Everyone Says I Love You

Эггси пишет ему письма. Конверты приходят пыльными и пахнут как-то странно – так пахло в июльском Лиссабоне, где Харт был ещё совсем ребёнком, в самый разгар дня, когда ни один приличный местный житель и носа не высунет из дома. Так пахнет жара - терпко, пряно и назойливо. У Эггси смешной корявый почерк, он часто сажает ошибки в словах – совершенно возмутительные порой, надо сказать – но Гарри напоминает зануде, сидящему у него внутри головы, что его мальчишка, вообще-то, дислексик – и смириться со столь вопиющей безграмотностью и халатному отношению к английскому языку становится чуть легче. Харт готов смириться, в общем-то, с чем угодно – лишь бы Анвин продолжал писать ему письма. Да пусть хоть на хинди будут. Он просто будет вешать их на стенку перед рабочим столом и любоваться. Письма приходят с разной периодичностью – и из-за того, что Эггси пишет их, когда вздумается – иногда три штуки за два дня, а иногда – одно за два месяца, и из-за того, что из Индии бумажные письма порой добираются по самым неожиданным траекториям. Но возможности получить регулярный доступ в интернет у Анвина нет, да и если бы была, он, по собственному признанию, предпочел бы вдохновенно изводить бумагу и мучиться в ожидании ответа. Потому что в этом есть что-то романтичное. «Глупый мальчишка», - с какой-то пугающей даже по силе нежностью думает Харт, когда читает это самое признание в очередном письме. Эггси, в общем-то, пишет об обыденном – для него. О том, как почти неделю жил без света, о том, как обнимался со слоном, о том, как пытался объяснить своим соседям, что такое сосиски, о местных театрах, которые обязательно бы понравились Харту, о смешных болливудских фильмах, которые бы ему точно не понравились, и о том, что в честь неугомонного солнца цветом кожи он теперь – почти что индус. Выпрашивает у Гарри, чтобы тот присылал ему фотографии и каждый раз требует досконального доклада о том, как дела у каждого из членов семьи – сколько зубов выросло у Хью, скольких преподавателей довёл до ручки Инти, и всё в таком духе. Так ответные письма Харта, которому, в сущности, и не о чем обычно поведать, получаются на удивление объёмными. В их письмах нет ни единого слова о чувствах, но все чувства эти – они между строк. Но, закономерно и предсказуемо это было с самого начала или нет, однажды их уже довольно длительная переписка прерывается. Эггси, последнее письмо которого было прислано из Джайпура, не отвечает на следующее письмо Харта и пропадает где-то в глубинах Индии. *** Индия действует ожидаемо – захватывает, забирает себе, накрывает куполом, ловит, как бабочку в сачок. Эггси вдыхает пыльный городской воздух с характерным душком (канализационным, к слову, но это слишком не поэтично), Эггси щурит глаза от яркого солнца, Эггси чувствует это сбивающее с толку на первых порах ощущение абсолютной свободы. Стопка писем от Гарри исправно пополняется в течении примерно года. Эггси, успевший за это время четыре раза сменить локацию, хранит и перевозит письма с почти что маниакальной бережностью. Но однажды случается то, что случается - он просто не чувствует потребности немедленно сесть и начать писать ответ – что ж, такое бывает иногда, и Эггси не придаёт этому значения. Но ничего не меняется ни через месяц, ни через два. Свернутое письмо лежит в его записной книжке, постоянно так и норовит выпасть и потеряться, ежедневно попадается на глаза, служа назойливым напоминанием мнимого обязательства – ответить, ответить, ответить. И так и остаётся без ответа. Да, всё странно, всё очень странно, совершенно нелогично и возмутительно легкомысленно – но то, что связь между ними снова обрывается, вовсе не значит, что Анвин, вот так вот запросто забрасывает на самую дальную полку всё, что связано с Хартом – нет. Он помнит всё, он чувствует всё и не единожды не стремится избавится от этого. Это остаётся с ним. Гарри Харт, он же Жан Вальжан, он же Оливер Твист (на самом-самом рассвете своей карьеры) – остроумный гад с любовью к баснословно дорогим шмоткам и невыносимо скучной опере - в каком-то смысле тоже остаётся с ним. На этом моменте, на этом потерянном, всё-таки, письме, их пути, что до этого всё переплетались и переплетались, упорно и совершенно неожиданно, всё же расходятся. Эггси, по наводке Стивена разыскавший в Джайпуре кучку европейцев, развивших бурную волонтёрскую деятельность, всё колесит по Индии, не оседая нигде больше чем на полгода, наслаждаясь этой неприкаянностью, которая до абсурдного славно сочетается с тем покоем, что царит у него внутри. Здесь он на своём месте. Конечно, бывают такие дни, когда до страшного хочется, чтобы рядом был кто-то, Эггси не любит такие дни, но воспринимает их как необходимость – всё в мире должно находится в равновесии, и всё такое. Вот и его спокойствие иногда должно нарушаться такими короткими бурями со вспышками безысходности. Потому, что одна из тех, кого он до ужаса хотел бы обнять и ткнуться поцелуем в макушку, мертва, а второй – за тысячи километров, на собрании каком-нибудь или, может, в опере, и, наверное, уже и думать забыл о своём бедовом приятеле-беглеце. Харт действительно в основном занимается тем, что сидит на скучных совещаниях, ездит по командировкам и ходит по театрам, но не ставит себе целью предать тот факт, что Эггси Анвин присутствовал в его жизни, забвению. В конце концов, их общение, отношения их эти, которые развивались по довольно занятному и небезынтересному сценарию, не оставили после себя ни единого дурного воспоминания. Но со временем комната Эггси окончательно трансформируется обратно в комнату для гостей, все его вещи отправляются в коробки, а коробки – в чулан, а потом и квартира эта, в которой они жили вместе, продаётся и Харт, решивший сменить обстановку, переезжает в отдельно стоящий дом. Для него одного дом слишком велик – зато теперь можно выгнать разыгравшегося Хью на участок, а когда родственникам и прочим приближенным к этому понятию личностям взбредает в голову нагрянуть всем и разом – это больше не доставляет никаких неудобств. Через какое-то время у Харта практически случайно завязываются отношения с коллегой – лёгкие, приятные и ни к чему не обязывающие отношения двух взрослых людей с интересными беседами, походами в рестораны и театры, без необходимости думать о перспективах – она разведена, у неё двое взрослых детей и ей не нужно от Харта ничего сверх приятной компании – за ужином или же в постели, и Харт абсолютно солидарен с этим подходом. Жизнь входит в какую-то размеренную колею, Харту даже начинает казаться иногда, что он стал слишком уж скучно жить – но веселья быстро добавляет Эмбер, сообщающая, что месяцев этак через семь у Харта будет ещё один внук, и Инти, который по секрету взболтнул, что его, кажется, вербует МИ-6 – и вот тут Харт думает уже, что нет, к черту такое веселье, верните всё как было. Но обратно всё, конечно, не возвращается, потому что жизнь так не работает. На этом вся их история, казалось бы, заканчивается, их пути расходятся и их жизни начинают течь в совсем разных направлениях. У Эггси – Индия, зной и толпы ребятни, которых надо учить уму-разуму, короткие разговоры с Рокси и Терри, периодические грёзы о нормальной еде. У Гарри – Лондон, дожди, семейные хлопоты, которые неожиданно оказываются совсем не в тягость, спокойствие и размеренность. Ничего общего. Но вот Эггси, например, всегда очень любил повторять, что конец игры – это только начало, выхватив эту цитату из внеочередного засмотренного до дыр фильма. И кто бы, черт подери, знал, что это окажется правдой. *** Иногда, когда Анвину надоедает, что все вокруг смотрят на него, как на музейный экспонат, и он начинает скучать по английской речи – он берёт перерыв и едет куда-нибудь на побережье, на один из курортов, популярных у европейцев. Устраивается в гостиницу – всё равно кем, хоть в бар, хоть на кухню, хоть в службу приёма – у него чертовски большой опыт, и он умеет всё - и отдыхает. Не телом, но разумом – так уж точно. В свободное время мотается по территории отеля, наслаждаясь тем, что окружающие не обращают на него ровным счетом никакого внимания, сидит в Интернете, часами отмокает в горячей ванне, запойно смотрит фильмы – в общем, наслаждается благами цивилизации по полной программе. Нынешнее место, в которое он во внеочередной раз сбегает от окружающей индийской действительности, мало отличается от предыдущих – популярный курорт, толпы туристов, куча словоохотливых постояльцев – ничего из ряда вон выходящего. Он стоит за барной стойкой, аккурат под ласковым ветерком кондиционера и лениво протирает стаканы – его смена, в общем-то, уже закончилась, ему сонно и лениво, но уходить он не спешит – болтает со своим сменщиком, немцем по имени Кристофер, о жизни в Индии. Скользит взглядом по малочисленной уже публике, сидящей в баре – сплошь бедняги, которых мучает бессонница, зевает сладко, ставит на место стакан, который упорно полировал последний минут двадцать, и собирается уже идти отсыпаться – и взгляд, ещё раз мимолётно брошенный в зал, почти случайно цепляется за слишком знакомый профиль. Эггси весело фыркает и качает головой, издаёт нервный такой смешок и просит Криса: -Налей тому преступно-серьёзному типу в рубашке виски за мой счет. И удаляется из бара под вопросительным взглядом Кристофера, который в конце концов пожимает плечами и тянется за бутылкой. Гарри обычно приходит под утро и под конец ночных смен Эггси, садится за столик в углу, иногда – утыкается в ноутбук, иногда что-то читает, иногда просто смотрит в окно. Иногда заказывает кофе. Пару раз мимолётом смотрит на Анвина, а может, просто скользит взглядом мимо – но явно не узнаёт – своё дело делает приглушенный свет и, наверное, то, что Эггси сам себя-то иногда не узнаёт в этой форменной белой рубашке и с копной отросших волос, которые всё никак не соберётся отстричь. Каждый раз, уходя со смены, Эггси повторяет свою просьбу «налить вон тому, деловому, вискаря». -Кто это? – не выдержав, интересуется-таки Крис. -Понятия не имею, - с легкомысленной улыбкой врёт Анвин. Пару раз Харт приходит среди ночи. В одну из таких ночей Эггси, который уже расставил все бутылки по местам, протёр стаканы, поболтал с припозднившимися постояльцами и почти всем им уже успел пожелать спокойной ночи, усаживается на стул по ту сторону стойки, попивает воду с лимоном, раскрывает книгу, и читает, периодически отвлекаясь и поглядывая на Гарри – у того новые морщинки и седина в волосах, он как будто бы чуть похудел, но стал шире в плечах, выглядит невыспавшимся, но при этом не усталым. Хорошо выглядит. Обычно Эггси старается не пялиться слишком долго и слишком пристально – но в какой-то момент задумывается, видимо – и Харт поднимает глаза от ноутбука и они сталкиваются взглядами – он приподнимает бровь вопросительно, Эггси чуть улыбается, пожимает плечами и утыкается в книгу взглядом, тихо паникуя почему-то от мысли о том, что вот сейчас Гарри вполне мог бы его узнать. Но нет. Спустя пару часов Харт уходит, оставляя Эггси в гордом одиночестве засыпать над книгой. В следующий его ночной визит Эггси сидит и, уложив голову на скрещенные на барной стойке руки, смотрит «Трудности перевода» на телевизоре, что обычно пылится без дела в углу над потолком. Харта он сперва даже не замечает – тому, собственно, и не особо нужно его внимание – он занимает всё тот же «свой» столик, и утыкается в ноутбук, время от времени поглядывая на экран. Такси увозит главную героиню в аэропорт, начинаются титры, Анвин, потянувшись, задумчиво смотрит на бутылку виски, припрятанную под стойкой. А потом, не дав голосу разума времени на то, чтобы разораться, берёт стакан, наливает в него этого самого виски на два пальца, выходит из-за стойки, с решительностью ледокола подходит к столику Харта, и, поставив стакан на салфетку, сообщает: -Ненавижу конец этого фильма. Гарри смотрит на стакан с виски, Гарри смотрит на экран, по которому ползут титры, Гарри смотрит на Анвина, который салютует ему своим стаканом с водой, внутри которого бодро звякают ледышки. Внутри Анвина сейчас тоже всё стучит и трясётся. Гарри хмыкает, улыбается, прикрывает глаза и качает головой. Красивый. Красивый-красивый-красивый. Морщинки эти в уголках глаз, и улыбка, и всё-всё. И какого черта он постоянно от него сбегает? Идиот. «Чтоб его», - думает Анвин, - «чтоб его чтоб его чтоб его», - продолжает крутить он в мыслях, думая о том, что только что сделал то ли грандиозную глупость, то ли совершил самый доблестный подвиг в своей жизни. А может – и то, и то сразу. -Правильнее было бы, если бы человек, у которого есть жена и дети, остался бы с замужней же девушкой вдвое его младше? Анвин хмурит лоб, но потом утвердительно кивает. -А что, если бы она от него сбежала? Эггси удивлённо смотрит на него, открывает, а потом закрывает рот – потому что понимает, что ему и нечего на это ответить, хлопает глазами растерянно – в общем, выглядит, наверное, просто ужасно глупо. А Гарри, гад такой, смотрит на него этим своим донельзя ироничным взглядом, с хитрым прищуром и чуть улыбается уголками губ. И это, черт возьми, страшно глупо, ужасно нелогично и вообще – но Анвин опять, снова, как во все предыдущие разы, тихо млеет и снова чувствует себя Уильямом Миллером, безумно, безрассудно и безнадёжно влюблённым в Пенни Лейн, которая совершенно точно никогда не полюбит его так же, как он её. О, Харт не имеет ни малейшего понятия о том, насколько страшно огромно, сильно и безумно то, что чувствует к нему Анвин. Ну и пусть. Он всё равно замечательный. Хотя бы потому, что улыбается своей стандартной, до зубного скрежета вежливой улыбкой, как обычно улыбается своим многочисленным знакомым в театре, протягивает Анвину руку и говорит: -Гарри Харт. -Гэри Анвин. Можно просто Эггси, - пожимает протянутую руку Анвин. -Присядете? -О, с удовольствием, - он плюхается в кресло , - поведаете мне о том, как вы оказались в этой глуши? -Одна очень настойчивая дочь, - с крайне правдоподобным тяжким вздохом отвечает Харт, - а что насчет вас? -Отдыхаю от глуши ещё большей. -Вот как. -Ага. До конца смены Анвина они успевают ещё раз посмотреть «Трудности перевода», потому что местное телевидение вызывает у Гарри, мягко говоря, культурный шок, а других фильмов на английском языке, записанных на диски, Анвин ещё не отыскал. То, что они оба после бара оказываются в номере Харта, получается как-то само собой. То, что они оказываются в одной постели, и Эггси проклинает всех известных ему богов вместе взятых, когда Харт усаживает его на себя сверху, ощутимо так кусает за голое уже плечо и сжимает пальцы на ягодицах – так хорошо, аккурат так, как надо, так, что Анвин стонет как заправская нимфоманка, наверное – это тоже получается само собой. Оно всё само. -Ты – моё кармическое наказание, - сообщает ему Харт на следующее утро. Анвин сидит на постели, водит пальцем по узору, выведенному на покрывале и поглядывает на Харта исподлобья своим фирменным кротким виноватым взглядом, - ради всего святого, убери это взгляд, - в конце концов не выдерживает Харт. -Какой? -Этот. Будто ты только что ненароком взорвал водородную бомбу над каким-нибудь мегаполисом. -Ну вот. А я-то думал, что разбил тебе сердце, - весело фыркает Эггси. -Я тебя умоляю, - с удивительным легкомыслием отмахивается Харт. Это даже немного обидно. Ну ладно. Не немного. -Это значит «нет»? – уточняет Анвин. Харт утвердительно кивает. – То есть как это – «нет»? Харт иронично смотрит на Эггси, который прямо-таки излучает своё праведное возмущение во все стороны. Улыбается, подходит, кладёт ладонь на макушку, ерошит волосы. -А ты что думал? Зная тебя, я не исключал возможность подобного исхода. Так что до шекспировских трагедий не дошло. Эггси задирает голову, ловит руку Гарри, трётся щекой о ладонь. -Знал, что я могу исчезнуть в неизвестном направлении? Кивок. -И всё равно не погнал меня подальше от себя сразу же, а наоборот утянул с собой в Лондон? Снова кивок. -А ты отчаянный, - весело хмыкает Анвин, от возмущения которого не осталось и следа. Шутка ли – такой разумный Гарри Харт, который, как оказалось, ради него – самого простого Гэри Анвина – вполне осознанно совершил ряд совсем неразумных поступков и принял пару совсем нерациональных решений. -Возможно. Но в очередной раз я на это едва ли решусь. Что б ты знал. -Приму к сведению, - с улыбкой кивает Эггси. *** Гарри говорит, что не собирается больше идти на компромиссы. Гарри говорит, что не хочет снова в это ввязываться. Гарри говорит, что с него хватит. «Я слишком стар для этого дерьма», - подсказывает Анвин. Гарри утвердительно кивает. Эггси, в общем-то, готов его понять. Наверное, жизнь с человеком, который в любой момент может исчезнуть в неизвестном направлении из-за очередной своей глупой паранойи, или просто потому, что ему вот так вдруг захотелось – совсем не то, что нужно Харту. Если честно, Эггси и сам не уверен, действительно ли ему нужно, чтобы эта история вновь получила продолжение – не первое и не второе – или это так, потребность, которая возникла по застарелой привычке сбегать и снова возвращаться к Гарри. Несмотря на всё это, прежде чем вновь разъехаться в разные стороны, они проводят вместе ещё месяц – а это на три недели больше того срока, на который планировал задержаться в этом месте Харт, и на две недели больше, чем здесь планировал оставаться Анвин. А накануне предстоящего расставания до Эггси вдруг доходит, что вот это вот уже может быть и навсегда. И тут он понимает, что не хочет так. Совсем, совсем, совсем не хочет. И ему, если честно, плевать, просто по привычке это или нет. Итак, Эггси не хочет без Гарри, а Гарри не хочет с Эггси. Не самый простой конфликт интересов. Но – то ли у Анвина ни с того ни с сего обнаруживается способность быть до крайности убедительным, то ли Харт в этом своём упорном нежелании здорово лукавит. Так или иначе – Анвин выдумывает план. Со всех сторон гениальный, и со всех сторон совершенно безумный. Когда он, чувствуя себя, будто на экзамене, озвучивает Харту весь свой план в деталях, то получает вполне ожидаемую реакцию. Харт говорит, что индийские муссоны, очевидно, выдули из и без того дурной головы Анвина последние крупицы здравого смысла. Анвин говорит, что муссоны тут ни при чем и во всём виноват только он, Гарри. - Но ты всё-таки подумай, - просит Эггси, - только попозже, - добавляет он немного погодя и лезет обниматься. До неотвратимо приближающегося момента расставания они не приходят ни к какому решению. Гарри улетает в Лондон, Эггси едет в Бангалор, где задерживается на пару месяцев. Там же он находится, когда ему на электронную почту приходит письмо от Харта. Очень короткое письмо. «Ладно. Черт с тобой.» Вот что он пишет. И Эггси снова чувствует себя самым счастливым и везучим засранцем в этой Вселенной. *** В конце концов, тот план, что показался Харту безумным, таковым и оказывается. Прелесть в том, что то, что он безумен, не отменяет того, что он хорош. Да что там. Гениален. Конечно, возникает куча проблем и хлопот. Конечно, ничего не идёт как надо – напротив, всё, что могло пойти не так – идёт не так. Но так даже интереснее. Самое главное то, что в конце концов они осуществляют задуманное Анвином - спустя n-ное количество времени, несколько перелётов, множество эпопей со сбором вещей и кучу потраченных нервных клеток. Они снова, в очередной чертов раз, вместе. Надолго это или нет – ни один из них предпочитает не задумываться. Благословение это или проклятие – ни один из них не может сказать наверняка. Скорее всего, где-то между. *** О том, что на Земле начался новый чудесный день, возвещало одурелое щебетание птиц, солнце, что упорно светило в правый глаз и Хью, который залез в кровать со стороны Эггси и теперь копошился у него под боком. Анвин со вздохом открыл глаза, бросил взгляд на часы - шел пятый час утра, покосился на ясноглазое маленькое чудовище, что смотрело на него из-под одеяла с самой счастливой улыбкой. Ещё раз вздохнув, он приложил указательный палец к губам, призывая Хью не верещать радостно – а то, чего доброго, разбудит Гарри – а что-то подсказывало Анвину, что тот снова полночи сидел и разбирал бухгалтерию и лёг не так давно. Собрав беспокойное и имеющее привычку вставать чуть свет дитя в охапку, он выбрался из кровати, ещё разочек тяжко вздохнув. -Брат спит? – интересуется он у Хью, уже переползшего к нему на спину, когда они выходят из спальни. -Ага, - отзывается тот, укладывая подбородок к Эггси на плечо, - хочу есть, - сообщает. -Кто бы сомневался, - хмыкает Эггси, - значит, пойдём есть. Пока Хью увлечённо копается в каше и рассыпает вокруг себя крошки от печенья, Эггси сидит, подперев щёку рукой, прислушивается к тишине, которая уже успела стать непривычной и изо всех сил старается не заснуть. После «великого переселения народов», к которому, в общем-то, и сводился тот самый гениальный и безумный план Анвина, прошло чуть больше трёх лет. Терри с Артемисией и Агнией сейчас жили в Уэльсе, во всё том же доме, где родились и выросли Терри и отец Эггси. Судя по всему, они развели там целое хозяйство – овцы, куры, кролики со всеми вытекающими. А ведь задумывалось всё для того, чтобы обманным способом отправить Терри на пенсию. О, как наивны были Арти и Эггси, когда думали, что уж в Уэльсе-то Терри точно не найдёт, чем заняться. Всем, что касалось управления гостиницей, теперь занимались Эггси и Гарри. Эггси вернулся сюда незадолго до отъезда Терри и остальных в Уэльс – тётушка убедительно просила его не превратить гостиницу в руины, на что Эггси, вполне справедливо возмутившись, ответил, что уж с этим он способен справиться – он, в конце концов, почти всю сознательную жизнь помогал Терри. Впрочем, уезжая, тётя не выглядела такой же убеждённой в его силах, как он сам. Гарри приехал только через три месяца, когда Анвин уже почти что окончательно решил, что тот, всё-таки, передумал. Тем большей неожиданностью оказалось для него появление Харта на пороге теперь уже его дома. Харт, как рыцарь в сияющих доспехах, пришел и спас Анвина не от дракона, но от кое-чего похуже – от пачки счетов, квитанций и налоговых деклараций, пояснив скромно, что по настоянию родителей параллельно с театральным получил ещё и экономическое образование и немного в этом разбирался. Эггси тогда, не веря своему счастью, наблюдал за тем, как Гарри, не переодевшись даже и бросив дорожную сумку в прихожей, разбирается в том бумажном хаосе, что образовался за три с лишним месяца. -Ты навсегда? – вырывается у Анвина, когда последняя квитанция ложится в положенную для квитанций стопку и Харт встаёт из-за стола. Тот смотрит на него задумчиво, чуть улыбается и отвечает: -Посмотрим, Эггси. Эггси готов поклясться, что в этот момент чувствует тех пресловутых бабочек в животе. Если честно – если бы не Гарри, с гостиницей точно случилась бы какая-нибудь экономическая катастрофа. Эггси ведь ни черта не смыслил во всех этих бумажках. Благо, что после приезда Харта ему больше не надо о них думать – Эггси их даже больше не видит. Гарри молча делает всё сам. Его даже просить не надо. И это невыносимо мило. В общем, Эггси следит за тем, чтобы всё работало, чтобы всегда были продукты, чтобы завтраки и ужины были готовы вовремя, чтобы все были довольны. А Гарри – за тем, чтобы на всё то, за чем следит Эггси, были деньги. И – дело идёт. Даже Терри, и та перестаёт переживать. Работать вместе с Гарри Эггси нравится. Жить вместе с Гарри – тем более. Но иногда Эггси всё же уезжает. Просто потому, что ему это нужно. Это не желание сбежать подальше непонятно от чего – это потребность. Харт немного ворчит, но мириться с тем, что в конце осени, как по расписанию, в Анвине просыпается это – и он с самым виноватым видом объявляется на пороге их комнаты уже с билетом на самолёт в Индии и с клятвенным обещанием вернуться. В конце концов, он всегда возвращается – похудевший, пропахший жарой и пылью, с тёмной кожей и выгоревшими в белый волосами. Счастливый и спокойный. И Харт думает, что готов смириться с этой анвиновой причудой. Ну, при условии, что тот не пропадёт в очередной раз. Но сам Эггси спустя пару поездок начинает ловить себя на новом, незнакомом ранее ощущении. Ощущении тоски, которая порождает в нём желание скорее вернуться обратно, вернуться к Гарри, вернуться домой. Это что-то, чего он раньше не испытывал. Первое чувство в его жизни, которое заставляет его стремиться не убежать от чего-то, а, наоборот, вернуться к чему-то (кому-то). Оно странное. Незнакомое. И оно очень, очень нравится Анвину. Из прошлой своей поездки он возвращается на месяц раньше запланированного, а этой зимой и вовсе остаётся, чем немало удивляет Харта. Впрочем, тот как всегда ни о чем не спрашивает. Сейчас, сидя на кухне и наблюдая на тем, как Хью скребёт ложкой по тарелке, старательно собирая остатки каши, Эггси думает, что всё равно расскажет ему – про то, как это странно – столько времени прожить, не зная, где твоё место, где дом твой, где тебе не надо, а хочется быть – а потом найти этот дом не в месте, но в человеке. В Гарри. -Всё, - деловито заявляет Хью, отставляя тарелку. Следы старательного поедания каши остались у него на носу и подбородке. -Умоемся и пойдём посмотрим, как там миссис Или? Хью, конечно же, утвердительно машет лохматой головой. До того, как просыпается Гарри, они успевают обойти гостиницу от кухни до мансардного этажа, завести часы, которые перестали ходить, нарваться на пожилую пару, которые умилились тому, какой очаровательный у Анвина сын (Анвин уже бросил попытки объяснять, что они, фактически, и не родственники даже), разбудить и покормить Тоби – младшего брата Хью, который, в отличие от него, мог спать чуть ли не вечность. Вообще, то, что их тихий домик, их личный оплот спокойствия, спрятанный за деревьями в ста метрах от суеты гостиницы, пару раз в год превращается в филиал детского сада, стало делом уже вполне привычным. Агния каждый год приезжает на лето, Эмбер сдаёт им Хью стабильно два раза в год, а теперь до поездок к ним дорос и его младший брат. Анвину это по душе, Гарри, понятное дело, ворчит. Но, если честно, Эггси подозревает, что это он так, для вида или по привычке. Потому что он выдаёт себя ну просто с головой. Вот, например, сейчас. Гарри находит Эггси и мальчишек через пару часов, на заднем дворе гостиницы – Эггси сидит и читает, дети ползают вокруг него с игрушками, а завидев Гарри, незамедлительно вскакивают и нападают на него шумной кучкой объятий. Анвин, подняв взгляд от книги, исподлобья наблюдает за тем, как Гарри тщетно пытается изобразить недовольство. Совсем тщетно. Потому что получается у него только улыбка. -Кто-то опять разбудил тебя чуть свет? -Пять утра. Бывало и хуже, - улыбаясь, отвечает Эггси. Гарри сгружает с себя детей обратно на землю, Эггси получает от него поцелуй в скулу и улыбается ещё более довольно и широко – если такое вообще возможно. -Никакого спокойствия с ними, - ворчит. -Брось, Гарри, - тянет Эггси. -Что бросить? -Притворяться. Ты без ума от них. -Вовсе нет, - фыркает Харт. – Что за глупости. А сам не может перестать улыбаться. Вот эти вот дети и Эггси – те люди, на обман которых у Гарри Харта не хватает никакого актёрского таланта. Через пару недель Хью и Тоби забирает Эмбер и Эггси и Гарри остаются вдвоём, обнаруживая вдруг, что это даже несколько непривычно – быть вдвоём, без риска обнаружить на утро в своей кровати двух дополнительных жителей и без необходимости ходя по дому постоянно смотреть под ноги, чтобы ненароком не наступить на какую-нибудь игрушку. Хотя, если рассудить, то обычно в это время Харт остаётся здесь и вовсе один, потому что Эггси улетает в Индию. Ему даже немного странно от этого – что его мальчишка (он не может перестать называть Анвина так, несмотря на то, что тот – уже давным-давно не тот двадцатилетний пацан, распевающий песенку Гавроша, сидя на крыше) остаётся здесь, с ним, когда дни становятся короче и с севера приходит холодный ветер. От этого ветра Эггси, упорно не желающий одеваться хоть немного теплее, тут же заболевает. Неделю он проводит в постели в состоянии скорее полумёртвом, чем полуживом – и только в середине второй недели своей болезни уговаривает Харта выгулять его до побережья за хорошее поведение – обещает одеться так тепло, как он только скажет, и терпеть уколы и гадкие лекарства ещё сколько угодно времени и даже не ныть. Приходится согласиться. Потому что Эггси совершенно не умеет болеть и даже в полумертвом состоянии ноет по страшному - его нытьё можно было бы использовать как психологическое оружие, Харт уверен. Поэтому он закутывает Анвина в свой самый тёплый свитер и ведёт на прогулку. Тот тут же тянет его по привычному маршруту через лес, на пустынное побережье к заброшенному маяку. Эггси улыбается, страшно довольный, чуть ёжится от порыва ветра, шмыгает носом и подлезает под руку Харту. Тот, чуть замедляя шаг, обнимает его за плечи, щёлкает по красному носу и задаёт вопрос, который интересует его уже довольно давно: -Не будешь уезжать в этом году? Эггси, сперва не сообразив, о чем говорит Гарри, смотрит на него вопросительно. -В Индию, - поясняет тот. -Не знаю, - пожимает плечами, - нет, наверное. -Что-то случилось? -Ты случился, - улыбается Анвин. -Я случился уже довольно давно. Эггси вздыхает, останавливается, садится на песок, утягивая Гарри за собой. Смотрит на него задумчиво, губу кусает. Харт смотрит в ответ, бровь изгибает вопросительно. -Меня тянуло туда, потому что мне казалось, что там есть что-то важное для меня. Так оно и было, в общем-то. И эту тягу было сложно преодолеть, да и невозможно почти. Да и не нужно было. И я поддавался. А в последний раз знаешь, что случилось? Я почувствовал то же самое, но я уже и так был там. Не понял сначала, в чем дело. А потом сообразил. Мне нужно было обратно. К тебе. Меня вдруг догнало осознание того, что мне есть, к кому возвращаться. Странное ощущение, - Эггси фыркает весело, смотрит на Харта, который отвечает ему самым задумчивым свои взглядом. Потом поднимает руку и указывает на маяк. - Ты для меня – почти что он. -Старая развалина? - уточняет Харт. -Любимая старая развалина, между прочим, - смеётся Анвин. Ну как тут оставаться серьёзным. – Но не только. Я никогда не знал, чего хотел. Никогда не понимал, что мне надо. Понятия не имел, в какую сторону двигаться. Я же совершенно потерянный человек - да-да, и не делай это своё лицо «чтозаглупостиЭггси». Но я тут недавно понял, что я всегда – ну то есть совсем всегда мог, запутавшись окончательно, вернуться к тебе. Ну, как большие и не очень корабли, заплутав в шторме, идут на свет маяка и заходят в гавань. И ты всегда бы принял меня. Всегда-всегда. Чтобы ты там не говорил. Эггси говорит убеждённо, но смотрит – всё равно с немым вопросом. «Ведь принял бы?» - спрашивает взглядом. Гарри улыбается и кивает утвердительно – принял бы, конечно. Куда бы делся. Анвин невероятным волевым усилием заставляет себя не раскиснуть от умиления прямо тут же, собирается, стараясь придать себе серьёзный, приличествующий разговору вид, и заключает: -Так вот. Чтоб ты знал. Ты – мой маяк и ты – мой дом. И раз уж все говорят, что я люблю тебя – значит это, наверное, чертова правда. -И ты созрел до признания этого факта только теперь? – интересуется Харт с самой ироничной своей улыбкой. -Ага. -В некоторых выводах ты невероятно нетороплив, мой мальчик, - тянет Харт, и смеясь в ответ на возмущённое сопение Эггси, прижимает его за плечи ближе к себе, целует в горячий лоб, - пойдём в сторону дома. Ты всё ещё на больничном. Эггси кивает и поднимается на ноги следом за Гарри и не без его помощи – у самого Анвина из-за болезни, и ещё из-за разговора произошедшего, наверное, чуть кружится голова и мир вокруг плавно качается. Но Харт держит его – крепко и надёжно, надёжнее его собственных ног и надёжнее закона всемирного тяготения. И самое прекрасное в том, что ему и не надо даже ничего отвечать на это столь запоздалое и неуклюжее признание Эггси. Потому что – ну черт возьми, всё же и так понятно. Он любит этого мальчишку, который почти на двадцать лет его младше, который был абсолютно невыносим в своей неспособности понять, что ему нужно от жизни, в своих извечных паранойях, в своих внезапных исчезновениях, и который был совершенно превосходен в своей вере в людей, в своей способности видеть удивительное даже в самом обыкновенном, в своей доброте и в своей открытости этому миру – всему целиком. Эггси для Гарри – неиссякаемый источник вдохновения. Самый удивительный, самый феноменальный человек, какого он когда-либо встречал. Почти что мифологическое существо. А Гарри для Эггси – маяк. И самая постоянная величина во всём этом безумном мире.