин, отчего боль каждой раны должна была стремиться к невыносимой. Но кхансама принца ни одним стоном не оборвал своего молчания, разрывающего Лив изнутри на лоскутки. Лишь звуки глухих ударов и отчаянные мольбы Сомы по ту сторону двери вместе с беспорядочным стуком в дверь сливались в тошнотворный похоронный бой. Агни, которого она знала, больше никогда не улыбнется ей, не скажет, что ей к лицу румянец, не вскрикнет "мой принц!", не отправится с ней в город за выпечкой, чтобы потом приготовить свою, домашнюю, ни с чем несравненную, больше не вдохнет туманного воздуха Лондона, и больше никогда не увидит солнце своей родины. Эта картина, она была уверена, еще долго будет оттиснута в ее памяти - несокрушимая статуя верности, воплощение идеальной заботы, непогрешимой защиты, непокорный индиец с идеальной осанкой, который даже после смерти не подпустит никого к своему господину. На глазах выступили слезы - баронесса была готова оплакать этого человека. *** Все, что мог слышать Сома, после того, как в яростном бессилии потерял способность стоять на ногах и осел по ту сторону двери, поначалу были лишь звуки ударов, а потом неожиданно раздался не крик, но мольба Оливии: - Нет! Не надо! У меня же больше ничего нет! Остановись! нет! Есть вещи, которые хуже смерти.